История русского старообрядчества продолжает привлекать самое пристальное внимание отечественных и зарубежных исследователей. Особый интерес в настоящее время вызывает проблема взаимоотношения старообрядцев и региональных властей. Возникновение мощного и многочисленного оппозиционного народного движения спровоцировало в регионах определенный кризис поведенческих реакций, а сам факт появления старообрядческой оппозиции стал серьезным испытанием эффективности работы местных властей. Местный административный аппарат Российского государства был сформирован в принципиально других исторических условиях и преследовал иные цели [4, с.422-431]. В этом отношении внутрицерковный конфликт стал в значительной мере проверкой на прочность всей административной системы. Первые признаки неспособности прежней системы регионального административного управления к работе в новых условиях появились еще в 30-е гг. XVII века. Принятая ранее схема, основанная на вертикальном соподчинении местных властей, стала давать сбои. Примером такого рода "непредвиденной" ситуации явился инцидент с иноком Капитоном [8, с.130-131]. Первые шаги инока Капитона не предвещали конфронтации с системой. Соблюдая порядок движения документов, в 1634 г. инок Капитон получает от царя Михаила Федоровича грамоту с разрешением основать Троицкую обитель в Костромском уезде. В 1639 г. на строителя Троицкой пустыни Капитона последовал донос архимандрита Герасима о "неистовствах" строителя пустыни. Для расследования дела грамотой от 22 августа 1639 г. Ярославскому воеводе П.И. Секирину было предписано взять инока Капитона и передать в Ярославский Спасский монастырь. "Отдать под крепкий начал старцу духовному и искусну который бы его… в вере и во иноческих правилах поразсмотрел" [10].

сибирская ссылка инок капитон

Дальнейшее развитие событий вскрыло множество недостатков системы управления. В 1639 г. Капитон был взят под стражу и отправлен в Ярославский Спасский монастырь для проведения дознания. Задержание Капитона было осуществлено силами воеводских людей, однако после конвоирования их участие в расследовании закончилось, поскольку царская грамота предписывала им только эту функцию. Материалы расследования не сохранились, но по его результатам Капитон был сослан в Тобольск [6, с.63-65]. Троицким монастырем ведать был назначен настоятель Преображенского монастыря Костромского уезда старец Пимен. Однако братия Троицкой пустыни отказалась ему повиноваться [8, с.38-48]. Не имея прямого царского распоряжения, Ярославский воевода П.И. Секирин мог только наблюдать за тем, что происходит в обители. Сказывалась институциональная соподчиненность и вертикальная система подачи документов. В следующей царской грамоте воеводе Порфирию Ивановичу Секирину было приказано довести до иноков Троицкой обители: "оставить Капитоново учение и уставство и жить по правилам святых отец … и чтоб в старцах ни в ком никаких плутен, что делалось при Капитоне, не было" [Там же, с.48-50]. Однако время для оперативного вмешательства было упущено, поэтому, когда в монастырь Святой Троицы вновь пришел строитель Пимен в сопровождении воеводских людей, старцы заявили, "что им учения не оставлять, а тебя ни в чем не слушать" [7, с.72-73]. На этом полномочия, данные воеводским людям, вновь были исчерпаны. О событиях последней встречи повествует следующая челобитная старца Пимена царю Алексею Михайловичу. В ней он извещал, что "чернецы … ушли из Колесникова и оставили обитель, так что некому было и стеречь ее" [Там же]. Поскольку в полученных грамотах не было указаний на арест или задержание братии, воеводские люди уходу "капитонов" не препятствовали. Возникает закономерный вопрос: почему ярославский воевода и местные власти, зная о ситуации в Троицкой пустыне, не оказали реального содействия старцу Пимену? Даже если его действия не вызвали одобрения у местной администрации, нельзя игнорировать, что он действует по царскому распоряжению. Что это было: "разделение полномочий" между местными светскими и духовными властями или элементарное нежелание вмешиваться в достаточно щекотливую ситуацию? Если указанные действия были предприняты по частной инициативе ярославского воеводы, то подобный "нейтралитет" мог повлечь за собой весьма конкретные последствия вплоть до объяснений с Москвой и "потерю места". Тем не менее, власти не предприняли попыток задержать мятежных монахов, не говоря о том, что они не пытались их даже переписать. Вполне возможно, что местные власти не оценили масштабов распространения учения инока Капитона и решили, что его ареста достаточно, чтобы "капитоновщина" прекратилась.

Однако, скорее всего, ярославские власти действовали строго в рамках своей юрисдикции, исходя из полученных распоряжений, следовательно, формально перед царским судом были чисты. Указанный случай интересен тем, что, находясь на пересечении юрисдикции светских и духовных властей, последователи Капитона воспользовались несовершенством действующей системы управления и фактически избежали наказания. В создавшейся ситуации в 1639 г. руководство Ярославского Спасского монастыря предпочло отправить Капитона в ссылку в Тобольский архиерейский дом. Это вполне закономерно, поскольку практика делопроизводства в государстве представляла систему прямых вертикальных связей, не пересекающихся между собой. Задачей местного управленческого аппарата было своевременно посредством челобитных информировать Москву о происходящих событиях и просить инструкции по собственным действиям. При отсутствии одного из элементов этой административной вертикали эффективность всей системы была под вопросом. Примером такого рода развития событий служит дальнейшая история ссыльного старца Капитона. Известно, что в конце декабря 1640 г. инок Капитон находился в Тобольске. Факт его пребывания здесь подтверждает найденная А.А. Преображенским в столбцах Сибирского приказа челобитная грамота, составленная дьяком Тобольского архиерейского (Софийского) дома Саввой Есиповым. В тексте грамоты Капитон упомянут в числе "архиепископлих ссыльных старцов… Капитона да … Михаила" [6, с.64]. Содержание грамоты, в которой упомянут Капитон, также заслуживает внимания. Это "отписка тобольских воевод царю Михаилу Федоровичу о расследовании дела ссыльного старца Малаха", который "в Софейском дому поваренную избу сжег" [Там же]. Условия ссылки в Тобольске были, вероятно, не слишком суровыми, так как ранее в "челобитной приказных людей тобольского архиерейского дома Максима Трубчанинова и Саввы Есипова с жалобой на старца Малаха" излагается просьба: "Милосердный государь, царь и великий князь Михайло Федорович всея Русии, пожалуй нас, холопей своих: вели государь, тово старца Малаха из Софейского дому взять. Царь государь, смилуйся, пожалуй", поскольку "боимся тово же, чтоб он Софейского дому не зажог и не покрал и иные какие пакости не учинил" [Там же]. Все это само по себе характеризует исправительную практику, сложившуюся в Тобольской ссылке. Возможно, ситуацию спровоцировали смены архиереев и периоды ожидания нового владыки. Так, преемник занимавшего Тобольскую кафедру с февраля 1636 г. по январь 1640 г. владыки Нектария (Теляшина) архиепископ Герасим (Кремлев) прибыл в Тобольск только в июне 1640 г. Владыка Герасим находился на кафедре до июля 1650 г. В свою очередь его преемник владыка Симеон принял кафедру с марта 1651 г. Возможно, что Капитон воспользовался перерывом в смене церковного руководства и сумел бежать из Тобольской ссылки. Существует и другая версия развития событий. Дело в том, что владыка Симеон Сибирский, "сочувствовавший старообрядцам, земляк Аввакума, неоднократно помогавший ему в сибирской ссылке" [3, с.224]. Следовательно, симпатизировавший ревнителям древнего благочестия владыка Симеон мог создать благоприятные условия, которыми Капитон и воспользовался для побега. Время побега Капитона целесообразно определить 1650 - началом 1651 гг. Н.К. Гудзий отмечал, что протопоп Аввакум был отправлен в ссылку уже "числа 17 сентября 1653 г.", а в знаменитом "Житие…" протопоп Аввакум не упоминал о ссыльном старце Капитоне, вероятно, потому, что Капитона в Сибири уже не было. В последующих произведениях (и во второй редакции "Жития…") протопоп часто обращался к прошедшим событиям, повествуя о людях, которых знал или о которых прежде слышал, например, "архиепископ Симеон Сибирский - тогда добр был, а ныне учинился отступник" и т.д. [2, с.251-252]. Однако о Капитоне протопоп Аввакум не упоминал ни разу, что является доказательством того, что в сибирской ссылке они находились в разное время. Кроме того, еще одним подтверждением этой версии служит тот факт, что в начале 50-х гг. XVII века новые капитоновы кельи появились в Костромском уезде. Грамотой царя Алексея Михайловича от 1651 г. костромскому воеводе Ю.М. Аксакову указывалось: "взять на реке Шаче Костромского уезда. в келиях старца Капитона, старцев и мирских людей" [5, с.58]. Однако иноку Капитону удалось избежать ареста. Причиной подобной неуловимости инока Капитона вполне мог явиться его опыт знакомства с практикой существовавшего судебного делопроизводства. Принятая практика вертикальных связей центра и провинции с обязательным ожиданием санкции вышестоящей инстанции представляла иноку Капитону достаточно времени для отступления и перехода в новый уезд. Власти, не имевшие прочных горизонтальных связей с соседними уездами, полностью дублировали течение делопроизводства. Они не имели приказа действовать, поэтому в соответствии с порядком делопроизводства подавали челобитные в Москву и ожидали санкции вышестоящего руководства. Все это привело к тому, что ко времени вступления на патриарший престол Никона учение Капитона Даниловского охватило ряд уездов центра Российского государства [1, с.10-12].

Список литературы