Участие Британской империи в процессе разрешения назревшего в середине 70-х гг. XIX в. конфликта на Балканах предполагало активное дипломатическое воздействие на противостоящих в нем Россию и Турцию. Редакции британских газет и журналов, в целом, разделяли эту политическую линию и с началом военных действий проявили благоразумие и осторожность. Например, газета Times заявила, что нейтральные государства легко могут быть вовлечены в войну, "поэтому с самого начала следует соблюдать величайшее благоразумие, так как ничто не может быть опаснее диких возбуждений и слепых угроз, и наша страна должна показать пример спокойной обдуманности" [24]. Однако очень скоро, по мере развития успеха в действиях русской армии, тон публикаций британской прессы резко изменился. Со всей очевидностью, политическая окраска выступлений газет, а именно о них главным образом будет идти речь в данной статье, зависела от идеологических пристрастий тех или иных изданий.

Обращение к осмыслению восприятия прессой иностранных государств русско-турецкого противостояния 1877-1878 гг. сохраняет свой исследовательский интерес и в настоящее время. Утверждение о том, что эта война была одной из наиболее "идеологизированных" войн России, а ее причины, ход и последствия в значительной мере зависели от фактора общественного мнения [5, с.112], в полной мере подтверждается практикой участия тогдашних средств массовой информации в освещении происходивших событий. Благодаря очевидной активизации периодической печати различных стран, не просто регистрировавшей события, но и вмешивавшейся в их ход, направлявшей их течение, происходило формирование политических настроений, ценностных ориентиров, суждений и оценок как на уровне массового, так и индивидуального сознания. Отражению важнейших событий войны в британской и российской печати различных политических направлений посвящена данная статья.

С начала военных действий России против Порты в английской печати пользовалась большой популярностью концепция "варваров у порога цивилизации". Причем упор делался не только на российскую государственную систему, но и на общее неприятие со стороны россиян европейских порядков. Например, говоря о российских рядовых солдатах, участвовавших в русско-турецкой войне, английский корреспондент ЇDaily NewsЎ¬ заявлял, что те "не могут выносить англичан и немцев, потому что они кажутся им слишком серьезными и у них есть безотчетная укоренившаяся неприязнь к обеим нациям" [17, p.505]. Граф Эльхо в парламенте восклицал: "Какое зрелище может быть чудовищнее полуварварской, деспотической России, воюющей во имя цивилизации и свободы?" [9].

Газета Morning Post неоднократно отмечала разницу в степени цивилизованности между Россией и Турцией в пользу последней. В газетных публикациях содержались намеки на то, что Петербургом в разгоравшемся конфликте движет не что иное, как зависть перед тенденцией Порты к саморазвитию.

Британские периодические издания регулярно подчеркивали, что основными приоритетами для них выступают интересы английского общества. Однако если в России внимание к Балканам было приковано вполне естественными причинами непосредственного участия ее жителей в военных событиях, то на повседневную жизнь простых англичан эта война до определенного времени практически не оказывала влияния. "С-Петербургские ведомости" подмечали: "Прежде дело, а затем чувство, прежде ум, а затем сердце, прежде расчет, затем симпатия. Англичанину некогда гнаться за идеалами; он слишком занят действительностью, чтобы преследовать иллюзии" [Там же].

русская турецкая война периодическая печать россия англия

По мере развития военных событий на Балканах, благоразумие и осторожность во многих британских газетах начинают сменяться настороженностью и неприязнью по отношению к России. Печать все активнее пыталась отвлечь жителей Британии от повседневных забот и обратить внимание на потенциальную опасность, которую несли в себе балканские события.

"Видите этот страшный колосс, русский медведь все одолеет, для него нет непреодолимых преград" [7]. Российские "Биржевые ведомости" в мае 1877 г. цитировали английскую United Service Gazette, считавшуюся органом офицеров английской армии и чиновничества: "Пожалуй, опасаться вторжения русских в Индию неосновательно, но, тем не менее, надо принять меры против не менее опасного с ее стороны намерения moral invasion (нравственного вторжения)" [Там же]. Новый термин, определявший отношения с Россией, получил, по словам корреспондента газеты, широкое распространение в политических кругах Англии.

Богатая фактологическая основа, доказательность, надежность привлекаемых источников, использование собственных корреспондентов на местах событий позволяли английским газетам адекватно отображать реальную действительность, а при необходимости создавать полную иллюзию такого отражения.

В свою очередь, и в России, а также в ряде европейских стран в отношении Британской империи росла настороженность, подогреваемая беспокойством и сомнениями относительно курса, который может принять это влиятельное государство. Впрочем, по мнению известного английского журналиста А. Форбса, у каждого британца существовало чувство определенного удовлетворения в понимании этого беспокойства людей, проживавших на других территориях. Объяснение причин тому выглядит как минимум оригинальным: "Конечно, все британцы предпочли бы, чтоб их страна была предметом всеобщей и горячей любви, но за неимением этого это чувство (неприязни - авт.) намного приятнее нашему самолюбию, чем презрение или игнорирование, - рассуждал публицист. - Хвали меня или ругай меня, - услышал я однажды, как артист сказал критику, - мне все равно, что из двух, но, пожалуйста, не оставь незамеченным" [17, p. 198].

Английские корреспонденты не скрывали своих симпатий и антипатий в развернувшемся конфликте. От объема, частоты публикаций официальной информации, отражавшей те или иные события, от периодичности использования высказываний общественности по их поводу, от наличия и объема аналитических материалов, связанных с размещаемыми сведениями, зависела общественная оценка того или иного издания. Однако, даже выступая в качестве самостоятельной ветви власти ("четвертая власть"), пресса полностью была зависима от общественного мнения и стремилась к его достаточно полному отражению.

Участник русско-турецкой войны, будущий военный министр А.Н. Куропаткин, говоря о содержании публикаций в зарубежной печати, отмечал: "В Европе громче всех раздаются крики нашего национализма, который хочет разрушить Турцию, разрушить Австрию, разгромить Германию, забрать Царьград, при случае, пожалуй, и Индию" [6, с.219]. Турецкая империя, которая находилась на грани своего развала, представлялась английским читателям газет в качестве страны, которая, в отличие от России, способна к изменениям, конечно же, под непосредственным воздействием со стороны Британии. Английские газеты постоянно подчеркивали, что в России нет и тени общественного мнения.

Основные настроения, существовавшие в британском обществе по мере развития балканских событий, нашли свое отражение в материалах печати. Общая сдержанность английской прессы по отношению к России после начала ею военных действий вызвала даже определенное замешательство. По общим предположениям, объявление Россией войны должно было быть встречено гораздо более ожесточенной пропагандистской кампанией в прессе. Однако причина этой благосклонности и миролюбивого тона вскоре была найдена: британское правительство обратилось к парламенту с просьбой об увеличении бюджетных средств на военные расходы. Поскольку не только в Европе, но и в Англии многие видели в этом шаге угрозу возможной войны, то он не вызывал одобрения в обществе, которое в этой ситуации следовало успокоить. Вот почему большая часть британской прессы демонстрировала свое миролюбие в отношении депеш российского канцлера и факта форсирования русской армией Дуная.

Переход российских войск через Балканы вызвал заметный всплеск негативного отношения к России в английской печати. Например, специальный орган премьера Биконсфильда газета Standard 7 июля 1877 г. заявила, что "необходимо объяснить русским, прежде чем они дойдут до Адрианополя, что у ворот турецкой столицы они встретят силы Англии" [20]. По мнению Economist, "успехи русского оружия могут повлечь за собой приобретение Россией Армении и части территории Балканского полуострова, временное или даже окончательное занятие Константинополя, открытие для русского военного флота пути в Средиземное море через Дарданеллы, выдачу России турецкого броненосного флота и т.п. Все эти комбинации рассматриваются Британией как весьма неблагоприятные для английских интересов" [16].

Английская пресса стала представлять помощь России балканским народам исключительно как "макиавеллистскую политику", за которой скрываются завоевательные планы. В январе 1877 г. петербургская газета "Гражданин" констатировала: "Вообще интерес в Англии к России ежедневно возрастает, и Славянский вопрос, кажется, не охладил, а усилил этот интерес" [3].

Из английской печати следовало, что "Россия претендует на основание великой империи славянской расы, которая простиралась бы от северной части студеного моря до знойного Персидского залива и от Эльбы почти до Гималаев - Панславянской империи в 550000000 душ с центром в Константинополе" [14]. Газеты были полны нелепых слухов. Например, публиковалась телеграмма, в которой сообщалось о раскрытии заговора о взрыве Константинополя, в Daily Telegraph сообщалось, что турки вырезали треть русской армии [15].

Газеты отказались от критических дискуссий и приступили к активному манипулированию общественным мнением, формировали психологическую атмосферу в среде своих читателей, предлагая заранее подготовленные варианты осмысления событий Балканского кризиса. При этом общественное мнение выступало вовсе не в качестве конечной инстанции публицистического воздействия. Итогом должны были стать необходимые действия внешнеполитического ведомства Британской империи в отношении России. Более того, зазвучали призывы к европейским государствам: "Что же касается Босфора и Дарданелл, то давно всем известно, что Россия ищет расширения своих прав в этом отношении, и те, кто полагает, что она не поднимет этого вопроса, воображают, что она воюет по-пустому. Мы готовы и всегда были готовы выслушать заявление Россией этих прав, и когда она их заявит, европейским державам придется подумать, какой следует дать ответ" [3].

В октябре 1877 г. влиятельная вечерняя Pall Mall Gazette, возглавляемая известным журналистом и редактором Фредериком Гринвудом, вынуждена была признать, что после битвы под Карсом "русские не только будут иметь возможность удержать за собой приобретенные ими выгоды, но и получат новые". Далее газета продолжала в присущем ей духе: "Англичанам нечего радоваться этой победе, она только придаст России больше охоты продолжать войну до тех пор, пока она совершенно не выгонит турок из Европы, а затем ей скатертью дорога в Индию" [19]. Вторила ей газета Standard: "Победа эта должна оживить в Англии опасения, от которых она напрасно поторопилась отказаться" [21].

Morning Post, Standard, Daily Telegraph не скрывали своих воинственных позиций: "Долго ли мы будем оставаться в бездействии, - вопрошала Morning Post, - в то время как Турция погибает под ударами превосходного в силах неприятеля? Необходимо принять энергичные меры немедленно, потому что в дело замешаны английские интересы и, конечно, нельзя ожидать, чтобы их вздумали защищать Германия, Франция, Австрия или Италия; единственной нашей союзницей является Турция, и мы должны помочь ей, пока еще не поздно" [18].

Российская консервативная газета "Гражданин" передавала возмущение, царившее в российских общественных кругах, по поводу содержания публикаций английской печати: "Когда же тон иностранных газет и даже депеш перестанет быть относительно России оскорбительным? Для них мы та же, зависящая от Европы, от Англии или Австрии - Турция, случайно только победившая на поле битвы. Англия обещает Турции потребовать от России скорого мира, Турция требует, чтобы Россия сделала то-то, русское правительство просило Порту прислать уполномоченных для переговоров, Австрия объявила, что условий мира Россия не может предъявить Порте без предварительного согласия Европы вообще, и Австрии в особенности, и т.д.

Вот слова и вот тон, которыми ежедневно говорят о России австрийские и английские газеты…" [8].

Говоря о предвзятости корреспонденций в английской печати, в первую очередь имелись в виду компрометирующие материалы, внедряемые через средства массовой информации в среду политической элиты или в сферу международного общественного мнения. Одним из постоянных сюжетов на страницах английских газет становится изображение жестокостей, чинимых русской армией в отношении мирных жителей на территории, принадлежавшей Турецкой империи.

Публикации английской печати, в которых регулярно говорилось о "злодействах над женщинами, детьми и мертвыми мусульманами", в соответствии с поставленными задачами, привели к крайне враждебному настроению против России: "…тори за то, что мы бьем турок, виги - что даем резать христиан, взявшись их защищать", - отмечал в своем письме Н.П. Игнатьев [4, с.125, 217].

Трубные призывы "газетных фанфар" возвестили начало широкой антироссийской кампании, развернувшейся в британском обществе. По словам английского военного представителя в России Уэлсли, "в Лондоне в театрах требуют, чтобы играли ЇБоже царя храниЎ¬, чтобы всякий раз освистать, а затем заставляют играть турецкий гимн, покрывают его аплодисментами" [Там же, с.219]. Даже публикации авторитетного Times, в которых говорилось о том, что о русских зверствах доказательств никаких не имеется, что "всему свету известно, что турки резали мужчин и беззащитных женщин и детей, ибо тела их были найдены тысячами" [25], не возымели широкого действия.

Всякое крупное политическое событие несет в себе противоречивые черты, и от интерпретации в печати зависит, какая из граней окажется перед глазами читающей публики. Война же, с ее несправедливостями, смертью, разрухой и нищетой, неминуемо влечет за собой жестокость со стороны обеих воюющих сторон. В позиции многих печатных органов лицемерие было вполне осознанным.

Однако следует отметить, что предвзятые сообщения в газетах о характере русско-турецкой войны могли оказать сильное информационное воздействие на читателя лишь тогда, когда эти сведения соответствовали его собственным представлениям. Уже к осени 1877 г. у значительной части британцев, впрочем, как и у многих жителей других европейских государств, взгляд на балканские события и на роль в них Российской империи обрел устойчиво негативный характер. Об этом говорил в августе в своем письме из Бельгии литературный критик П.В. Анненков: "Страшные вещи происходят в Турции, но страшнее их всеобщая, европейская радость от наших неудач. Точно от кошмара, все освободились и вздохнули свободнее, получив возможность думать, что Россия совсем не могущественная и первостепенная держава. <…> Я уже перестал говорить со здешними обывателями и наезжими немцами, которые тоже в восторге, что у нас нет порядка и генералов, похожих на их порядки и штабы, и таскаю только с собой свою горькую и беспощадную думу и тоску" [1, с.348].

В периодической печати утвердился миф о жестокостях русских солдат на захваченных турецких территориях, и это при том, что армия давала слишком мало поводов к подобным толкам. Так, по сведениям официального корреспондента "Правительственного вестника" В.В. Крестовского, количество преступлений в русской армии, повлекших высшую меру наказания, составило всего только четыре случая. "Приняв в соображение десятимесячный период времени и свыше двухсоттысячное число нашей действующей армии, эти четыре случая достаточно красноречиво говорят в пользу дисциплины и вообще нравственности наших военнослужащих, <…> самая придирчивая оценка, основываясь на таких цифрах, не могла бы укорить нашу армию в недостатке дисциплины и нравственности" [2, с.177].

Александр II вынужден был распорядиться передать английскому правительству через его военного представителя в России Уэлсли, что поведение турок неминуемо вызовет ожесточение среди русских солдат. Российский император настаивал на том, чтобы до правительства Великобритании была доведена правда относительно поведения русских войск и о жестокостях, совершаемых над болгарским населением турецкой армией, о распоряжениях Порты, сознательно разорявшей свое мусульманское население.

"Могут быть, конечно, частные случаи злодейства или нанесенных ран в общей свалке, но русский человек мертвого, беззащитного, а тем менее женщину или ребенка бить и резать не станет", - утверждал Н.П. Игнатьев [4, с.140]. Английские корреспонденты, находившиеся в расположении русских войск, свидетельствовали, что русские солдаты отличались "удивительным великодушием" по отношению к раненым и мирным туркам. Так, Арчибальд Форбс констатировал уважительное отношение в русской армии к турецкой армии под Плевной: "…как по сигналу, тон русских, как военных, так и гражданских, по отношению к туркам изменился, чьи зверства полностью забыты из-за их военного умения" [17, p. 197]. Дань вежливости отдали командовавшему обороной крепости Плевна Осман Паше.

Однако буквально каждый день войны приносил новые факты, которые можно было интерпретировать в зависимости от тех целей, которые ставили перед собой корреспонденты газет и журналов, а турецкое командование делало все возможное для того, чтобы обвинить русскую армию в преднамеренной жестокости. Так, по словам все того же Н.П. Игнатьева, в Главной квартире турецкой армии в Шумле,19 корреспондентам европейских журналов показали каких-то несчастных, потерпевших, вероятно, от черкес, а может быть, и от болгар, и убедили их подписать обвинительный протокол против России [4, с.140].

Вопрос о мнимых зверствах, совершаемых русской армией, обсуждался в Британском парламенте. "Петербургская газета" сообщала: "Во всем этом деле в высочайшей степени знаменателен тот факт, что в английском парламенте мог быть поставлен таким образом подобный нелепый вопрос. Из него заключить бы можно, что в Англии есть еще люди сомневающиеся. Нет! Мы уверены, что тут даже и сомнения не было в том, что турки лгут, а в этом заявлении проявлялось только одно желание - раздуть это дело перед лицом Европы и показать, что русские, мол, не лучше турок" [15].

Газета Times посвятила этому вопросу передовую статью, в которой отрицала основательность обвинений в жестокостях, объявила их голословными и лишенными всяких доказательств. По мнению газеты, "Порта старается обвинить Россию, приписывая ей еще большие зверства, чтобы этим прикрыть свои собственные неистовства" [26].

В сентябре 1877 г. там же были опубликованы размышления полковника Брэкенбери, долгое время находившегося в расположении русской армии. Он заявлял, что сформированное английской печатью отрицательное отношение к России, эксплуатируемое английским правительством, легко могло ввергнуть нацию в опрометчивую войну: "Но, к счастью, близка уже минута, когда здравый смысл восторжествует в Англии над предвзятыми идеями; реакция уже близка. Общественное мнение начинает оправдывать русскую армию от обвинений в жестокости, на нее взводимых, и скоро у нас сознают, что, хотя в настоящую минуту Россия действует, может быть, резко и не с надлежащим умением берется за дело, но, тем не менее, цель ее честна и благородна, и что, когда она достигнет этой цели, успех ее будет также благотворен для Англии, как и для человечества вообще" [27].

После падения Плевны в ноябре 1877 г. ведущее место на страницах английских газет заняла проблема английского вмешательства в события русско-турецкой войны. Характер и степень вмешательства рассматривался ими по-разному: газета Times последовательно в трех статьях с веской уверенностью оповещала: "Турки должны знать, что мы (англичане - авт.) драться за них не будем". По мнению издания, обязанность английского правительства заключается в том, чтобы вразумить Порту и убедить ее принять русские условия, как бы они тяжелы ни были, иначе Порта обрекает себя на окончательную погибель [29]. Times доказывала, что Турция в Европе никому не нужна; что если она вынудит Россию продолжать войну, то сила русских будет ежедневно возрастать, число их союзников увеличиваться, а силы и друзья турок таять. Англия же не вступится, поскольку "она никогда не пускается в предприятия, не обещающие успеха" [Ibidem].

Газета выражала надежду, что результаты, к которым привела война, будут признаны Европой за свершившийся факт и что в этом, и только в этом смысле, английское правительство может предложить посредничество. Газета уповала на то, что турки, наконец, поймут необходимость подчиниться силе событий и требованиям Европы [28], с грустью говорила о том, что придется, вероятно, примириться с обращением Болгарии в вассальное государство с иностранным, но только не русским принцем во главе, с независимостью Сербии и Румынии и с нейтрализацией проливов [30]. Схожая позиция относительно британского вмешательства была характерна для публикаций Daily News.

Специальный печатный орган английского премьера Standard, хотя и советовал Великобритании зорко следить за движениями русских и за Балканами, но не требовал немедленного "крестового похода". Напротив, газета выступила за то, чтобы английское правительство "употребило все усилия для примирения воюющих" [22]. Впрочем, примирительный тон издания был главным образом вызван трезвой оценкой британских военных сил.

В свою очередь, Daily Telegraph выражал надежду, что победитель не будет очень строг к побежденному, и советовал "друзьям-туркам" не упрямиться, а согласиться на все требования, направленные на улучшение положения христианских провинций. Однако "автономию Болгарии, разоружение крепостей, принадлежащих султану, уступку России Батума или Карса, исключительное пользование Россией Дарданеллами и Босфором" газета объявляла праздными мечтаниями России, о которых не стоило даже лишний раз говорить [2].

Начало 1878 г., знаменовавшееся заключением перемирия между Россией и Турцией, принесло новые настроения в печати. В Англии, благодаря газетам, широко распространился слух о том, что российские власти намерены выселить из Болгарии всех мусульман. Поводом послужили сообщения российской печати о том, что рассматривался проект выселения с этой территории турецких чиновников, баши-бузуков и черкесов [11]. Газеты были полны слухов о предстоящем разрыве дипломатических отношений с Россией, о заключении между Россией и Турцией оборонительного и наступательного союза против Англии.

"Сын Отечества" комментировал это следующим образом: "Они никак не могли переварить мысли о том, что Турция осмеливается отказывать англичанам в дозволении вступить в Дарданеллы и Босфор, в то время когда русские находятся в расстоянии одного перехода от Константинополя. Это заговор против Англии!" [10]. В сообщении от 13 марта 1878 г. в российской газете говорилось: "Тон английской печати по отношению к России становится все нахальнее и оскорбительнее; по-видимому, она задалась мыслью во что бы то ни стало навязать России роль подсудимой, от которой Европа, и в особенности Англия, требуют ответа" [12].

Таким образом, восприятие общественным мнением Британии российской самодержавной монархии как отсталого государственного режима являлось основой для большинства публикаций в английской печати, активно освещавшей события на Балканах. Газеты в такой степени активизировали общественное мнение в сторону неприятия России и ее политики на Балканах, что 2 марта 1878 г. Times пришлось даже призывать воинственно настроенных англичан быть в этих вопросах благоразумней [23]. "Благоразумие и умеренность" в оценках политической ситуации требовалось утверждать и в правительственных кругах. Уже в конце 1878 г. для европейских политиков было очевидным, что на объявленном предстоящем в Берлине международном конгрессе Британия не удовлетворится никакими уступками с российской стороны.

Список литературы