Первые мероприятия советской власти обозначили новый подход к учителям как к участникам строительства школы, последовательно проводящим политику партии в области народного образования. Кроме того, немалую надежду возлагали большевики на учителей, как помощников в агитации населения, в пропаганде идей строительства нового социалистического общества.

К концу декабря 1918 г. советская власть укрепилась в большинстве уездов Казанской губернии [3,с.341], где она надеялась на помощь учительства в агитации местного населения. Однако, "казанское учительство в лице своего учительского союза встало на позицию отрицания советской власти" [1, с. 20]. Учительский союз Казанской губернии так же, как и Всероссийский учительский союз повел с большевиками борьбу, которая была направлена против отдельных мероприятий, проводившихся советской властью в связи с реорганизацией школы: боролись против изгнания из школы закона божия, против совместного обучения девочек и мальчиков, против ученического самоуправления и т.п. Но с февраля 1918 г. учителя, убедившись в устойчивости новой власти, начали проявлять к ней более лояльное отношение [9, с.16-17]. Таким образом, в первый год после Октябрьской революции среди учительства Казанской губернии, как и по всей России, единства не было, одни были противниками новой власти, другие - сторонниками, но все, так или иначе, вынуждены были учитывать те условия, в которых им необходимо было работать.

А ведь в учительстве власть хотела найти тех, кто будет заниматься агитацией населения, пропагандировать в его среде идеи строительства нового социалистического общества. Так, в 1918 году в Казанской губернии начинали готовить инструкторов, которым было указано на необходимость "вести агитацию среди всех школьных работников за вступление их в Союз деятелей просвещения и социалистической культуры, "Пролеткульт", Союз рабочей коммунистической молодежи и т.п." [5, д.13, л.4]. Таким образом, в 1918 г. для того, чтобы учителя начали агитировать других людей, власть призывает провести агитацию их самих. И в 1919 году состоялся губернский съезд по просвещению, который сформулировал такие формы работы: "а) усиление пропаганды и агитации среди учителей идей коммунизма; б) организацию подготовки школьных работников к агитации этих идей среди местного населения, путем развития у учителей классового понимания общественных отношений" [6, д.103, л.48]. Позже, в 1923 г. от учительства ТАССР местное руководство ждало уже более конкретной помощи в пропаганде идей коммунизма и новых знаний среди населения. В циркуляре Наркомпроса от 23 мая 1923 г. "Об усилении культурной работы учителя в деревне и спайке города с деревней" сказано, что работа учительства должна быть направлена по трем основным линиям:

1) по развитию политического самосознания у крестьянства;

2) по поднятию сельскохозяйственного производства;

3) по расширению всеобщей грамотности. Учителям разъяснены и способы, которыми они должны этого добиться: а) организовать регулярные и систематические чтения газет вслух для крестьян; б) школы с сельскохозяйственным уклоном должны сделаться опорными пунктами по распространению агрономических знаний среди крестьян (устраивать лекции по вопросам рационального земледелия и животноводства); в) проводить периодические беседы со взрослым населением на общекультурные темы, устраивать школами и учительскими коллективами литературно-музыкальных вечеров, концертов, спектаклей; г) организовать занятия в школе безграмотных и малограмотных [7, д.1425, л.145]. Однако учителя все это осуществить не могли, так как таких обширных знаний они не имели, книг в деревенской библиотеке было недостаточно, газет не было, да и учителя больше думали о собственном выживании (так как с их зарплатой это было совсем нелегким делом), а не о просвещении местного населения. В 1926 г. учителя выполняли большую работу в связи с переписью населения; ежегодно участвовали в сборе сельхозналога, агитируя население за его необходимость и полезность; кроме того за необходимость приобретать облигации госзаймов, участвовать в проведении основных общественно-политических кампаний в деревне (хлебозаготовки, посевная кампания) и т.д. и т.п. [Там же, д.1425, л.257].

В ТАССР, как и во всей России, "учителя были согласны принять участие в борьбе с народной темнотой, а не вести агитацию", они предлагали, и совершенно справедливо, направить для этого в деревню агитаторов" [1, c.6]. Но, захватив власть в России, большевики надеялись на то, что учителя будут именно агитировать за новую власть, разъяснять неграмотному населению преимущества нового строя. Раз учителя не хотели это делать, их необходимо было заставить, например, обвинив в контрреволюционных настроениях и даже действиях, в непрофессионализме и т.д.

Хуже всего было то, что этим стали пользоваться ученики. В первые послереволюционные годы многие учащиеся почувствовали себя хозяевами школ. Так, например, в Козьмодемьянской первой гимназии Казанской губернии, в 1919 г. учительница требовала от школьников лучше выполнять задания и готовиться к урокам, а они написали заявление управляющему школы о том, что эта учительница вела контрреволюционную пропаганду [6, д.81, л.143]. Также были аналогичные сообщения из Казанских школ № 7, № 42 [5, д.44, л.45]. Чаще всего в школы направлялись комиссии для проверки ситуации и конфликты были улажены, но, как отмечали учителя, "безнаказанность учеников дурно влияет на других школьников, внушая вредную мысль, что преподавателя можно "прижать" [Там же, д.44, л.47]. Подобные случаи формировали у учителей осторожность, боязнь поступить принципиально, сказать правду; у учащихся лень, лицемерие и лживость.

Кроме того, начиная с 1918/19 учебного года, во всех неудачах и просчетах школьной реформы власти обвиняли учительство, заверяя, что оно не желает преобразований и поэтому саботирует меры по реорганизации школы. Руководители разных уровней требовали от учителей скорейшего осуществления реформы, а сами нередко плохо представляли ее детали, а тем более способы ее проведения. А учитель часто не понимал, что он должен делать.

Действительно, чувство бесправия проистекали из постоянной запуганности народного учителя "начальством", которая в годы гражданской войны, в сочетании с крайней материальной нуждой и униженным положением, достигла своего максимума. Этим пользовались представители любых структур, причастных к власти: от партийных, советских и хозяйственных до комсомольских, превращая учителя в интеллектуального поденщика, обязанного в любой момент выполнить любое "общественное" задание под страхом "общественного" же порицания, а то и наказания. Учитель занимался и написанием заявлений крестьянам, и постановкой спектаклей и концертов и читал лекции на различные темы и т.д.

Разъяснять неграмотному крестьянину политику партии призвано было учительство, которое зачастую не имело хорошего образования, не читало газет, и вообще, по мнению власть придержавших, нуждалось в идейнополитическом перевоспитании, так как социальным происхождением тоже похвастать не могло. В 1924 году В.Н. Соминский в Лаишевском районе ТАССР провел анкетирование учителей, результаты этого анкетирования изложил в статье "Сельский просвещенец". Эти результаты как раз говорят о том, что большинство учителей едва сводили концы с концами и материально очень нуждались, но, главное, то, что газет и педагогических журналов они не читали, с крестьянами никак не работали, потому что не знали, как это делать [10, c.78]. Очевидно то, что учительству часто тоже не хватало ни образованности, ни начитанности и с ним тоже следовало проводить политработу.

Следует отметить, что после октябрьской революции 1917 года пропаганда идей коммунизма была не единственной заботой большевиков, к исполнению которой они привлекали учителей. Так, нерусское население стремилось к равноправию и требовало, чтобы преподавание в школах осуществлялась на их родном языке. В Казанской губернии, а потом в ТАССР проживали разные народы, и вопрос о представителях различных национальностей во властных структурах здесь был весьма актуальным. Однако проблема государственного строительства в национальных регионах заключалась в том, что не все национальные представители могли занимать высокие посты в новой администрации по причине недостаточной образованности (или же их образование было религиозным, как у многих представителей татарского народа, что новую власть совсем не устраивало). Этот процесс подготовки национальных кадров для работы во властных структурах носил название "коренизации" власти. А поскольку процесс этот был тесным образом связан с образованием, то был поставлен вопрос о "коренизации" образования.

В двадцатые годы основным принципом, определявшим общее направление просветительной политики Наркомпроса ТАССР было заявлено именно стремление "поднять, в первую очередь, наиболее отсталые в культурном отношении нации (татары и нацмены), создавая в то же время, условия полной реализации родного языка для всех народностей Татарии, во всех видах просветительной деятельности" [8, с.3]. Агитировать местное население были призваны учителя национальных школ.

Учителя "нацмены" (представители национальных меньшинств) верили всем заявлениям большевиков, часто охотно вступали в партию (на съезде работников просвещения и социалистической культуры вотяков речь даже шла о том, что все вотское учительство целиком должно войти в Коммунистическую партию [9, c.5]). Формирование национального образования, строительство национальных школ, обучение школьников на родном языке привлекало к власти большевиков представителей национальных меньшинств.

Таким образом, политика большевиков по отношению к учительству в 1918 - середине 20-х годов представляет собой комплекс мер административного идеологического характера направленных на привлечение учительства к пропаганде коммунизма и разъяснению политики советской власти рабочим и крестьянам, проведению ликвидации безграмотности и антирелигиозной борьбы, созданию новой, идеологически ориентированной школы.

учитель советский учитель идея коммунизма

Список литературы