Элементы ведения боя, боевых и военных действий в сознании участников гражданской войны в России

Размещено на http://www.allbest.ru/

ISSN 1997-292X № 5 (19) 2012, часть 1 149

ЭЛЕМЕНТЫ ВЕДЕНИЯ БОЯ, БОЕВЫХ И ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ В СОЗНАНИИ УЧАСТНИКОВ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В РОССИИ

Михаил Егорович Разиньков

Кафедра философии и социально-гуманитарных наук Воронежская государственная лесотехническая академия

Аннотация

Статья посвящена проблеме отражения элементов боя, боевых и военных действий в сознании участников войны. Научная новизна исследования заключается в изучении данной проблемы на материалах событий Гражданской войны в России. Источниковую базу составили опубликованные мемуары и документы белых и красных.

Ключевые слова и фразы: Гражданская война; военная антропология; военная психология; бой; атака; оборона; отступление; поражение; победа.

Annotation

BATTLE CONDUCT, COMBAT AND MILITARY ACTIONS ELEMENTS IN RUSSIAN CIVIL WAR PARTICIPANTS' CONSCIOUSNESS

Mikhail Egorovich Razin'kov

Department of Philosophy and Social-Classical Sciences

Voronezh State Forestry Engineering Academy razinkov_mihail@mail.ru

The author discusses the problem of battle, combat and military actions elements reflection in the minds of war participants. The scientific novelty of the research is studying this problem by the materials of the Civil War events in Russia. The source base consists of the published memoirs and documents of the white and red forces.

Key words and phrases: Civil War; military anthropology; military psychology; battle; attack; defense; retreat; defeat; victory.

Вооруженное противостояние - это еще и противостояние психологическое. Поведение человека на войне долгое время изучается военной психологией, цель которой - подготовить военнослужащего к современному вооруженному противостоянию. Вместе с тем, на рубеже XX-XXI вв. в отечественной историографии сформировалась особая отрасль научного знания - военно-историческая антропология, ставящая задачей изучение психологии войны с исторической точки зрения, т.е. в исторической динамике, с использованием исторических источников. Данная статья посвящена проблеме отражения боя, боевых и военных действий в сознании участников Гражданской войны в России; изучается психология таких важных элементов вооруженного противостояния как атака, оборона, отступление, восприятие поражения и победы. В качестве основного источника используются мемуары участников Гражданской войны.

Следует отметить, что практически все военные мемуаристы оставили описания боев, в которых им приходилось участвовать. Одни старались рассказать о них нейтрально, сухо, как бы со стороны, другие рассказывали о своих переживаниях, тяжести поражения, радости победы, испытании духа и т.п., третьи вспоминали даже с некоторым сожалением о содеянном. Бой в Гражданскую войну чаще всего носил комбинированный характер. Пехота действовала совместно с отрядами кавалерии, артиллерией, а иногда - бронепоездами, бронемашинами и даже танками. Распространенным явлением были атаки большими конными массами, часто при поддержке артиллерии, пулеметов. Сталкиваться они могли с различными родами войск, например, пехота с кавалерией, пехота с танками и даже пехота или кавалерия с бронепоездом. Вот характерный пример такого комбинированного боя: «Меж тем, на крик о прорыве неприятельской кавалерии, наша кавалерия рассыпалась, в свою очередь, лавой и в карьере поскакала навстречу большевистской. Красивая была это картина. Видно было, как, сверкая обнаженными шашками, ураганом неслись они вперед, но, не доскакав до неприятельских позиций, вдруг повернули и также понеслись обратно, оставляя позади себя убитых и раненых. Они нарвались на сильную большевистскую цепь, которая открыла по ним убийственный пулеметный и ружейный огонь… Теперь стала видна и наша отходящая цепь пехоты. Идя пехоте на помощь, мы миновали какую-то легкую батарею, бившую ураганным огнем картечью по напиравшим красным» (Крым, 1918 г.) [2, с. 286]. война бой оборонительный исторический

Индивидуальные переживания, испытываемые человеком во время боя, разнообразны. Прапорщик С.М. Пауль рассказывал о противоречивых ощущениях и чувствах, которые он испытывал в тяжелых боях Ледяного похода: «Каково же настроение? Когда лежишь в цепи под огнем, то обуревает масса желаний. Усталость, так как сражение всегда после перехода; жажда, и если есть снег, то ешь снег; безумно иногда хочется курить, если нечего закурить, то способен под самым сильнейшим огнем побежать за папироской за несколько десятков шагов, что часто и приходится делать; хочется спать, так как не выспался и встал очень рано, а если и выспался, то все равно хочется спать, так как никогда по-настоящему не выспишься… хочется есть - почему, трудно сказать, и, наконец, масса всевозможных желаний и ощущений. И мне кажется, что именно благодаря массе желаний и ощущений имеешь возможность взять себя в руки и идти вперед. Животный инстинкт самосохранения есть, но он стушевывается перед массой всевозможных желаний и усилием воли; если же он преобладает, то это трусость или просто панический страх» [3, с. 193-194].

Важным элементом боя является атака. Белые генералы и красные командиры - руководители сражений - отмечали именно атакующий, наступательный характер Гражданской войны, значение боевого порыва и стремительности, губительность «правильных», по законам военной науки, атак и наступлений, разлагающее или сковывающее влияние длительной обороны. Так, В.А. Антонов-Овсеенко считал заботу о флангах «предрассудком», вынесенным из позиционной войны на германском фронте [1, с. 234]. Ему вторил Р. П. Эйдеман: «Наши попытки “латать” растянувшийся фронт оказываются безуспешными. Они лишь подтверждают старую военную истину: тот, кто на фронте попытается прикрывать все направления, ничего не прикроет и будет неизменно бит» [17, с. 327].

Слабой стороной такой тактики была неустойчивость войск в бою: противник мог «сбить» упорным сопротивлением или удачной контратакой порыв наступающих, и они откатывались назад так же стремительно, как шли вперед. Бои часто были скоротечными, а стремительный успех мог тут же превратиться в жестокую неудачу. Белогвардеец П. П. Петров так описывал свои впечатления от атак времен Гражданской войны: «Бои завязывались не так, как мы видели раньше в Великую войну и как считали правильным. После того, как разведка более или менее определяла расположение красных, наступавшая пехота обыкновенно растягивалась на широком фронте в одну цепочку, часто без резервов, и занимала исходное положение. На флангах располагалась конница или конные команды. Артиллерия открывала огонь, и почти всегда это было сигналом для движения. Цепи вставали и начинали двигаться скорым шагом, конница скакала в “обход”. Красные открывали на большом расстоянии огонь, затем этот огонь делался беспорядочным, и они, примерно в 1500 шагах, не выдерживали и начинали уходить. Наши кричали во все горло “ура!” и “кавалерия вперед!”. Вот и все - это обычное наступление. Если красные ложились, то поднять их было уже трудно. Резервов чаще всего не было, так как части были очень малочисленны. Ясно было, что такой порядок действий не может быть устойчивым. Стоило противнику перейти большими силами в контратаку - все поворачивало назад, в исходное положение. Красные наступали большею частью так же…» (колчаковский фронт, сентябрь 1919 г.) [6, с. 52].

Особым видом атаки является ночная атака. В ходе Гражданской войны она применялась нечасто, поскольку требовала высокой техники координации движущихся в темноте частей. Однако в случае успеха ночная атака приводила к панике у противника, который спросонок терялся, не зная точно, откуда движется враг и, главное, в каком он количестве.

Оборона на первых этапах Гражданской войны являлась самым слабым местом воюющих частей, поскольку они были подвержены панике и предпочитали избегать упорных боев. Согласно косвенным данным, стойкость во время боя, умение держаться «до конца» вообще были относительной редкостью в Гражданской войне. Например, перебив в бою латышей-земгальцев, белые обходили поле и с досадой отмечали: «Вот, сволочи, дрались до последнего!» [11, с. 402]. Следовательно, такое происходило не так уж часто. Исключение составляли дисциплинированные части, возглавляемые харизматическими командирами, либо части, «загнанные в угол», которым некуда было отступать: «Отряд т. Шмакова поклялся или лечь, или победить; победа не далась, в плен не сдались, от отряда остался Шмаков и 35 его товарищей, в числе убитых начальник штаба Лешенко. Честь и слава Севастополю, давшему стойких борцов за свободу!» (телеграмма, 6 марта 1918 г.) [13, с. 102].

Обычно о крайней неустойчивости войск говорят применительно к 1918 г., однако это продолжалось и в 1919-1920 гг., хотя уже не так явно, поскольку красные провели реформы в армии с целью усиления дисциплины и борьбы с «партизанщиной», а белые попытались покончить с автономией командиров, пережитками «добровольчества», делая армейские подразделения более управляемыми.

Вместе с тем, мемуары и документы содержат информацию и об удачных оборонительных боях. Так, в сентябре 1918 г. у станицы Невинномысской белые в течение недели отбивали атаки превосходящих сил Красной Армии (до 4-х атак в день) [7, с. 465]. В стратегическом плане можно привести ряд успешных оборонительных операций: оборона Царицына в 1918 г., оборона Петрограда в 1919 г., оборона Каховского плацдарма красными и оборона Крыма Я. А. Слащевым в 1920 г. Однако в большинстве случаев оборона в Гражданской войне успеха не приносила, части быстро теряли устойчивость и отступали.

«Маневренность» Гражданской войны включала стремительные отступления, порой переходящие в паническое безостановочное бегство. С. С. Каменев обращал внимание на увеличение глубины отступлений в Гражданскую по сравнению с Первой мировой. Так, если в Первую мировую крупные отступления составляли 150-200 км, то отступление Красной Армии весной 1919 г. под нажимом А. В. Колчака составило 390 км, А. И. Деникин с ноября 1919 г. по январь 1920 г. отступил на 480 км, а Колчак с мая по август 1919 г. на 840 км [10, с. 87-91].

С другой стороны, хорошо организованное отступление могло спасти жизнь, даже если двигаться приходилось по территориям, занятым противником. В историю Гражданской войны вошли многочисленные походы и «исходы», закончившиеся вполне благополучно для их участников: отступление войск Донецко-Криворожской республики на Царицын летом 1918 г., поход В. К. Блюхера на Южном Урале летом-осенью 1918 г., поход Таманской армии в августе-сентябре 1918 г., поход Южной группы И. Э. Якира летом 1919 г., «Ледяной поход» Добровольческой армии в феврале-марте 1918 г., «Степной поход» донских казаков в феврале-апреле 1918 г., «Бредовский поход» от Одессы в Польшу (январь-февраль 1920 г.).

Отступление после проигранного боя вспоминалось как момент хаоса, порой - отчаяния, доходившего в критические моменты до нервного расстройства и самоубийств. «Бежали так, как бегут после поражения, кажущегося последним и непоправимым…», - вспоминал об оставлении Казани В. К. Путна. «Не хочется даже описывать это», - отметил в дневнике Ф. И. Голиков, вспоминая о бегстве красных на Восточном фронте в декабре 1918 г. Спасаясь от смерти, убегали, оставив личные вещи, оружие, документы; дивизии отступали, бросая огромные склады боеприпасов, снаряжения и продовольствия, расстреливая пленных и бросая больных, раненых. Отступление эгоистично. Архивы сохранили любопытную переписку отступавших поляков с занявшими сибирскую железную дорогу чехословаками в начале января 1920 г., где командир польской дивизии Румша умолял М. Жанена и Я. Сырового пропустить на восток хотя бы часть их эшелонов, везущих (как он уверял) больных, раненых, семьи бойцов. Сыровой был непреклонен - пока эвакуируются чехословаки, никакие польские эшелоны не пройдут: «Меня удивляет тон панской депеши, - заявлял Я. Сыровой. - Согласно последнему приказу генерала Жанена, вы обязаны идти последними. Ни один польский транспорт не может быть пропущен через меня на восток… Дальнейшие переговоры по этому вопросу и просьбы считаем законченными, так как вопрос исчерпан» [8, с. 74].

Противник старался преследовать отступающих, не давая им опомниться, окончательно деморализуя.

Для преследования использовалась конница или посаженная на повозки пехота. В длительных отступлениях части изнемогали, изматывались, полностью или частично теряли боеспособность. Отступление нарушало снабжение частей, начинались перебои с поставками теплой одежды, горячей пищи, постоянно отступающие бойцы зачастую лишались возможности переночевать под крышей или вообще выспаться.

Картины массовых отступлений навсегда запечатлялись в памяти участников войны: «…наступила самая ужасная ночь, какую пришлось пережить когда-либо командирам и бойцам нашей дивизии. Без связи, без управления катили валом по степи в панике отходящие полки, батареи, кавалеристы, и, казалось, не найдется такой силы, чтобы смогла остановить этот хаотический поток. А по пятам следовали, на плечах висели обостренные успехом торжествующие белоказаки» [14, с. 131]. В такие моменты возникали мысли об измене в верхах, неправильном командовании, «правильности» избранной стороны и вообще об отсутствии необходимости личного участия в этой войне: «тяжело приходилось… Дону. Не было людей сильных. Вместо титанов у кормила власти находились обыватели - слабохарактерные, безвольные, близорукие…» [4, с. 196]. Для белых к концу войны атмосфера отступления омрачилась еще разгулом тифа. П. П. Петров вспоминал о событиях зимы 1919-1920 гг.: «Наши части к моменту подхода к Иркутску представляют сплошные транспорты тифозных. У нас в дивизии можно набрать 200-250 здоровых, за исключением тех, кто приставлен к больным как возчик» [5, с. 102].

В ходе Гражданской войны противник мог не просто отступить, но и вообще разойтись по домам. Наиболее известны случаи подобного оставления фронта донскими и уральскими казаками зимой 1918-1919 гг.

Отступление часто увлекало за собой большое количество мирных жителей. С армией уходили родственники воюющих, женщины, дети, старики, боявшиеся расправы или желавшие бежать подальше от боев. Численность таких беженцев достигала десятков тысяч человек, порой их сопровождали тысячи голов скота. Беспорядочные толпы, грудившиеся у железнодорожных станций и на дорогах, перемешивавшиеся с ранеными, кричавшие и легко впадавшие в панику, бесконечные обозы с голодными, уставшими беженцами - все это производило на бойцов самое мрачное впечатление, заставляло вспоминать о массовом отступлении как о моменте еще и тяжелого духовного преодоления. С другой стороны, отступавшие бойцы не хотели оставлять свои семьи, боясь мести со стороны противника, кроме того, женщины худо-бедно обустраивали походный быт: «Колонна напоминала гигантский табор. Женщины доили в пути коров, умудрялись печь на кострах лепешки и готовить супы во время привалов. По ночам огни костров, растянувшихся на целые версты, разжижали мрак ночи. Зарево было видно издалека» [16, с. 139]. Впрочем, иногда беженцев и семьи бросали, надеясь, что враг их пощадит.

Конечно, далеко не всегда отступление представляло безоглядное бегство. Опытные части старались отходить без суеты, «будто меняли позиции» [12, с. 288]. Умело организованное отступление Южной группы И. Э. Якира вспоминалось не только отсутствием воды, продовольствия, переходом частей к Н. И. Махно, но и стойкостью бойцов, готовностью умереть в бою, выдержкой, проявленной многими и многими. Бойцам внушалась идея стратегической необходимости отступления, возможности реванша.

Перед командованием всегда вставал вопрос: как пресечь панику, остановить бегущих и отступающих? В Гражданскую войну для этого применялись расстрелы, «децимации» (расстрел каждого десятого, а то и пятого), но ситуация была гораздо сложнее. Невозможно было перестрелять дивизии, армии. Кроме того, террор делал части более устойчивыми в бою, но отпугивал от службы многих и многих. Поэтому беглецов старались прощать, давать им «новый шанс». Расстрелы дезертиров были частым, но все же экстраординарным событием.

В то же время, реалии войны таковы, что само командование могло бежать быстрее своих подчиненных. Отступления штабов, бегство высших командиров всегда вызывали законное негодование у фронтовиков.

Член Казачьего отдела ВЦИК М. Данилов докладывал (1 июля 1919 г.) как при отступлении штаб 9-й армии реквизировал у местных властей подводы с хлебом, вывалив пшеницу «на середину двора, и подводы были забраны для перевозки собачек и штабных дам и барышень» [15, с. 228].

Перечисленные элементы боевых действий сопровождались у их участников переживаниями о понесенных поражениях и одержанных победах.

Следует отметить, что мемуаристы не любили вспоминать о поражениях, особенно если они носили тактический характер и о них можно было умолчать. В таких случаях авторы рассказывали о «боях с переменным успехом», не давая представления о причинах поражений и своих переживаниях по поводу них. Иногда мемуаристы старались компенсировать воспоминание о крупном поражении воспоминаниями о личной доблести или доблести его полка, дивизии. Особенно это характерно для белых мемуаров, поскольку несомненный героизм многих белых мемуаристов не привел к желаемому результату - к победе. С.И. Мамонтов, описывая бой под Егорлыцкой (февраль 1920 г.), в ходе которого белые проиграли крупнейшее конное сражение, решившее, собственно, судьбу Вооруженных сил Юга России (ВСЮР), особо указывает на факт, что его кавалерийский корпус перед буденновцами не отступил и отразил все атаки многократно превосходящей красной конницы, оставшись вполне боеспособным [12, с. 297, 318-321].

Описания победы связаны у мемуаристов не только с мыслями о ликовании победителей, хаосе среди врагов, но и с воспоминаниями об уничтожении противника: «Атакованная со всех сторон, засыпаемая огнем артиллерии и пулеметов спешенных сотен… красная бригада 39-й советской дивизии, прижатая к Дону, смешалась и в беспорядке и панике бросилась частью к переправе, частью вплавь через Дон. Красная батарея в шесть орудий, снявшись с позиций, галопом понеслась к переправе, но, встреченная несшейся ей наперерез конницей, как обезумевшая бросилась с крутого берега, прямо в реку… В это время показалась вторая бригада противника, следовавшая в нескольких верстах за первой. Атакованная 28-м и 30-м конными полками, бригада была частью изрублена, частью рассеяна и взята в плен. Из второй бригады почти никто не ушел» (Средний Дон, сентябрь 1919 г.) [4, с. 115]. Отметим, что автор воспоминаний говорит о смерти сотен людей несколько отстраненно, как о некоем необходимом и систематически повторяющемся действии. Вспоминают также изнеможение после страшного кровавого дела, когда боец сидел, лежал, отдыхая как после трудной, добросовестно сделанной работы.

Еще одним ощущением, рождаемым победой (особенно трудной, доставшейся большими потом и кровью), становилось ощущение единения, боевого братства: «Чувствовался колоссальный подъем духа. Это была минута, когда каждого бойца хотелось обнять, расцеловать как брата, когда каждый был так близок друг к другу, как никогда до этого…» [15, с. 543].

Победа в неравном бою могла значительно поднять боевой дух победителей, сумевших переломить невыгодную ситуацию в свою пользу. Так, описывая победу под Лежанкой (начало 1918 г.), А. П. Богаевский отмечал: «Этот первый в походе правильный бой, окончившийся полной нашей победой, имел для Добровольческой армии огромное нравственное значение. Явилась твердая вера в Корнилова и других начальников, уверенность в своих силах… Была сделана взаимная боевая оценка врагов - и в нашу пользу… Добровольцы увидели перед собой многочисленного, хорошо вооруженного противника, занимавшего сильную позицию, но скоро убедились в отсутствии у него стойкости войск и толкового управления боем» [3, с. 47-48].

Победа давала возможность пограбить или собрать трофеи. Ока Городовиков рассказывал интересный случай, когда белые после поражения под станицей Егролыцкой (начало 1920 г.) побросали в поле огромное количество снаряжения, продовольствия и «начальники снабжения дивизий, получив по карте участок местности, организовали на нем сбор трофейного имущества» [9, с. 120].

Подводя итоги исследованию, следует сказать о том, что основные элементы и приемы боя весьма четко отражены в воспоминаниях, показывая высокую ценность мемуаристики при изучении субъективного взгляда на феномен войны. Следует отметить, что участники боевых действий стараются не столько показать свою роль в происходящем, сколько описать происходившее в целом, исторические события, в которых довелось участвовать. Однако во всех, подчас весьма отстраненных, объективных описаниях, проступает личность человека, его переживания. Суммируя данные мемуаров, документов и исторические исследования, можно с достаточно высокой четкостью увидеть - что чувствовал человек во время боя, как он отнесся к своему временному или профессиональному военному ремеслу.

Список литературы

1. Антонов-Овсеенко В. А. Записки о гражданской войне: в 4-х т. М. - Л.: Государственное издательство (Отдел военной литературы), 1928. Т. 2. 297 с.

2. Архив русской революции: в 22-х т. М.: Терра; Политиздат, 1991. Т. 4. 288 с.

3. Белое дело: в 16-ти т. М.: Голос, 1993. Т. 2. 368 с.

4. Белое дело: в 16-ти т. М.: РГГУ, 2004. Т. 9. 422 с.

5. Великий сибирский ледяной поход / под ред. С. В. Волкова. М.: ЗАО «Центрполиграф», 2004. 718 с.

6. Восточный фронт адмирала Колчака / сост. С. В. Волков. М.: ЗАО «Центрполиграф», 2004. 651 с.

7. Второй кубанский поход и освобождение Северного Кавказа / сост. С. В. Волков. М.: ЗАО «Центрполиграф», 2002. 639 с.

8. Голуб П. В застенках Колчака. Бесславный финал: как это было // Диалог. 2003. № 11. С. 71-82.

9. Городовиков О. И. Воспоминания. Элиста: Калмыцкое книжное издательство, 1969. 194 с.

10. Каменев С. С. Записки о гражданской войне и военном строительстве: избранные статьи. М.: Воениздат, 1963. 262 с.

11. Латышские стрелки в борьбе за Советскую власть в 1917-1920 годах: воспоминания и документы / отв. ред. Я. П. Карстынь; сост. Я. П. Карстынь, А. И. Спреслис. Рига: Изд-во АН Латвийской ССР, 1962. 528 с.

12. Мамонтов С. Походы и кони. Париж: YMCA-PRESS, 1981. 476 с.

13. Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917 - 1920 г.): сб. документов / отв. ред. Н. И. Супруненко; сост. В. И. Александрова, Т. С. Федорова. Киев: Из-во АН УССР, 1963. 688 с.

14. Мухоперец И. М. Годы грозовые: воспоминания бывшего командира Морозовско-Донецкой дивизии. М.: Воениздат, 1958. 206 с.

15. Филипп Миронов: Тихий Дон в 1917-1921 гг.: документы и материалы / под ред. В. Данилова, Т. Шанина. М.: Международный фонд «Демократия», 1997. 792 с.

16. Цупов-Шапильский А. П. Матросы сходят на берег. М.: Военное издательство Министерства обороны СССР, 1970. 192 с.

17. Этапы большого пути: воспоминания о гражданской войне / ред. В. Д. Поликарпов. М.: Военное издательство Министерства обороны СССР, 1962. 528 с.

Размещено на Allbest.ru