Письма крестьян Самарской губернии в редакцию "Крестьянской газеты" как исторический источник

Размещено на http://www.allbest.ru/

Письма крестьян Самарской губернии в редакцию «Крестьянской газеты» как исторический источник

О.Н. Вещева

Аннотация

письмо газета село социальный

В статье проводится анализ неопубликованных писем в газету за период с 1923-1927 гг. и показывается, как остро и быстро реагировали деревенские жители на все перемены в своей жизни. С привлечением этого важного и малоизученного источника менталитет крестьянства раскрывается более емко и всесторонне. Письма дают возможность изучить комплекс проблем социально-экономической и культурной жизни села, рассмотреть деревню как социальное явление.

Постепенное смещение акцентов в изучении проблемы послеоктябрьской деревни в сторону анализа крестьянского социума ставит задачу обратиться к анализу источников, непосредственно возникших в крестьянской среде: стенограммам крестьянских сходов, телеграммам в органы государственной власти, письмам в редакции журналов и газет. Менталитет крестьянства раскрывается более объёмно и всесторонне с привлечением этих важных и малоизученных источников.

В июле 1923 г. в Самарской губернии волисполкомам было поручено выделить из наиболее опытных и грамотных граждан села по одному волостному корреспонденту. Непосредственно для работы с селькорами на места командировали сотрудника от волисполкома. Обязательным требованием к его кандидатуре являлось членство в РКП(б). Волкорреспонденты обязаны были подавать еженедельные сводки о состоянии дел на местах [1]. Редакции газет предлагали крестьянам писать истории из жизни своего села. В письмах просили рассказывать «об отношении односельчан к власти на местах, к религии, проводится ли антисоветская агитация со стороны духовенства, какие типы кулаков, их внешность, характер, чем проявляет себя кулак» и т. п. [2].

Соответственно данной установке и осуществлялся подбор печатного материала для газет из приходящей корреспонденции. Тем интереснее сегодня для нас списанные в архив письма, так как рассматриваемый в них круг вопросов намного шире отражённых в прессе.

В статье проводится анализ неопубликованных писем крестьян Самарской губернии в «Крестьянскую газету» с 1923 по 1927 гг. Данную корреспонденцию можно разделить на группы соответственно поднятым в них вопросам:

- экономическое положение крестьянства (налоги, голод, состояние хозяйства, использование наёмного труда);

- отношение к коммунам, артелям;

- отношение крестьян к центральным и местным органам власти;

- о расслоении деревни.

По форме изложения письма носят преимущественно описательный характер, незначительная их часть требует разъяснения или ответа.

В большинстве писем прослеживается стремление крестьянства разобраться в происходящих событиях. Привносимые в деревню идеи о всемирной революции, построении коммунистического общества оставались непонятными деревенскому жителю. Письма-вопросы отражают проблемы, которые более всего волновали крестьян. «В первую очередь, сколько собирается налогу и куда он расходуется» [3, л. 9], «как работают фабрики и заводы и что они дали крестьянину,…что дала нам Октябрьская революция и почему теперь должен чувствовать каждый крестьянин себя свободным против империалистического строя» [4].

Отражением нестабильности политики центральных и местных органов власти являлось отношение крестьянства к декретам и другим руководящим документам правительства, к лицам её представляющим от признания и сочувствия до явно выраженной враждебности. «Отношение к коммунистической партии так же, как и к советской власти, разнообразно: одни смотрят на коммуниста как на самозванца, насильно севшего на тот или иной пост, и ни в чём ему не доверяют, другие - как на помещика, жандарма или управляющего и третьи - как на путеводителя, дающего свет» [5].

Живое слово хлебопашцев ярко выражает те проблемы, которые не всегда поднимались в официальных отчётах, донесениях или докладах. Крестьяне открыто говорили о своих проблемах, об отношении к власти. Подтверждением этого может служить письмо, написанное в 1925 году крестьянином Ф.Е. Воронцовым из Бугуруслана: « В настоящее время в обществах до того ненавидения и злобы… только не кричат открыто «Долой Советскую власть» [3, л. 78].

Много вопросов, сомнений и, наконец, недовольство рождали у хлебопашца появившиеся коммуны и артели. И если беднейшее крестьянство и сами коммунары, рассказывая в своих письмах о жизни в коммунах, заостряли внимание на том, что нового и хорошего они им дали: « Школы, кружки просвещения, детские сады» [6], то письма общинников отражают настороженность к новым объединениям и даже недовольство. «В артели боятся идти», «не поладим, бабы побранятся, Бога забудем» [3, л. 3, 4], «артель отымает от общества самые лучшие куски земледельческих наделов» [3, л. 29], «откуда-то вышли сельхозартели, которые самовластно захватывают самые удобные земли», - отмечали авторы писем [3, л. 14]. Интересно изначально сложившееся отношение крестьян к артельному имуществу: «Пала корова, крестьянин заплакал. А если бы я был в артели, я бы наверняка не заплакал, что тут особенного» [7, л. 4].

Двадцатые годы были отмечены развернувшейся борьбой с неграмотностью. Увеличилось число статей на данную тему как в центральной прессе, так и в местной печати. Всколыхнувшаяся волна стремления к образованию в начале 20-х гг. исходила из необходимости разобраться в происходящих событиях. Появилась тяга к чтению и знаниям для своей выгоды: знать, чтобы не быть обманутым, знать, чтобы уметь постоять за себя. Но с середины 20-х гг. эта тенденция стала утихать. Статистика роста числа изб-читален в волостях не является показателем роста политической грамотности населения. В Самарской губернии на каждую избу- читальню выписывалось не менее пяти изданий. Обязательными считались: «Самарская коммуна», «Крестьянская правда», «Беднота», «Деревня», «Крестьянская газета» и волостные издания. Работа библиотекарей включала обязательно чтение газет вслух. Приходили они часто с опозданием до трёх месяцев. Агитаторы, побывавшие в деревнях, отмечали, что мужчины использовали газеты чаще всего для изготовления самокруток. Библиотеки сельским населением посещались редко. Средний возраст читателей определялся 18-28 годами [8]. Корреспонденты отмечали: «Некоторые крестьяне в культурном отношении начинают развиваться: посещают собрания, курсы, участвуют в беседах о развитии сельского хозяйства. Они сами задают массу вопросов агроному, сами участвуют в прениях. Но основная масса крестьян смотрит на это сквозь пальцы» [9, л. 1].

Распространение политизданий среди малограмотной крестьянской массы требовало немалых усилий. В подписной кампании 1923 года Самарским губисполкомом были установлены конкурсные премии для наиболее активных распространителей доклада Л. Троцкого на XII съезде РКП(б) и календаря на 1923 года. Премиальный фонд включал «три больших портрета Ленина, Калинина и Троцкого с их подписями, серебряный портсигар и золотую зажигалку 56 пробы» [10].

Нивелировка крестьянства в экономической жизни лишала его и одного из стимулов стремления к овладению и использованию знаний на практике. Рабочие по-своему оценивали образовательный уровень деревенских жителей. «Почему русский крестьянин каждый год чем-нибудь да страдает? То у него хлеба горят от засухи, то хлеба ложатся и гниют от проливных дождей, то появятся на полях вредители, то болеет у крестьянина скотина. И почему же не страдает от этих бедствий германский или бельгийский крестьянин? А потому, что русский крестьянин неграмотный, не обучен, а германский и бельгийский - в науках по сельскому хозяйству разбирается не хуже учёного агронома» [9, л. 17]. Сами крестьяне так объясняют причины своей безграмотности: «А почему до сих пор хлебороб беден и глуп, потому что сами себе хлеб растим и вас кормим» [11, л. 20], «есть ли время учиться да образовываться. А если кто начал учиться из нашего брата-хлебороба, то он уже не возвращается в наш стан хлеборобов и становится лишним нахлебником для нас, хлеборобов» [9, л. 1]. «Чему может научить голодный учитель, по 3-4 месяца проживающий без жалованья и пайка, получающий по существу такое ничтожество, что содержаться не только с семьёй, но и одному совершенно немыслимо» [12].

Большой поток крестьянских писем в центральные и местные органы печати в 1925 году был связан с прошедшей избирательной кампанией. Политика «оживления» Советов, проводившаяся с 1924 года, была направлена на вовлечение крестьян в советское самоуправление посредством их участия в работе секций и комиссий при волисполкомах и сельсоветах. Особое внимание в выборной кампании уделялось выдвижению беднейшего крестьянства. Письма волкоров негативно оценивают данную тенденцию.

Анализ писем показывает, что чаще приоритет в выборе председателей сельсоветов получали зажиточные крестьяне и середняки. Сельские жители считали, что только хороший хозяин способен к управлению.

Отношение к беднейшему крестьянству в большинстве было отрицательным и даже враждебным. «Бедняки по целым дням обивают пороги сельсовета, всё слышат, всё знают. Часто такие попадают на выборные должности потому, что они как праздные люди научаются краснобайству. Чему мы будем учиться у бедноты? Поставят бедняка, который в работе не сапожник, не пирожник. Поэтому плохо и живёт крестьянин»[7, л. 18 об.].

Способствовала этому не только оценка бедняка как «лодыря и бездельника», но и широко используемая практика выявления излишков и неуплаты налогов с помощью доносов беднейшего крестьянства. С 1924 года с последних складывались недоимки по уплате продналога, если указывалось на зажиточное платёжеспособное хозяйство. К тому же, беднейшему крестьянству предоставлялись льготы по налогу, что вызывало сильное возмущение основной массы крестьянства. « С бедняка налог не берут, ему каждую весну дают семена, и обратно не спрашивают. Он бедняк, платить ему нечем» [9, л. 1]. «Бедняки только и ждут, как бы им что-либо дали. Такие бедняки часто указывают на чужие недостатки, мол у него всё есть, можно у него взять» [13].

Более чем в 50% корреспонденции отмечается новое явление - выдвижение в сельсоветы женщин. Это была первая избирательная кампания с постановкой цели широкого вовлечения тружениц «от станка» и от «сохи» в работу советских органов. Сельским сходам была направлена инструкция, в которой ставилась задача «стремиться к тому, чтобы женщины и молодежь принимали больше участия в общественной работе и особенно там, где интересы молодежи, домашней хозяйки-женщины затрагиваются жизнью - потребительская кооперация, комиссии сельсоветов, избы-читальни» [14]. В этом большевики видели действенное средство экономического и правового раскрепощения тружениц. По данным сельсоветов Самарской губернии, на каждые 100 выборных должностей приходилось 7-8 женщин [11, л. 29].

Сельчане также отмечали возросшую активность в выборах самих крестьян. Из писем можно выделить и те явления, которые крестьянами оценивались как негативные: спуск кандидатур сверху, влияние на исход выборов представителей из центра, приоритет партийных в выборах. «В настоящее время на нас беспартийных крестьян не так-то стали смотреть власти. Куда-либо в Советы провести беспартийных крестьян очень стало трудно и вообще совершенно нельзя» [3, л.78].

В 1925 году, по распоряжению из центра, начинается работа по составлению списков кулаков сельсоветами. Документы и инструкции, посылаемые из губернии в уезд, постоянно требуют выявления и подавления сопротивления кулачества. В опросных листах, предназначенных для выяснения политического состояния на местах, ставится вопрос о случаях противоборства беднейшего крестьянства и кулачества. Селькорам предлагалось указывать, «обнаружилось ли на предвыборных собраниях столкновение интересов: кулаков и середняков, кулаков и бедноты, середняков и бедноты» [7, л. 11].

Но документы с мест показывают, что в действительности крестьянство было едино в противостоянии городу как внешнему миру. В отчетах с мест, в графе «количество кулаков», постоянно встречается прочерк, в делах о незаконных сделках, об использовании наемного труда свидетели, в большинстве случаев, бедняки, выступают на стороне лиц, лишенных избирательных прав. В письмах же крестьяне отмечали, что боятся перечить кулаку, так как зависят от него материально.

В связи с трудностями, которые вызывало само определение «кулак», появляется большое количество писем, требующих разъяснить отличие кулака от середняка. И здесь же крестьяне сами пытаются определить свое отношение к социальной политике советской власти в деревне. «Как отличить кулака от середняка? Что значит по местным условиям?... Середняк - звание почетное, - делает вывод селькор П. Грачевский из Бугурусланского уезда, - но только звание, нет расчета стараться к достатку, как бы не произвели в кулаки» [7, л. 18]. «…Что за штука кулак? Когда перестанут его поминать? Дело боязное, если середняк будет стараться улучшать своё хозяйство. Уродится хлеб, прибавится скот, глядишь через три, четыре года середняк сделается «кулаком» [7, л. 65]. «Кличка «кулак» плохая, а всё же хочется жить в достатке. А если все будут жить хорошо? Ведь выходит все будут кулаки?» [3, л. 4 об.]. «По-моему, нужно государству принять все меры к увеличению скота с инвентарём, а не стоять за рост армии батраков, как товарищ Калинин» [9, л. 15-17].

Кулаки, в сознании деревенских жителей, не являлись противостоящей основной массе крестьянства социальной группой, как это определялось государством. Крестьяне употребляли этот термин чаще для обозначения людей, живущих не так, как все односельчане, иногда использовали его как прозвище для обидевших их. Не случайно в письмах встречаются обороты: «кулачок Синицын», «изрядные кулачки», «кличка «кулак». В 1924 году, когда из-за неурожая крестьянство вынуждено было продавать по более низким ценам инвентарь и скот, появилось определение - «спекулянты-кулаки»[3, л. 4, 12, 24].

В 20-е годы формирование местных советов всё более подпадает под инициативу центра. В связи с этим крестьянство начинает противопоставлять себя - хлебопашца представителям власти. «Крестьянин кормит себя и власть, а живет хуже, нищенствует… крестьянину, который остается на колосе, все трудней становится, с тем как убывает физических работников и прибывает умственных» - эти строки принадлежат самому юному корреспонденту, 15-летнему Андрею Кичилину [11, л. 27]. Крестьянство, давая оценку тем или иным явлениям, пропускало их через определение: справедливо - несправедливо. Непомерно высокие ставки советских работников не вписывались в концепцию крестьянской уравнительности. Крестьянин Бузулукского уезда Шурков от имени односельчан писал: «Крестьяне от себя выдвигают то, чтобы коммунистическая партия и Советская власть как можно скорее снизила ставки жалованья, а раз так, то мы скорее вообще шагнём из области необеспеченности, жалкого существования, из тьмы и невежества и быстрыми шагами пойдём к светлой радостной и счастливой коммунистической жизни от проклятой капиталистической» [3, л. 38]. «Снизить ставки до такого предела, чтобы каждый получающий мог существовать по-человечески, чтобы мог свести концы с концами и достаточно, а не могли бы на жалованье жить по-буржуйски и тем самым разжигать злобу в крестьянах» [3, л. 42].

Анализируя своё экономическое положение, крестьянство постоянно его сравнивает с тем, что было раньше. В этом в полной мере проявилась консервативная психология крестьянства, привыкшего опираться на свой прошлый опыт. «Раньше платили один оброк, а теперь один большой прямой и множество косвенных» [11, л. 30]. «У крестьян отбивают охоту расширять посевную площадь, а вдруг будет недород, а плати налог» [3, л. 106]. Даже будущий строй крестьянство воспринимало как «царство социализма».

Из женщин в газету в основном писали коммунарки. Возможность посещать школы, создание детских садов, получение различных видов помощи со стороны государства являлись главными темами их писем. Всё это давало крестьянкам чувство осознания себя самостоятельными, независимыми. «Жила я у помещика… И всю ту жизнь на меня смотрели как на свинью, которых я пасла. А теперь труженицей называют, чествуют как героя. Как будто и дышать-то стало свободнее и легче. Молодёжь это меньше чувствует »[15, л. 9]. Так, приводя высказывания, звучащие на сходе женщин в марте 1923 г., селькор «Крестьянской газеты» передаёт происходящие изменения в сознании крестьянок.

Представление о нарушении старых моральных норм дают краткие, но лаконичные выдержки из писем: «Теперь мы знаем, что бога нет, а значит, и греха» [15, л. 13], «мужчины разводятся большинство, как ни печально, общественники, и как побудет председателем сельсовета или в драмкружке, отойдёт от деревни и уже, как бы выразиться, гонится за узкой юбкой» [15, л. 27].

Основная же часть писем позволяет сделать вывод, что деревня стремилась оградить себя от новых веяний, сохранить свой менталитет. Поэтому все происходящие изменения крестьяне оценивали через призму сложившихся обычаев, своего мировоззрения. Приводя аргументы в пользу совместной обработки земли, крестьянин Мурысев делает акцент на сохранении прежнего образа жизни, что более всего волновало тех, кто сомневался. «В Бога верить никто не запретит, как ходим в церковь, так и будем ходить, как жили и верили, так и будем, как жили в своей избе, так и будем жить в ней, только землю сообща станем обрабатывать, а потом делить» [7, л. 3 об.].

Исходя из содержания писем, нельзя говорить о полной замкнутости крестьянской общности, углубление только в свои хозяйственные проблемы. Письма затрагивают и вопросы нового устройства жизни в деревне, положения в стране, отношения к крестьянству нового государства и вопросы политики. В письме «Не пора ли нам изжить высшую меру социальной защиты» крестьянин Пугачёвского уезда В.С. Сорокин пишет: «Пусть в буржуазных странах вешают, казнят, но в рабоче-крестьянской Республике, идущей к коммунизму, к той эпохе, когда не будет войн, когда не будет истребления человека человеком, Республике, ставшей экономически за восемь лет первым государством в мире, истребление человека человеком надо изжить. Пусть Республика Советов отменит расстрел, докажет этим самым всему человечеству, что она действительно та республика, которая идёт по пути коммунизма» [3, л. 108].

Объясняя свой интерес к вопросам советского строительства, крестьяне Бузулукского уезда отмечали: «Во-первых, нам это нужно знать как крестьянам, как классу трудящихся, который весь целиком должен участвовать в строительстве государства, по выражению великого вождя Ленина. И ещё, по словам Всесоюзного старосты Калинина, который в одной брошюре пишет, что вся Советская власть должна быть сверху и донизу подотчётна народу» [16].

Остро и быстро реагировали деревенские жители на все перемены в своей жизни. Письма обычно передавали мнения, высказанные крестьянами на сельских сходах, в разговорах между собой или отражали взгляд определённой группы сельчан. Поэтому крестьянские письма являются тем историческим источником, который помогает исследователю сформировать представление об отношении самих крестьян к происходившим в их жизни изменениям и определить наиболее волновавшие их проблемы. Письма дают возможность изучить комплекс проблем социально-экономической и культурной жизни села, рассмотреть деревню как социальное явление.

Примечания

1. ГАУО. - Ф. 2720. - Оп. 1. - Д. 63. - Л. 50.

2. ТГА. - Ф.Р-80. - Оп. 1. - Д. 65. - Л. 29.

3. РГАЭ. - Ф. 396. - Оп. 3. - Д. 544.

4. РГАЭ. - Ф.396. - Оп. 3. - Д. 9. - Л. 14.

5. ГАУО. - Ф. 134. - Оп. 1. - Д. 44. - Л. 73.

6. РГАЭ. - Ф. 396. - Оп. 2. - Д. 154. - Л. 4, 12.

7. РГАЭ. - Ф. 396. - Оп. 3. - Д. 535.

8. ТГА. - Ф. 227. - Оп. 1. - Д. 114. - Л. 22.

9. РГАЭ. - Ф. 396. - Оп. 2. - Д. 63.

10. ГАСО. - Ф. 80. - Оп. 1. - Д. 6. - Л. 113.

11. РГАЭ. - Ф. 396. - Оп. 1. - Д. 2.

12. ГАСО. - Ф. 81. - Оп. 1. - Д. 561. - Л. 90.

13. ТГА. - Ф. 87. - Оп. 1. - Д. 59. - Л. 176.

14. ТГА. - Ф. 80. - Оп. 1. - Д. 71. - Л. 12.

15. РГАЭ. - Ф. 396. - Оп. 1. - Д. 5.

16. РГАЭ. - Ф. 396. - Оп. 3. - Д. 364. - Л. 45.

Размещено на Allbest.ru