Трансформация ценностных представлений военнослужащих российской армии в годы Первой мировой войны (1914 – февраль 1917 гг.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 94(47).08

Трансформация ценностных представлений военнослужащих российской армии в годы Первой мировой войны (1914 - февраль 1917 гг.)

Ярослав Владимирович Валяев

Кафедра российской и всеобщей истории

Белгородский государственный университет

В данной статье анализируется трансформация ценностных представлений военнослужащих российской ар-мии в годы Первой мировой войны, проявившаяся в складывании качественно иных представлений о роли челове-ка на войне, что было обусловлено разрушением традиционных понятий о характере и методах ведения боевых действий, происходившим под воздействием новых реалий мирового военного конфликта (его ярко выраженный машинный характер, расширение территориальных рамок, привлечение огромного человеческого ресурса).

Ключевые слова и фразы: Первая мировая война; российская армия; морально-психологический облик воен-нослужащих; армейская социальная стратификация; дезертирство.

The author analyzes the transformation of value ideas of military men of the Russian army during the First World War manifested in the creation of the qualitatively new ideas about the role of a person during war that was caused by the destruction of the traditional concepts about the character and methods of carrying out the operations which occurred under the influence of the new realities of the world military conflict (its vividly expressed machine character, expansion of territorial limits, attraction of huge human resource).

Key words and phrases: First World War; Russian army; moral-psychological character of military men; army social stratification; desertion.

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, проект 11-31-00720м. война мировой конфликт

Современная отечественная историческая наука в последние годы переживает бум антропологически ориентированных исследований. Одним из относительно новых направлений в отечественной историогра-фии является изучение исторической действительности через призму антропологического подхода, в том числе проблема «человек на войне» [10; 16]. В настоящей статье делается попытка проследить сдвиги в сис-теме ценностных представлений российских военнослужащих, произошедшие под влиянием опыта, приоб-ретенного ими на фронтах Первой мировой войны.

До мирового конфликта в массовом сознании война как способ разрешения противоречий воспринималась не как аномалия, а как элемент, органично присущий практике межгосударственных отношений [8, с. 213]. Представление о войне базировалось на характерном для общественной мысли того времени убеждении, что исход военной кампании мог быть решён в одном-двух генеральных сражениях, которые принесли бы оконча-тельную победу одной из сторон [19, с. 307]. В сознании военнослужащего механизм развязывания войны го-сударствами всегда отождествлялся со сценарием драки, при этом последствия применения современных во-енно-технических изобретений и развитие инженерной мысли никем не учитывались в полной мере.

Первая мировая являлась войной нового типа, требовавшей от солдата патриотизма, не связанного с уг-розой уничтожения его личного хозяйства. Отличительными чертами войны стали её затяжной характер и массовое применение новых боевых механизмов. Огромное психологическое давление оказывали на солдат, особенно на новобранцев, артиллерийские обстрелы, сопровождавшиеся сильным гулом, треском, дрожани-ем земли. Хуже артиллерийского огня для солдат были только воздушные налёты. Солдаты связывали само-лёты со злом по причине, во-первых, своей суеверности, а во-вторых, из-за непривычности ведения механи-ческого характера войны. Все эти факторы влияли на солдат, из-за чего дело могло доходить и до обстрела своих самолётов [3, с. 76; 15, д. 3856, л. 147 об., 182; 18, с. 28]. В результате командованию пришлось даже запретить стрелять по аэропланам, как своим, так и противника.

С другой стороны, любой военный конфликт давал большие возможности поживиться за счёт противника и мирных жителей, однако в данном случае подобные действия были сильно ограничены высокой степенью адми-нистрирования и контроля над солдатом, а также самой картиной ужасов, проявившейся в современной войне. Письма солдат полны таких описаний: «Трупы лежали и слева и справа, лежали и наши и вражьи. Особенно тя-жело было смотреть на волосы, проборы, ногти, руки.… Кое-где из земли торчали недостаточно глубоко зарытые ноги. Один австриец был, очевидно, похоронен заживо, но похоронен неглубоко. Придя в сознание, он стал от-рывать себя, успел высвободить голову и руки и так и умер с торчащими из травы руками и головой» [17, с. 13-14]; «Как бы я хотел, хотя бы на несколько дней уйти из этой обстановки крови и человеческой животной разнуздан-ности. Только здесь на границе жизни и смерти узнаёшь человека во всей его отвратительной наготе» [12, с. 182].

Современная война вызвала у солдата чувство отчуждённости и собственной ненужности в ней. «Никому нет дела ни до души, ни до тела», - делал один солдат мрачные заключения о своём призыве в армию. Особен-но чувство обиды было характерно для солдат-пехотинцев, противостоящих другим родам войск - артиллери-стам, разведчикам, авиаторам, у которых преобладали ощущения спокойствия и «полной уверенности в себе» [3, с. 77; 14, д. 215, л. 12]. Состояние такого умиротворения объясняется тем, что представители данных родов войск чувствовали свою особенную значимость, заключённую в исполнении специфических обязанностей и умений (например, наводка и стрельба из артиллерийского орудия, управление аэропланом и т.д.).

Однако подобная картина была характерна не для всей армии. Но даже в подобной ситуации солдат ис-кал хоть какую-нибудь поддержку, которую находил, как правило, либо в своих сослуживцах, либо в ко-мандире. Вот как описывает подобный момент один из войсковых командиров: «Я ехал и чувствовал всем своим существом, как между мною и моими солдатами зарождается какая-то новая связь. “А если случится трудное и тяжёлое, ты не выдашь, не сдашь?” - казалось, спрашивали они меня. И я отвечал им: “Не вы-дам”. И отвечая, я в темноте и спиною видел, и в абсолютном молчании слышал, как строго они восприни-мают мой долг перед ними и повторяют: “Смотри же, - с тобою мы всё, а без тебя - ничего”. А о себе я знал такое же, что с ними я всё, а без них - ничего» [17, с. 23].

С началом боевых действий целые армии, дивизии, полки снимались с постоянных мест дислокации и пе-ребрасывались на фронт, а вместе с ними на передовой оказывались и священнослужители, так называемые полковые священники, в обязанности которых входило поддержание духовного и религиозного состояния во-еннослужащих. В одном из писем так описываются те чувства, которые переживал полковой священник: «Во время наших переходов и сражений в моей душе живёт несмолкаемая молитва за ... моих духовных детей, ко-торых тесно окружает опасность» [1, с. 163]. Многие из них проявили себя настоящими героями. Во время сражений полковые священники находились либо на перевязочных пунктах, где оказывали первую медицин-скую помощь, либо пребывали на передовой, с которой выносили раненых солдат и офицеров. А в перерывах между боями они исполняли свои религиозные обязанности и вели церковную службу (причащение, креще-ние, молебны и т.д.), тем самым напоминая солдатам о нормах морали и правилах нравственного поведения.

В ходе Первой мировой войны произошли изменения армейской социальной стратификации, отражением ко-торой являлось российское общество. Так, российская армия перед весной 1914 года состояла на 84-88% из крестьян, что соответствовало структуре населения России, 85% которого к 1913 году жило в деревне [3, с. 73; 11, с. 35, 40]. В годы войны и особенно после осени 1915 года, когда российская армия потеряла 3,4 млн человек из своего кадрового состава, на смену выбывшим из строя пришли люди, совершенно незнакомые с ар-мейскими законами и порядками (или плохо их себе представляющие) [7, с. 33, 78-82]. Преобладание необучен-ных солдат создало на фронте особую атмосферу: в вооружённые силы был привнесён особый образ мышления и поведения, характерный для каждой из социальных страт в отдельности (крестьяне, рабочие, мещане и др.).

Особое внимание стоит уделить оценке умонастроений солдат-крестьян как самого многочисленного в армии элемента, необходимо учитывать характер крестьянского труда, который способствовал восприятию труда ратного как земледельческого. По этой причине солдаты крестьянского происхождения военную службу представляли как своеобразную подать. Для таких военнослужащих главным атрибутом солдатского труда, сближавшим его с крестьянским, являлся сезонный характер. Особое внимание уделялось весне, вре-мени сева, которое совпадало по опыту прошлых войн с началом военных кампаний. Солдаты были убеждены, что весной необходимо идти в наступление, поскольку оно является залогом успешного окончания войны осе-нью: «Весна даёт победу, а осень - мир, весной и умереть не жалко» [3, с. 74; 6, с. 135; 13, д. 1486, л. 187, 188.]. По солдатским представлениям, следовало с весны по осень воевать, а с осени и до весны отдыхать, поэтому для многих военные действия в зимний период оказались непривычным явлением, даже для солдат посто-янного состава, что уж там говорить о новобранцах.

В ходе войны ощущалась катастрофическая нехватка личного состава, особенно офицеров. А. А. Брусилов так описывал сложившуюся тогда обстановку: «Во время мобилизации и в начале кампании у нас был значи-тельный излишек офицеров и унтер-офицеров, а потом их вовсе не стало, и мы, ведя боевые действия, прину-ждены были в тылу каждого полка иметь свою учебную команду. Наконец, прибывавшие на пополнение рядо-вые в большинстве случаев умели только маршировать, да и то неважно; большинство их и рассыпного строя не знали, и зачастую случалось, что даже не умели заряжать винтовки, а об умении стрелять и говорить было нечего. Приходилось, следовательно, обучать в тылу каждого полка своё пополнение и тогда только ставить в строй. Но часто во время горячих боёв при большой убыли обстановка вынуждала столь необходимые попол-нения прямо ставить в бой. Понятно, что такие люди солдатами зваться не могли, упорство в бою не всегда оказывали и были не в достаточной мере дисциплинированны. Чем дальше, тем эти пополнения приходили в войска всё хуже и хуже подготовленными…» [5, с. 109-110]. Понятно, что новобранец чувствовал себя в по-добной обстановке «пушечным мясом», задачей которого было выжить на поле сражения, естественно, что гражданские ценности здесь отходили на второй план. Ситуация усугублялась тем, что руководство плохо обученной солдатской массой осуществлял слабо подготовленный командный состав.

Многим молодым командирам, чтобы оправдать в глазах подчинённых свой юный (почти мальчише-ский) возраст, отсутствие опыта, а нередко и не соответствующий должности чин, приходилось демонстри-ровать личную храбрость (например, идти в атаку не сгибаясь), первому идти в наиболее опасные места. Вот первые впечатления от войны молодого прапорщика, командующего ротой Петровского: «Шёл впереди, первый ворвался в окоп с револьвером в руке и с лопаточкой для самоокапывания в другой…» [9, с. 158].

Произошли изменения в отношениях между солдатом и офицером: «пожилые офицеры, прошедшие под-готовку ещё в довоенное время, выбыли из строя - они либо погибли в боях, либо получили увечья и стали инвалидами. Пришедшие им на смену молодые офицеры, как правило, прежде были студентами или школь-ными учителями. Они отличались либеральными взглядами и гуманным отношением с солдатами, свободно общались с рядовыми и позволяли многое такое, чего раньше не допускалось. На празднике Нового года танцевали все вместе» [5, с. 186]. Произошла либерализация отношений между начальником и подчинён-ным, претерпели изменения социальные отношения, особенно между командиром-дворянином и солдатом-крестьянином, в сторону их упрощения и смягчения.

Окончательный удар по старым армейским порядкам был нанесён очередным ростом патриотических на-строений в обществе. В Российской империи известие о начале войны вызвало большой подъём одобрительных чувств, который вылился в добровольческое движение. Многие мужчины (особенно юноши) записались в армию вольноопределяющимися, а женщины пополнили ряды медсестёр и санитарок при госпиталях и лазаретах. Но были и такие, которые не желали мириться с традиционным делением обязанностей по половой принадлежности. Именно в данной войне некоторые женщины добились права служить в армии в качестве солдат-пехотинцев. Примером вышесказанного является Мария Бочкарёва, которая после обращения к царю (посредством телеграм-мы) получила данное разрешение. Для объективности стоит отметить, что ей пришлось бороться с социальным и половым неравенством в армии. Вот как она описывает первые дни своей службы: «Командир роты… показал мне моё место на общих нарах, приказав солдатам меня не досаждать. <…> Разумеется, солдатам было в дико-винку такое явление, и они решили, что перед ними женщина свободного поведения, которая пробралась в сол-датский строй, чтобы заниматься своим запретным ремеслом. Поэтому мне в первую ночь пришлось постоянно отбиваться от приставаний со всех сторон. <…> Я продолжала раздавать тумаки до тех пор, пока в пять часов ут-ра не зазвонил колокол, возвещавший подъём»; «…однажды ночью я узнала в солдате, который ко мне лез, сво-его командира отделения и ответила ему такую увесистую оплеуху, какие я раздавала всем другим нахалам» [4, с. 122, 125]. Борьба за равные права между мужчинами и женщинами в армии шла давно, но в полной мере проявилась только в годы Первой мировой войны, приняв необратимый характер.

В многонациональной России война обострила ещё и национальную проблему. В стране издавна прожи-вало большое число немцев. Многие из них занимали видное положение на государственной службе, в ар-мии и флоте. В основном это были преданные России люди, но в то же время симпатизирующие историче-ской родине. До войны антинемецкие настроения приравнивались к революционным, что грозило ссылкой в Туруханский или Нарымский край. С началом войны неприязнь к немцам выплеснулась наружу. Санкт-Петербург срочно переименовали в Петроград. На Рождество 1914 года Синод запретил ёлки, как немецкий обычай. Из программ оркестров вычеркивали музыку Баха, Бетховена, Брамса. Происходили погромы фаб-рик, магазинов и домов, принадлежащих людям с немецкими фамилиями [2, с. 40]. На фронте во всех воен-ных неудачах также стали обвинять командиров с немецкими корнями и фамилиями: «В окопах ходило очень много слухов о прогерманских настроениях высоких чинов в армии и при дворе. У нас тоже были свои подозрения, и они вдруг подтвердились, причём самым ужасным образом. <…> К нам, на передовую, с инспекционной поездкой пожаловал однажды генерал Вальтер. Все знали, что он германских кровей, и не-навидели его за зверское обращение с солдатами. Генерал вёл себя довольно странно у тех мест, где наша проволока была прорвана или где наши укрепления были слабыми, он всякий раз вытирал лицо носовым платком. <…> Через час после его отъезда германцы открыли огонь по тем местам, где останавливался ге-нерал, разнося в пыль и щепки наши недостроенные оборонительные сооружения. <…> И если бы генерал Вальтер появился тогда среди солдат, они не дали бы ему возможности уйти живым: так велико было их возмущение [4, с. 151-153]. Подобные совпадения солдатам не нравились, ибо природа этих недовольств лежала в синтезе крестьянского менталитета и солдатской суеверности, подогретых военными неудачами.

Война нанесла сильный удар по нравственным качествам военнослужащих, поскольку обладание оружием вытеснило правовые нормы мирного времени, а ситуация выживания на фронте способствовала пересмотру нравственных стандартов, свойственных довоенному периоду. Прежде всего, у военнослужащих выработалась привычка к насилию, которая по инерции переносилась и на мирную жизнь. Один солдат так описывает сло-жившуюся на войне картину: «Над всем городом стоит вой оставшихся жителей. Происходит необходимая ре-квизиция керосина, сена, овса, скота. У уличного фонаря дерутся из-за керосина две русских женщины. Их, восстановляя порядок, разгоняют казаки. У каждого под седлом бархатная подушка. У многих в поводу по второй, по третьей лошади. Лихая публика. Какие они вояки, щадят или не щадят они себя в бою, об этом мне-ния расходятся, но о том, что они профессиональные мародёры, и никого и ни за что не пощадят - об этом двух мнений быть не может. Впрочем, разница между казаками и солдатами заключается в том, что казаки с чистою совестью тащат всё: нужное и не нужное; а солдаты, испытывая всё же некоторые угрызения совести, берут лишь нужные им вещи. Очень строго к этому не могу относиться. Человек, который отдаёт свою жизнь, не может щадить благополучия галичанина и жизнь его тёлки и курицы. Человек, испытывающий над собою величайшее насилие, не может не стать насильником» [17, с. 20]. В начале войны из-за высокой степени адми-нистрирования в армии и ужасов войны уровень мародёрства был ниже, чем в предшествующих конфликтах, но расширение территориальных границ боевых действий свело все усилия военного руководства на нет.

Анализ взглядов российских фронтовиков на историческую сущность войны показывает, что она нега-тивно отразилась на их патриотических убеждениях. Показателем начавшегося разрушения идеологической формулы «за Веру, Царя и Отечество» служат участившиеся случаи дезертирства российских военнослужа-щих (особенно на Северном и Западном фронтах). Каждую неделю в среднем по Петроградскому округу за-держивалось в конце 1915 г. 211 дезертиров, в конце 1916 г. - 220 человек, а непосредственно перед Фев-ральской революцией эта цифра выросла до 294 человек в неделю, а по Двинскому военному округу показа-тели были ещё более впечатляющими, так в конце 1915 г. количество задержанных в неделю составляло 462 человека, в конце 1916 г. - уже 1 479 дезертиров, а перед революцией эта цифра выросла до 1 543 за-держанных [14, д. 215, л. 2-27]. Исходя из приведённых выше данных, можно предположить, что на динами-ку дезертирства огромное влияние оказали революционная пропаганда и подрывная деятельность противни-ка, которые расшатывали основу российской армии.

Таким образом, морально-психологический облик российских военнослужащих претерпел в ходе войны значительные изменения. В условиях резкой девальвации ценности человеческой жизни у них выработался устойчивый стереотип поведения, в котором нормы мирного времени уступили место специфической воен-ной психологии. В мировоззрении усилились иррациональные элементы, что объяснялось, прежде всего, нестабильным психологическим состоянием военнослужащих, которое формировалось во многом под воз-действием разрушения традиционных представлений о методах ведения боевых действий. Необходимость выживания на фронте в условиях «большой» войны оттеснила на второй план нормы мирного времени, свя-занные с образцами нравственного поведения.

Список литературы

1. Акоева Н. Б. Фронтовая повседневность казаков-кубанцев в годы Первой мировой войны // Научный вестник Бел-городского государственного университета. 2009. № 9. С. 163-168.

2. Алексеев А. Россия в 1914-1915 годах: война на два фронта // Наука и жизнь. 2007. № 9. С. 38-45.

3. Асташев А. Б. Русский крестьянин на фронтах Первой мировой войны // Отечественная история. 2003. № 2. С. 72-86.

4. Бочкарёва М. Яшка: моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. М., 2001. 445 с.

5. Брусилов А. А. Мои воспоминания. М., 1983. 256 с.

6. Войтоловский Л. Н. По следам войны: походные записки. Л., 1927. Т. 2. 230 с.

7. Головин Н. Н. Военные усилия России в мировой войне. Париж, 1939. Т. 1. 236 с.

8. Миронов В. В. Военно-историческая антропология: ежегодник 2005/2006: актуальные проблемы изучения. М., 2006. 416 с.

9. Подольский Н. Три письма подпоручика Петровского // Звезда. 1995. № 6. С. 156-160.

10. Поршнев О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в Первой мировой войне: 1914 - март 1918. Екатеринбург, 2000. 415 c.

11. Протасов Л. Г. Классовый состав русской армии перед Октябрём // История СССР. 1977. № 1. С. 34-41.

12. Розанов В. В. Война 1914 г. и русское возрождение. Петроград, 1915. 95 с.

13. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 2003. Оп. 1.

14. Там же. Ф. 2031. Оп. 1.

15. Там же. Ф. 2067. Оп. 1.

16. Сенявская Е. С. Психология войны в XX веке: исторический опыт России. М., 1999. 383 c.

17. Степун Ф. Из писем прапорщика-артиллериста. Томск, 2000. 192 с.

18. Федорченко С. З. Народ на войне. М., 1990. 400 с.

19. Цвейг С. Статьи, эссе: вчерашний мир, воспоминания европейца. М., 1987. 448 с.

Размещено на Allbest.ru