История политических репрессий в СССР (1934-1936 гг.): взгляд отечественной историографии

Размещено на http://www.allbest.ru/

История политических репрессий в СССР (1934-1936 гг.): взгляд отечественной историографии

Степанов М.Г.

ГОУ ВПО «Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова»

Проблематика сталинских политических репрессий в СССР в настоящее время не является «белым пятном» в новейшей историографии. Современные отечественные и зарубежные исследователи внесли значительный вклад в анализ данных явлений. Однако большинство авторов не ставили перед собой задачу изучения репрессий в СССР в историографическом контексте.

«Репрессивная политика» в данной публикации рассматривается как элемент политического действия, как вспомогательный способ побуждения общества к определенному унифицированному поведению. Политические репрессии проявляются в многообразных формах и методах преследования общественных элементов - аресты и осуждения по «контрреволюционным преступлениям», массовые этнические депортации, высылка на спецпоселение, насильственное принуждение граждан со стороны властей к выполнению определенной профессиональной деятельности, как в системе сельского хозяйства, так и промышленности.

Оценки, дававшиеся в отечественной исторической науке политических репрессий в СССР (1934-1936 гг.) представляют несомненный интерес. По сути, в 1934-1936 гг. происходит процесс трансформации сталинской репрессивной политики: от некоторой либерализации до ее активизации в связи с убийством 1 декабря 1934 г. С. М. Кирова.

Безусловно, российские историки большой акцент делают на данном убийстве и оценивают его как отправную точку в развертывании политических репрессий, правда, в 1934-1936 гг. носящих четкий адресный характер.

Так, В.М. Курицын отмечает, что сигналом к новой волне репрессий явилось убийство С. М. Кирова 1 декабря 1934 г. [Курицын 1988: 116]. Далее автор пишет: «Если репрессии конца 1920-х - начала 1930-х гг. были направлены против кулачества, нэпманов, зажиточных слоев населения деревни и города, старой интеллигенции, то, начиная с 1934 г. они, расширяясь, втягивали в свой круговорот и другие социальные слои: в середине и второй половине 1930-х гг. они обрушились на партийный и советский аппарат, командный состав армии, широкий слой хозяйственников» [Курицын 1988: 117].

Подобного же взгляда придерживается и В.Н. Уйманов.

Л. А. Гордон и Э. В. Клопов считают, что по внешней видимости репрессии середины 1930-х гг. отличались от репрессий периода «раскулачивания». Будучи столь же массовыми, они в формальном отношении как бы не были столь же безличными. В большинстве случаев аресты и казни формально ставились в связи с той или иной личной виновностью, выступая в виде индивидуальной кары за индивидуальные или коллективные «преступления». Личная вина подкреплялась публичными «признаниями» ряда жертв террора [Гордон, Клопов 1989: 177-178].

В сибирской историографии ряд авторов акцентирует свое внимание на политических процессах, которые были санкционированы на местах центральными органами государственной власти.

К примеру, В.Н. Уйманов в своей монографии проанализировал одно из крупнейших уголовных дел в

Западной Сибири начала 1930-х гг. - «контрреволюционной белогвардейской повстанческой организации». «Социальной базой» дела стали бывшие офицеры белых армий и другие социально чуждые элементы» [Уйманов 1995: 173]. По мнению автора сфальсифицированное по офицерам дело, стало самым крупным в Сибири в начале 1930-х гг. [Уйманов 1995: 186].

Кроме того, В. Н. Уймановым был проанализирован политический процесс над «Партией народных героев» в г. Томске и Томской области (1936 г.) [Уйманов 1995: 186].

Кемеровская исследовательница Л. И. Гвоздкова обратила внимание на то, что источником наполнения лагерного контингента явился так называемый процессуальный, когда после судебных процессов (открытых и закрытых) основная часть осужденных попадала в лагерные зоны: «В 1930-е гг. полномочным представительством ОГПУ по Запсибкраю были «раскрыты» и ликвидированы «повстанческая вредительская» организация «Томский рабочий комитет», контрреволюционная повстанческая старообрядческая организация «Сибирское братство», контрреволюционная организация «Партия народных героев Польши» и другие. В середине 1936 г. привлеченных за контрреволюционные преступления стало меньше и это не осталось незамеченным со стороны И. В. Сталина. По его личному указанию 19-24 августа 1936 г. Военной коллегией Верховного суда СССР на открытом судебном заседании рассмотрено дело о так называемом «антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре». По этому делу на территории Запсибкрая арестовано и привлечено к уголовной ответственности свыше 1100 человек» [Гвоздкова 1997: 28-29].

Современными сибирскими историками был проанализирован крупный судебный процесс по так называемому «кемеровскому делу». Так, И.Н. Кузнецовым рассмотрен механизм подготовки и проведения 19-22 ноября 1936 г. в г. Новосибирске вышеуказанного судебного процесса, участники которого были обвинены во «вредительстве» и по приговору выездной сессии военной коллегии Верховного Суда СССР были расстреляны. Также, И.Н. Кузнецов подчеркивает, что подготовка к массовым репрессиям 1937 г. началась с проведенного в январе 1937 г. процесса «параллельного антисоветского троцкистского центра». Только по этому делу было арестовано и предано суду 17 человек, из которых 7 на момент ареста работали в Западной Сибири [Кузнецов 1992: 14].

Новосибирский историк С.А. Папков в своей монографии отметил, что жестокие чистки и громкие кампании разоблачений, охватившие в начале 1930-х гг. многие регионы страны, включая Сибирь, стояли в общем ряду попыток сталинцев совершить резкий скачок в социально-экономическом развитии [Папков 1997: 83]. Исследователь акцентирует, что в цепи зловещих разоблачений ОГПУ стояло также дело «Всесоюзного троцкистского центра» 1933-1934 гг., почти целиком построенное на материалах, полученных из Сибири [Папков 1997: 102].

Не мог С. А. Папков также не обратить внимание на крупный в 1936 г. в Сибири - «кемеровский процесс». Историк считает, что с помощью этого судебного действия и последовавших за ним московских показательных процессов руководству страны удалось добиться необходимых политических результатов: представить партии и обществу доказательства существования широкого и глубоко законспирированного проникновения в хозяйственные, партийные и другие структуры государства «вредительских троцкистских элементов». Такой итог открыл возможность для перехода к широкой кампании массовых репрессий в самой большевистской партии [Папков 2000: 32].

Кроме того, С.А. Папковым был проведен анализ национальных аспектов репрессивной политики режима, рассмотрен характер и особенности чисток в районах проживания национальных меньшинств Сибири: в немецком, ойротском (горно-алтайском), шорском и хакасском анклавах. Исходя из рассмотренного документального материала автор пришел к выводу о том, что карательные действия властей против национальных групп вызывались различными политическими причинами: в отношении групп немецкого населения их источником являлись попытки граждан эмигрировать из СССР, а также их стремления к развитию контактов с зарубежными организациями; в отношении представителей южных сибирских народов репрессии были обусловлены тенденциями национальной консолидации, находившими свое выражение в определенных настроениях местной интеллигенции [Папков 1997: 29].

Тема репрессий в отношении представителей интеллигенции была рассмотрена в публикациях С. А. Красильникова, Е. В. Васильевой и И. В. Павловой.

По мнению С. А. Красильникова в первой половине 1930-х гг. в основном завершился процесс смены поколений внутри интеллигенции. Данный процесс носил далеко не органичный характер, сопровождаясь резким «вымыванием» так называемых старых спецов в ходе дискриминаций и репрессий [Красильников 1995: 40].

Е. В. Васильева рассмотрела проблему репрессий в отношении ученых Дальнего Востока. Аресты в среде научной интеллигенции Дальнего Востока начались как отголоски крупных политических процессов. В 1933-1934 гг. в среде научной интеллигенции Дальневосточного края начались новые аресты, затихшие, т.е. не носившие массового характера с 1935 г. до середины 1937 г. и с новой силой вспыхнувшие в год «большого террора». Уже отбывая наказание, некоторые из арестованных ученых ДВК сами связывали причины арестов в 1933-1934 гг. со строительством БАМа, где им пришлось проработать часть срока. Но решая проблему обеспечения его районов и районов Колымы высококвалифицированными кадрами, чекисты ДВК одновременно избавляли науку от остатков старой профессуры [Васильева 1997: 110].

Оценивая последствия репрессий против интеллигенции Е. В. Васильева констатирует, что к середине

1930-х гг. в Дальневосточном крае практически не осталось старой научной интеллигенции [Васильева 1997: 111].

Специалист в области внутренней политики СССР периода сталинской диктатуры - И. В. Павлова считает, что репрессии против «буржуазных» специалистов и «вредителей» позволили ускорить темпы индустриализации под страхом обвинения в саботаже и вредительстве. Репрессии обеспечили возможность быстрой ротации кадров [Павлова 1997: 17].

Анализируя проблему репрессий 1934-1936 гг. историк-аграрник Н .Я. Гущин заявляет следующее: «Репрессии против крестьян не ослабевали и в середине 1930-х гг. Даже в хлебозаготовительную кампанию 1934 г. было осуждено 7,9 тысяч крестьян, из них свыше тысячи колхозников и почти 3 тысячи единоличников, 1,9 тысяч «должностных лиц», 1,7 тысяч «кулаков и нетрудовых элементов» [Гущин 1996: 126].

Красноярский историк А.А. Макаров, защитивший в 2007 г. диссертацию приводит данные о том, что в Красноярском крае в 1934-1935 гг. контингент репрессированных составляли преимущественно «классовочуждые лица» [Макаров 2007: 16]. Вместе с тем, следует заметить, что при знакомстве с авторефератом А. А. Макарова, складывается впечатление о недостаточной аргументации автором доказательства массового характера политических репрессий в Красноярском крае в 1934-1936 гг.

Проблему репрессий старообрядцев-странников на материалах Томской области в 1933-июнь 1941 гг. рассмотрела Г. М. Каленова. Автор обратила внимание на то, что в постсоветской историографии история старообрядчества в Советском государстве является слабоизученной темой, в частности влияние сталинских репрессий на старообрядчество [Каленова 2003: 293]. Архивные материалы Управления ФСБ РФ по Томской области позволили Г. М. Каленовой проследить динамику усиления карательных мер против старообрядцев на протяжении 1920-1941 гг.: недельные аресты-задержания в 1920 г., в 1933 г. арестованные старообрядцы уже получают сроки от 3-х до 10 лет ИТЛ, а в 1941-1942 гг.: к ним применяется уже высшая мера наказания - расстрел. Эта динамика объясняется не только усилением карательного механизма в тоталитарном обществе. Старообрядцы, и особенно странники, были действительно оппозиционны по отношению к Советской власти. Оппозиционность проявлялась, прежде всего, в духовно-нравственном неприятии действий и самой сути Советской власти [Каленова 2003: 294].

В. И. Бруль в докладе «Материалы архивов Западной Сибири о судьбе немецкого населения региона в 1920-1950 гг.» проанализировал материалы из «Особой папки» Государственного архива Новосибирской области (ГАНО), свидетельствующих о необычайной жестокости, бесчеловечности и бессмысленности проводимых большевиками акций [Бруль 1997: 284].

Так, В. И. Бруль обратил внимание на «печально-трагическое» постановление ЦК ВКП(б) от 5 ноября 1934 г. «О работе среди немецкого населения», обнаруженном в ГАНО. Этот документ позволил совершенно по-новому подойти к исследованию проблем советских немцев. И если в целом по стране массовый террор прокатился в 1937 и 1938 г., то в немецких селах Сибири он начался уже в 1934 и 1935 г.

Другой специалист в области репрессий в отношении советских немцев А.А. Герман утверждает: «Объективные исследования показывают, что к антинемецким репрессиям правящий режим прибегал лишь тогда, когда немцы становясь, как и другие народы нашего государства, жертвами социальных экспериментов и, попадая в связи с этим в тяжелое положение, пытались найти выход из него, используя некоторые специфические возможности этноса, имевшего исторические корни за пределами страны (это стремление вернуться на историческую родину, апелляция за помощью к эмигрировавшим родственникам и знакомым, получение материальной помощи и моральной поддержки из-за границы и т. д.) [Герман 1999: 22-23]. Далее А. А. Герман отметил, что ярким примером такого рода могут служить жестокие репрессии против советских немцев в 1934-1935 гг., так называемая борьба против фашистов и их пособников, направленные против получения немцами СССР гуманитарной помощи из-за рубежа [Герман 1999: 23].

Напротив, В.Н. Хаустов в отличие от В. Бруля и А. Германа заключает, что репрессии в отношении советских немцев в период с 1932 г. по 1936 г. (до начала массовых операций) не носили характера особо жестоких и последовательных преследований в СССР этой категории населения.

В целом, подводя итог анализу отечественной историографии сталинских репрессий в СССР в 1934-1936 гг. можно сделать следующие выводы. Во-первых, современными российскими историками позиционируется точка зрения о том, что поводом в активизации репрессивной политики в СССР является убийство С.М. Кирова. Во-вторых, акцент исторического анализа проблемы репрессий в СССР 1934-1936 гг. сместился в область исследования политических процессов. В-третьих, описаны масштабы репрессивных акций, как в рамках всего государства, так и на региональном уровне.

И, в-четвертых, неоднозначно интерпретируется вопрос о репрессиях в отношении советских немцев рассматриваемого хронологического отрезка.

репрессионный политика общество национальный

Список литературы

Бруль В. И. Материалы архивов Западной Сибири о судьбе немецкого населения региона в 1920-1950 гг. // Российские немцы: Историография и источниковедение. - М., 1997. - С. 284-292.

Васильева Б. В. Репрессированные ученые Дальнего Востока // Политические репрессии на Дальнем Востоке СССР в 1920-1950-е годы. Материалы первой Дальневосточной научно-практической конференции / Отв. ред. А. П. Деревянко. - Владивосток, 1997. - С. 108-116.

Гвоздкова Л. И. Сталинские лагеря на территории Кузбасса: Автореф. дис. докт. ист. наук. - Екатеринбург, 1997. Герман А. А. Репрессии как неотъемлемый элемент политики большевистского режима по отношению к российским немцам // Наказанный народ: По материалам конференции «Репрессии против российских немцев в Советском Союзе в контексте советской национальной политики», 18-20 ноября 1998 г. / Под ред. А. Б. Рогинского. - М., 1999. - С. 17-26. Гордон Л. А., Клопов Э. В. Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30-40-е годы. - М., 1989.

Гущин Н. Я. «Раскулачивание» в Сибири (1928-1934 гг.): методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия. - Новосибирск, 1996.

Каленова Г. М. Репрессии против старообрядцев-странников на территории Томской области в 1933-1941 гг. (на материалах архивных дел ФСБ Томской области) // Проблемы истории, историографии и источниковедения России XIII-XX вв.: Материалы конференции, посвященной памяти профессора А. А. Говоркова / Под ред. А. Н. Жеравиной. - Томск, 2003. - С. 293-295.

Красильников С. А. Социально-политическое развитие интеллигенции Сибири в 1917- середине 1930-х гг.: Автореф.

дисс. … докт. ист. наук. - Новосибирск, 1995.

Кузнецов И. Н. Массовые репрессии на территории Западной Сибири в 1930-е годы и реабилитация жертв террора:

Автореф. дисс. … канд. ист. наук. - Томск, 1992.

Курицын В. М. 1937 год в истории Советского государства // Советское государство и право. - 1988. - № 2. - С. 109-119. Макаров А. А. Массовые репрессии 1934-1938 годов в Красноярском крае: Автореф. дисс. … канд. ист. наук. - Красноярск, 2007.

Павлова И. В. Сталинские репрессии как способ преобразования общества // Возвращение памяти. Историко-архивный альманах / Науч. редактор-составитель И. В. Павлова. - Новосибирск, 1997. - Вып. 3. - С. 4-36.

Папков С. А. Сталинский террор в Сибири. 1928-1941. - Новосибирск, 1997.

Папков С. А. Репрессивная политика советского государства в Сибири (1928-июнь 1941 гг.): Автореф. дисс. … докт. ист. наук. - Новосибирск, 2000.

Уйманов В. Н. Репрессии как это было (Западная Сибирь в конце 20-х-начале 50-х гг.). - Томск, 1995.

Хаустов В. Репрессии против советских немцев до начала массовой операции 1937 г. // Наказанный народ: По материалам конференции «Репрессии против российских немцев в Советском Союзе в контексте советской национальной политики», 18-20 ноября 1998 г. / Под ред. А. Б. Рогинского. - М., 1999. - С. 75-83.

Размещено на Allbest.ru