Во второй половине XIX в. в развитии татарской исторической мысли происходят коренные изменения, обусловленные реформистским движением и формированием этнической общности нового национального типа.

Прежнее, обращенное в прошлое утраченной славы историческое сознание было неприемлемо для пробуждающегося и возрождающегося народа. История, следовательно, представляла не только одну из областей научных знаний, за развитие которых выступали просветители. Необходимо было знать прошлое, чтобы утвердить идею этнического единства и определить собственное историческое и культурное место среди других народов. Задача воссоздания национальной истории определила главную проблематику формирующейся исторической науки. Начатые Ш. Марджани (1818-1889) исследования были продолжены его последователями и преемниками Р. Фахрутдиновым (1859-1936), Х. Габяши (1863-1936), Г. Ахмаровым (1864-1911), Х. Атласи (1876-1938), А. Валиди (1890-1970), Г. Батталом (1880-1969), Г. Губайдуллиным (1887-1937) и др.

Важное значение историки начала XX века придавали истории русско-татарских отношений. Но это была та тема, где следовало соблюдать наибольшую осторожность и считаться с цензурой. Общие для татарских историков особенности её освещения в работах, посвящённых национальному прошлому до падения Казанского ханства, можно упрощённо представить в следующих тезисах.

Русские были самыми беспокойными соседями булгар. Последние стремились сохранять с ними мирные отношения, предпочитая набегам взаимовыгодную торговлю. Русь находилась под культурным и политическим влиянием окружающих народов и стран, но умело использовала отношения с ними для собственного усиления. Покровительство и потворство ордынцев Москве были главной причиной её возвышения, и скоро, объединив русские земли, она стала грозной силой для разрозненных татарских ханств.

Переводческой комиссией Казанского учебного округа был представлен обзор татарских учебников, к подготовке которого цензура - Казанский временный комитет по делам печати - имела самое прямое отношение. Раздражение и неудовольствие профессора Казанской духовной академии Якова Коблова, подготовившего доклад о сочинениях по гражданской истории, вызывает то, что в "Истории татар" Г. Баттал отмечает превосходство татар над русскими, а в "Краткой булгарской истории" Г. Забири глава о завоевании Казани названа "Несчастье" [10, с.223]. Важно отметить, что тем не менее Я. Коблов признаёт отсутствие извращения исторических фактов татарскими историками [Там же, с.226]. Выводы его неутешительны:". татарские авторы как будто ещё не могут освоиться со своим положением русских подданных и смотрят на русских как на посторонних. В недрах государства изучается наука, чуждая интересам русской государственности" [Там же, с.223, 226]. Между тем историческая параллель, не обойдённая ни одним татарским историком, писавшим о Казанском ханстве, объясняла причины неприятия татарами российской действительности (очевидность цензурных преследований не позволяла говорить о них прямо). Они подчеркивали, что казанские правители не допускали посягательств на веру и обычаи немусульманских и языческих народов своей страны, имевших равные права с мусульманами [1, с.32-33; 2, с.126].

Взаимоотношения Российского государства и татар должны были стать и одним из основных предметов исследований, посвящённых национальной истории после 1552 г. Но, во-первых, главной целью татарских историков было воссоздание прошлого до падения Казанского ханства - "истории настоящей, независимой", и большинство работ освещали только этот период. Во-вторых, цензура не оставляла никаких надежд на объективное отражение положения татар в составе России. Шигабутдин Марджани, повествуя во второй части "Мустафад ал-ахбар фи ахвали Казан ва Булгар" [9] об истории мечетей, медресе и деятельности духовенства, раскрывает важнейший феномен татарской истории после потери независимости, когда духовные учреждения стали объединившим народ общественным институтом, но почти не касается других тем. При этом в представленной к публикации рукописи имелось описание выступления татар во главе с Ишбулатом против действий печально знаменитого миссионера Луки Канашевича, сообщалось о различных фактах колониального угнетения нерусских народов, приводилась биография имама Шамиля, и всё было вычеркнуто цензором Смирновым [5, с.335-336]. На "Талфик ал-ахбар ва талких ал-асар фи вакаиг Казан ва Булгар ва мулук ат-татар" [11] Мурада Рамзи, где в одной из глав впервые системно излагалась история татар после падения Казани, был наложен арест. Рашид Ибрагимов, открыто писавший о национальных и религиозных притеснениях мусульман в России, выпустил свою книгу за границей [6].

В начале второго десятилетия прошлого века, в самый разгар гонений против представителей интеллектуальной элиты российских мусульман, начавшихся под флагом борьбы с панисламизмом-пантюркизмом и "пятой колонной" Турции, татарская общественная мысль обращается к теме "общей Родины". Она получила наибольшее отражение в литературе и публицистике, где начинается ретроспекция исторических фактов, подтверждавших, что татарский народ в годы суровых для России испытаний отстаивал рядом с русскими независимость общего отечества.

Почти все обращения к таким страницам прошлого были приурочены к торжествам, посвящённым столетию Отечественной войны 1812 г. (август 1912 г.) и трёхсотлетию Дома Романовых (февраль 1913 г.). По сути, юбилейные празднования были использованы как оказавшийся весьма кстати повод, чтобы дать ответ на попытки обвинить татар в стремлении отделиться от России и, доказывая тезис общности Родины, потребовать равных прав. Иначе бы всё ограничилось дежурными мероприятиями и обязательными верноподданническими публикациями в печати. Особо следует отметить юбилей войны 1812 г., принятый татарами как свой народный праздник и прошедший, к полной неожиданности для официальных властей, в атмосфере духовного подъёма, искреннего выражения патриотических чувств. Разве могли они представить, что татары, например, сами организуют в казанских садах литературно-музыкальные вечера, где будут исполняться татарские и русские песни, звучать стихи татарских и русских поэтов?

Отражение темы "общей Родины и равных прав" в литературе и публицистике подробно рассмотрено М. Магдеевым в монографии "Социальные корни таланта" [8, с.66-89]. Мы же остановим внимание на юбилейных исторических изданиях и некоторых публикациях в татарской периодической печати того времени.

Выявленные нами юбилейные исторические брошюры, выпущенные к столетию Отечественной войны, представляют переводы подобных русских изданий ("1812 год в России" Н. Михневича; "Благословенный царь император Александр I" Н. Дучинского) или составлены на их основе ("История войны за Отечество, или за нашу родную землю, в 1812 г." М. Иманаева). Цензор Аркадий Емельянов недоумевал, что переводчики даже не удосужились сгладить особенности русских подлинников, всецело проникнутых религиозно-христианскими настроениями, которые, по его мнению, только отталкивали мусульманского читателя [7, с.231].

Издания, приуроченные к 300-летию Дома Романовых и также составленные на основе официальных популярных брошюр, описывали события Смутного времени и избрания на царство Михаила Романова, излагали благородные деяния представителей правящей династии, отмечая проявления монаршей милости к мусульманам. Например, "Смутное время в России и избрание династии Романовых на российский трон", подготовленное издательством "Белек" Оренбурга, "300 лет назад" Авыргази, "300-летие царствующего Дома Романовых" М. Иманаева. Одно из них - "Мусульмане в Смутное время и их участие в избрании Михаила Фёдоровича Романова на царство" А. Валиди - представляло основанное на русских и татарских источниках и русской исторической литературе самостоятельное исследование.

Доказывая равенство прав татар и русских в прошлом, Валиди обращается к панегирику Борису Годунову из "Сборника летописей" Кадыр-Али-бека ("Хвала Борису") и к официальным документам об избрании Михаила Романова, где были указаны и несколько татарских фамилий. Во время выборов новой династии "татары были полноправными гражданами общего государства и с русскими стояли в одном строю", - пишет историк [3, с.24]. Но затем цари забыли об оказанных ими услугах, и татары стали бесправными.

Среди юбилейных выпусков татарских газет и журналов самым заметным был специальный номер журнала "Анг" ("Сознание") [12]. Главная его публикация - "История династии Романовых и первый царь Михаил Фёдорович Романов" в изложении Г. Карама - выдержана в духе официальных юбилейных изданий. Здесь же переведённые с русского исторические рассказы "Невинный мученик Михаил Никитич Романов" и "Подвиг Сусанина". Номер иллюстрирован портретами Романовых (требование Казанского комитета по делам печати). Для нас же представляет интерес статья Газиза Губайдуллина "Воцарение Романовых и татары".

Он отмечает, что угнетение и выселение татар, разорение Казани были совершены царями из рода Рюриковичей-Калиты, которых народ не выбирал. Династия же Романовых избрана всеми народами России на самом представительном Земском Соборе [4, с.80-81]. Ссылаясь на "Собрание государственных грамот и договоров" и работы русских историков, Г. Губайдуллин показывает участие татарской аристократии в Земском Соборе: "…таким образом, мы можем определённо сказать, что эта династия выбрана нами, является нашей династией" [Там же, с.81]. Историк подчёркивает, что татарские полки в войне с интервенцией сражались за Россию как за свою Отчизну.

И Валиди, и Губайдуллин пишут не о былом равенстве всего татарского народа, а о сотрудничестве между российскими верхами и приближёнными к ним или входившими в них татарскими феодалами. Стоит ли эти работы рассматривать как выражение стремления татарских имущих классов к участию во власти, как утверждалось в советской историографии? На это нет достаточных оснований. Составленные как юбилейные публикации, они должны были отражать события избрания Михаила Романова на престол, в которых могли участвовать только представители татарской элиты. Искренность же некоторых утверждений этих авторов, зная их отношение к истории русско-татарских отношений по другим сочинениям, в том числе постфевральским, неподцензурным, сомнительна. Как бы то ни было, приходится признать, что обоснование тезиса "равных прав в общем отечестве" в исторических публикациях по случаю юбилеев уступало по доказательности и, что важнее всего, по воздействию на читателя освещению этой темы в художественной литературе. Вот как писал о прошлом татар в составе России поэт Габдулла Тукай:

Срываясь, та мелодия расскажет, Что чувствует татарская душа. Как рок давил нас те триста лет, Что жалко жили мы.

Сколько страданий перенёс наш народ, Сколько было пролито слёз

(из стихотворения "Национальные мотивы") [14, с.8].

На земле Руси мы заметны, мы имеем следы.

В её истории мы без единого пятнышка зеркало. С русскими прожили, распевая песни, Обмениваясь языком, словарём, Обычаями и нравами.

И разве конец этому историческому союзу придёт?

Мы родились, словно нанизанные на нитку одну. На поле битвы мы тигров сильней, В мирные дни мы трудимся сильнее коней.

Разве этот народ должен быть бесправным?

Имеем достаточно прав на равенство в общей Отчизне!

(из стихотворения "Надежды народа в связи с великим юбилеем") [13, с.1].

Так гений поэта ярко и точно раскрыл диалектику русско-татарских отношений.

татарский историк русский отношение

Список литературы