Репрессивные практики в парторганизации Свердловского обллита в 1930-е гг.

Размещено на http://www.allbest.ru/

ISSN 1997-292X № 6 (12) 2011, часть 1 69

Репрессивные практики в парторганизации

Свердловского обллита в 1930-е гг.

Сергей Александрович Дианов, к.и.н., доцент

Кафедра новой и новейшей истории России

Пермский государственный педагогический университет

В данной статье раскрывается тема репрессий в партийных организациях цензурных органов накануне и в период Большого террора. Автор утверждает, что в 1937-1938 гг. свердловская парторганизация фактически не понесла серьезных потерь в кадровом составе в отличие от соседей - парторганизаций Башкирии и Татарстана. Статья написана на основе широкого круга источников, часть которых впервые введена в научный оборот.

Ключевые слова и фразы: Свердловск; Главлит; цензура; партийная организация; уральские цензурные органы.

Repressive practices in the party organization of sverdlovsk directorate for the protection of state secrets in the press in the 1930s. Sergei Dianov

The author reveals the theme of the repressions in the party organizations of censorial bodies on the eve and during the period of The Great Terror and states that in 1937-1938 Sverdlovsk party organization didn't incur serious losses of personnel as opposed to the neighbors - the party organizations of Bashkiria and Tatarstan. The article is written on the basis of the wide range of sources part of which is for the first time introduced into scientific circulation.

Key words and phrases: Sverdlovsk; General Directorate for the Protection of State Secrets in the Press; censorship; party organization; Ural censorial bodies.

Первые партийные организации работников уральской цензуры появились в регионе не ранее конца 1933 г. Некоторые исследователи утверждают, что цензурные органы не имели своих парторганизаций до 1938 г. [7, с. 70]. Вместе с тем, 19 ноября 1933 г. при Уралобллите была организована партийная ячейка ВКП(б). Первое организационное заседание бюро ячейки состоялось 2 декабря 1933 г. [13, д. 1, л. 9]. Материалы собраний парторганизаций работников цензуры представляют собой уникальный исторический источник. Их анализ дает возможность ответить на многие вопросы, в частности о масштабе репрессивных практик в рядах служащих органов советской цензуры.

В конце 1920-х гг. тенденция к единомыслию в рядах ВКП(б) и беспрекословному служению «генеральной линии» партии принимает все более суровый характер. В 1930-е гг. одного только предъявления обвинения в принадлежности к «троцкистам», «правоуклонистам» и «оппортунистам» стало достаточно, чтобы безапелляционно исключать неугодных людей из партии, а порой и подвергать их уголовному преследованию. К началу 1934 г., в результате, так называемой, третьей «генеральной чистки», из партии было исключено 362,5 тыс. чел., или 18% членов ВКП(б) [1, с. 279-288]. В постановлении ЦК ВКП(б) и ЦКК от 28 апреля 1933 г. объявлялись категории «вычищаемых» элементов. Обратим внимание на одну из них: «Открытые и скрытые нарушители железной дисциплины партии и государства, не выполняющие решений партии и правительства, подвергающие сомнению и дискредитирующие решения и установленные партией планы болтовней об их ”нереальности” и ”неосуществимости”» [8, с. 46]. Таким образом, изгнанию подлежал всякий коммунист, который высказывал сомнения в правильности не только «генеральной линии», но и отдельных практических мероприятий партийного руководства.

Исследуя динамику репрессий против номенклатуры на Урале, О. Ю. Винниченко, в частности, отмечал:

«Массовые репрессии среди советских работников низового звена активно проходили в течение 1933-1937 гг.». Сначала репрессии коснулись низших эшелонов власти, а уже собственно в 1937 г. - средних и высших [3, с. 16-17]. Внутри уральских организаций ВКП(б) поиск «двурушников» осуществлялся последовательно и методично. Парторганизация Свердловского обллита не была исключением.

4 января 1934 г. в связи с упразднением Уралобллита его партячейка была реорганизована в первичную парторганизацию Свердловского обллита Сталинского районного комитета ВКП(б) г. Свердловска. 31 января 1934 г. состоялось внеочередное партийное собрание парторганизации Свердлобллита. В повестке дня значился доклад начальника обллита С. И. Тубанова на тему «О проработке доклада т. Сталина на XVII съезде ВКП(б)». Цензоры готовились обсудить тезисы выступления вождя и вынести соответствующую резолюцию. В составленном позже протоколе будет зафиксировано, что начальнику обллита С. И. Тубанову по окончании его доклада было задано всего четыре вопроса. Однако только один из них нашел детальное описание в протоколе: «Почему вопрос о цифрах уменьшения скота не был заострен раньше до XVII партсъезда?» Его автором был уполномоченный обллита Мухитов [13, д. 2, л. 8]. В свою очередь, С. И. Тубанов не стал поспешно отвечать на вопрос своего коллеги, сославшись на его «неясность», и предложил Мухитову изложить суть вопроса в письменном виде. Ничего не подозревая, цензор написал свой вопрос на бумаге: «Что падеж скота ежегодно, мы этот падеж скрыли, на конкретных примерах: в Ялуторовском районе газета пишет о падеже скота, а мы по перечню скрываем, то есть, не открываем саботажа данного района». После оглашения такой формулировки вопроса начались прения. Одним из первых с резкой критикой выступил уполномоченный обллита по радиовещанию В. М. Трухановский. Именно он предложил присутствующим признать вопрос Мухитова «оппортунистичным». «Смысл вопроса Мухитова таков: почему ЦК, знав о катастрофе положения, умышленно скрывало и сигнализировало массы и вопрос почему цензурные органы также скрывали, - говорил В. М. Трухановский. - Такая постановка вопроса оппортунистична: из выступления т. Мухитова вытекает, что ЦК партии не достаточно занималось животноводством» [Там же, л. 8 об.]. Термин «оппортунизм» моментально завладел умами цензоров. От Мухитова потребовали немедленно предоставить «исчерпывающий» ответ на свой же вопрос. У последнего все еще оставался шанс объясниться с коллегами, переформулировать проблему, всеми силами отодвинуть от себя ярлык «оппортуниста». Однако Мухитов его упустил, предельно откровенно обнажая свою мысль: «В 1930 г. в момент коллективизации классовый враг, саботируя, использовал отсталые настроения части крестьянства в части убоя скота. Я работаю в органах цензуры с 1932 г., уменьшение поголовья скота нами в печати скрывалось, тем самым мы не мобилизовали массы и со стороны партийных органов меры не принимались…». Далее цензор снова задал коллегам вопрос: «Почему уменьшение поголовья скота и вредительство в 1930 г. нами скрывалось?» Мухитов все еще не понимал либо не хотел понимать, что этого «откровения» от него только и ждали.

На Мухитова обрушился шквал обвинений. Каждый присутствующий на собрании цензор постарался отмежеваться от коллеги. Так, И. А. Шляпин высказал следующее суждение: «Постановка вопроса т. Мухитова дает нам право толковать о горячке оппортунизма! Мы всегда мобилизовали массы о неблагополучии в вопросе животноводства». В свою очередь М. Шулькина заявила о недопустимости для коммуниста ставить подобные вопросы на партийном собрании. «Мухитов неправильно понимает вопрос руководства парторганизациями на местах, по его выступлению можно сделать вывод, что ЦК и Обком ВКП(б) не руководят нашей цензурной работой, - говорила М. Шулькина. - Руководящие парторганизации великолепно знали и знают о положении животноводства и своевременно мобилизовали массы по данному вопросу» [Там же, л. 9]. Итог дебатам подвел С. И. Тубанов, который призвал коллег признать выступление Мухитова «оппортунистическим» и осудить его заблуждения.

В принятой партсобранием резолюции поведение Мухитова было признано как «оппортунистическое». Объявлялось о возложении обязанности на цензора дать письменное объяснение «по существу своего выступления». Кроме того, парторганизация обллита приняла решение сообщить о данном факте в вышестоящие инстанции. Обратим внимание, что парторганизация не решилась предпринять к Мухитову какие-либо меры взыскания. Главное было сообщить, что «оппортунист» изобличен своими силами. репрессивный террор парторганизация свердловский

«Дело Мухитова» рассматривалось на бюро Сталинского райкома ВКП(б) 3 февраля 1934 г. Партком признал суждения члена парторганизации обллита «оппортунистической» выходкой. В качестве меры наказания было избрано объявление Мухитову строгого выговора с предупреждением. Кроме того, специальному представителю райкома Егорову поручалось присутствовать на партийном собрании парторганизации обллита и объявить цензорам о решении райкома партии. 4 февраля 1934 г. в стенах обллита было созвано внеочередное партсобрание. В предоставленном слове Мухитов вновь предпринял попытку объяснить свое «непартийное» поведение и это вызвало негативную реакцию у коллег. В присутствии Егорова С. И. Тубанов и В. М. Трухановский внесли предложение исключить Мухитова из партии с формулировкой «за неискренность». Предложение было поддержано еще тремя коммунистами. Ситуацию разрядили И. А. Шляпин и Р. Касимов, настойчиво попросившие дать Мухитову последний шанс признать ошибки. «Во вторичном выступлении Мухитов более откровенно разоблачил свои ошибки, указав, что он говорил и об убытии скота», - говорилось в протоколе партсобрания. Бывший парторг, наконец, признал свое поражение. От крайней меры его спасла поддержка И. А. Шляпина и Р. Касимова. Парторганизация в итоге постановила: «Объявить т. Мухитову строгий выговор и предупредить, что он при неисправлении своей ошибки поставит себя вне рядов партии». Цензоры приняли на себя обязательство усилить «большевистскую бдительность» и продолжить борьбу «со всякими проявлениями оппортунизма». Редактору стенгазеты Свердлобллита В. М. Трухановскому партсобрание поручило подготовить ее внеочередной выпуск, где нашли бы отражение «ошибки, допущенные Мухитовым» [Там же, л. 11].

«Дело Мухитова» на этом не закончилось. Под давлением ярлыка «оппортуниста» цензор был вынужден написать заявление о добровольном выходе из парторганизации и увольнении из обллита. Уже в конце февраля 1934 г. Мухитов выбыл из штата Свердлобллита. О его дальнейшей судьбе нам, к сожалению, ничего неизвестно. Эта история стала показательной для остальных цензоров-партийцев. С какой легкостью отнюдь не рядовой, известный в среде цензоров и заслуженный коммунист превратился в «оппортуниста», «двурушника». При всем этом надо полагать, что «своевременное» изобличение Мухитова стало для парторганизации обллита своеобразным громоотводом.

После убийства С. М. Кирова 1 декабря 1934 г. репрессивная политика получила новый импульс. Органы госбезопасности раскрыли «троцкистско-зиновьевские террористические центры» в Москве и Ленинграде, было сфабриковано, так называемое, «Кремлевское дело». По всей стране инициировалось проведение петиционных кампаний по осуждению «террористов», «зарвавшихся оппортунистов». В парторганизации Свердлобллита, как и во всех уральских партийных комитетах ВКП(б), клеймилась позором «троцкистскозиновьевская оппозиция». Так 28 апреля 1935 г. на партийном собрании одним из ключевых вопросов повестки дня стало разбирательство с «прорывом» в сфере последующего контроля областного радиовещания. В радиоэфир 1 апреля 1935 г. уполномоченным обллита И. А. Шляпиным был допущен материал в виде радиокалендаря, посвященный народовольцу Степану Халтурину. По мнению членов парторганизации, их коллега проявил «политическую близорукость», разрешив к вещанию «пошлый» материал, содержащий пропаганду индивидуального террора, «осуждаемого т. Лениным и всей коммунистической партией». «Показывая Халтурина как народника-террориста, в календаре не дана Ленинская оценка индивидуального террора, не сказано о том, что наша партия всегда осуждала и осуждает индивидуальный террор, как метод борьбы пролетариата с буржуазией, - отмечалось в резолюции парторганизации обллита. - В календаре не показано, что методом индивидуального террора пользовались подонки контрреволюционной троцкистскозиновьевской оппозиции против нашей партии и советской власти» [Там же, д. 3, л. 10 об.]. Индивидуальный террор, по мнению цензоров, активно применяли фашисты для подавления революционного движения пролетариата в странах Европы. Параллельно с этим парторганизация констатировала наличие в радиокалендаре фактов искажения исторической действительности. За проявленную «близорукость» И. А. Шляпину парторганизация постановила объявить строгий выговор. Всем коммунистам цензурного органа поручалось систематически повышать «политическую бдительность» в дальнейшей работе. Для самого И. А. Шляпина этот инцидент имел в дальнейшем печальные последствия.

В мае 1935 г. началась кампания по проверке партийных документов. По утверждению О. В. Хлевнюка, инициатором ее проведения выступил сам И. В. Сталин. На места было разослано закрытое письмо ЦК ВКП(б) о беспорядках в учете, выдаче и хранении партийных документов. В письме выдвигалось требование навести порядок в партийном хозяйстве и исключить возможность проникновения в партию чуждых элементов. Формально намеченное мероприятие предполагало проверку наличия и подлинности партийных билетов и учетных карточек. Однако фактически проверка, проходившая в мае-декабре 1935 г., представляла собой очередную чистку с применением арестов [12, с. 304]. Так, 4 февраля 1936 г. парторганизация Свердлобллита на плановом собрании рассмотрела вопрос об итогах проверки партдокументов в своих рядах. Делавший доклад С. И. Тубанов обратил внимание присутствующих на следующее обстоятельство: «Проверка выявила проникновение в ряды партии враждебных чуждых элементов. Из нашей организации был исключен Шляпин…» [13, д. 4, л. 1]. Уполномоченный обллита при свердловском областном радиокомитете И. А. Шляпин был разоблачен как «бывший белогвардеец», исключен из ВКП(б) и его личное дело было передано в органы НКВД. Логично предположить, что партийное взыскание, полученное И. А. Шляпиным накануне чистки, возбудило у «контролеров» повышенный интерес к его персоне.

Пик репрессий на Урале многие исследователи связывают с так называемым «Делом Кабакова» [10, с. 247-250]. Иван Дмитриевич Кабаков, как известно, являлся первым секретарем Уралобкома ВКП(б). В конце 1936 - начале 1937 гг. НКВД сфабриковал «дело» о так называемом уральском штабе восстания, который, якобы, существовал с 1929 г. и объединял «троцкистов» и правых «уклонистов». Руководителем этого штаба и был назван И. Д. Кабаков. Весной 1937 г. в Свердловской области началась кампания по выявлению «кабаковцев» в партийных и советских организациях.

9 июня 1937 г. в приложении к приказу Свердлобллита № 10/с для цензоров был подготовлен секретный перечень «Список троцкистов и правых контрреволюционеров, врагов народа» [6, д. 13, л. 14]. В перечне значились 33 фамилии «врагов». Кроме И. Д. Кабакова здесь можно было обнаружить имена других бывших уральских руководителей: В. Ф. Головина, М. В. Кузнецова, Н. И. Харитонова, С. Д. Чудновского и др. Несколько дней спустя в парторганизации Свердлобллита был обнаружен и пособник «кабаковцев». Эта незавидная роль досталась политредактору М. Ф. Давыдовой, с декабря 1935 г. работавшей в цензуре. Следует заметить, что с осени 1936 г. она занимала должность заместителя начальника Свердловского обллита.

Преследование М. Ф. Давыдовой началось с момента известия об аресте ее мужа Решетникова, работавшего секретарем у И. Д. Кабакова. 14 июня 1937 г. на партийном собрании члены парторганизации обллита рассматривали всего один вопрос: «О партийности Давыдовой». Из десяти коммунистов только С. И. Тубанов являлся представителем сильного пола. В общей сложности коллеги задали М. Ф. Давыдовой более десятка вопросов, суть которых сводилась к следующему: «Знали ли Вы, что ваш муж - контрреволюционер?» «Мой муж никогда ни троцкистом, ни правым не был и боролся за генеральную линию партии, - говорила М. Ф. Давыдова. - Я о его работе ничего не знала, он со мной совсем не делился, и я ничего не замечала» [13, д. 5, л. 47]. Политредактор предприняла попытку убедить коллег в своей непричастности к деятельности «кабаковцев». Однако фраза, брошенная С. И. Тубановым, предрешила исход дискуссии: «Разве органы НКВД могут арестовать без основания? Значит, есть на то основания!» Е. К. Курбатова, подхватив мысль начальника, заявила: «Я считаю, что Давыдова не могла не знать политического лица своего мужа!» Политредактор Н. Н. Захарова, в свою очередь, обратила внимание присутствующих на черты личности коллеги: «У Давыдовой известная заносчивость была все время… Давыдова хотела всем показать, что она на особом положении». Т. А. Тюкалева предложила М. Ф. Давыдовой признать факт «вражеской» деятельности Решетникова и рассказать о его «преступлениях».

По итогам разбирательства, парторганизация Свердлобллита приняла решение об исключении М. Ф. Давыдовой из членов партии ВКП(б). «Партийное собрание считает, что Давыдова искренне не признала и не рассказала о действиях Решетникова и его личных связях… и что ей не доказали, что он враг народа», - говорилось в частности в резолюции [Там же, л. 50 об.]. Несколько дней спустя, Сталинский райком ВКП(б) утвердил решение парторганизации обллита об исключении М. Ф. Давыдовой из партии. Соответственно, на этом закончилась и ее служба в органах цензуры. Здесь имеет смысл заметить, что в ходе разбирательства с заместителем начальника Свердлобллита под подозрение попадал и сам руководитель цензурного аппарата. Не случайно, критикуя личность М. Ф. Давыдовой, политредактор Н. Н. Захарова обронила фразу: «За подбор кадров отвечает т. Тубанов, а он по своему мягкому характеру берет работников потому, что их дают».

В 1937 г. начались чистки в центральном аппарате Главлита РСФСР. Согласно выражению М. Н. Глазкова, в «ежовой рукавице» забился и сам Главлит [4, с. 84]. «Органы Главлита были засорены троцкистскобухаринскими и буржуазно-националистическими шпионами и вредителями, - отмечал в докладной записке на имя В. М. Молотова от 9 июня 1938 г. Н. Г. Садчиков. - Достаточно сказать, что в 1937 г. и 1938 г. из общего количества 144 работников центрального аппарата изъято органами НКВД 44 человека… Такое же приблизительное положение и на местах» [5, д. 1, л. 29]. По сведениям Н. Г. Садчикова, были разоблачены как «враги народа» начальники Главлитов Союзных Республик - Украинской, Грузинской и Азербайджанской, а также Главлитов автономных республик - Татарской, Башкирской, Марийской. Кроме того, по «политическим мотивам» были освобождены от занимаемой должности 14 начальников крайобллитов. По данным А. В. Блюма, мощная «волна» репрессий обрушилась на аппарат Ленинградского обллита. В общей сложности арестованными оказалось 14 работников [2, с. 57].

На этом фоне ситуация в свердловской цензуре выглядела почти безобидной. За вторую половину 1937 г. парторганизация Свердлобллита приняла резолюции об исключении из партии четырех человек. Первым покинул цензурные органы Г. В. Тарханов, имевший, кстати, неосторожность выступить в поддержку М. Ф. Давыдовой. 13 августа 1937 г. на партийном собрании он открыто признал, что никогда не считал поведение Троцкого, Зиновьева и Каменева до 1928 г. «враждебным». По его убеждению, бывшие партийные лидеры шли против партии «несознательно», а Троцкий стал «врагом» только с 1928 г. 19 августа 1937 г. специально созданная комиссия по расследованию обстоятельств этого дела во главе с М. П. Ольковым признала убеждения Г. В. Тарханова «троцкистскими». 25 августа 1937 г. парторганизация обллита приняла решение исключить его из членов ВКП(б) за «протаскивание троцкистско-эсеровских» установок» [13, д. 5, л. 73]. Позже Г. В. Тарханова вызывали в Свердловский горком ВКП(б) для разбирательства по существу, однако он отказался от подачи апелляции и не явился в партийный комитет.

Вслед за ним, в сентябре 1937 г. постановлением закрытого собрания парторганизации обллита была исключена из партии Р. Д. Ковнатор «за протаскивание контрреволюционных установок по радиовещанию, за потерю классовой бдительности, за отрыв от партии» [Там же, д. 6, л. 22]. 13 октября 1937 г. «за политическую близорукость» был исключен из кандидатов в члены ВКП(б) С. М. Потапов, работавший в Свердлобллите с момента его основания. Наконец, в ноябре 1937 г. был снят с должности и исключен из партии начальник Свердлобллита С. И. Тубанов. После этого репрессивный накал пошел на спад.

Заметим, что исключение Р. Д. Ковнатор и С. И. Тубанова вышестоящими партийными инстанциями не было утверждено. В январе 1938 г. Р. Д. Ковнатор была восстановлена в должности в аппарате Свердлобллита; в марте 1938 г. партколлегия КПК при Свердловском обкоме ВКП(б) сняла все партвзыскания с С. И. Тубанова. Он перешел на работу в Антирелигиозный музей г. Свердловска. К тому же весной 1938 г. в парторганизации обллита разгорелась дискуссия о «перегибах». На партийном собрании 20 апреля 1938 г. и.о. начальника обллита О. Д. Цветкова открыла коллегам некоторые обстоятельства, предшествующие исключению Давыдовой и Тубанова. «Я была парторгом, но я не знала Давыдову, - говорила О. Д. Цветкова. - Я не знала, как с ней быть, муж ее арестован. Пошла в ГК РКП(б), Щекин дал установку немедленно исключить Давыдову. РК Ватутин дал установку исключить Тубанова. Нам дали установку РК исключить, мы и исключили этих товарищей» [Там же, л. 18]. Реагируя на это заявление О. Д. Цветковой, политредактор Е. К. Курбатова, в свою очередь, высказала следующую мысль: «Наша организация допустила большую ошибку, к Тубанову подошли строго. Тубанов старался наладить работу, но Обком ему не помогал». Таким образом, цензоры переложили ответственность за «перегибы» в своей парторганизации на парткомы. Подобный ход можно объяснить, в частности, тем, что областные руководящие органы обновлялись в 1937-1938 гг. по несколько раз. Как отмечает Н. Н. Попов, новые работники партийного и советского аппаратов в тогдашней атмосфере подозрительности не пользовались доверием [9, с. 73-79]. Соответственно, ссылка на некомпетентность прежнего репрессированного руководства была вполне обоснованной и на деле не вызывала каких-либо возражений у вновь назначенных руководителей.

В 1938-1940 гг. в партийной организации Свердлобллита не было выявлено ни одного случая «троцкизма» или «уклонизма». При этом надо иметь в виду, что репрессии в Свердловской области продолжались вплоть до 1940 г. [11, с. 132]. В докладных записках начальника Главлита Н. Г. Садчикова в Совнарком и Секретариат ЦК ВКП(б) за 1938-1939 гг., где он рассказывал и о фактах обнаружения «врагов» в местных крайобллитах, мы не обнаруживаем ни одного упоминания об уральских обллитах [5, д. 1, л. 1-10]. Таким образом, логично утверждать, что в период «Большого террора» репрессивная «волна» обошла стороной аппарат и парторганизацию Свердлобллита. Учитывая репрессивный накат на «соседей» - Башкирский и Татарский Главлиты, можно только констатировать, что Свердлобллит вышел «сухим из воды».

Подведем итоги. Парторганизация Свердлобллита последовательно реагировала на вызовы времени. В период партийных «чисток», судебных процессов над «врагами» своевременно находились новые «жертвы». Разоблачение «врагов» принесло парторганизации обллита немалую пользу: отсутствие тотальных зачисток, как в случае с другими цензурными органами. Довольно быстро парторганизация сумела выйти из состояния страха и подозрительности. Преследование по «политическим мотивам» фактически прекратилось в начале 1938 г. Это позволило свердловским цензорам сохранить рабочий потенциал и активно заняться решением социально-бытовых проблем.

Список литературы

1. Авторханов Г. А. Технология власти. М., 1991.

2. Блюм А. В. Советская цензура в эпоху тотального террора. 1929-1953

3. Винниченко О. Ю. Номенклатура и репрессии 30-х гг.: на материале местных Советов Урала // История репрессий на Урале в годы Советской власти: тезисы докладов научной конференции. Екатеринбург, 1994.

4. Глазков М. Н. Чистки фондов массовых библиотек в годы Советской власти: октябрь 1917 - 1939. М.: РГБ, 2001.

5. Государственный архив Российской Федерации. Ф. Р-9425. Оп. 1.

6. Государственный архив Свердловской области. Ф. Р-577. Оп. 3.

7. Зеленов М. В. Высший цензурный комитет СССР между властью и обществом в 1920-1930-е гг. // Цензура и доступ к информации: история и современность: материалы международной научно-практической конференции. СПб., 2005.

8. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1985. Т. 6.

9. Попов Н. Н. Сталинские репрессии на Урале во второй половине 30-х гг. // История репрессий на Урале в годы советской власти: тезисы докладов научной конференции. Екатеринбург, 1994.

10. Сушков А. В. Май 1937: трагедия секретаря Свердловского обкома // Урал индустриальный: Бакунинские чтения: в 2-х т. Екатеринбург, 2007.

11. Фельдман М. А. Уральские организации ВКП(б) в 1938 - июне 1941 г. // История репрессий на Урале в годы Советской власти: тезисы докладов научной конференции. Екатеринбург, 1994.

12. Хлевнюк О. В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М.: РОССПЭН, 1996.

13. Центр документации общественных организаций Свердловской области. Ф. 4284. Оп. 1.

Размещено на Allbest.ru