В исторической литературе, как справедливо утверждают исследователи, давно отмечено, что введение в русских монастырях общежитийного устава сыграло основную роль в организации монастырского

корпоративного землевладения [3, c.14]. Автор настоящей статьи задался целью, как представляется, впервые в исторической науке, обозначить еще один важный аспект проблемы "введения общежития" в монастырях - развитие самоуправления как института реализации власти и управления. Ниже будет показано, что опыт и практика хозяйственной жизни общежитийного монастыря оказали существенное влияние на формирование этого института.

Материальные интересы, житейские отношения, хозяйственные заботы, эксплуатация земель и промыслов способствовали превращению монастыря в землевладельческое или промышленное товарищество. Организационную структуру такого "товарищества" М.М. Богословский описал в своем фундаментальном труде следующим образом. "Товарищество выбирает игумена как директора, распорядителя, казначея, заведующего финансами, келаря, на котором лежит монастырское хозяйство, стряпчего, которому поручается ведение многочисленных и нередко сложных процессов, в какие вступает монастырь по своему имуществу, “купчину”, заведующего торговыми операциями, назначает “приказных” и “посельских" старцев для управления монастырскими имениями". По мнению историка, организация монастырского управления отражала на себе устройство управления земских миров [2, с.83].

"Многие из северных монастырей были первоначально мирскими", - утверждала М.А. Островская. Однако, "рано или поздно", они (монастыри)"ускользают из мирских рук и становятся такими же вотчинниками,… как и другие монастыри". Тем не менее, "порядки того времени не замерли при уходе монастыря из мирских рук, а только видоизменились". В некоторых монастырских вотчинах, например, в Устюжской епархии, по мнению М.А. Островской, вообще не было приказчиков, а "для скотцкого присмотру и хлебного приему ко измолоту…" посылались "привилегированные вкладчики, которые обязывались с братьею “быть в совете и в послушание и радеть и промышлять о всяком монастырском строении неоплошно, всею душою и всем сердцем”". Исследовательница народной жизни полностью поддержала мнение М.М. Богословского о том, что северные монастыри управлялись на выборном начале, и монастырские выборы были сходны с земскими [22, с. 209, 210; 29, с. XVII].

Верно подмеченная исследователями еще в XIX столетии схожесть устройства управления земских миров с монастырским в средние века, как кажется, требует уточнения. Общежитийный монастырь как самоуправляющаяся в хозяйственном отношении структура отличался от самобытной общины черносошенных волостных крестьян качественно иным (более высоким) уровнем организации внутреннего и внешнего управления. И этому качеству есть достаточно простое объяснение.

Процесс трансформации монастыря как института социальной организации людей на основе общих взглядов из малой обители в крестьянскую общину [34, с.155] и далее в "феодальную" землевладельческую корпорацию стимулировал его "жизненные силы", препятствуя анабиозу. Являясь "средоточием самых лучших по благочестию людей своего времени" [4, с.41], монастырь заставлял лучшие умы древней и средневековой Руси волей-неволей (в буквальном смысле) заниматься задачами выживания, противостояния и соответствия окружающему миру, вопросами совершенствования управления и организации, проблемами строительства и власти своих социальных институтов. Когнитивный фактор обеспечивал в немалой степени выдающееся положение монастырской общины по сравнению с другими коллективными организмами, составлявшими светскую вотчину или черносошенную крестьянскую волость.

Самоуправление, конечно, играло важную роль в процессе исторических метаморфоз монастырской общины (как, собственно, и в любом другом коллективе в период раннего средневековья), но к концу XV в., кажется, занимает уже соответствующее своему значению и потенциалу отведенное ему место в общей системе монастырского хозяйственного управления. В этой сфере деятельности локального сообщества черноризцев возрастает роль административного фактора, управленческого профессионализма.

Едва ли "простые" земледельцы, население окружающих монастырь черносошенных сел и деревень, хотя и объединяемые аналогичными жизненно важными практическими установками и взаимным интересом, могли воспроизвести "монастырское качество". Тем не менее, оба социума - волостная община и монастырская корпорация исходили из одной почвы и в организационном плане не могли быть чужеродными друг другу.

Монастырская колонизация Центра, а позднее, Севера и Северо-Востока совпадала с крестьянской колонизацией. Это совместное движение способствовало возникновению новых социальной и хозяйственной традиций, сочетавших материальные заботы с привнесением в жизнь, в труд и быт нравственного начала Божьих заветов. Монашеские колонии становились центрами и крестьянской колонизации.

Постепенно происходило взаимопроникновение и взаимообмен "рафинированной" церковной и народно-религиозной культур и ценностей [9, с.342]. И, конечно, процесс осознания общности интересов и исторических судеб начался задолго до конца XV в.

Традиция монастырского устроения на Руси по Студийскому общежитийному уставу берет свое начало в практике преподобного Феодосия в Печерском монастыре в XI в. Игумен Феодосий не только не изолировал своего монастыря от мира, но поставил его в самую тесную связь с мирским обществом [32, с.31].

Рядом с монастырем всегда бытовал "Мiръ", но это соседство порождало не только взаимную "эксплоатацию" [7, с.640]. "Та быстрота, с которой исчезло истинное общинножитие из самого Печерского монастыря, следовательно - то совершенное нерасположение к нему монахов самого этого монастыря" приводит, как считал Е.Е. Голубинский, к мысли, что и в других монастырях общинножитие "в своем истинном виде" не приживалось. А слова летописца "от того манастыря переяша вси монастыреве устав" не следует понимать дословно [7, с.631; 18, с.78, 79].

"Важна была услуга Феодосия русскому монашеству та, что он первый ввел общежительный устав в свой монастырь, - писал историк Церкви П.С. Казанский, - но еще важнее было то, что своим мудрым правлением, своею святою, высокою жизнью, он дал силу и жизнь этому уставу, доставил ему такое уважение, что его начали вводить во все русские обители" [12, с.73, 74].

От обители преп. Феодосия заимствовал свой устав нестяжательного общежития преп. Кирилл Белозерский [6, с.604, 605; 11, с.37; 12, с.183; 19, с.217; 26, Т.3, с.488; 33, с. VII]. Общинножительство было введено Сергием Радонежским в Троице в середине XIV в. [15, с.246]. Монастырь стал общиной с коллективной собственностью [12, с.183; 14, с.34; 15, с.56, 57]. Преподобный Ефросин написал общежительный устав для основанного им Спасо-Елиазаровского монастыря в Псковской земле в XV в. "Целый ряд данных говорит за то, что при составлении своего устава преподобный имел в виду особенности местной монастырской жизни", - писал Н.И. Серебрянский. Исследователь утверждал, что для "новгородско-псковской жизни XIV-XV вв." община или товарищество были настолько характерными явлениями, что "общинный принцип" легко проникал в строй общежительной монастырской и церковной жизни. "Очень вероятно" - так оценивает историк, возможность влияния порядков, существовавших в светских общинах, на процесс формирования общинножития, например, в Снетогорском монастыре [30, с.234, 235, 288].

Я.С. Лурье обратил внимание на тот факт, что введение в XV в. общежитийного устава (устава Ефросина) произошло впервые именно в Пскове, представлявшем собой в то время центр стригольнического движения, что было, по сути, ответом на критику официальной Церкви со стороны еретиков [16, с.128]. "Стяжание чужих трудов… отнюдь несть на пользу нам…" - фиксировал свою позицию сам игумен [11, с.47].

Община в общежительных монастырях была "довольно оригинального устройства", считал А.И. Никитский, поскольку в ее состав входили и старцы (отрекшиеся от мира иноки по призванию), и вкладчики (миряне, обеспечивавшие себе право на причисление к монастырю внесением вклада). В сущности, утверждал исследователь, внутреннее управление монастырей и общежительных, и отшельнических одинаково основывалось на выборном начале, "и всякое уклонение от него порицалось как незаконное". Власть игумена и других функционеров (келаря, казначея и т.п.), как правило, дополнялась властью коллегиальной, собором. К последнему могут быть причислены, кроме уже упомянутых лиц, либо вся рядовая братия монастыря (если монастырь был небольшой по размеру), либо "излюбленные" (соборные) старцы [20, с.53].

В монастырских соборах принимали участие церковные старосты как представители "мирского патроната".

Что касается распределения сил и влияния между разными ветвями власти, то неограниченным авторитетом игумен пользовался только в одной духовной сфере. Вторжению мирян в церковную область [26, Т.2, с.412, Т.3, с.494, 495] в особенности содействовало то обстоятельство, что большая часть храмов как церквей, так и монастырей находилась в хозяйственной зависимости от мира [20, с.57, 58; 21, с.41, 42, 46, 47].

Будущий митрополит Макарий во время своего пребывания в должности архиепископа в Новгороде, заручившись поддержкой великого князя Василия Ивановича, весьма активно занимался уставлением общежительских правил в местных монастырях [1, № 292; 6, с.747, 752-754; 10, № 25; 24, с.284, 285]. "Можно предположить, - писал Б.А. Рыбаков, - что введение общежитийного устава одной из своих задач имело распространение монашеской дисциплины на принадлежащих монастырю крестьян, превращение их в меньшую братию" [27, с.29].

Историк русской Церкви Макарий (Булгаков) в своем фундаментальном труде провел сравнительный анализ содержания правил монастырского общежития, разработанных пр. Ефросином, пр. Иосифом, новгородским архиепископом Макарием, пр. Конилием Комельским, пр. Герасимом Болдинским. "Утвердить и возвысить иноков… в самоотвержении, в отречении от собственной воли, смирении и послушании… от всех благ мира, от всякой собственности, в нестяжательности…" - таковы, по мнению исследователя, были намерения отцов-основателей, апологетов общежития [17, c.61-74].

Принципы личного "нестяжания", которых придерживались и эти церковные деятели, видимо, не подвергались пересмотру, но постепенное превращение монастырей в крупных земельных собственников неизбежно меняло всю ситуацию [31, с.160]. По буквальному смыслу древнего монастырского типика, - писал А.А. Савич о Соловецком монастыре, - он должен был представлять коммуну, организованную на точном разграничении труда между ее членами и на справедливом распределении продуктов потребления. Действительность же к концу XV в. "представляла нечто другое" [23, с.129, 139; 28, с. 207].

Монастырские активы: села и деревни, угодья и промыслы, наличные деньги, наконец, - все это требовало надлежащего управления и не могло поэтому быть оставлено без внимания. Обладание перечисленными ресурсами, кажется, автоматически накладывало на монастырь обязательства как перед государем, так и перед миром. Налоговый иммунитет, который еще надо получить и удержать за собой [13, с.124, 125], пусть никого не введет в заблуждение относительно желания "патрона" получить максимум возможного с "клиента". "И поимали много по всем монастырем… а строения в монастырех никоторого не прибыло, и старое опустело. Где те прибыли и кто ими корыствуется…" - недоумевал Грозный царь [25, с.271].

Самоуправляющаяся монастырская община, становясь обладателем "стяжаний", оказывается перед необходимостью мобилизации либо из своих рядов, либо откуда-то извне лиц, способных к администрированию новых функций. Другого выхода в складывающейся ситуации не было. Приказчик становится основной фигурой в монастырской хозяйственной деятельности. Но за его спиной, конечно, были традиции, опыт и практика системной работы корпорации по эксплуатации материального и духовного мира.

"Монастырскую школу" самоуправления проходили многие. Процесс "обучения" шел не только в его вотчине, под началом приказчика, старца или другого функционера. Кто мог и хотел обучаться, делали это ежедневно. В тяжбах за землю и угодья "экзамену" на соответствие "занимаемой должности" часто подвергался, например, волостной староста, а вся крестьянская община проверялась на ее способность к самоорганизации.

Справедливым представляется отметить здесь фундаментальный труд М.И. Горчакова "О земельных владениях всероссийских митрополитов, патриархов и Св. Синода (988-1738 гг.). Из опытов исследования в истории русского права". Как кажется, это одна из первых (если, не первая) в отечественной исторической науке монография, посвященная вопросам землевладения высшей церковной власти в России. Особое внимание в своей работе автор уделил одному из "замечательных, оригинально-русских и не объясненных вполне наукой" способу пользования земельными владениями со стороны "кафедры всея России митрополитов" [8, с.177].

Большая часть митрополичьих земель, писал автор, "отдавалась в бессрочное владение, пользование и внутреннее распоряжение… различным основанным на землях установлениям, как-то: монастырям, селам, деревням, посадам, слободам, даже городам". Одним из таких "установлений" были так называемые "домовые митрополичьи монастыри", состоявшие в зависимости от кафедры не только как учреждения религиозные, но и по отношениям земельным [5, с.440; 8, с.178].

Исследователь, опираясь на актовый материал, пришел к выводу, что устройство поселений и общинный быт крестьян на монастырской земле, отданной им в бессрочное пользование, были похожи на устройство таких же поселений и общин на тех землях, что оставались за монастырем для его собственных нужд. Главное различие между теми и другими состояло в разных адресатах повинности и податей. Крестьяне домовых земель митрополита исполняли свои обязанности по земле непосредственно в пользу кафедры, а население монастырских земель - монастырю [8, с.187, 188].

"Главная забота сельских обществ на землях митрополита обращена была, после самоустроения, на раскладку и разверстку земли между своими членами", - утверждал М.И. Горчаков. Заботясь о соразмерности населения количеству земли, община могла призвать на свободный участок нового земледельца, а могла и распределить землю среди своих членов. Разрубы и разметы в различных повинностях также регулировались самой общиной [Там же, с.210-213].

И, наконец, наиболее значимый для решения задач настоящего исследования вывод, к которому пришел ученый. "В патриарших вотчинах не только сохранилось самоуправление сельских обществ, установившееся в них с древних времен, но еще более окрепло против прежнего времени, приняло формы строго юридические и находилось под надзором центрального вотчинного управления и приказчика" [Там же, с.382].

Будучи с самого начала своего существования локальной самоуправляющейся ячейкой общества, монастырь раньше других местных сообществ освоил все доступные ему материальные и другие ресурсы для устроения того способа организации своей жизни, который мы обнаруживаем посредством источников. Процесс развития монашеской общины как социального организма, насколько он может быть зафиксирован в данный период времени, в каком-то смысле предвосхищает изменения в обществе в целом, задает вектор всей социально-политической трансформации.

Декларируемые идеалистические принципы самоуправления и равенства братии с течением времени уступают место прагматическим соображениям. Баланс идеала и практики жизненной необходимости смещается в сторону последней. Каждое вновь достигнутое равновесие в этой системе нестабильно и нарушается по мере развития объекта влияния в качественно иное состояние. В этом движении общежитийный монастырь представляет собой динамическую модель вновь образованной государственности в той ее части, которая относится к внутреннему устроению.

Русская управленческая элита хорошо знала отечественную историю, имела свои представления о ходе исторического процесса, о роли и месте в нем народа, Церкви и государя. Монастырская модель была, что называется, перед глазами.

Центральная власть никогда не оставалась равнодушной к внутрицерковной и монастырской жизни, но принимала живейшее участие во всех вопросах духовной и бытовой ее стороны. Тот факт, что великие князья московские и царь выступали именно за общежитийное устройство монастырей, свидетельствует в определенной степени о рационалистическом понимании проблемы. Не все определялось древними византийскими догматами и Святым Писанием.

Выбор элит в результате ожесточенной междоусобной борьбы, что нашло свое отражение, например, в современной публицистике, был сделан. Монастырь именно в общежитийном своем качестве был определен одной из составляющих того фундамента, на котором только и могло быть построено новое Русское государство. Если и не "становой хребет экономики", то уж точно существенная ее часть. Духовные корпорации были "призваны на службу". Реформы середины XVI в. легитимизировали традиции местного самоуправления, важнейшую роль в становлении которых сыграли русские общежитийные монастыри.

общежитийный монастырь русский местное самоуправление

Список литературы