Размещено на http://www.allbest.ru/

Духовенство и горожане Западной Сибири во второй половине XIX - начале ХХ в.

Литягина Алла Владимировна

Аннотация

В статье рассматриваются особенности духовного сословия в городах Западной Сибири, их статуса и материального положения, сложности выполнения священниками их специфических функций в среде православного и неправославного населения в связи с падением интереса у людей к исполнению религиозных обрядов. Уделяется внимание расколу во взглядах духовенства относительно возможности участия священников в светских мероприятиях. Анализируются социальные отношения духовенства и западно-сибирских горожан в эпоху модернизации (вторая половина XIX - начало ХХ в)., сделан вывод о критическом отношении к церковнослужителям со стороны значительной части городского общества, охваченного светскими просвещением и культурой.

Ключевые слова и фразы: Россия; Западная Сибирь; Церковь; духовенство и горожане. духовный сословие священник

Во второй половине XIX - начале ХХ в. одной из самых небольших по численности населения категорий горожан Западной Сибири являлось духовенство. Особенности этого сословия предопределялись его тесной связью с церковно-монастырской системой страны, эволюцией церковного, канонического права как законодательной основы существования духовного сословия, а также зависимостью Церкви от самодержавной власти. На протяжении всего рассматриваемого периода служители культа являлись привилегированным сословием, хотя и уступавшим дворянству по объему этих привилегий. Сохранялась определенная исключительность юридического статуса духовного сословия как в отношении обладания правами, так и некоторого ограничения их, обусловленная каноническим правом [7, с. 49-69]. В 50-е гг. XIX в. в 14 западносибирских городах насчитывалось 1610 представителей духовенства или 1,89% городского населения [19, с. 30-31]. В дальнейшем с ростом численности городского населения и особенно в связи с проведенной в 1867 г. реформой, по которой отменялись наследственные права на церковные места, и указом 1869 г., исключавшим звонарей, церковных сторожей, сверхштатных псаломщиков и всех взрослых детей, а также вдов клириков из духовного ведомства [21, с. 390], численность лиц этого сословия и его удельный вес в составе городских жителей стали еще меньше. В результате этой реформы в духовном сословии остались лишь лица, состоявшие на действительной церковной службе, их жены и несовершеннолетние дети, а также учащиеся духовных школ.

Священнослужители должны были являться духовными руководителями и наставниками народа Божия [Там же, с. 378]. Поэтому кандидаты священства обязаны отличаться глубиной и крепостью веры, высокими нравственными качествами, безупречной репутацией. Правила запрещали клирикам пьянство и азартные игры, участвовать в ряде светских развлечений, поднимать руку на человека, даже провинившегося, налагали серьезные ограничения, связанные с семейной жизнью, запрещали многие занятия и профессии [Там же, с. 383-384].

Церковнослужители обязаны были также придерживаться определенного внешнего вида и одежды.

В комплексе весь набор юридического положения сословия, его специфических функций и правил деятельности выделяли духовников в городской среде, противопоставляли, можно сказать, во многих случаях светской жизни.

В данной статье нами ставится цель выявить отношение к духовенству и к выполнению священниками их особой, духовной роли среди мирян со стороны представителей других городских сословий и социальных групп в период трансформации сибирского общества из традиционного в индустриальное.

В эпоху модернизации положение духовенства в городской среде усугублялось противоречивыми процессами распространения светской культуры и досуга, коммерциализации жизни, ростом просвещения. Состояние духовного сословия, деятельность священников, их взаимоотношения с обществом и государством в дореволюционную эпоху - эти вопросы в 2000-е гг. активно исследуются отечественными историками, вызывают у ученых обоснованный интерес своей неизученностью и актуальностью [2].

Нами в опубликованной работе показано, что во второй половине XIX - начале ХХ в. в западносибирских городах Церковь была охвачена системным кризисом, связанным с проблемами самодержавной власти [14, с. 151-153]. Такой показатель религиозности населения, как обрядность, выполнение священных таинств прихожанами, снижался, что говорило о росте равнодушия у православного населения к выполнению церковных обрядов. Однако значение церковнослужителей в жизни горожан все еще было велико.

Их особенный статус, обусловленный законами Российской империи, сохранялся.

Священники, помимо совершения богослужений и треб, "законоучительствовали", т.е. преподавали Закон Божий в различных учебных заведениях, являлись членами педагогических комитетов, различных общественных организаций (обществ трезвости, обществ вспомоществования недостаточным учащимся школ и училищ и т.п.). Батюшки, искренне и честно исполнявшие свой служебный и общественный долг, пользовались большим авторитетом в народе, почитались паствой.

Однако эпоха модернизации порождала и коллизии в социальных отношениях духовенства и горожан.

В 1913 г. конфликт между духовенством и представителями интеллигенции г. Бийска отразился в прессе через публикацию враждующих сторон в "Томских епархиальных ведомостях" и газете "Алтай". Священник И. Акулов жаловался, что местные деятели Церкви, стремящиеся участвовать в борьбе за трезвость в работе обществ трезвости, "нередко встречают враждебное отношение со стороны так называемого либерального общества" [20, с. 240]. Народные чтения в Бийске, сообщал он, "ведутся без всякого участия законоучителей министерских школ, но зато с участием театралов. Когда в комиссии по устройству народных чтений учащими министерских школ был поднят вопрос о привлечении священников к участию в народных чтениях, то большинство из присутствующих там категорически высказались против всякого участия Їоппов?" [Там же, с. 241]. Священник обвинял местную "прогрессивную часть общества" в том, что оно вместо отвлечения народа от пьянства устроило и продолжает устраивать "враждебный противопастырский поход". "Что ни чтение - непременно встретите несколько номеров, посвященных поповству, вроде поэмы ЇКмоу живется весело, вольготно на Руси?, которую читает один лицедей, или пушкинской чепухи Їо попе и работнике его балде? или ЇНиезлечимый? Успенского и т.д." [Там же, с. 242]. На страницах прессы развернулась полемика. В адрес членов общества попечения о начальном образовании поступали обвинения в недостаточной серьезности проводимых мероприятий, в чрезмерном использовании музыкальных сопровождений и номеров. Участники чтений не соглашались с такой оценкой. Подполковник А. Калачев написал письмо в газету "Алтай", где категорично отрицал правильность суждений священника [1].

В начале ХХ в. служители церквей сами становились участниками светской жизни, на что консистория порой реагировала весьма негативно. Представители церкви становились посетителями и участниками различных светских мероприятий. В Тобольскую консисторию доходили слухи "о неблагоповедении кое-кого из тюменского духовенства, о посещении дьяконами Тюмени спектаклей, концертов и кинематографов" и даже об участии одного из священников в концертах [6, д. 1066, л. 18 об.]. Последнее обстоятельство было подвергнуто расследованию. Благочинный тюменских церквей признал, что посещение кинематографа среди тюменского духовенства считается делом обычным [Там же, л. 19]. Один из священников, о. Миртов, оказался поклонником музыкального творчества, сам принимал участие в духовных и светских концертах, ходил на концерты заезжих певцов и музыкантов (капеллы Заводского и Славянской, тенора Давыдова, скрипача Думчева) [Там же, л. 21]. Духовный суд отправил священника в Абалакский монастырь на отбывание епитимии [Там же, л. 22 об.]. Строгое наказание последовало не только потому, что священник посещал светские культурные мероприятия и участвовал в них, а также по причине дерзкого, на взгляд архипастыря, признания в этом и утверждения, что ничего противонравственного в эстетических наслаждениях нет. Документ о деле о. Миртова, на наш взгляд, примечателен изложенным собственным взглядом одного из представителей тюменского духовенства на отношение к светским мероприятиям. Эмоциональный объяснительный текст о. Миртова свидетельствует о сложностях службы священников, которым запрещено было их духовным начальством проводить свой досуг светски, а также о том, что значительное число священников все же нарушало этот запрет. В среде духовенства, таким образом, существовали разногласия насчет возможности посещения светских мероприятий духовными лицами и участия в них, и репрессивные меры вряд ли, на наш взгляд, спасали прочность консервативных порядков церкви и ее устойчивое положение в социуме в эпоху модернизации.

Положение церковнослужителей осложнялось их скудным материальным обеспечением, особенно в небольших сибирских городах. Нами отмечалось уже, что в условиях низкого материального обеспечения священники вынуждены были в значительной мере заботиться о собственном пропитании, а не отдавать все свои помыслы и деяния духовной службе [14, с. 155-156]. Ю.М. Гончаров также пишет о "страдательном" материальном положении белого духовенства в западно-сибирских городах [4, с. 64]. М.В. Никулин приводит свидетельства иерея Тверской епархии отца Иоанна Беллюстина о том, что именно бедность и унижение священников толкает их на вымогательство со своих прихожан, и отсюда Беллюстин делает печальный вывод, что "священника ненавидят именно за поборы, а ненавидя священника… неблагоприятно смотрят и на саму религию" [17, с. 95]. И хотя данный источник относится территориально к Европейской России, мы склонны считать, что подобные негативные обстоятельства, связанные с недостаточным материальным обеспечением церковнослужителей, имели место и в Сибири. М.В. Никулин приводит и суждения других священнослужителей, свидетельствующих о падении авторитета духовных лиц в реальной жизни и попытки поиска путей морального возвышения священников над мирянами, создания теплоты и душевности в отношениях с паствой [Там же, с. 99-100]. А.И. Конюченко, изучив духовенство Российских губерний, пришел к выводу о том, что данное сословие "в силу ряда причин оказалось дезориентированным в сложной, быстро меняющейся обстановке трансформационного перехода, сопряженного с секуляризационной составляющей" [11, с. 45]. Непростые социальные взаимоотношения горожан с духовенством в западносибирских городах, случаи конфронтации и непочтительности к священникам подтверждают этот вывод.

Мы писали о сибирских старообрядцах как особом крыле православия, о том, что численность раскольников в западно-сибирских городах была различной, но, однако, почти нигде не достигала и 2% [13, с. 120]. Русская Православная Церковь должна была бороться с расколом, заниматься "увещанием" раскольников, склонять к отказу их от старой веры и к переходу под лоно официальной Церкви и принятия новых, по реформе Никона, порядков веры и обрядности. Священникам это было весьма трудно сделать. Об отношении старообрядцев к православному духовенству видно из мемуаров П.Ф. Кочнева, мать у которого была из раскольников. Он писал, что когда он собрался учиться, то мать и отец наотрез отказались его вести в училище: "Ко всем присутственным местам и к официальным лицам, начиная от полицейского будочника и кончая самыми высшими чинами администрации, они относились с большой боязнью, недоверием и ненавистью. Мать также относилась и к попам, так как была староверка. А попы в то время имели большую силу и власть, обирали старообрядцев и издевались над ними всевозможными способами под видом привлечения их к православию" [12, с. 46].

Помимо православного населения, в западно-сибирских городах имелось заметное число иноверцев: иудеев, мусульман, католиков. Для мигрантских этнических сообществ в Сибири жизнедеятельность концентрировалась в значительной мере вокруг конфессиональных институтов: костелов, кирх, синаног. И.В. Нам отмечает, что в крупных городах и административных центрах Сибири открывались церкви практически всех традиционных для России конфессий [16, с. 318]. Так, уже в первой половине XIX в. католические храмы имелись в Томске, Тобольске и в городах Восточной Сибири (Иркутске, Красноярске). Позже костелы открываются в Омске, Тюмени, Новониколаевске, Каинске, Барнауле [8, с. 773]. Л.В. Кальмина отмечает формирование собственных поведенческих стереотипов у каждой этно-конфессиональной группы в результате конфессиональной жизни в "чужом" регионе [9, с. 199]. Автор указывает на четкое ограничение конфессионального пространства у поляков и перечисляет причины их явного дистанцирования от сибиряков: надежда на возвращение на родину, с которой у них имелась неразрывная эмоциональная связь, отсутствие установочной ориентации на инкорпорацию в сибирское общество, в котором они не рассчитывали быть полностью принятыми. В итоге "они ощущали себя чужеродным элементом, пестующим свой замкнутый мир и Їконфессиональную непорочность? и предпочитающим статус маргинала возможности получения гражданских прав, если для последнего надо было отказаться от ценностей, определяющих идентичность" [Там же]. Однако со временем и в польско-католической среде начинают действовать те же процессы, что и в других конфессиональных сообществах: взгляды трансформируются [Там же], центр общественной жизнедеятельности меньшинств перемещается от религиозных учреждений к культурно-просветительским организациям и обществам, которые брали на себя часть функций, принадлежавших ранее Церкви [16, с. 354-355].

В литературе отмечаются факты слабой обрядности в среде иудеев. Так, Ю. Островский писал, что "сибирский еврей не набожен: он редко ходит в Їмолельню?, торгует по субботам, а некоторые - даже и по праздникам, если последние совпадают с базарными днями, постов он также не соблюдает" [18, с. 26]. В исследовании Ю. Мучник также отмечается, что к началу ХХ в. в большинстве своем сибирские евреи субботы не соблюдали так же, как и другие заповеди. Мало кто из них знал иврит и идиш [15, с. 58]. Ю.М. Гончаров описал последовательное становление и развитие религиозной жизни еврейских общин в городах Западной Сибири в XIX - начале ХХ в. [5]. Деревянные синагоги в некоторых сибирских городах существовали уже во второй половине XIX в. Затем, в начале ХХ в. их строительство активизируется, они появляются уже во многих городах Западной Сибири [Там же, с. 92-93]. Однако в плане религиозности и обрядности иудеи, думается, были близки к православным. Стоит согласиться с В.П. Клюевой, что обстоятельства жизни в Сибири сильно повлияли на характер и ментальность переселенцев. В газетной публикации, отрывок из которой цитирует исследовательница, говорится: "Еврей в Сибири ничем не отличается от сибиряка другой национальности ни по внешнему облику, ни по образу жизни, и даже в религиозной твердыне была пробита заметная брешь" [10, с. 23].

Думается, что природа людская такова, что религиозное сознание и конфессиональная обрядность зачастую могут не совпадать по масштабам своих проявлений; одно не обязательно влечет за собой в полном объеме другое; поступки, дела, помыслы и устремления, соответствующие православным нормам нравственности, могут иметь место при игнорировании личностью повседневной религиозной обрядности. И наоборот, усердное исполнение обрядов может сочетаться с отсутствием в жизнедеятельности человека ориентации на вечные ценности.

У церковнослужителей в рассматриваемое время в регионе была масса нерешенных, мешающих плодотворной работе с паствой, проблем. Одна из них - повышение образовательного уровня священнослужителей. В монографии нами показано, что городская общественность была озабочена состоянием образовательной сферы для подготовки священников в Сибири, уровнем, квалификацией кадров священнослужителей и выступала за немедленное улучшение их качества [14, с. 154-155].

Таким образом, у духовенства западносибирских городов в рассматриваемое время существовало множество вопросов, которые были насущными и требовали немедленного решения (материальное обеспечение церковнослужителей и храмов, повышение образовательного уровня священников, выработка адекватных мер по отношению к светской жизни и участия священников в ней и т.д.).

Модернизационные реалии не могли не осложнять социальные взаимоотношения духовенства и горожан. Первые у населения справедливо ассоциировались с институтом храма, оказавшегося в глубоком кризисе. Церковники оценивались значительной частью просвещенного населения как консервативная сила, противостоящая прогрессу, образованию, светской жизни и культуре. Низкий образовательный и культурный уровень многих священнослужителей, их неидеальные личностные качества, не всегда корректное поведение по отношению к прихожанам вызывали непонимание у значительной части населения. Активная, иногда даже чрезмерно активная, деятельность священников по привлечению в православную веру и соблюдению обрядности вызывала нередко отрицательное отношение к духовенству старообрядцев и иноверцев. Священнослужители оказывались заложниками, с одной стороны, кризисного положения того социального института, которому они служили, с другой стороны, не всегда соответствующего требованиям времени своего образовательного и культурного уровня. Горожане, в ментальности которых была склонность преклоняться перед святостью и святыми [3, с. 336] Известный мыслитель Н.А. Бердяев писал об особой роли святости на Руси: "Русь… бесконечно почитает святых и святость, только в святости видит высшее состояние жизни, в то время как на Западе видят высшее состояние также и в достижениях познания… Русский человек поклоняется святым и святости, с ними связывает свою последнюю любовь, возлагается на святых, на их заступничество и предстательство, спасается тем, что русская земля имеет так много святынь" [3, с. 336]. Действительно, ушедшие от мирского старцы, монахи, святые всегда имели огромный авторитет у нашего народа. Это отражалось и в художественной литературе (вспомним известного старца из романа Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы")., далеко не все преклонялись перед священниками, наблюдая в их поведении проявления обычной, несовершенной человеческой природы и испытывая на себе несправедливое социоустройство, принуждающее к определенной духовной практике.

Список литературы

1. Алтай. 1913. 28 мая.

2. Безгин В.Б., Лисюнин В. Церковь, государство, общество в эпоху модернизации: проблемы взаимоотношений // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2012. № 9 (23). Ч. 1. С. 225-229.

3. Бердяев Н.А. Судьба России. М. - Харьков: ЭКСМО-Пресс; Фолио, 1998. 736 с.

4. Гончаров Ю.М. Материальное положение православного белого духовенства в городах Тобольской губернии в середине XIX - начале ХХ в. // Известия Алтайского государственного университета. 2010. № 4. Ч. 1. С. 63-66.

5. Гончаров Ю.М. Очерки истории еврейских общин Западной Сибири (XIX - начало ХХ в.). Барнаул: Аз Бука, 2005.

6. Государственное учреждение Тюменской области "Государственный архив г. Тобольска" (ГУТО "ГАТ"). Ф. 156. Оп. 18.

7. Иванова Н.А., Желтова В.П. Сословно-классовая структура России в конце XIX - начале ХХ века. М.: Наука, 2004. 572 с.

8. Историческая энциклопедия Сибири. Новосибирск, 2009. Т. 2. К-Р.

9. Кальмина Л.В. Конфессиональные меньшинства Сибири на рубеже XIX - начала ХХ в.: региональные стратегии власти // Современное историческое сибиреведение XVII - начала ХХ в. Барнаул, 2008. Вып. 2. / под ред. В.А. Скубневского. С. 193-204.

10. Клюева В.П. Евреи в Западной Сибири: политика государства и проблемы адаптации в сибирском обществе (XVII - начало ХХ в.) // "Приезд и водворение в Сибирь евреям воспрещается…": из истории еврейской общины в Тюмени. Тюмень, 2004.

11. Конюченко А.И. Православное духовенство России во второй половине XIX - начале ХХ века: автореф. дисс. … д.и.н. Челябинск, 2006. 49 с.

12. Кочнев П.Ф. Жизнь на Большой Реке: записки сибирского приказчика. Новосибирск: ИД "Сова", 2006. 388 с.

13. Литягина А.В. Уровень религиозности старообрядцев Западной Сибири во второй половине XIX - начале ХХ в. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2012. № 1 (5). С. 118-123.

14. Литягина А.В. Ценностные ориентации и социальные нормы горожан Западной Сибири (вторая половина XIX - начало ХХ в.). Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2010. 331 с.

15. Мучник Ю. Религиозная жизнь евреев в XIX столетии (по материалам Томской губернии) // Диаспоры. 1999. № 1.

16. Нам И.В. Исторические особенности формирования и деятельности диаспоральных институтов в Сибири (XIX - начало ХХ в.) // Миграции и диаспоры в социокультурном, политическом и экономическом пространстве Сибири: рубежи XIX-ХХ вв. и ХХ-XXI вв. / науч. ред. В.И. Дятлов. Иркутск: Оттиск, 2010. С. 315-356.

17. Никулин М.В. Православная Церковь в общественной жизни России (конец 1850-х - конец 1870-х гг.). М.: Изд-во Ипполитова, 2006. 288 с.

18. Островский Ю. Сибирские евреи. СПб., 1911.

19. Статистические таблицы городов Российской империи. СПб., 1852.

20. Томские епархиальные ведомости. 1913. № 4.

21. Цыпин В. Духовенство // Православная энциклопедия / под ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. М.: Церковно-научный мир "Православная энциклопедия", 2008. Т. XVI. С. 374-390.

Размещено на Allbest.ru