Землеустроительная политика большевиков в доколхозной деревне юга России

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 947.084.6:316.35(470)

Южно-Российский государственный технический университет (Новочеркасский политехнический институт) p_k_t_v@mail.ru

Кафедра теории государства и права и отечественной истории

Землеустроительная политика большевиков в доколхозной деревне юга России

Татьяна Викторовна Панкова-Козочкина, к.и.н.

Аннотация

землеустроительный аграрный большевик хлебороб

В статье рассмотрены основные направления и особенности развития землеустроительного процесса на Юге России в 1920-х гг. Автор анализирует влияние землеустроительных работ и в целом аграрной политики большевиков. Обосновывает систематизирующую роль аграрной проблематики в российской истории, проводит исследование одного из основных направлений землеустройства в доколхозной деревне Юга России 1920-х гг. В статье подчеркивается, что создание устойчивого землепользования совхозов и колхозов нередко вызывало негативную реакцию донских, кубанских и ставропольских хлеборобов.

Ключевые слова и фразы: беднота; большевистский режим; земельные участки; землеустройство; казаки; колхоз; крестьяне; крестьянский двор; совхоз; хлебороб.

Annotation

The author considers the basic trends and peculiarities of land management process development in South Russia in the 1920s, analyzes the influence of land management works and Bolsheviks' agrarian policy as a whole, substantiates the systemizing role of agrarian subject matter in Russian history and researches one of the basic land management trends in pre-kolkhoz villages of South Russia in the 1920s. It is underlined in the article that the creation of the steady land use of sovkhozes and kolkhozes often lead to the negative reaction of Don, Kuban' and Stavropol' grain growers.

Key words and phrases: the poor; Bolshevist regime; plots of land; land management; the Cossacks; kolkhoz; peasants; peasant household; sovkhoz; grain grower.

Тему землеустройства в селах и станицах Дона, Кубани, Ставрополья, Терека в 1920-х гг. никак нельзя охарактеризовать как испытывавшую недостаток внимания со стороны научного сообщества в советский и постсоветский периоды. Вопросы аграрных преобразований Советской власти и их влияния на социально-экономическое развитие доколхозной деревни неоднократно затрагивались и анализировались во множестве статей, монографий, коллективных трудов, основанных как на общесоюзных (общероссийских), так и на региональных (южно-российских) материалах. В том числе специалистами были установлены и с достаточной степенью полноты освещены ведущие направления, масштабы, этапы и результаты землеустройства в казачьих станицах и крестьянских селах Юга России на протяжении 1920-х гг. [1; 2; 5-7; 9; 11; 13].

Вместе с тем, поскольку в советской историографии внимание акцентировалось на социально-экономических и социально-политических процессах, в рамках отмеченной темы сохраняется целый ряд аспектов, нуждающихся в дальнейшем углубленном анализе. В частности, практически не исследовались такие вопросы, как влияние землеустроительных работ (и в целом аграрной политики большевиков) на социально-психологический климат доколхозной деревни, на патерналистские настроения земледельцев, на их восприятие советской действительности и отношение к «идеалам революции». В настоящей публикации нами предпринята попытка отчасти заполнить образовавшуюся лакуну и рассмотреть степень влияния землеустройства и его результатов на умонастроения хлеборобов Дона, Кубани, Ставрополья в 1920-х гг.

В 1920-х гг. землеустроительные мероприятия, как известно, подразделялись на межселенные и внутриселенные: первые имели целью разграничение землепользования между отдельными населенными пунктами, вторые - между крестьянскими дворами внутри отдельно взятой деревни, села, станицы. Задачи землеустройства, по точному определению В. Е. Щетнева, сводились к «ликвидации сословного неравенства в пользовании землей, перераспределению земли по едокам между различными социальными группами населения, дроблению многодворной общины, максимально возможному устранению дальноземелья, предоставлению бедноте лучших и ближайших к станице земель, введению многопольных севооборотов, подготовке кооперирования» [14, с. 53-104].

Тем самым большевики придали землеустройству не только хозяйственно-экономический, но и ярко выраженный социально-политический характер. Осуществляя земельные переделы, новая власть намеревалась не только наиболее эффективным образом распланировать сельхозугодья с целью повышения продуктивности аграрного производства, но и укрепить свою социальную базу в деревне, каковой являлись беднейшие слои сельского населения. Неимущие и малоимущие крестьяне, добывшие большевикам победу в Гражданской войне, правомерно ожидали от установленной ими власти земельных пожалований (в этом смысле представляются совершенно справедливыми утверждения представителей власти в 1920-х гг. о том, что «сторонниками и проводниками землеустройства являются середняк и беднота») [8, д. 795, л. 846 об.]. Понимая настроения своих бывших комбатантов, партийно-советское руководство стремилось «наделить землей беднейшую часть станицы независимо от сословной принадлежности, чтобы те, кто с оружием в руках боролся за Советскую власть, реально почувствовали завоевания революции» [14, с. 65]. Поэтому землеустройство осуществлялось по классовым принципам. Например, Донской окружной комитет ВКП(б), отчитываясь о своей работе за ноябрь 1925 г. - январь 1927 г., подчеркивал, что «при землеустройстве классовый принцип везде был проведен», так что «беднота при проведении внутриселенного землеустройства наделена ближайшей и лучшей землей» [3, с. 19].

Разумеется, уравнительные переделы в деревне не приветствовались имущими и зажиточными слоями крестьянства, за счет которых Советская власть формировала земельные участки бедноты. Многочисленные источники подтверждают очевидный факт: землеустройство в доколхозной деревне (в частности, в селах и станицах Юга России) являлось источником постоянных и острых конфликтов, как социальных (между беднейшими и зажиточными группами крестьянства и казачества), так и сословных (между казаками и иногородними). Большевиков, конечно, не беспокоило и не пугало недовольство зажиточных и «кулаков», так как их все равно планировалось ликвидировать в ходе дальнейших «социалистических преобразований». Однако, вопреки классовой логике, мероприятия лидеров компартии в области земельных отношений не столь уж редко сталкивались и с совокупным протестом крестьянства, когда против власти выступали единым фронтом и бедняки, и богачи, и казаки, и иногородние.

Дело в том, что наряду с соблюдением классовых принципов большевики при осуществлении землеустроительных работ прилагали максимум усилий для создания и развития совхозов и колхозов. В рамках данной политики советские и коллективные хозяйства получали все и всяческие привилегии в процессе перекройки земельных площадей на Юге России: им доставались наилучшие по качеству земельные угодья, наиболее плодородные, расположенные у источников воды, близ пунктов снабжения и сбыта. Большевики таким образом реализовывали экономические (создание крупных форм сельхозпроизводства) и идеологические (формирование «социалистического сектора» в сельском хозяйстве) задачи.

Однако то, что было выгодно большевистскому режиму, отнюдь не приветствовалось значительной частью сельского населения в 1920-х гг. Причем противодействие формированию совхозно-колхозного землепользования зачастую оказывали не только пресловутые «кулаки», а основная масса жителей того или иного сельского населенного пункта, расположенного рядом с уже существующими или намеченными к созданию колхозами и совхозами. Мотивы такого поведения земледельцев, резко противоречившего классовым принципам, вполне объяснимы: ведь формирование границ землепользования колхозов и совхозов ударяло по земельным владениям не какого-либо отдельного крестьянского (или «кулацкого») двора, но по всему земельному обществу в целом. Поэтому, когда вставал вопрос о необходимости потесниться ради создания советских или коллективных хозяйств, сельские жители забывали о социальных (сословных) конфликтах и выступали с протестом.

В документах 1920-х гг. содержится немало свидетельств о проявлениях и характере земельных конфликтов между Советским государством и хлеборобами Юга России. В частности, в хранящейся в Центре документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО) архивной коллекции Сальского окружного комитета ВКП(б) представлены подробнейшие отчеты ОГПУ о положении в деревне и настроениях местных крестьян и казаков, охватывающие период с 1 марта по 20 августа 1927 г. Помимо прочего, в этих отчетах неоднократно фиксировались и случаи столкновений между органами власти и земледельцами на почве землеустройства.

Так, в апреле 1927 г. хлеборобы поселка Целина, расположенного в Западно-Коннозаводческом районе Сальского округа, предъявили территориальные претензии к местному животноводческому совхозу, располагавшему значительными площадями для пастьбы скота и заготовки фуража. Когда же представители власти указали на невозможность передачи земли от совхоза земельному обществу поселка, присутствовавшие на собрании крестьяне и казаки начали возмущенно кричать, что они «воевали и завоевали землю, а владеть не имеют права», «совхозской овце дали 3 десятины земли, а нам не дают, власть считает, что овца государству дороже, чем крестьяне» [12, д. 76, л. 43-44].

Выкрики эти ясно свидетельствовали, что исходят они не от кулаков, а от бедняков или середняков, к тому же сражавшихся во время Гражданской войны в составе Красной Армии или отрядов «красных партизан». Надо сказать, что многие из бывших «солдат революции» негативно оценивали советские реалии 1920-х гг., мало походившие на те обещания, которые большевики щедро расточали своим сторонникам на пути к власти [4]. Ситуация на собрании в поселке Целина лишь подтверждала общую тенденцию. Причем присутствовавших на собрании членов местной администрации должны были особенно насторожить озвученные некоторыми «красными партизанами» намерения продолжить вооруженную борьбу (на сей раз уже с коммунистами) вплоть до достижения революционных идеалов: «воевать еще надо за землю, а то завоевали не себе» [12, д. 76, л. 44].

Конфликтная ситуация между жителями Целины и совхозом, поддерживаемым поселковым и районным руководством, не разрешилась в апреле 1927 г., так как уже в мае того же года вновь возник конфликт с участием тех же сторон. На очередном общем собрании ряд безземельных переселенцев, прибывших в Целину, попросил земельное общество выделить им участки. В ответ на просьбу присутствовавший на собрании инструкторпропагандист Западно-Коннозаводческого райкома ВКП(б) Гурьев сказал переселенцам, что шансы получить в районе землю минимальны, ибо она закреплена за конными заводами и совхозами; следует, добавил он, обращаться с такими просьбами к руководству Восточно-Коннозаводческого района. Эти слова задели за живое всех присутствовавших, ибо собрание разразилось бурей выкриков: «...почему нам земли нет, для государства дороже кони, а не люди… Выходит, что мы завоевали землю для лошадей и овец, а для крестьян нет. Государство дает деньги иностранцам - финнам да американцам, расселяет новых помещиков и коннозаводчиков, для буржуазии земля есть, а кто за нее воевал - нет. Когда воевали[,] обещали нам лучшие земли, а теперь гонят в восточное коннозаводство на Маныч, где несутся кулики. В таком случае переселяйте нас, а мы сами туда не пойдем» [Там же, л. 71]. Досталось и Гурьеву, внешний вид которого подействовал на разъяренных хлеборобов как известная красная тряпка на быка: «...тебе хорошо заявлять в суконном костюме, имея несколько сот руб.[лей] денег в кармане, получаешь по 100 р[ублей] в месяц, а нам сегодня жрать нечего» [Там же].

Целина отнюдь не являлась единственным населенным пунктом Сальского округа, в котором стремление большевиков к созданию и расширению «социалистического сектора» в сфере аграрного производства не встречало понимания и поддержки у крестьян и казаков. Примерно через месяц после майского общего собрания в Целине очередной конфликт из-за земли между хлеборобами и совхозом вспыхнул в селе Лопанском Егорлыкского района Сальского округа. Требуя передать им часть земельных владений совхоза (которые, по их мнению, использовались бесхозяйственно), крестьяне из Лопанского заявляли представителям власти: «В начале революции был брошен лозунг «земля крестьянам, фабрики и заводы рабочим», когда же мы выгнали помещиков с их насиженных мест, в их поместья водрузились совхозы, коммуны, артели и т.д., а мы, крестьяне, как сидели на плохой земле, так и продолжаем сидеть. Теперь в будущую войну в первую очередь нужно выбить коммунистов, после чего будем с землей» [Там же, л. 110].

В приведенных примерах ожесточенных земельных споров между местными чиновниками и крестьянскоказачьим населением обращает на себя внимание решительность земледельцев, с которой они заявляли о своей готовности продолжить войну за «землю и волю», теперь уже - не с разгромленными «белогвардейцами», а с коммунистами. Столь жесткая риторика объяснялась не только тем, что предмет споров - земля - представлял собой основу основ любой сельской цивилизации (как писал один из донских селькоров в «Крестьянскую газету» в 1925 г., «земля у нас считается жизнью каждого крестьянина и казака») [8, д. 575, л. 37].

Следует учитывать и такое важное обстоятельство, как возросшая по итогам Гражданской войны самооценка крестьянства. Осознавая, сколь важен был их вклад в достижение победы «красного лагеря», сельские жители уверились в том, что «крестьянин сила неодолимая» [Там же, д. 570, л. 44], и безбоязненно критиковали власть. О доминировании в сознании сельского социума подобной позиции свидетельствуют слова одного из выступавших на состоявшемся в начале апреля 1927 г. общем собрании жителей села Заветного Сальского округа: «Мы все будем противоречить [намерениям властей проводить землеустройство], и в конце концов с массой согласятся и землеустройство нам не навяжут» [12, д. 76, л. 43]. Постоянно предпринимаемые новой властью попытки демонстрировать свой «народный» характер нередко вызывали презрение у крестьян, традиционно считавших, что в России государство должно быть строгим и сильным. По этому поводу на общем собрании в хуторе Крыловом Заветинского района Сальского округа казак-середняк, член хуторского совета Т. И. Чиков говорил: «К нам власть сватается уже три года, и если кто боится ее, пусть подпишет [договор о проведении землеустройства], а [настоящая] власть должна приехать, избрать уполномоченных и нарезать землю, а за проведенное землеустройство пусть взимает плату» [Там же, л. 83]. Презрение к новой власти в деревне было тем сильнее, что она, вопреки своим «народным» декларациям, относилась к крестьянам как к нетерпимой в СССР «мелкой буржуазии» и с удручающим постоянством демонстрировала населению свою некомпетентность и злоупотребления.

По итогам нашей работы представляется возможным констатировать, что одно из основных направлений землеустройства в доколхозной деревне Юга России 1920-х гг., каковым являлось создание устойчивого землепользования совхозов и колхозов, нередко вызывало негативную реакцию донских, кубанских, ставропольских хлеборобов. Земледельцы расценивали подобные действия власти как противоречащие их насущным нуждам и активно протестовали против насаждения коллективных и советских хозяйств, демонстрируя свое недовольство большевистским режимом.

Список литературы

1. Дон Советский: историко-экономический и социально-политический очерк / под ред. А. И. Козлова. Ростов-наДону, 1986. 272 с.

2. Ленинский путь донской станицы / под ред. Ф. И. Поташева и С. А. Андронова. Ростов-на-Дону, 1970. 275 с.

3. Материалы к отчету Донского комитета ВКП(б) на XII окружной партконференции: ноябрь 1925 - январь 1927 г. Ростов-на-Дону, 1927. С. 19.

4. Морозова О. М. Послевоенная жизнь солдат революции // Человек на исторических поворотах XX века / под ред. А. Н. Еремеевой, А. Ю. Рожкова. Краснодар, 2006. С. 143-151.

5. Очерки истории Краснодарской организации КПСС. Краснодар, 1966. 534 с.

6. Очерки истории Ставропольского края. Ставрополь, 1986. Т. 2. С 1917 года до наших дней. 608 с.

7. Очерки истории Ставропольской организации КПСС. Ставрополь, 1970. 502 с.

8. Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 396. Оп. 3.

9. Сквозь ветры века: очерки истории Ростовской областной организации КПСС (80-е гг. XIX в. - 1987 г.) / отв. ред. Е. Н. Осколков. Ростов-на-Дону, 1988. 196 с.

10. Скорик А. П., Тикиджьян Р. Г. Красные партизаны в советской действительности 1920-х-1930-х годов (на материалах Юга России) // Российская история. 2009. № 4. С. 104-114.

11. Ставрополье за 40 лет Советской власти. Ставрополь, 1957. 218 с.

12. Центр документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО). Ф. 97. Оп. 1.

13. Чернопицкий П. Г. Деревня Северо-Кавказского края в 1920-1929 гг. Ростов-на-Дону, 1987. 232 с.

14. Щетнев В. Е. Кубанская станица до коллективизации сельского хозяйства // Великий Октябрь и первые социальноэкономические преобразования на Кубани: сб. статей. Краснодар, 1974. С. 5-108.

Размещено на Allbest.ru