Полиция Тобольской губернии на страже государственной безопасности (последняя треть XIX – начало XX в.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Полиция Тобольской губернии на страже государственной безопасности (последняя треть XIX - начало XX в.)

Исторические науки и археология

Сунгуров Павел

В статье изучаются функции полиции Тобольской губернии по обеспечению государственной безопасности в последней трети XIX - начале XX в. Автор исследует аспекты нормативно-правовой базы функционирования полиции по линии сотрудничества с жандармерией, анализирует конкретные эпизоды этой деятельности. Работа базируется на ранее не введенном в научный оборот историческом материале.

Ключевые слова и фразы: полиция; жандармерия; Тобольская губерния; безопасность; ссылка.

Традиционно считается, что в Российской империи существовало специальное ведомство, отвечавшее за обеспечение госбезопасности. Действительно, так называемая «политическая полиция», или жандармерия, является даже более известной структурой МВД, чем собственно сама полиция. Актуальность этой организации стала как никогда высока во второй половине XIX - начале XX в.

Но ошибочно считать, что дела «политические» находились в исключительной компетенции жандармов. Полиция Тобольской губернии крайне часто приобщалась к подобным делам. Нахождение на территории первой Зауральской губернии большого количества ссыльного контингента вынуждало полицейских регулярно вступать во взаимодействие с жандармами.

Для эффективного сотрудничества двух структурных подразделений от полицейских требовалось четкое выполнение предписаний по линии обеспечения безопасности государства. Так называемые «политические» ссыльные, находившиеся в округах (уездах) губернии, представляли значительную «головную боль» для полиции. Стражи порядка обязывались принимать участие в решении любого вопроса, связанного с отправленными в Сибирь.

Расследование преступлений, направленных на подрыв государственного строя, производилось по всей строгости закона. К лицам, обвиняемым в подобных злодеяниях, предписывалось не допускать никого, кроме лиц, обязанных по закону: прокурорских чиновников, представителей корпуса жандармов, чинов полиции, когда была необходимость личного обозрения мест заключения, в силу лежащих на них обязанностей. Кроме того, при строгом соблюдении ограничений, к подозреваемым могли допускаться близкие родственники и поверенные по их делам, но только при условии, что предмет свидания не должен был иметь отношения к преступлению, за которое арестованный был задержан. Вместе с тем, указывалось, что к подобным арестантам не могли быть допущены представители «попечительных о тюрьмах комитетов» и лица, имеющие целью научные или иные мероприятия [1, д. 147, л. 95].

Примечательно, что попасть под надзор полиции в дореволюционной России можно было за нелепые, с современной точки зрения, деяния. К примеру, до 1894 г. сохранялось положение, по которому под негласный надзор полиции определялись воспитанники учебных заведений, исключенные за неодобрительное поведение или просто не оплатившие обучение. Лишь в 1894 г. занимавший должность Министра внутренних дел статс-секретарь Дурново отменил это нелепое указание. Однако был введен новый пункт «за участие в беспорядках». Министр оговаривал, что отменяется вышеуказанное положение по причине того, что за двенадцать лет применения на практике «Положения о негласном полицейском надзоре» подобных второстепенных дел было рассмотрено гигантское количество, а, как следствие, гигантскими были и объемы переписок по данным вопросам [2, д. 53, л. 42].

Отмена некоторых «отживших» компонентов нормативных актов ни в коем случае не означала ослабления государственного контроля над обществом. По этой причине 9 января 1899 г. был закреплен порядок дознания по делам, содержавшимся в статьях 246 и 248 (о гос. преступлениях) «Уложения о наказаниях», в соответствии с которым определялось производить дознание по 246 и 248 статье в присутствии командируемых на место расследования чинов прокурорского надзора. Подобный порядок вызывал продолжительные разъезды, сопряженные с большой потерей времени и значительными расходами для казны [7, д. 1, л. 14].

В масштабах огромной Тобольской губернии подобный порядок полностью нарушал логику проведения следственных мероприятий. По этой причине на полицейских часто обрушивался шквал народного негодования, связанный с выявлением очередного случая, когда без предъявления обвинения подозреваемый проводил в заточении дни, недели, а нередко и месяцы. Между тем, закон, возлагая наблюдение за дознанием о гос. преступлениях на прокуроров и их товарищей, не вменял им в обязанность присутствовать при всех производимых офицерами отдельного корпуса жандармов (или чинами полиции) следственных действиях. По этой причине Министерство юстиции признавало необходимым сделать общее циркулярное распоряжение, чтобы чины прокурорского надзора лично присутствовали при дознаниях по преступлениям, отмеченным в статьях 246 и 248 [Там же, л. 14 об.].

В соответствии с существовавшими законоположениями, полиция обязывалась представлять губернатору сведения обо всех проявлениях политической активности населения. Собранные данные ежемесячно передавались в Департамент полиции. К примеру, рапорт Туринского уездного исправника за январь 1906 г. выглядел следующим образом: «За январь 1906 г. не замечено ни одного акта проявления политической борьбы (ни манифеста, ни сборищ)» [3, д. 506, л. 1]. 9 июня 1907 г. в Петербург было доложено: «Сельское население Тобольской губернии находится в спокойном состоянии, только увеличивается неприязнь старожителей к переселенцам, на которых первые смотрят как на личных врагов, посягающих на то, чем они издавна свободно пользовались - пашней, сенокосами. В городах, особенно Кургане, Тюмени, есть проявления революционной деятельности, на борьбу с которой направлены необходимые усилия» [4, д. 329, л. 5 об.].

Серьезное отношение полицейских к надзорным функциям нередко приобретало чрезмерный характер. Политический ссыльный, проживающий в губернии, был крайне ущемлен в своих правах. Выражалось это во всех аспектах жизнедеятельности. Кроме «традиционных» ограничений на выезд, проявление любой агитационной и другой деятельности, в отдельные годы эта категория людей не имела права даже свободно заводить знакомства с местными жителями. Если сами ссыльные за попытки наладить контакты с сибиряками могли получить в свой адрес от полиции бранное слово, то отважившиеся общаться с «политическими» могли лишиться работы. Например, в 1910 г. своих рабочих мест лишилось несколько учителей Туринска: кого уволили, а кого «сослали» в отдаленные местности уезда. По данному поводу имелось саркастическое мнение, помещенное в «Сибирских вопросах»: «Все это делается, конечно, в видах искоренения бациллы революции, которую могут занести ссыльные в стоячее болото сибирской обывательской жизни. И чем только не достигается эта цель! В ход пускается весь сложный механизм воздействия, каким располагает власть: тут и запугивание, и перевод на худшие места, и увольнение» [9].

Все же, так называемая «политическая неблагонадежность» нередко фиксировалась полицейскими губернии. В губернии постоянно проживали или временно находились лица, которые занимались той или иной запрещенной деятельностью. Часто жители попадали в поле зрения полиции и жандармерии, к примеру, за хранение запрещенной литературы. В основном, жители губернии хранили у себя запрещенные издания революционного толка. Труды, воспевавшие идеи конституционного устройства государства и т.п., проникали в сибирские окраины вместе с политическими ссыльными из европейских регионов, в частности, большое количество запрещенного «чтива» проникло в Тобольскую губернию из Польши. полиция безопасность политический преступление

По мнению некоторых исследователей, разделение на так называемую «общую» и «политическую» полицию, особенно в вопросах деятельности ведомств, вообще носило весьма условный характер. Р. И. Личев писал по данному вопросу следующее: «…политическая полиция Тобольской губернии принимала участие практически во всех операциях по задержанию Їенполитических? преступников и в последующем расследовании совершенных ими преступлений. При этом честь раскрытия немалой части из них принадлежит именно жандармам, имевшим мощную и всепроникающую агентурную сеть. Подобное положение вещей, однако, не стоит рассматривать как характерную особенность лишь Тобольской губернии, оно имело самое широкое распространение и в других регионах» [8, с. 128].

Но имелись случаи, когда жандармы относились с недоверием к служащим общей полиции. 24 марта 1883 г. начальник Тобольского губернского жандармского управления просил тобольского губернатора организовать допрос находящихся в Ялуторовском тюремном замке крестьян Курганского округа Могилевской волости М. Важенина и Е. Кузеванова. При этом жандарм указывал, что произвести этот допрос должны «более доверенные чиновники, и не из числа полицейских». Дело, по которому проходили означенные крестьяне, касалось фальшивомонетничества [5, д. 811, л. 2].

Все вышеприведенные обстоятельства свидетельствуют, главным образом, о несовершенстве нормативноправовой базы функционирования полицейских органов. Для того чтобы стражи порядка четко выполняли свои должностные обязанности, в т.ч. в сфере сотрудничества с жандармами, от государства требовалось четко определить полный перечень компетенций полицейских. Такие попытки, несомненно, производились, но так и не нашли воплощения в виде законов. В одном из проектов, разработанном комиссией по преобразованию полиции в Империи, говорилось следующее: «Своей непосредственной задачей комиссия постановила упорядочение полиции безопасности, т.е. полиции как органа власти, призванного обеспечивать в государстве порядок, спокойствие и безопасность. Вопросы же полиции врачебной, санитарной, полиции нравов, печати, строительства, средств сношения и сообщения и т.п., каково бы ни было их значение, не послужили предметом обсуждения комиссии и могли быть затронуты лишь формально, поскольку они соприкасаются с областью ведения полиции безопасности в узком смысле этого понятия» [6, д. 14, ч. 4, л. Г. Л. 75]. Принятие подобного закона могло способствовать интенсификации взаимодействия полиции и жандармерии.

Таким образом, можно заключить, что полиция Тобольской губернии в последней трети XIX - начале XX в., будучи формально отделенной от участия в обнаружении и расследовании «политических» преступлений, на практике была активно задействована в данных процессах. Несовершенство нормативно-правового регулирования являлось преградой для успешного взаимодействия полиции и жандармерии, что нередко приводило к дублированию функций и вызывало негативное отношение со стороны местного общества.

Список литературы

1. Государственный архив в г. Тобольске (ГАТ). Ф. И-152. Оп. 1.

2. ГАТ. Ф. И-152. Оп. 13. 3. ГАТ. Ф. И-152. Оп. 20. 4. ГАТ. Ф. И-152. Оп. 21.

3. ГАТ. Ф. И-152. Оп. 87.

4. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. И-102. Оп. 2.

5. Исторический архив Омской области (ИАОО). Ф. И-190. Оп. 1.

6. Личев Р. И. Сотрудничество политической и общей полиции Тобольской губернии в начале XX века // Вестник Тюменского государственного университета. 2012. № 2. С. 126-132.

7. Сибирские вопросы. 1910. 8 февраля.

Размещено на Allbest.ru