Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 316.37

Воронежская государственная технологическая академия

РАДИКАЛИЗМ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ И ЕГО СОЦИАЛЬНЫЕ ИСТОКИ

Иван Васильевич Востриков

На протяжении последних двух веков история России неразрывно связана с деятельностью интеллигенции. Интеллигенция вносит колоссальный вклад в развитие отечественной науки, философии и искусства, но при этом радикальные её представители вступают в конфронтацию с властью и, не жалея собственных жизней, ускоряют процесс социальной трансформации российского общества. Декабристы, разночинские революционеры, народники и террористы-народовольцы, эсеры и большевики, а в наши дни радикалы из национально-большевистского движения - все они внесли немалый вклад в изменения, происходящие с российским обществом. Каковы же истоки радикализма интеллигенции и почему не вся она радикальна? Почему интеллигент Л. А. Тихомиров создавал концепцию религиозно-философских основ истории, а его радикальный «коллега» П. А. Кропоткин планировал социальную революцию и учреждение анархии? На эти вопросы мы попытаемся ответить в данной работе.

Опираясь на исследования А. Ф. Замалеева и Н. Е. Покровского, мы полагаем, что интеллигенция представляет собой социально-психологическую группу, которая образуется благодаря общим чертам мировоззрения её представителей и которая ведёт духовные поиски, не всегда связанные с профессиональной деятельностью. Следовательно, радикализм не является родовой чертой интеллигенции и не присущ всем её представителям. Но что же представляет собой феномен радикализма?

«Радикализм (от позднелат. radicalis - коренной, лат. radix - корень) - буквально бескомпромиссное стремление идти до конца, добиваться коренных изменений и наиболее полных результатов в любой преобразовательной деятельности. Термин возник в Англии в конце XVIII в. и затем уже в XIX в. получил распространение в континентальной Европе и обозначал социальную и политико-философскую мысль, ориентированную на общественные, политические, экономические и культурные преобразования и соответствующую реформаторскую практику. <…> Особый тип радикализма - революционный радикализм, ориентированный на преодоление любых препятствий с применением насилия, характеризующийся нетерпимостью и жертвенностью. Радикализм такого рода имеет давнюю политическую и идеологическую историю борьбы за власть, территории и идеи, включая религиозную и этническую нетерпимость» [6, c. 395-396]. Таким образом, под радикализмом понимается стремление к коренным преобразованиям наличной действительности, не останавливаясь на полпути и не довольствуясь никакими компромиссами. Из приведённой выше цитаты ясно, что радикализм целей не всегда связан с радикализмом в средствах. К примеру, только революционный радикализм допускает применение насилия. Это позволяет заключить, что в своей крайней форме радикализм смыкается с экстремизмом.

«Экстремизм (далее - Э.) (от лат. extremus - крайний) - приверженность в политике и идеологии к крайним взглядам и действиям (курсив наш - И. В., С. С.). Э. - характерная черта радикальных партий, групп, движений с различными социально-политическими ориентациями (анархизм, фашизм, коммунизм, шовинизм, религиозный фундаментализм и др.). В политической жизни Э. находит выражение в насильственных действиях, направленных на дестабилизацию и разрушение сложившихся общественных структур и институтов (организация беспорядков, террористические акции и т.п.)» [7, c. 829]. Радикалы требуют коренных изменений, а экстремисты добавляют требование добиться этих изменений немедленно, не стесняясь в методах. Радикал вполне может быть экстремистом, но может и не быть им. Более того, бывают случаи, когда мыслитель, придерживающийся радикальных взглядов, отказывает в одобрении тем своим последователям, которые не считаются со средствами. Также следует отметить, что радикальный мыслитель вовсе не обязан лично участвовать в воплощении своего идеала в жизнь. Достаточно и того, что он создал или пропагандировал данный идеал. Философ останется радикалом или экстремистом, даже если лично не присутствовал при воплощении его идеалов в жизнь и не принимал в данном действе непосредственного участия.

С точки зрения Е. А. Кирилловой радикализм, независимо от своей исторической формы или территориальной принадлежности, имеет ряд неизменных черт. «Такими чертами представляются следующие. Вопервых, радикальному типу мироощущения, включающему философско-исторические концепции, идеологию и психологию, присуще отрицание различных духовных и социальных феноменов. Признаком является не объект отрицания, который может быть определением конкретных форм радикализма, а степень отрицания (здесь и ниже выделено автором), его категоричность, всеобщность и бескомпромиссность. Во-вторых, общей особенностью форм радикализма является абсолютизация в разной мере субъективного, точнее, индивидуального начала, оценка реальности с позиций атомизированного индивида. В-третьих, существенной особенностью радикализма является слабость и аморфность позитивной программы. <…> В-четвёртых, общей чертой радикальных форм сознания является их транзитивность, т.е. переходный характер в самом полном смысле этого слова» [4, c. 7]. Из указанных черт, на наш взгляд, самыми важными являются отрицание и аморфность позитивной программы. Неслучайно любые революции и восстания на первых этапах включают в себя акты вандализма и хулиганства по отношению к символам свергаемого режима. Но затем, когда режим свергнут, неожиданно выясняется, что революционные вожди не знают, что делать дальше. Это не означает, что у них нет политической программы, просто основной акцент они делали именно на разрушении предыдущего порядка. Возможно, именно с этим связан тот факт, что после любых революций наступает смутное время, обычно сопровождаемое гражданской войной, в которой побеждает тот лидер, чья идеологическая программа наиболее ясна и притягательна для народных масс.

При этом транзитивность радикализма подтверждается исторической практикой: почти все революционные теории и программы на ранних этапах содержат только гуманные и умеренные лозунги, но в ходе противостояния различных фракций во время и после свержения предыдущего режима радикализм усиливается, нередко переходя в экстремизм. Однако, выступая против реакции или контрреволюции единым фронтом, радикальные фракции почти никогда не могут ужиться между собой после победы. Такое положение дел замечательно иллюстрирует С. Н. Булгаков: «Интеллигенция, страдающая «якобинизмом», стремящаяся к «захвату власти», к «диктатуре» во имя спасения народа, неизбежно разбивается и распыляется на враждующие между собой фракции, и это чувствуется тем острее, чем выше поднимается температура героизма» [1, c. 115].

Говоря о специфике русского радикализма XIX века, Е. А. Кириллова выделяет его основную черту: «Острое недовольство прошлым, неразрывно с ним связанная яркая мечта о лучшем будущем, притом близком, - вот те несложные мысли и настроения, которые легли в основание всех сложных движений русского радикализма середины прошлого века» [4, c. 33]. Именно поэтому, по мнению Кирилловой, радикализм - дело молодых. Это не значит, что в зрелом возрасте люди отказываются от радикальных убеждений. Но становятся радикалами именно в юности и молодости, так как именно в этот период человек вступает в жизнь и нередко хочет для себя лучшей доли, нежели ему предлагает наличное положение дел. В силу данного обстоятельства можно даже предположить, что взгляды отдельно взятого радикала меняются в соответствии с его возрастными изменениями.

Сильнее всего радикализм проявляется в политике, хотя, конечно же, возможен радикализм и в искусстве, и в религии. Неслучайно проповеди религиозных реформаторов нередко затрагивают и политическое положение общества (таковы Мартин Лютер, Мухаммед Ширази и т.д.).

Некоторые исследователи полагают, что вся интеллигенция является радикальной. Например, М. Могильнер пишет о том, что интеллигент - уже по определению радикал [5, c. 56]. На наш взгляд, это совсем не так. Мы установили, что радикализм тесно связан с бескомпромиссным отрицанием предыдущего (или наличного) порядка. Подобное миросозерцание вовсе не характерно для большинства представителей интеллигенции, не интересующихся политическими вопросами. В их мировоззрении доминируют иные взгляды. Это могут быть научные, эстетические или религиозные воззрения. В некоторых случаях мыслитель, в мировоззрении которого доминируют политические взгляды, становится консерватором. Если же принять точку зрения М. Могильнер, согласно которой интеллигент = радикал, то консервативные и религиозные деятели не относятся к интеллигенции.

Зная, что представляет собой радикализм как тип миросозерцания и чем он в целом отличается от экстремизма, своей крайней формы, мы сделаем попытку рассмотреть радикальную интеллигенцию в отрыве от интеллигенции вообще, ознакомиться с её социальными истоками и самыми общими целями.

Мы полагаем, что интеллигенция является продуктом городского общества, которое само по себе уже вторично по отношению к обществу традиционному, аграрному. Если в традиционном обществе могут гармонично жить лишь те люди, которые заняты в производительном труде (не важно, какие ценности они производят: материальные или духовные), то есть причастны к культуре своего общества, то в рамках городского общества вполне могут существовать социальные группы, к данному производству непосредственно не относящиеся. Кроме городских производителей (ремесленников) и служащих, в городах после петровских преобразований появились дворяне-метисы, которых подробно охарактеризовал А. Ф. Замалеев: «Что представляло собой это новое сословие, взявшее на себя труд образования и просвещения России? Одной из характерных её черт всегда признавалась безосновность, беспочвенность (здесь и ниже курсив автора). <…> Определяющую роль здесь сыграла свобода внебрачных отношений - как в межнациональном, так и межсословном плане. Это привело к широкой метисации дворянских детей, повлекшей за собой утрату ими родовых связей и преданий. <…> Положение детей-метисов было достаточно сложным. Они чувствовали себя как бы «в безысторической среде», им было чуждо чувство национальности. Вместо этого они всячески культивировали идею личности, всечеловечества» [3, c. 106]. Не чувствуя связи с русской культурой в силу детства, прошедшего на стыке культур и национальностей, они группировались в «своём кругу», а духовную пищу получали из европейских книг и совместных мечтаний. Дворяне, детство которых проходило в родовых поместьях, невзирая на национальность и вероисповедание родителей, соприкасались с русской культурой ежедневно и, образно говоря, пропитывались духом России. Иная судьба ждала городских и особенно столичных дворян-метисов.

При этом молодые люди, представители данной прослойки, вступая в жизнь, нередко видели, что при данном социально-экономическом положении в стране нет применений для их дарований и стремлений. Некоторые из них покорно принимались за предложенные занятия (государственную или военную службу) и вскоре забывали о своих юношеских надеждах и мечтаниях. Другие же, подобно будущим декабристам, надев военный или чиновничий мундир, продолжали сохранять свои стремления и пытались разобраться, почему же имперское общество устроено именно так. Их представления о надлежащей жизни, в которой они бы чувствовали себя уютно, шли в разрез с наличным положением дел, так как нередко были почерпнуты из западных книг или рассказов иностранца-гувернера. радикальный интеллигенция идеальный мироустройство

Если бы речь шла об обыкновенном дворянине или редком в те годы разночинце, то он уже через несколько лет службы навсегда забывал свои юношеские грёзы и вычитанные из просветительских книг идеи. Но, как мы указывали выше, многие представители нарождающейся интеллигенции в национальном и социальном плане были метисами. Русское дворянство трепетно относилось к «чистоте породы», а многие отпрыски старинных, допетровских фамилий с презрением смотрели на потомков иностранных офицеров и инженеров, зарубежных невест и служанок. Потому будущие интеллигенты не могли легко влиться в компанию сослуживцев. Воспоминания о рассказах гувернеров да французские и немецкие книги - вот то окружение, в котором им было уютно. С одной стороны, эти люди отлично разбирались в последних веяниях западноевропейской мысли, но с другой стороны, не знали и порой не хотели знать реальной России, от которой их отделял барьер крови и воспитания. Первые интеллигенты легко находили друг друга по принципу общности интересов. Некоторые из них самовыражались в творческой деятельности в свободное от работы время. Так, камер-юнкер А. С. Пушкин на досуге писал замечательные стихи. Но некоторые представители интеллигенции конструктивной деятельностью заниматься не хотели. Замыкаясь в узком кругу единомышленников, они мечтали об изменении социально-политического строя империи, с тем чтобы, во-первых, почувствовать себя в ней комфортно, а во-вторых, чтобы идеалы их «книжной» юности оказались не пустой мечтой.

Таким образом, радикальные интеллигенты изначально (с самого своего возникновения в ходе петровских преобразований) чувствуют себя в русском обществе лишними и почти на сто лет замыкаются в закрытых клубах Москвы и Санкт-Петербурга. «Это новое, “беспочвенное”, сословие жаждало “моральной компенсации”, видя своё назначение в “коренной ломке” социальных форм и стереотипов. Свои искания, замыслы, идеалы оно претворяет в самобытной и яркой философии, которая предстает в живом многоразличии форм и направлений, обретая постепенно общемировое значение» [Там же, c. 107].

Активизация и численный рост радикальной интеллигенции был связан с отменой крепостного права и смягчением сословных барьеров в середине XIX века. Тогда в её ряды буквально хлынул поток получивших университетское образование разночинцев, людей, не связанных между собой единой традицией и социальным происхождением. Расплывчатая формулировка «разночинцы» никак не выражает социального многообразия членов этой группы. Вот как характеризует разночинцев А. Ф. Замалеев: «Кто же такой разночинец? Прежде всего, это социальный “отщепенец”: он порывал с любой общественной группой или сословием, из которых происходил, освобождался от их миропонимания и психологии» [2, c. 177].

Количественный рост радикальной интеллигенции привёл к качественным изменениям, ведь в её рядах теперь оказались не только рантье из числа непредприимчивых помещиков и столичные публицисты, но и множество деятельных, во многом нуждающихся людей, привыкших добиваться желаемого любыми средствами. Так активность радикальной интеллигенции стала распространяться не только на письменную деятельность, но и на воплощение своих идей в жизненную практику. Начитанный студент-разночинец, отчисленный из университета за неуплату, был настроен едва ли не решительнее и имел не менее веские основания для недовольства жизнью, чем дворянин-метис, воспитанный на идеалах просветительской философии.

Известно, что первыми представителями русской радикальной интеллигенции, перешедшими от слов к действиям, были декабристы. Это наглядный результат членства в преимущественно однородных в социальном плане закрытых обществах армейских офицеров. То есть в ситуации, где А. П. Радищев и Н. И. Новиков только излагали свои взгляды, П. И. Пестель и Н. М. Муравьёв предприняли попытку внедрить свои проекты в жизнь и не остановились даже перед насильственными методами. Так радикализм перешёл в экстремизм, который и вылился в вооружённое выступление. Но восстание 14 декабря 1825 года было лишь своеобразным прологом к началу политической деятельности радикальной интеллигенции. Ее численный рост за счёт разночинцев после отмены крепостного права сделал возможным «хождение в народ», терроризм, а затем и возникновение партий радикальной направленности (РСДРП, партия эсеров и т.д.).

С религиозной точки зрения светские реформаторские (политические, экономические) взгляды начинают доминировать в случае, если та или иная социальная или духовная группа (а иногда и отдельный человек) теряет связь с Абсолютом. Вернее будет сказать, что связь с Абсолютом имеется, но представления об Абсолюте деформируются. Например, теистическая религия оказывается повержена пантеистическими воззрениями. Если Бог и мир отождествляются, то самыми действенными путями «спасения» будут научный (раскрытие принципов Абсолюта, растворённого в природе), политический (переустройство мира по своим собственным, умозрительным образцам) и экономический (приобретение всех возможных благ здесь и сейчас) виды деятельности. В годы зарождения и возникновения интеллигенции Россия была православной страной, хотя Пётр I заметно уменьшил влияние церкви упразднением патриаршества. Другие религии не пользовались в русской духовной жизни авторитетом. Но так как первые представители радикальной интеллигенции росли и мужали на стыке различных вероисповеданий (русский отец православный, мать-немка лютеранка, а домашний учитель-француз католик), то приверженность какой-то одной-единственной конфессии у них не могла сложиться. В более поздние времена социально пёстрые разночинцы принесли в интеллигентские круги множество самых различных представлений о человеке и его месте в мире.

Подводя итоги исследования, мы можем констатировать, что часть русской интеллигенции стала радикальной в силу своего синкретического происхождения. Будучи метисами по крови и духу, интеллигенты чувствовали себя на лоне русской культуры чужими. Однако некоторые из них занялись свободным творчеством, которое обогатило эту самую культуру и заставило обывателя уважать пусть не до конца понятных, но талантливых деятелей. Численно меньшая часть интеллигенции пошла по другому пути. Она сначала замкнулась в «своём кругу», а затем неоднократно пыталась изменить российскую действительность на основе своих представлений об идеальном мироустройстве. Чем меньше это удавалось, тем сильнее возрастал радикализм. Например, декабристы предприняли попытку бескровного государственного переворота, а после ста лет борьбы их наследники, большевики, выдвинули и воплотили в жизнь идею классового террора.

Список литературы

1. Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество // Русский индивидуализм: сборник работ русских философов XIX-XX веков. М.: Алгоритм, 2007. 288 c.

2. Замалеев А. Ф. Лепты: исследования по русской философии. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 1996. 320 с.

3. Замалеев А. Ф. Семестровый курс по истории русской философии // Русская философия: новые исследования и материалы. СПб.: Летний сад, 2001. 398 с.

4. Кириллова Е. А. Очерки радикализма в России XIX века. Новосибирск: Изд-во Новосибирского университета, 1991. 204 с.

5. Могильнер М. Российская интеллигенция перед лицом смерти // Общественные науки и современность. 1994. № 5. 175 с.

6. Новая философская энциклопедия: в 4-х т. / Институт философии РАН. М.: Мысль, 2001. 692 с.

7. Новый иллюстрированный энциклопедический словарь / ред. кол. В. И. Бородулин, А. П. Горкин, А. А. Гусев, Н. М. Ланда и др. М.: Большая Российская энциклопедия, 2000. 912 с.

Аннотация

В данном исследовании рассматривается феномен радикализма на примере русской радикальной интеллигенции. Авторы выделяют ряд черт, характерных для радикализма независимо от его исторической формы, а также раскрывают социальные и духовные предпосылки возникновения радикальной интеллигенции.

Ключевые слова и фразы: радикализм; интеллигенция; метисация.

The authors consider radicalism phenomenon by the example of Russian radical intellectuals and single out some features characteristic of radicalism regardless of its historical form and also reveal the social and spiritual preconditions of radical intellectuals' origin.

Key words and phrases: radicalism; intellectuals; crossbreeding.

Размещено на Allbest.ru