Размещено на http: //www. allbest. ru/

Астраханский государственный университет

Политико-экономические санкции как способ решения внутриполитических проблем и пограничных инцидентов на юго-востоке России в 1730-1740-х гг.

Илья Васильевич Торопицын

Кафедра истории России

itoropitsyn@mail.ru

Аннотация

власть политический администрация приграничный

Торопицын Илья Васильевич

ПОЛИТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ САНКЦИИ КАК СПОСОБ РЕШЕНИЯ ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ И ПОГРАНИЧНЫХ ИНЦИДЕНТОВ НА ЮГО-ВОСТОКЕ РОССИИ В 1730-1740-Х ГГ.

Статья раскрывает некоторые аспекты взаимоотношений российских властей с народами Российской империи в 1730-1740-х гг. В работе рассматриваются формы и методы осуществления государственной политики в отношении народов Урала и Северного Кавказа в период осложнения ситуации на этих приграничных территориях. Основной акцент сделан на изучении экономической составляющей данной политики и политических шагов местной администрации. При этом политика властей в отношении российских подданных увязывается с внешнеполитической конъюнктурой, которая во многом определяла выбор тех или иным методов воздействия на народы России.

Ключевые слова и фразы: санкции российских властей; политика принуждения; экономические меры воздействия; пограничные инциденты; Оренбургская экспедиция (комиссия); Астраханская губерния.

Annotation

POLITICAL-ECONOMIC SANCTIONS AS THE MEANS OF THE SOLUTION OF DOMESTIC POLICY PROBLEMS AND FRONTIER INCIDENTS IN THE SOUTH-EAST OF RUSSIA IN THE 1730S-1740S

Il'ya Vasil'evich Toropitsyn

Department of Russian History

Astrakhan' State University itoropitsyn@mail.ru

The author reveals some aspects of the interrelations of Russian authorities with the peoples of the Russian Empire in the 1730s1740s, considers the forms and methods of state policy realization in relation to Ural and Ciscaucasia peoples during the period of the complication of the situation within these frontier territories and pays special attention to studying the economic component of this policy and political measures of local administration. At the same time the authorities' policy in relation to Russian nationals is coordinated with foreign policy situation which to a large extent determined the choice of the methods of influence on Russian peoples.

Key words and phrases: Russian authorities' sanctions; policy of compulsion; economic measures of influence; frontier incidents; Orenburg expedition (commission); Astrakhan' province.

1730-1740-е гг. характеризуются обострением внутриполитической ситуации в России на Урале, где башкиры, недовольные планами российского правительства, подняли восстание с целью сорвать деятельность Оренбургской экспедиции, а также осложнением обстановки на Северном Кавказе из-за возросшей активизации в регионе стран-соперниц: Персии, Турции и России. В этот период времени применение российскими властями различных санкций прочно входит в практику взаимоотношений с народами на юговостоке страны. При этом формы и методы введения санкций становятся более разнообразными: от репрессалий до эмбарго на поставки оружия и отдельных групп товаров; расширяется и спектр причин, требующих мер принудительного воздействия, к числу которых относится арест и конфискация товаров и личного имущества с целью получения материальной компенсации за понесенный ущерб.

Ярким примером применения экономической блокады со стороны российских властей является политика руководства горнозаводского ведомства на Урале в отношении башкир, поднявших в 1735 г. восстание, направленное на подрыв деятельности Оренбургской экспедиции (в 1737 г. ее переименовали в комиссию), созданной правительством для продвижения политико-экономических интересов России в Азию. В январе 1736 г. Канцелярия Главного правления сибирских и казанских заводов разослала во все слободы горнозаводского ведомства, а также в Шадринский, Исетский и Окуневский дистрикты указы, запрещающие продавать продукты башкирам, «доколе они аманатов по посланным к ним указам сюда или к полковнику Арсеньеву отдадут» [2, с. 58].

В декабре 1737 г. воинским командам, собранным против восставших, была поставлена задача нанести зимой экономический урон хозяйству башкир. В частности, предписывалось «заготовленные у дворов сена пожечь и тем или к совершенной покорности принудить, или до весны совсем без действительных их учиня самим в безопасности остаться» [6, ед. хр. 1164, л. 1166 об.].

В дальнейшем меры экономического воздействия со стороны российских властей в отношении населения Башкирии были усилены. Восставшие, принося повинную, в качестве наказания должны были уплачивать «штрафных лошадей» (по одной лошади со двора). «Если же которые для убожества вскоре заплатить не могут, а дадут по себе порук, тех велено не держав в домы отпущать, - разъяснялось местным властям в указе Оренбургской комиссии, - токмо старшины тех волостей должны о том стараться, чтоб оные, конечно, тот штраф заплатили» [Там же, ед. хр. 1167, л. 323 об.].

В период восстания, охватившего Башкирию, торговые связи между жителями русских и башкирских селений были прерваны, все контакты стали осуществляться под контролем представителей русской администрации. Секретные указы предписывали башкир «внутрь российских жилищ и в деревни… не пропускать». Так, 24 февраля 1738 г. Уфимская канцелярия получила указ от Оренбургской комиссии, предписывавший ей «продажу хлеба и ездить с товаром к ворам по запрещению накрепко надзирать». Верным башкирским старшинам и сотникам приказано было «подписываться под смертною казнью», что они будут ловить нарушителей этих запретов и доставлять в ближайшие русские крепости. У решившихся в обход введенных санкций торговать с участниками восстания приказано было все «пожитки отбирать» [Там же, л. 327].

Башкирам, сохранившим верность российскому престолу, было разрешено обращаться по торгово-экономическим вопросам только в крепости, где они могли приобрести нужные товары по поданным ими от своих старшин письмам. При этом количество товаров, которое могло быть продано в одни руки, было строго регламентировано. Верноподданные башкиры, согласно предписанию подполковника Тобольского гарнизона Г. И. Немцова, возглавлявшего в 1738-1742 гг. заводские команды («вольницу») на юго-восточных рубежах Екатеринбургского ведомства, могли получить на посевную кампанию 1738 г. не более трех пудов хлеба, овса и ячменя и столько же муки. При этом с них бралось обязательство «под смертной казнию», что они полученные от российских властей припасы используют строго по назначению и только для себя. Башкирских старшин предупредили об ответственности за своих людей, чтоб «ворам бунтовщикам отнюдь они не продавали и не возили». Также строго регламентировалась и продажа башкирами товаров, которую разрешено было осуществлять только на территории крепостей. Закупки башкирских товаров разрешались в ограниченном количестве. Представители российской администрации должны были следить за тем, «чтоб не более указного числа куплено было» [2, с. 100].

В период восстания 1735-1740 гг. хозяйственная деятельность населения Башкирии была существенно ограничена. Старшины башкирских селений, сохранивших верность присяге на подданство России, вынуждены были запрашивать разрешение у российских властей для поездок по хозяйственным делам. Так, тарханы Каратабынской волости в июле 1737 г. отмечали в своем прошении, что их не допускают без указа посетить традиционные хозяйственные угодья вблизи озера Аргази, в окрестностях которого они занимаются копанием сараны, кошением сена, а также рыбной ловлей и добычей соли. Кроме того, им был запрещен въезд в соседние русские деревни для покупки «харча и припасов». Без разрешения российских властей башкиры не могли даже убрать свой урожай зерна, посеянного близ озера Аргази [Там же, с. 95].

Введение экономической блокады Башкирии, выразившейся в ограничении торговых связей и хозяйственной деятельности башкирского населения, позволило российским властям добиться ее экономической изоляции, что стало важным рычагом давления на башкир, сопротивлявшихся новому внешнеполитическому курсу России в Азии.

Во взаимоотношениях с народами Северного Кавказа пограничные российские власти также часто вынуждены были прибегать к различным санкциям. Наиболее распространенной формой из них были принудительные меры административно-политического и экономического характера. Как правило, эти меры, известные в международном праве как репрессалии, применяются одним государством в ответ на неправомерные действия другого государства и призваны принудить нарушителя либо возместить ущерб, либо воздержаться от правонарушений в будущем. Но подобный подход был характерен и для урегулирования отношений с народами, проживавшими на Северном Кавказе, многие из которых лишь номинально считались российскими подданными, а иные находились в протекции от России, сохраняя не только внутриполитическую самостоятельность, но и осуществляя независимую внешнеполитическую деятельность.

Повод к такого рода действиям российских властей давали сами горские народы, лишь номинально признававшие себя в первой половине XVIII в. подданными России, Персии или Турции. Горцы Кавказа совершали набеги на приграничные персидские владения в Дагестане и Грузии, проникали на российскую территорию с целью запрещенной покупки в калмыцких улусах и татарских аулах «живого товара» и ради незаконного прогона лошадей на продажу в Персию и Крымское ханство. Нередки были случаи грабежа купцов и торговых караванов, направлявшихся из персидских мест в пограничную русскую крепость Кизляр. Так, кизлярский комендант извещал в 1743 г., что через Чеченскую заставу на Белой речке «неизвестно какими воровскими людьми» был «насильно» прогнан в персидскую сторону табун лошадей. Посланная в погоню за ним воинская команда во главе с прапорщиком Тверистиновым перехватила табун, но «у того прапорщика аксайские татары Албекова владения» тот табун отбили, более того, кумыки захватили в плен одного гребенского казака из команды Тверистинова, у другого казака отняли ружье. Посланная в кумыцкую деревню воинская команда отыскала взятого в плен казака и освободила его, но во время этой спасательной операции ещё один казак лишился ружья и лошади. Вскоре кумыки совершили новое нападение на пограничную заставу на Белой речке и захватили табун армейских лошадей, убив при этом одного драгуна и похитив его ружье и амуницию, ранили одного казака и убили две лошади.

Попытки кизлярского коменданта добиться возвращения армейского имущества не увенчались успехом. Кумыцкие владельцы «только в разных отговорках состоящие ответы к нему кизлярскому коменданту прислали, а возвращения пограбленных лошадей не учинили и виновных людей, якобы за неотысканием оных, не прислали». Несмотря на эти действия, наносившие России не только явный экономический урон, но и подрывавшие её политический престиж на Кавказе, правительство приказало пограничным властям действовать методом дипломатического принуждения: «от себя к ним в пристойных терминах писать и крепче требовать» возвращения отнятого у военных имущества. Силовые акции с российской стороны не предусматривались, но не исключалось, что они могут быть проведены владельцами Аксайской деревни, которые, дабы отвести от себя подозрения, утверждали, что нападения на российскую пограничную заставу совершали неподвластные никому тавлинцы. В этом случае предполагалось «взыскать» с тавлинцев всех захваченных и убитых армейских и казачьих лошадей [3, д. 871, л. 277-279].

Очевиден факт, что российские власти стремились урегулировать подобные инциденты с помощью политического давления, понимая, что в отношении горских народов необходимо поступать сдержанно, но твердо настаивать на выполнении своих требований. Подобная политика оправдывала себя в условиях нестабильной международной обстановки на Кавказе, которая осложнялась в 30-40-х гг. XVIII в. персидским военным присутствием в регионе. Жесткие карательные действия могли оттолкнуть народы Северного Кавказа, на помощь которых Россия рассчитывала в случае возможного военного конфликта с Персией. В 1744 г., например, владельцы Андреевской деревни письменно уведомили кизлярского коменданта, что выйдут из российского подданства «в другую сторону в случае им притеснения в правежах за учиненные от людей их грабежи» [Там же, д. 985, л. 14 об.]. Поэтому российские пограничные власти прибегали не к самим силовым акциям, а к их демонстрации с тем, чтобы горские народы «не допуская себя до разорения, все пограбленное, отыскав, немедленно возвратили» [Там же, л. 8].

Известно, что одной из причин ухудшения русско-персидских отношений в период правления Елизаветы Петровны стало ограбление горскими народами, считавшимися российскими подданными, посланца персидского шаха Хуршид-бека, отправленного в Кизляр для покупки лошадей. Российские власти предприняли активное давление на владельцев Андреевской, Костиковской и Аксайской деревень. Были установлены все участники разбойного нападения. В основном ими были признаны тавлинцы. Однако наибольшую сумму (2250 рублей) присвоил себе тарковский житель Алекей Незаил, который уехал с деньгами к тарковскому жителю Кизе Исламамуту. Не исключено, что именно им и было спланировано данное нападение на представителя персидского шаха.

Российские власти добились от кумыкских владельцев согласия на возвращение захваченных у персиянина денег и другого имущества [7, ед. хр. 235, л. 6]. Для этого потребовалось применить не только меры убеждения, но и принуждения. Астраханская губернская канцелярия потребовала от кизлярского коменданта под любым предлогом задержать главных владельцев Аксайской и Костиковской деревень и не отпускать их до тех пор, пока «всего пограбленного у Хуршид-бека не отыщут и оное в Кизляр для возвращения шаху не привезут» [4, д. 22, л. 69 об.]. Кумыкским владельцам запретили оказывать помощь лезгинам, воюющим против персидских войск. Запрет касался не только военной стороны дела, но и снабжения лезгин продовольствием и боеприпасами, а также приема с их земель и укрывательства в кумыкских деревнях беженцев. Особое недовольство российской стороны вызывал тот факт, что лезгины без разбора грабили проезжающих через Дагестан российских и персидских дипломатических курьеров и купцов. Кизлярскому коменданту поручили передать кумыкским владельцам, что подобные действия не только не одобряются, но за них последует «жестокое наказание» [Там же].

В итоге с каждого из 60 тавлинцев, участвовавших в нападении на Хуршид-бека, было взыскано по 30 рублей, не считая денег за лошадей, кроме тех 23 штук, что были выданы тавлинцами натурою [Там же, л. 69]. Летом 1742 г. в Кизляре у андреевских жителей в зачет пограбленного у Хуршид-бека имущества были конфискованы еще двести лошадей, которые впоследствии вместе с деньгами и другими лошадьми были отправлены в персидский лагерь [7, ед. хр. 43, л. 42 об. - 43].

В другом случае российские власти были вынуждены решительно вмешаться после того, как в 1743 г. тавлинцами был разграблен торговый караван, шедший из Дагестана в Кизляр. При этом были убиты родственник тарковского шамхала, четыре сопровождавших его узденя, десять купцов, а остальные (свыше 30 человек) захвачены в плен. Одному из пленных - армянину Арутюну Григорьеву, несмотря на то, что он был ранен, удалось ночью, «разломав железо», бежать в Кизляр и сообщить о происшедшем местным властям.

Тарковский шамхал Казбулат, являвшийся подданным персидского шаха, потребовал от кизлярских властей наказать виновных и компенсировать убытки, понесенные его людьми. Установить участников и организаторов нападения на караван не составило труда. Его совершили тавлинцы, а одним из его организаторов был признан андреевский владелец Албирь. Но вернуть захваченное грабителями имущество оказалось не простым делом. После безуспешных попыток кизлярских властей добиться через аксайских и андреевских владельцев добровольного возмещения тавлинцами ущерба, астраханский губернатор В. Н. Татищев в апреле 1744 г. приказал кизлярскому коменданту «до указу приезжих в Кизляр лучших их узденей задерживать» [1, д. 14, л. 202 об.] и держать под арестом до тех пор, пока их люди не возвратят «все пограбленное». Правительство России сочло подобные действия вполне адекватными сложившейся ситуации. В. Н. Татищеву сообщили, что «оное все положено на ево тайного советника разсуждение и дабы во оном поступлено было как он по здешним обстоятельствам за потребно быть усмотрит» [3, д. 985, л. 8].

К середине ноября 1744 г. в Кизляре были задержаны 26 жителей Андреевской деревни, приехавших в крепость по торговым делам. У них были конфискованы «барантою» все товары, личные лошади и арбы с волами. Прибывший представитель тарковского шамхала Мехтой отказался принять компенсацию в натуральной форме и потребовал ее деньгами. После продажи имущества андреевцев вырученные деньги (660 рублей) были переданы Мехтою. Остальные деньги (92 рубля) были отданы кизлярскими властями армянскому купцу Арутюну Григорьеву, который с товарищами потерял при нападении на караван пять арб с товаром [Там же, л. 9].

Способ принудительного взыскания средств за понесенный российскими подданными ущерб с виновников преступления со временем стал распространенной практикой российских властей в XVIII в. От наказания виновного не спасал даже его социальный статус. Так, кизлярскому коменданту вменялось в обязанность арестовывать не только рядовых грабителей, но и самих владельцев, если они были в этом замешаны.

Подобная практика, очевидно, распространялась на все приграничные регионы России. Примером может служить указ императрицы Елизаветы Петровны начальнику Оренбургской экспедиции князю В. А. Урусову от 23 января 1740 г. по поводу взаимоотношений с казахами, приезжавшими для торговли в пограничные российские города и крепости. В. А. Урусову предписывалось выявлять среди приезжих купцов и «ловить» участников ограбления русского торгового каравана, отправленного в 1738 г. из Оренбурга в Ташкент. Однако при этом смотреть, чтобы другим казахам, прибывшим для торговли в пограничные российские крепости, «никакого озлобления и расхищения их товарам не было». Если же такие грабители будут выявлены среди ханских посланников, то приказано было требовать у посла их выдачи «яко разбойников». В случае отказа - предупредить, что на первый случай «хотя им то и упустится, однакож впредь, ежели станут приезжать, будут ловлены яко разбойники и не будут почтены яко посланники» [5, ед. хр. 138, л. 395 - 395 об.].

Таким образом, из вышесказанного можно сделать ряд выводов. Анализ развития событий на юго-востоке России в 1730-1740-х гг. показывает, что политико-экономические меры воздействия становятся одним из действенных рычагов влияния на развитие внутриполитической ситуации в пограничных регионах России, которые оказываются вовлеченными в орбиту внешнеполитических замыслов российского правительства. Необходимость введения данных мер в разных регионах страны диктовалась определенными тактическими соображениями местных властей, которым правительство поручало урегулирование возникающих конфликтов.

В Башкирии введение экономической блокады против восставшего населения и ограничительных мер для остальных жителей преследовало цель подорвать экономическую основу сопротивления башкир долгосрочным планам российской политики в регионе. На Северном Кавказе на первый план выходили внешнеполитические соображения. Бесконтрольные действия горских владельцев осложняли и без того непростые российско-персидские отношения. Желание сохранить мир с Персией подталкивало российские власти к поиску таких мер, с помощью которых можно было бы удерживать контроль над ситуацией на Северном Кавказе, не обостряя взаимоотношений с соседним государством.

Сложность заключалась в том, что народы Северного Кавказа были нужны России в качестве потенциальных союзников на случай войны с Персией. Это исключало возможность жестких ответных действий со стороны местных властей в отношении горских народов, представители которых участвовали в незаконной торговле либо совершали разбойные нападения на российских и персидских подданных. Поэтому с подачи астраханских властей одной из таких мер были выбраны экономические санкции и административные меры принуждения в отношении тех горских владельцев, подданные которых либо они сами совершали противоправные действия, тем более затрагивавшие сферу международных отношений.

Список литературы

1. Архив внешней политики Российской империи. Ф. 77. Оп. 1.

2. «Горная власть» и башкиры в XVIII веке / автор-сост. Н. С. Корепанов. Уфа: Гилем, 2005. 244 с.

3. Государственный архив Астраханской области (ГААО). Ф. 394. Оп. 1.

4. ГААО. Оп. 1 доп.

5. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 248. Оп. 3.

6. РГАДА. Оп. 17.

7. РГАДА. Оп. 113.

Размещено на Allbest.ru