Утверждение советской модели семейных отношений в городах дальнего востока РСФСР в 1920-1930-е годы

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Утверждение советской модели семейных отношений в городах дальнего востока РСФСР в 1920-1930-е годы

Исторические науки и археология

Кулинич Наталья

Статья раскрывает сложный процесс вытеснения патриархальной модели семейно-брачных отношений и замены ее новой советской моделью в специфических условиях городов дальневосточного региона РСФСР. Основное внимание уделяется негативным последствиям советской семейной политики, проявившимся в стремительном росте разводов и абортов, сокращении продолжительности семейных союзов и т.п. Как показало исследование, в условиях дальневосточных городов разрушению традиционной формы семьи способствовала массовая миграция молодежи из центральных районов страны.

Ключевые слова и фразы: семейная политика; «половой вопрос»; развод; аборт; гендерный аспект; миграция.

Политика советской власти в сфере семейных отношений, основывавшаяся на отрицании буржуазных форм брака и семьи, ускорила процесс распада традиционных семейных ценностей. Декрет «О гражданском браке, детях и ведении книг актов гражданского состояния» 1917 г. установил единую процедуру гражданской регистрации брака и отменил церковное венчание, признававшееся до революции единственным легитимным закреплением семейных отношений. А. М. Коллонтай, признанный марксистский теоретик в женском вопросе, откровенно заявляла: «Надо сказать прямо то, что есть: старая форма семьи отжила. Коммунистическое общество в ней не нуждается» [Цит. по: 1, с. 140]. В журнале «Коммунистка» (1920 г.) говорилось: «Старые, гнилые устои семьи и брака рушатся и идут к полному уничтожению с каждым днем». При этом автор статьи вынужден был признать, что «нет никаких руководящих начал для создания новых, красивых, здоровых отношений. Идет невообразимая вакханалия» [14]. Декрет ВЦИК и СНК «О расторжении брака» (1917 г.) и последующие документы советской власти максимально упростили бракоразводный процесс, превратив его фактически в формальную констатацию факта. Если вспомнить, что по законам Российской империи расторжение брака представляло собой сложную и длительную процедуру и разрешалось лишь в исключительных случаях, то станет понятным, какое разлагающее воздействие этот декрет оказал на молодое поколение страны, не имевшее устоявшихся моральных норм. Более сильное воздействие советская семейная политика оказала на городское население, не имевшее, в отличие от сельского, устойчивых патриархальных традиций. Участники дискуссии по «половому вопросу», развернувшейся в середине 1920-х гг. на страницах дальневосточной печати, отмечали, «что половая распущенность в городе больше, чем в деревне» [13]. семейный советский брачный

Установившаяся в 1920-е гг. в дальневосточных городах свобода отношений между полами, по признанию Далькрайкома ВКП(б), стала основной причиной самоубийств среди женщин, вынужденных в одиночестве справляться с ее неприятными последствиями [6, д. 88, л. 225]. При городских консультациях охраны матери и младенчества были созданы специальные абортные комиссии. Газета «Тихоокеанская звезда» писала: «В Хабаровске больница не успевает делать аборты… Ежедневно производится по 6-7 абортов. Раньше абортная комиссия пропускала по 20-24 человека, теперь 36-38» [20]. Одновременно с этим росло число оставленных детей. Только за один 1926 г. в дальневосточные городские дома ребенка поступило 130 так называемых «подкидышей» [5, д. 265, л. 202].

Стремительный рост числа разводов стал еще одним негативным последствием проводившейся властью политики в области семейных отношений. В 1928 г. в дальневосточном регионе на 16,3 тыс. зафиксированных браков приходилось 5,4 тыс. разводов. Распадалась фактически каждая третья семья. Быстрее всего процесс распада патриархальной семьи происходил в крупных городах, характеризующихся повышенной социальной мобильностью населения. Так, в сельской местности на 100 заключенных браков приходилось всего 20 разводов. В небольших дальневосточных городах - 45, а в крупных окружных городах - 59 [9, д. 3, л. 2]. В европейской части в это период расторгалась примерно 1/5 от общего числа браков [18, с. 17].

Появилась тенденция создания очень непродолжительных семейных союзов. Из 818 браков, заключенных в 1928 г. во Владивостоке, 2 брака просуществовали всего 0,5 месяца, 3 - 1 месяц, 17 - от 1 до 3 месяцев, еще 17 - 3-6 месяцев [9, д. 5, л. 2]. Свобода отношений, установившаяся в городах дальневосточного региона, оказывала расшатывающее воздействие и на семейные союзы, сложившиеся в дореволюционный период и скрепленные церковным браком. Встречались случаи, когда семейные пары расставались после 20 и более лет совместной жизни. О свободе нравов, установившихся в дальневосточных городах, свидетельствовал и тот факт, что часть горожан к концу 1920-х гг. успела расторгнуть уже несколько браков. Например, во Владивостоке из 818 мужчин, подавших на развод, в первом браке состояло 660 человек, во втором - 147, в третьем и более - 11 человек. Распадались даже многодетные семьи. Около 8% разведенных в 1928 г. Женщин оставались с тремя и более детьми. В небольших дальневосточных городах количество многодетных «разведенок» доходило до 15% [Там же, д. 4, л. 35]. В этом случае положение женщины после развода было очень сложным. Особенно, если она была уже немолода, не имела образования, профессии и опыта работы.

Процесс распада семейных союзов еще больше ускорился в 1930-е гг. Браки, просуществовавшие менее одного года, в статистике разводов по городам Дальнего Востока составили более 23%. При этом менее одного месяца прожили вместе 2,3% расторгнувших брак, от одного до пяти месяцев - 11,5%, шесть - одиннадцать месяцев - 9,3% [Там же, д. 6, л. 55]. Значительно выросло число абортов. В 1934 г. городах региона на 15 тыс. родов приходилось уже 17 тыс. искусственных прерываний беременности. Говоря об этом в своем выступлении на пленуме Далькрайкома ВКП(б) (1935 г.), председатель Дальневосточного краевого отдела здравоохранения Шрейбер призвал вести «борьбу с теми безобразиями, какие имеем в быту». Главным из таких «безобразий», по его мнению, являлось повсеместно развитое «донжуанство». «Сходятся, - говорил Шрейбер, - через два месяца бросает одну, другую жену и получается целый конвейер жен» [6, д. 88, л. 225].

Значительную роль в расшатывании семейно-брачных отношений сыграли гендерные изменения, затронувшие, прежде всего, феминную модель поведения. Первым шагом в этом направлении стало совместное обучение детей разного пола в единой трудовой школе. Система социалистического воспитания, основываясь на равенстве полов, подчеркнуто не делала разницы между воспитанием девочек и мальчиков. Для этой же цели были выработаны соответствовавшие агитационные лозунги, пропаганда которых, как правило, проводилась накануне и в дни празднования 8 марта. Обращаясь к матерям, они советовали: «Девочку и мальчика учи жить одинаково», «Не учи своего ребенка тому, чему научила тебя твоя мать - рабыня». Девушек наставляли: «Научись сама зарабатывать себе на жизнь, и ты будешь не рабой, а товарищем своего мужа»; давали конкретные рецепты: «Девушки, чтобы не быть больше рабынями, идите учиться в профтехнические школы и сельскохозяйственные курсы», «Девушка, иди в комсомол и пионерский отряд, там тебя научать жить по-новому». Присущее девушкам естественное желание выглядеть привлекательнее, украсить себя, теперь воспринималось негативно и объявлялось проявлением рабского поведения: «Уродовать себя, украшать кольцами и серьгами, заставила тебя погоня за женихом-хозяином». Советская культура предлагала новую модель гендерных отношений, существенно отличавшуюся от традиционно-патриархальной, а именно равенство и партнерство: «Для комсомольца и пионера - девушка равный друг и товарищ» [7, д. 318, л. 176]. Конечно, реальная жизнь была далека от выдвигавшихся идеологических штампов, но воздействие выражавшейся в них идеологии на феминную модель поведения несомненно. Проведенное в середине 20-х гг. во Владивостоке анкетное обследование, охватившее 350 молодых горожанок (из них 150 были комсомолками, остальные 200 - беспартийными), показало, что девушки, в большинстве своем, ощущали себя «равными» парням. Они признавали, что «не отстают от мужчин». Их обижало, что «парни на тебя часто смотрят свысока, относятся к тебе не как к товарищу, а только как к женщине. Обрывают, не дают хода». Презрительно заявляют: «Баба, куда тобе» [13].

Как отметила исследователь Э. А. Васильченко, существенную роль в деле вовлечения женщин в новую жизнь сыграли беспартийные делегатские женские собрания [2, с. 38]. Первые выборы в них на Дальнем Востоке состоялись осенью 1922 г., тогда делегатками стали 1,5 тыс. дальневосточниц. К 1931-1932 гг. в составе делегатских собраний было около 15 тыс. женщин [11, с. 41-45]. Согласно положению о работе делегатских собраний, они создавались при партийных комитетах и являлись «школой практической подготовки к общественно-политической работе». Делегатки избирались на общих собраниях работниц и служащих цехов, предприятий, учреждений, артелей, на районных и общегородских собраниях домашней прислуги и домашних хозяек - жен рабочих. Норма представительства была следующей: одна делегатка от 10 работниц на крупных предприятиях и от 3-5 - на мелких. При этом делегатские собрания составлялись таким образом, чтобы в них были представлены работницы всех имевшихся в данном городе предприятий и учреждений. Главная задача заключалась в обеспечении в составе делегатского собрания значительного большинства «за пролетарками». Все неграмотные делегатки обязаны были посещать школы ликвидации неграмотности и вести агитацию за ликвидацию неграмотности среди работниц [7, д. 318, л. 177].

Максимальная активность в работе среди женщин проявлялась в преддверии празднования 8 марта, объявленного международным днем работниц. В течение недели (с 1 по 8 марта) осуществлялась «кампания по охране материнства и младенчества», в ходе которой проходили женские конференции и общие собрания в рабочих районах, на которых читались лекции и доклады на соответствующую тему. Кульминацией собраний был «Суд над матерью, покинувшей своего ребенка» [17, д. 1150, л. 77]. К празднику старались приурочить торжественное открытие различных детских учреждений: яслей, детсадов, детплощадок. При родильных покоях открывались консультации матери и ребенка, при биржах труда создавались женские кооперативы. Непосредственно в праздник, как правило, организовывались платные вечера, спектакли, кинопоказы. На основании постановления СНК РСФСР (1927 г.) доходы от всех этих мероприятий поступали в специальные фонды «охраны материнства и младенчества» [4, д. 3856, л. 2]. Надо сказать, что городские женщины охотно посещали праздничные собрания, вносившие заметное разнообразие в их повседневную жизнь. В г. Свободном торжественный вечер в честь 8 марта в 1925 г. был устроен в городском театре, куда не удалось вместить всех желающих. По свидетельству очевидцев: «Пришли даже те, кто никогда не ходили ни на одно собрание. Посадив мужа смотреть за ребятами, сами пошли на праздник, пообещав мужу, что если он не останется, то они пойдут жаловаться в женотдел. Большинство были в первый раз на конференции. Не одной пришлось перенести бучу с мужем прежде, чем попасть на конференцию. Много было случаев, когда мужья заявляли, что Їесли только пойдешь, то лучше не приезжай обратно?. Но некоторые женщины не посчитались с этим - Їбудь, что будет?» [17, д. 1150, л. 78]. В городах стали создаваться «Уголки ребенка», куда мать, «оторванная от общественной жизни», могла принести ребенка на время собрания или учебы. За детьми присматривали поочередно сами дежурившие матери. Эти «Уголки ребенка», открытие которых происходило торжественно, с приветственными речами, под пение «Интернационала», воспринимались как «небольшой камень в большом фундаменте нового быта» [3, д. 2, л. 3].

Еще более заметные изменения в этот период происходили среди подраставшего поколения девушек. Они оказались очень восприимчивыми к призывам ликвидации неграмотности и получения образования. В результате разрыв в уровне грамотности между девушками и юношами стремительно сокращался [19, с. 44]. К началу 30-х гг. девушки превалировали среди учащихся всех общеобразовательных учебных заведений, за исключением школ-семилеток и школ крестьянской молодежи, они активно овладевали и профессиональными знаниями, составляя 44,3% учащихся техникумов, 32,4% обучавшихся в учреждениях низшего профобразования и 29,7% студентов вузов [9, д. 17, л. 59]. Изменению традиционной гендерной модели поведения девушек способствовало и то, что благодаря утвердившемуся в сфере образования принципу равноправного обучения, и мальчики, и девочки получали одни и те же знания и навыки. В школах отсутствовали уроки домоводства и рукоделия, но благодаря принципу политехнизации осуществлялась связь обучения с промышленным производством. Газета «Правда» (1931 г.) по этому поводу писала: «Выходящая из нашей семилетки девушка-подросток в этом отношении как небо от земли отличается от кисейной гимназистки прошлого столетия» [15]. В результате к концу 1930-х гг. у основной массы учительства сформировалось устойчивое представление, высказанное с раздражением своим ученицам преподавательницей одной из хабаровских средних школ: «Вам не с графами танцевать, не нужны грациозные девушки, учиться надо» [10, д. 21а, л. 4].

Городское население Дальнего Востока пополнялось в основном за счет миграции молодежи из центра страны, что не способствовало укреплению семейно-брачных отношений. Оказавшись вдали от дома, многие молодые люди, не имевшие жизненного опыта и сформировавшейся системы жизненных ценностей, вели себя очень вольно в отношении противоположного пола. Один из первых исследователей хетагуровского движения Н. И. Дубинина писала: «Случалось иногда так: 17-18-летняя девушка, оказавшись без родных, без дружеской поддержки, давала скоропалительное согласие на замужество поухаживавшему за ней парню. А вскоре оставалась одна с малым ребенком на руках. И моральное и материальное ее положение в новом коллективе ухудшалось. Молодая мать оказывалась в жизненной ситуации, из которой, казалось ей, нет благоприятного выхода» [12, с. 86]. Ситуация, сложившаяся в сфере семейно-брачных отношений дальневосточной молодежи, заставила власть обратить на нее внимание. На страницах газеты «Ударник Комсомольска» (1935 г.) развернулась дискуссия о культуре отношений между полами и новых советских семейных ценностях. Ее участники утверждали: у части молодежи города юности сложилась практика «краткосрочных браков» и даже «браков на ночь». Молодые парни такие отношения «считают не только нормальным явлением, но находят в этом особую прелесть жизни» и готовы так жениться много раз. Подобное поведение в середине 1930-х гг. резко осуждалось, а его причины объяснялись с классовых позиций. По мнению О. И. Шарикова, автора статьи «О комсомольской семье», причиной «этой скотской, мелкобуржуазной разнузданности» является невежество «в марксистко-ленинском понимании семьи». Дело в том, что часть молодежи «не освободилась от буржуазного взгляда на женщину». Он предлагал комсомольцам резко осудить таких «семьянинов» и исключить их из комсомола. Провозглашались новые советские принципы семейной жизни: «комсомольская семейная жизнь должна сопровождаться взаимной помощью друг другу в труде и образовании» [21].

Изменить утвердившуюся в городах-новостройках практику «свободной любви», ведущую к «мимолетным половым связям», в 1930-е гг. не удалось, что негативно отразилось на судьбе молодых женщин, приехавших в регион в рамках хетагуровского движения. Инструктор сектора по работе среди женской молодежи Цынгаленок в докладной записке в ЦК ВЛКСМ «О состоянии молодежи хетагуровского призыва» (1939 г.) писал, что встреча девушек в крае не была подготовлена должным образом. «Лишь организовывали шумиху в связи с приездом хетагуровок, и на этом работа кончилась, приехавшие были отданы на откуп самим себе. Неустойчивая часть из них начала вести себя распутно, стала пить, что приводило к многоженству, издевательству над девушками, хамскому отношению к девушкам и опошлению звания хетагуровок. С девушками не было проведено ни одной беседы, не предупредили их о ряде плохих поступков и в результате в Комсомольске 36 случаев попыток к самоубийству на 99% на почве семейных неполадок» [17, д. 1351, л. 15]. «Некоторые девушки, приезжавшие на ДВК, - докладывал инструктор Цынгаленок, - не все хорошего поведения и не все твердо подходят к вопросу семьи, к вопросу об отношениях с юношами. Наблюдаются случаи, когда выходят замуж после короткого знакомства, затем расходятся через несколько дней. Появляются дети, а отец скрывается, отрицая сожительство с девушкой. Выходят замуж и женятся по 3-4 раза» [Там же, л. 20]. В качестве примера была приведена комсомолка Демшина, приехавшая по вербовке в Комсомольск-наАмуре 2 января 1939 г. Уже 15 января она вышла первый раз замуж, 23 января разошлась и вечером того же 23 января вышла замуж за другого. Весь день 24 января справляли свадьбу и прогуляли всю ночь, а утром молодожены опоздали на работу, и их уволили. Попав, как ей казалось, в безвыходное положение, Демшина предприняла попытку суицида. По оценке инструктора сектора по работе среди женской молодежи ЦК ВЛКСМ, «такое же положение есть и в других комсомольских организациях» [Там же, л. 22].

Изменение традиционного отношения к семье и браку, начало чему было положено декретом 1917 г. «О гражданском браке, детях и ведении книг актов гражданского состояния», вызвало серьезные потрясения в повседневной культуре советских граждан, привело к росту разводов и абортов, сокращению продолжительности семейных союзов. В дальневосточных условиях дополнительным дестабилизирующим фактором для сохранения традиционной семьи стала повышенная социальная мобильность населения.

Список литературы

1. Васильченко Э. А. Женский социум на Дальнем Востоке (1860-1940). Иваново, 2000. 215 с.

2. Васильченко Э. А. Женщины и общественное производство на советском Дальнем Востоке (20-30-е годы XX века) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2013. № 5. Ч. 2. С. 37-39.

3. Государственный архив Амурской области (ГААО). Ф. 67. Оп. 1.

4. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 259. Оп. 12 б.

5. ГАРФ. Ф. 5207. Оп. 1.

6. Государственный архив Хабаровского края (ГАХК). Ф. 2. Оп. 1.

7. ГАХК. Ф. 318. Оп. 1. 8. ГАХК. Ф. 704. Оп. 1. 9. ГАХК. Ф. 719. Оп. 4.

8. ГАХК. Ф. 1665. Оп. 1.

9. Дубинина Н. И. Дальневосточницы в борьбе и труде: исторический очерк. 1917-1941. Хабаровск, 1982. 176 с.

10. Дубинина Н. И. Ты позови, Дальний Восток! Хабаровск, 1976. 175 с.

11. Красное знамя. 1925. 23 мая.

12. Панин С. Е. Борьба с проституцией в России в 1920-х годах // Вопросы истории. 2004. № 9. С. 113-119.

13. Правда. 1931. 22 июня.

14. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 1. Оп. 23.

15. РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1.

16. Савчук А. А. Трансформация отношений к семье и браку на российском Дальнем Востоке в 1917-1936 гг.: автореф.

17. дисс. … к.и.н. Владивосток, 2013. 22 с.

18. Статистический бюллетень. 1927. № 7.

19. Тихоокеанская звезда. 1927. 11 сентября.

20. Ударник Комсомольска. 1935. 12 марта.

Размещено на Allbest.ru