Коллективные формы землепользования в средневолжской деревне в период НЭПа

Размещено на http://www.allbest.ru/

Коллективные формы землепользования в средневолжской деревне в период нэпа

О.Н. Вещева

Аннотация

землепользование колхоз коллективный социальный

Статья посвящена изучению коллективных форм землепользования в период нэпа. Автор, используя законодательные акты, архивные источники, материалы сельских советов, исследовал социальный состав, соотношение форм колхозов, степень обобществления отдельных элементов хозяйств, провел сравнительный анализ колхозов и единоличных хозяйств; выявил, что образованию колхозов способствовала приоритетная политика государства, направленная на сохранение экономически малоэффективных хозяйств, а также начавшийся процесс разложения общины.

Советское правительство, допуская сосуществование различных форм землепользования, основную роль в возрождении экономики страны отводило коллективным формам хозяйствования. В планах Наркомзема на 1922 год отмечалось, что «рабоче-крестьянское государство не навязывает земледельцам какой-либо формы землепользования, но считает, что рано или поздно сами земледельцы поймут все выгоды ведения хозяйства в крупных размерах» [1].

Наметившийся с 1923 года экономический подъем сельского хозяйства сопровождался усилением отдельных крестьянских хозяйств. Но проводимая партией идея классового подхода к политике в деревне определяла данный процесс как нежелательный. Принятый 4-й сессией ВЦИК и введенный в действие с 1 декабря 1922 года «Земельный кодекс» запрещал самостоятельное распоряжение землей, закрепив за крестьянином статус не собственника, а землепользователя. Путями выхода из создавшегося положения являлись кажущиеся на первый взгляд совершенно противоположные направления: выдел хозяйств на отрубы и хутора и создание различных форм товарищеского и коллективного хозяйствования.

Организация и рост числа коллективных хозяйств в первые годы нэпа - основной показатель разложения общины. Крестьянство порывало с общиной не только из-за сохранившихся земельных пережитков. К этому процессу подталкивало желание добиться невмешательства общины и новой власти в дела крестьянского двора, сохранить свой менталитет, который был нарушен в советской общине.

На основе анализа документального материала можно выделить следующие основные мотивы перехода индивидуальных крестьянских хозяйств к коллективным формам: во-первых, колхозам выделялись земли лучшего качества; во-вторых, появлялась возможность закрепить за собой постоянные участки земли, а также сократить дальноземелье. В-третьих, используя предоставляемые государством кредиты, льготы и сельскохозяйственные орудия, крестьяне могли экономически усилить свое хозяйство.

Аграрная политика государства проводилась на условиях благоприятствования коллективным хозяйствам. В 1923 году с введением единого сельскохозяйственного налога, льготы по нему коллективным и кооперативным хозяйствам предоставлялись автоматически. Колхозы поддерживались кредитом, безвозвратной ссудой, агропомощью [2]. Поэтому они носили довольно пестрый характер: в них входили как безземельные и малоземельные, так и середняки, и бывшие отрубщики, хуторяне [3].

К сельскохозяйственным коллективам относились коммуны, артели, товарищества по общественной обработке земли (ТОЗы). Члены колхозов должны были вести совместно хозяйство, на принципе обобществления средств и продуктов производства. На практике в колхозах не только не была обобществлена запашка всей земли, но даже часто земли не засевались сообща. В объединенных хозяйствах не существовало (кроме коммун) обобществления продуктов производства, как предусматривал устав, и не производились отчисления от прибыли для дальнейшего развития коллективного хозяйства. Самарский губисполком отмечал, что по существу ни одно коллективное хозяйство не выполняет принятых им уставов [4].

Организация коммун началась с 1918 года и происходила в основном по инициативе представителей Советской власти в деревне. Земледельческие коммуны определялись Советской властью как «маленькие части общенародной промышленности» [5]. Многие коммуны того времени создавались из близких и дальних родственников [6]. Состав коммун был довольно пестрым, поэтому иногда они достигали значительных размеров. В Самарской губернии существовала Новоузенская сельскохозяйственная рабочая коммуна, образованная по инициативе волостного совета депутатов. В нее входило 8474 человека, но лишь 1887 из них были земледельцами [7].

На 1 октября 1924 г. в Самарской губернии насчитывалась 21 коммуна, за год возникло 15, в 1925 - 17 [8]. В Ульяновской губернии в 1923 году насчитывалось 28 коммун, в 1924 - 20, 1925 - 24, 1926 - 27 [9].

В уставах коммун проводились коммунистические идеи. «Всякое вознаграждение, полученное членом коммуны за его труды, примененные вне пределов ее хозяйства, должно было быть передано в общее распоряжение коммуны» [10]. При ликвидации коммуны только предметы личного пользования оставались на руках. Все остальное имущество: земля, постройки, скот, орудия труда, запасы семян, вся домашняя утварь и запасная одежда поступало в распоряжение уездного земельного комитета. Вопрос о его выдаче бывшему коммунару решался уездным земотделом.

Характеризуя социальный состав членов коммун, большинство сообщений с мест отмечало, что членами коммун являются беднейшие крестьяне, многие из которых раньше работали в комбедах. Крестьяне писали, что коммунары «терпят массу лишений. Внешний вид коммунаров самый отчаянный - это какие-то цыгане в лохмотьях, мало, где есть керосин. Живут почти все еще по 2-3 семьи в комнате, и о каких-нибудь удобствах, уюте приходится мечтать» [11]. Обеспеченность коммун продуктивным рабочим скотом на одного домохозяина была самая низкая, в то время как посевная площадь превышала единоличные хозяйства. По Самарской губернии к началу 1927 года на одно единоличное хозяйство приходилась 1,07 единиц рабочего скота и 0,8 молочного, в артелях соответственно эти цифры достигали 2-2,6 ед. и 1,3-1,7 ед., в коммунах - 1 и 0,3 единицы соответственно [12].

В первый год нэпа налоговое обложение для многих коммун оказалось непосильным в связи с тем, что они были приравнены к середняцким крестьянским хозяйствам без учёта их социального состава и экономической мощи. Впоследствии они получили скидки при взимании налога.

Устойчивое число коммун в статистических сведениях не показывает процессов, происходивших в самих коммунах. Оставаясь на бумаге как изначально существующие, многие коммуны к концу 20-х годов реально уже таковыми не являлись. Например, в Бугурусланском уезде Самарской губернии за 7 лет (с 1921 по 1928 гг.) в сельскохозяйственные коммуны вступило 453 человека, а выбыло 445. Таким образом, состав коммуны обновился полностью [13].

Зачастую коммуны распадались. Причины распада коммун были самые различные: от нежелания ее членов обобществлять жен до разногласий по приоритетным направлениям ведения хозяйства. Нередки были случаи расхищения имущества и денежных поступлений руководителями коммун. Главной причиной являлось несоответствие целей коммун желаниям крестьянства усилить свое хозяйство.

Обследования колхозов, произведенные в 1926 и 1927 гг., показали, что крестьяне в объединениях преследовали лишь материальные выгоды: получить кредит на скот, захватить лучший участок земли. Входя в артель, они по-прежнему оставались единоличниками. По своему составу колхозы были малочисленными по 30-50 человек (реже 70 человек), т. е. включали до 10 хозяйств. Крестьяне, возмущенные тем, что колхозам предоставлялись льготы, писали: «Сельскохозяйственные артели и коллективы числятся на бумаге, получают большие кредиты, делят их между собой, захватывают лучшую землю и не выполняют взятых на себя обязательств» [14].

С 1925 года рост числа колхозов был незначительным. Наблюдался чаще обратный процесс: самоликвидация или переход в разряд коллективов с менее обобществленным производством и потреблением. Уменьшение количества коммун и артелей было связано с сохранением в них устаревшего устава 1919 года, где сохранялся коммунистический лозунг «от каждого по способностям, каждому по потребностям». На практике же в большинстве объединений превалировал способ распределения доходов по едокам. Большинство колхозов изначально создавалось с перспективой ведения единоличного хозяйства. Это обрекало их не на укрепление и дальнейшее существование, а на ликвидацию в процессе усиления входящих хозяйств. Из 170 различных коллективных хозяйств, имевшихся в 1924 году, в Самарской губернии землеустроилось лишь 18. Резкое уменьшение в 1926 году числа колхозов объясняется тем, что многие объединения задолго до их ликвидации на практике уже не существовали.

Характерно, что увеличение с 1927 по 1928 гг. процента вовлеченного в колхозы населения (по Самарской губернии с 4,3 до 8,3%) произошло за счет простейших форм - товариществ по общественной обработке земли. Крестьянство устраивала такая форма объединений, где сохранялась их индивидуальная направленность [15, с. 39].

По имеющимся документам трудно определить, какая из причин несостоятельности колхозов была главной. Автор склонен видеть ее в том, что в условиях экономической стабилизации более мощные хозяйства предпочли обособиться. Существование колхозов оправдывалось скорее идеологическими соображениями, чем экономическими. Реально оценить экономические возможности колхозов не представляется возможным. В годы нэпа не были подвергнуты статистическому анализу и не проводились обследования по ряду таких важных показателей, как объем производства сельскохозяйственной продукции, рентабельность, доходность хозяйств. Проследить динамику роста произведённого продукта также затруднительно. В большинстве хозяйств урожай не обобществлялся, а использовался индивидуально. В колхозах не учитывались «второстепенные» отрасли сельского хозяйства: птицеводство, пчеловодство, рыболовство и неземледельческие заработки. Более высокие показатели колхозов, по сравнению с единоличными хозяйствами, в отчётах не соответствуют сообщениям с мест.

По степени обобществления колхозы в конце двадцатых годов более походили на временные объединения единоличных крестьянских хозяйств с целью совместного использования предоставленных правительством кредитов, семенных ссуд, орудий труда. Проведенное обследование коллективных хозяйств Самарской губернии в 1926 году показало, что из 113 обследованных кооперативных объединений в 65,5% - имелись отдельные элементы обобществления, в 34,5% никаких признаков коллективизации не было обнаружено [16]. Обобществление не стало обязательным условием для всех членов колхозов. Степень обобществления отдельных элементов хозяйства можно проследить по данным 1928 года.

Таблица 1. Степень обобществления отдельных элементов коллективных хозяйств. Самарский округ (1928) [15, 39]

Полное обобществление было произведено только в коммунах. В сельскохозяйственных артелях и ТОЗах обобществление построек и скота было незначительно. Более высокая степень обобществления инвентаря объясняется тем, что в общем пользовании находился инвентарь, предоставленный государством. При значительных земельных наделах обобществленная часть посева составляла в среднем чуть более 20% и преимущественно за счет травяного клина.

В колхозах норма надела на одну душу населения составляла от 4,3 дес. - до 6,28 дес. земли, норма посева по пяти главным хлебным культурам - от 1 до 1,5 дес. Эта величина превышала средний размер посева на душу в единоличных хозяйствах на 0,81 дес. В 1926 году в среднем на каждого едока коммуны приходилось 4,7 дес. земли, артели - 3,1 дес. и ТОЗов - 1,9 дес.

Расчеты, приведенные в табл. 2, показывают, что посевная площадь на одного работника на 20% превышала ее размер на едока. Это объясняется не только большим наделом, но и более высоким процентом нетрудоспособного населения в коллективных хозяйствах.

Таблица 2 Распределение земли в колхозах по Самарской губернии (1925) [17]

Трудоспособное население в колхозах Самарской губернии в 1925 году составило 37,5% (табл. 3), соответственно, нетрудоспособное - 62,5%. В Ставропольском уезде Самарской губернии на 1 июня 1922 года существовало 4 коммуны и 27 сельскохозяйственных артелей. В них состояло 1549 крестьян, из которых 660 человек трудоспособного населения и 889 - нетрудоспособного, что составляло 59,4% от общего числа колхозников. В среднем же по уезду нетрудоспособное население среди крестьянства уезда соответствовало 29,5% [18].

Таблица 3 Соотношение трудоспособного и нетрудоспособного населения в колхозах Самарской губернии (1925) [19]

Расчеты, произведенные по данным, учитывающим все сельское население губернии, позволяют сделать вывод, что процент нетрудоспособного населения в колхозах был на 16% больше, чем в среднем по крестьянским хозяйствам.

На одну голову рабочего скота в колхозах в среднем по Самарской губернии в 1926 году приходилось 7,8 дес. землепользования и 2 дес. посева, в то время как в индивидуальных крестьянских хозяйствах - 5,6 дес. посева [20]. Крайне низкая трудовая нагрузка на рабочий скот, большие размеры посевов в колхозах, приближение пропорций посевных культур к индивидуальным крестьянским хозяйствам показывают, что развитие колхозов сохраняло экстенсивный характер.

Не произошло значительных изменений и с появлением в деревне тракторов. Из-за дороговизны техники (цена трактора на 1924 год - 200 рублей), необходимости выплачивать кредиты в течение двух лет, малого объёма выполненных работ, применение тракторов не окупало произведенных на них затрат. По определению Плановой комиссии Самарской губернии в 1924-1925 сельскохозяйственном году вспашка 1 дес. трактором обходилась в 6 руб. 68 коп., лошадьми - 6 руб. 1 коп., волами - 5 руб. 40 коп. [21]. В 1921 году на всю Симбирскую губернию в Земотделе имелось два трактора. Один из них был пущен весной 1920 года в коммуне «Засорье» и вспахал 25 дес. земли [22]. В Постановлении от 11 января 1924 г. правительство предложило государственным и кооперативным организациям устанавливать цены на машины и сельскохозяйственные орудия не выше довоенных, а также отпускать их в кредит сроком от 1 года до 5 лет [23]. Для большего охвата населения техникой организовывались тракторные прокатные пункты и машинные товарищества. В Самарскую губернию в 1923 году было введено 39 тракторов, в 1924 - 50. В течение зимы было получено ещё 99 тракторов [24]. На январь 1926 г. их насчитывалось 329 [25].

В колхозах с середины 20-х годов наметилась тенденция к уменьшению числа входящих в них хозяйств. Если в 1925-1926 гг. среднее количество крестьянских хозяйств превысило 20, то в 1927 году эта цифра составляла 14,1 [15, с. 64].

Недостаток инвентаря и скота в мелких хозяйствах, необходимость в связи с этим вести хозяйство чужими средствами производства, связанная с последним неустойчивость хозяйств определили кооперирование как «основное условие сохранения и укрепления в качестве самостоятельных производителей для данной категории крестьянства» [26]. Такие хозяйства выделялись в большинстве своем с переселением (24%), частично же группировались в составе селений без переселения (15%) [27].

К 1928 году 21,1% населения Средневолжской области было охвачено различными формами кооперации. Размеры их определились: 5-10 хозяйств - самые мелкие, средние - 18 хозяйств. Создавались подсобно-производственные кооперативы: по сбыту и переработке сельхозпродуктов, молочные, маслодельные, картофелетерочные, садово-огородные, льноводческие, смешанные кредитные товарищества.

15 декабря 1928 г. ЦИК СССР принял «Общие начала землепользования и землеустройства». Правильной землеустроительной политикой открыто объявлялось увеличение числа дворов, объединённых в колхозы с выделом лучших земель, сокращение дальноземелья для основной массы бедняков и середняков, выделение зажиточной части граждан общества группами на дальние поля с тяжёлой почвой.

Итак, к 1928 году были четко определены два сектора в деревне: социалистический сектор и частное индивидуальное хозяйство. Первый включал совхозы и колхозы: коммуны, обобществленные артели. К частному индивидуальному хозяйству были отнесены община и некооперированные поселки. Земледельческие кооперативы, специальные товарищества были отнесены в особую группу кооперативных объединений. Боязнь бросить крестьян в руки частного капитала, а еще более нежелание потерять монополию на хлебном рынке - явились причиной усиленного внимания к социалистическому сектору в деревне. К тому же сохранение принципов социальной справедливости в обществе в период нэпа возможно было лишь при условии организации хозяйств, не включённых в естественные экономические отношения. Земельное поравнение в совокупности с социально-классовой политикой государства тормозило капитализацию деревни и процесс дифференциации хозяйств.

Библиографический список и примечания

1. Российский государственный архив экономики России (РГАЭ). - Ф. 478. - Оп. 2. - Д. 293. - Л. 63.

2. Тольяттинский Государственный Архив (ТГА). - Ф. 81. - Оп. 1. - Д. 61. - Л. 6.

3. Лацис, М.И. Десять лет борьбы за новую деревню/ М.И. Лацис. - М. : Новая деревня, 1928. - С. 57.

4. Государственный Архив Самарской области (ГАСО). - Ф. 81. - Оп. 1. - Д. 161. - Л. 116.

5. Нормальный Устав сельскохозяйственных производительных коммун. - М., 19 февраля 1919. - Л. 4.

6. Гришаев, В.В. Сельскохозяйственные коммуны Советской России 1917-1929 гг. / В.В. Гришаев. - М., 1976. - С. 22.

7. РГАЭ. - Ф. 478. - Оп. 13. - Д. 74. - Л. 3.

8. ГАСО. - Ф. 81. - Оп. 1. - Д. 731. - Л. 124

9. Государственный Архив Ульяновской области (ГАУО). - Ф. 200. - Оп. 2. - Д. 1014. - Л. 56-58.

10. Нормальный Устав сельскохозяйственных производительных коммун. М., 19 февраля 1919. - Л. 9.

11. ГАСО. - Ф. 236. - Оп. 4. - Д. 137. - Л. 66.

12. ГАСО. - Ф. 233. - Оп. 11. - Д. 186. - Л. 92.

13. ГАСО. - Ф. 81. - Оп. 1. - Д. 731. - Л. 124.

14. ГАСО. - Ф. 81. - Оп. 1. - Д. 928. - Л. 31.

15. Самарский округ Средневолжской области. Обзор хозяйства. - Самара.1929.-С. 39.

16. Спектор, Г.В. Землеустроенная деревня / Г.В. Спектор // Вестник Среднего Поволжья. - 1926. - № 3. - С. 55.

17. Таблица составлена и рассчитана по материалам ГАСО. - Ф. 83. - Оп. 1. - Д. 731. - Л. 127.

18. ТГА. - Ф. 83. - Оп. 1. - Д. 26. - Л. 210 (расчёты произведены автором).

19. Таблица составлена и рассчитана по материалам Самарский округ Средневолжской области. Обзор хозяйства. - Самара, 1929. - С. 44-45.

20. ГАСО. - Ф. 81. - Оп. 1. - Д. 997. - Л. 127.

21. Статистический обзор 1924-1925 гг. - Самара, 1926. - С. 246.

22. РГАЭ. - Ф. 478. - Оп. 13. - Д. 141. - Л. 3.

23. РГАЭ. - Ф. 478. - Оп. 2. - Д. 359. - Л. 45.

24. Государственный Архив Российской Федерации (ГАРФ). - Ф. 7820. - Оп. 1. - Д. 13. - Л. 102.

25. Статистический сборник. - Самара, 1929. - Л. 104.

26. Гайстер, А. Расслоение советской деревни / А. Гайстер. - М., 1928. - С. 110.

27. Обзор состояния с/х Самарской губернии 1924-1925 гг./ - Самара.1926. - С. 132.

Размещено на Allbest.ru