Актуальность темы. Проблема взаимодействия власти и общества вызывает повышенный интерес отечественных и зарубежных историков, занимает особое место в идейных исканиях общественности, что обусловлено стремлением людей разобраться в природе и механизме властных отношений, во многом определяющих развитие социально-политических процессов прошлого и настоящего.

Общество на всем протяжении своего развития сохраняло и сохраняет устойчивые стереотипы в восприятии власти, которые наиболее отчетливо проявляются в современных условиях, когда создается новый "имидж" государства, преодолевается идейный кризис, вызванный сменой идеологических ориентиров, происходит трансформация прежней модели взаимодействия власти и общества. Сложившееся в России в определенных социокультурных условиях отношение к властным институтам не только существенно влияет на формирование целостного их восприятия, но и, передаваемое в социальной практике поколений, опосредует социализацию представителей современного общества. Это определяет актуальность исследования повседневных настроений, моделей восприятия власти первыми генерациями "строителей социализма", изучения степени влияния официальной идеологии и политики на выбор ими стратегии поведения, обращения к историческому опыту государственного строительства.

Длительное время проблема взаимодействия власти и общества рассматривалась с точки зрения марксисткой методологии - через призму политико-экономических интересов. Сегодня подобный подход не удовлетворяет исследователей, учитывающих социальные, культурные, ментальные факторы общественного развития. Необходимость изменения ракурса анализа взаимоотношений власти и общества требует исследования механизма социального взаимодействия с позиций современных методологических подходов, предполагающих использование междисциплинарных методов, расширение источниковой базы.

Объект исследования - органы государственной власти, политические, общественные организации и население городов и заводских поселков Урала в конце 1920-х - начале 1930-х гг.

Предмет исследования - мобилизационные механизмы и формы взаимодействия властных структур и городского населения Урала в 1928-1932 гг.

Хронологические рамки исследования ограничены периодом первой пятилетки. Нижняя граница и в советской, и в современной историографии традиционно рассматривается как рубеж в периодизации советской истории и обосновывается свертыванием нэпа и утверждением у власти сталинской группы, начавшей реализацию варианта форсированного развития страны. Верхняя хронологическая граница обусловлена качественной необратимостью произошедших изменений в социально-экономическом и политическом развитии страны, связанных с переходом к модели форсированного развития и вызванных этим трансформаций в системе взаимодействия власти и общества.

В отношении данного периода мы считаем правомерным использование понятия "великий перелом", которое применяется, прежде всего, при исследовании политики коллективизации. Концепция "великого перелома", представляющая собой в современной историографии теоретическое осмысление перехода к модели форсированного развития, позволяет анализировать динамику общественных и хозяйственных изменений в регионе, объясняет ломку социального уклада и трансформацию сознания населения, что определяет возможность ее применения для рассмотрения модернизационных процессов на Урале.

Территориальные рамки исследования соответствуют границам Уральской области, существовавшей с ноября 1923 года по январь 1934 года и изначально включавшей в себя 15 округов и 205 районов Уральская историческая энциклопедия Екатеринбург, 2000.С. 553. . На рубеже 1920-1930-х гг. в области насчитывалось 29769 населенных пунктов с подчинением 3129 сельским советам, 100 рабочих поселков и 41 город.

Учитывая специфику развития Урала как индустриального региона, качественные и количественные изменения в социальном составе населения, существенную трансформацию трудовой и общественной этики жителей городов, значительные отличия между сознанием и поведением городских и сельских жителей, мы изначально определили социальное поле исследования, ограничив его территориальным пространством городов и заводских поселков Урала, представлявших собой микромодели советского общества.

Степень изученности проблемы. В историографии проблемы взаимодействия власти и общества можно выделить три периода, подразделяемые на отдельные этапы, смена которых обусловлена изменением общественно-политической ситуации и общих условий развития исторической науки. Первый период историографии проблемы - конец 1920-х гг. - середина 1980-х гг. - характеризуется господством марксистско-ленинской методологии в ее изучении. Второй период охватывает вторую половину 1980-х гг. начало 1990-х гг., когда в ситуации кризиса в общественных науках активизируется обсуждение слабых мест доминирующих познавательных моделей, а констатация "критического поворота" в историографии и необходимости радикальной смены исследовательских парадигм превращается в стереотип Репина Л.П. Смена познавательных ориентаций метаморфозы социальной истории // Социальная история. Ежегодник. 1998-1999. М., 1999.С. 13. . Характерные для этого периода процессы деидеологизация истории, поиск новых концептуальных подходов к переосмыслению советской эпохи осложнялись "методологическим вакуумом", который образовался в результате отказа от единой марксисткой парадигмы Советское прошлое: поиски понимания // Отечественная история. 2000. №5.С. 97. . Третий период разработки проблемы отношений власти и общества составляют опубликованные в середине 1990-х - начале XXI вв. труды по различным аспектам взаимодействия власти и общества, отличающиеся плюрализмом научных оценок, ракурсов рассмотрения выявляемых вопросов, использованием новой источнико-методологической базы.

Первый период исследования проблемы взаимодействия власти и общества начался непосредственно в годы "великого перелома", когда основная масса литературы выполняла пропагандистско-методические функции, что существенно сказывалось на научной ценности работ Лацис М.И. Как строился социализм в нашей стране. М., 1929; Леонтьев А. Основные установки пятилетки.М. - Л., 1930; Шлихтер А. В боях за социализм. М., 1930. . Первые уральские исследования отличались фактографическим характером и были посвящены актуальным для периода форсированной индустриализации проблемам: борьбе с текучестью кадров, укреплению трудовой дисциплины, набору рабочих на новостройки, повышению производительности труда, проблемам трудовой и общественной активности советских людей Фрумкина Ф. Перестроить массовую работу на предприятиях Урала. Свердловск, 1930; Бубекин В., Филиппов А. Ударники (опыт работы ударных бригад Урала). Свердловск, 1929. .

Со второй половины 1950-х гг. начинается новый этап разработки проблемы в рамках советской историографии. Историки пытались переосмыслить механизм диалога власти и общества на основе традиционного круга источников с позиций марксистско-ленинской методологии. При этом огромный массив научной литературы был посвящен мотивационной основе состязательных форм организации труда Социалистическое соревнование в промышленности СССР. М., 1983; Шкаратан О.И. Очерки истории социалистического соревнования.Л., 1966; Бейлина Е.Э. Рабочий класс и новые формы соревнования. М., 1970; Первомайский А.И. Социалистическое соревнование и воспитание нового человека. М., 1968. . В рамках уральской историографии появились сборники статей, в которых рассматривались новые аспекты "вечной" "рабочей" темы: вопросы организации массовых кампаний, социалистических соревнований, производственных совещаний Коммунистическая партия - вдохновитель и организатор всенародного социалистического соревнования. М., 1961; Из истории Урала. Свердловск, 1960; Социалистическое строительство на Урале. Свердловск, 1957. .

Демократизация политической жизни советского общества с середины 1980-х гг. обусловила начало нового периода в изучении механизма взаимодействия власти и общества. Хотя в конце 1980-х гг. советские историки по-прежнему уделяли приоритетное внимание истории промышленного развития страны и истории рабочего класса, в целом наметилась тенденция к переоценке иерархии исследовательских интересов на основе использования новых источников и методов их обработки Бутенко А.П. Власть народа посредством самого народа: О социалистическом самоуправлении. М., 1989; Козлов В.А., Хлевнюк О.В. Первые пятилетки: люди, темпы, свершения. М., 1987; Дробижев В.З., Пивовар Е.И., Соколов А.К. Обработка массовых источников для анализа взаимодействия классов и слоев советского общества (Опыт формирования комплексной базы данных) // Актуальные проблемы источниковедения и специальных исторических дисциплин. М, 1983. . Так В.А. Козловым и О.В. Хлевнюком впервые была предпринята попытка воссоздать социально-психологический портрет человека 1930-х гг., атмосферу "великого перелома", показать как изменения в мировоззрении людей подготовили почву для проявления трудового героизма периода первых пятилеток Козлов В.А., Хлевнюк О.В. Начинается с человека. Человеческий фактор в социалистическом строительстве: итоги и уроки 30-х гг. М., 1988. . Особо остро в конце 1980-х гг. Г.А. Бордюговым, Л.А. Гордоном, Э.В. Клоповым обсуждался вопрос об исторических предпосылках выбора сталинского варианта модернизации, характере политической системы рубежа 1920-30-х гг. Страницы истории советского общества: Факты, проблемы, люди. М., 1989.; Историки спорят. 13 бесед. М., 1988; Россия в ХХ веке: Историки мира спорят. М., 1994.

С середины 1990-х гг. в многочисленных дискуссиях и обсуждениях идет интенсивный процесс осмысления природы советской власти, принципов и механизмов взаимодействия властных структур и общества как двух сторон единой системы, практики выработки и принятия политических решений, методах экономической мобилизации населения Хлевнюк О.В. Политбюро и механизм власти в 30-е гг. М., 1996; Павлова И.В. Сталинизм: становление механизма власти. Новосибирск, 1995; Горинов М.М. Советская Россия 1920-30-х годов: от мифов к реальности // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет. М.,1996; Красовицкая Т.Ю. Модернизация России. Национально-культурная политика 20-х годов. М., 1998; Гимпельсон Е.Г. НЭП и советская политическая система в 20-е годы. М., 2000; Шевченко Ю.Д. Власть и политическая культура: воздействие политических институтов на советские и постсоветские культурные ценности // Образы власти в политической культуре России. М., 2000; Шестов Н.И. Политический миф: теперь и прежде. М., 2005. . Спорным являлся вопрос о причинах поддержки населением курса форсированной модернизации страны в период "великого перелома", который активно обсуждался на круглых столах, проведенных в 1990-е - начале 2000-х гг. Голубев А.В. Феномен сталинизма в контексте мирового исторического процесса. Международный семинар в Новосибирске. // Отечественная история. 1993. №5.С. 215-217; Советское прошлое: поиски понимания (материалы круглого стола) // Отечественная история, 2000. №5.С. 99; Елисеев А.В., Воронин И.А. Научные чтения "Власть и общество в прошлом и настоящем" // Отечественная история. 2001. №1.С. 209; Рабочий активизм в послереволюционной России (материалы круглого стола) // Отечественная история. 2002. №2.С. 214. . В дискуссиях о социальной опоре режима ряд ученых высказывал мнение, что наиболее сильную поддержку власть получала от новой советской элиты, а также "выдвиженцев" - "людей нового поколения", у которых отсутствовали сомнения в правильности выбранного курса.А. А. Слезин, А.Ю. Рожков, В.С. Тяжельникова, В.П. Пашин, Ю.П. Свиреденко, пытаясь определить социальную базу поддержки правящего режима, пристальное внимание уделяют изучению "носителей социалистического импульса", в качестве которых выступала советская молодежь, партийная номенклатура, политически лояльные группы общества Слезин А.А. В борьбе за нового человека. Комсомол 1920-х годов как институт политической социализации. Тамбов, 1998; Рожков А.Ю. В кругу сверстников. Жизненный мир молодого человека в советской России 1920-х гг. В 2-х т. Краснодар, 2002. Тяжельникова В.С. Механизмы социальной поддержки коммунистической власти. 1917-1927. М., 2004; Свиреденко Ю.П., Пашин В.П. Кадры коммунистической номенклатуры: методы подбора и воспитания. М., 1998. . Значимым шагом в решении вопроса о доминантных моделях поведения советского человека является монография С.В. Ярова, в которой автор раскрывает основные этапы становления и важнейшие лаборатории общественного конформизма в Советской России Яров С.В. Конформизм в Советской России: Петроград 1917-1920-х годов. СПб., 2006. .

В настоящее время одной из актуальных тем исследований в рамках рассматриваемой проблематики является социальный и трудовой протест в Советской России. Его изучению посвящены монографические работы, включающие переоценку мифологем о "пассивности" советского общества, раскрытие форм антагонизма рабочего класса и правящего режима Яров С.В. Источники по истории политического протеста в Советской России. СПб., 2001; Трудовые конфликты в Советской России. 1918 - 1929 гг. М.; 1998; Экономические конфликты и социальный протест. Сборник документов. СПб., 2000. .

Предметом изучения в современной историографии являются мотивация и стимулирование трудовой активности населения, проблемы трансформации трудовой этики, которым посвящены работы С.В. Журавлева, А.К. Соколова, М.Ю. Мухина, В.С. Тяжельниковой, А.М. Маркевича, М. ван дер Линдена, В. Лукассена, выполненные в рамках международного научного проекта "Мотивация труда в России.1861 - 2000: вознаграждение, побуждение, принуждение" Журавлев С.В., Мухин М.Ю. "Крепость социализма": повседневность и мотивация труда на советском предприятии, 1928 - 1938 гг. М., 2004; Маркевич А.М., Соколов А.К. "Магнитка близ Садового кольца": стимулы к работе на Московском заводе "Серп и молот", 1883 - 2001 гг. М., 2005; Ван дер Линден М. Мотивация труда в российской промышленности: некоторые предварительные суждения // Социальная история Ежегодник. М., 2000, Соколов А.К. Советская политика в области мотивации и стимулирования труда (1917 - середина 1930-х годов) // Экономическая история. Обозрение. Вып. 4. М., 2000; Тяжельникова В.С., Соколов А.К. Отношение к труду: факторы изменения и консервации трудовой этики рабочих в советский период // Социальная история. Ежегодник. М., 2004. .

В рамках диссертационной тематики исследовательский интерес представляет монография С.Ю. Малышевой, в которой анализируется праздничная культура первого советского десятилетия как важная составляющая социального конструирования реальности и процесса ресоциализации в ней жителей российской провинции, рассматриваются проблемы восприятия населением Поволжья новой праздничной системы, формирования праздничного метанарратива, механизмов его трансляции и укоренения в массовом сознании Малышева С.Ю. Советская праздничная культура в провинции: пространство, символы, исторические мифы (1917-1927). Казань, 2005. .

В работах современных уральских историков рассматриваются политический, социально-экономический, идеологический механизмы взаимодействия власти и общества в годы "великого перелома" Алексеев В.В. Россия в контексте модернизаций // Российская модернизация XIX - ХХ вв.: институциональные, социальные, экономические перемены. Уфа, 1997; Постников С.П. Модернизация социальной структуры на рубеже 20 - 30-х гг. (на примере рабочего класса Урала) // Российская модернизация XIX - ХХ вв.: институциональные, социальные, экономические перемены. Уфа, 1997; Опыт российских модернизаций XVIII - ХХ вв. М., 2000. . Новые теоретико-методологические подходы в исследовании отношения населения Урала к властным институтам и социальной действительности, сознания и поведения людей в условиях форсированных преобразований представлены в работах И.Е. Плотникова, С.П. Постникова, М.А. Фельдмана, С.И. Быковой, Л.Н. Бехтеревой, В.М. Кириллова Плотников И.Е. О политических настроениях масс в конце 1920-х - начале 1930-х гг. (по материалам устного народного творчества на Урале) // Уральский исторический вестник. 1995. №2; Он же. Была Россия царская, а стала пролетарская (власть в массовом сознании) // Уральский исторический вестник. 1996. №3; Кириллов В.М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала. 1920 - 1950 гг.В. 2. ч. Нижний Тагил, 1996; Бехтерева Л.Н. Опыт реконструкции психологии рабочих Ижевских заводов Удмуртии 1920-х гг. // Отечественная история. 2000. №2; Фельдман М.А. Рабочие крупной промышленности Урала, 1914 - 1941 гг. (численность, состав, социальный облик). Екатеринбург, 2001; Быкова С.И. Политические представления советских людей в 1930-е годы (на материалах Уральского региона). Автореферат дис. канд. ист. наук. Екатеринбург, 2003; Она же. Между прошлым и будущим: повседневность 1930-х годов в интерпретации современников // Образы власти в политической культуре России. М.,2000; Постников С.П., Фельдман М.А. Социокультурный облик промышленных рабочих Урала (1900 - 1941 гг.). Екатеринбург, 2006. .

Таким образом, проблема взаимодействия власти и общества является объектом пристального внимания исследователей, изучающих проблемы функционирования властных структур, формирования феномена советской политической культуры, трансформации образов власти в государственной идеологии и общественном сознании. Однако перечисленные проблемы разрабатываются, главным образом, в общероссийском контексте и хронологически ограничены либо послереволюционным периодом, либо 1930-ми гг., поэтому проблема взаимодействия власти и общества в годы "великого перелома" требует дополнительного изучения с привлечением регионального, в данном случае уральского материала.

Источниковая база исследования представлена опубликованными и неопубликованными документами. К опубликованным документам можно отнести материалы, изданные в тематических сборниках, сборниках нормативно-правовых актов и материалов съездов ВКП (б), пленумов ЦК ВКП (б), статистических справочниках, которые дают наиболее полное представление о конкретных механизмах взаимодействия власти и общества, позволяют проследить динамику властных отношений, выявить особенности властного и низового дискурса История индустриализации Урала. Документы и материалы (1926 - 1932 гг.). Свердловск, 1967; Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Том 4.1927 - 1931. М., 1970; Сборник документов по истории СССР. Эпоха социализма. Вып. 2.1921 - 1932 гг. Москва, 1979; Общество и власть. Российская провинция. 1917 - 1985. Свердловская область. Документы и материалы. Том 1.1917 - 1941. Екатеринбург, 2005; Общество и власть. Российская провинция. 1917 - 1985. Челябинская область. Документы и материалы. Челябинск, 2005. .

Неопубликованные архивные источники выявлены и отобраны для исследования в 49 фондах 7 федеральных и региональных архивов: Государственном архиве Российской Федерации; Российском государственном архиве социально-политической истории; Центре документации общественных организаций Свердловской области; Государственном архиве Свердловской области, Государственном архиве Пермской области, Государственном общественно-политическом архиве Пермской области, Нижнетагильском городском историческом архиве; а также в фондах и экспозициях Пермского областного краеведческого музея, Нижнетагильского музея-заповедника.

Все опубликованные и неопубликованные источники можно разделить на несколько групп.

властная структура городское население урал

Первую группу составляют нормативные документы органов власти (постановления, письма ВЦИК и ЦИК СССР, ЦК ВКП (б)), нормативные подзаконные акты, уставные документы, в которых отражена информация о содержании и характере политики партийно-государственного руководства страны. К этой же группе относятся материалы съездов и пленумов ЦК ВКП (б), резолюции и решения всесоюзных партийных конференций, съездов Советов. Директивы высших органов государственной власти и правящей партии в большей степени отражали догматизированные представления о реальности, в отличие от сопутствующих им циркуляров, особенно регионального уровня, в которых официальные идеологемы совмещались с реальной оценкой ситуации.

Ко второй группе источников относятся статьи, речи, выступления высших партийных и государственных деятелей на съездах ВКП (б), пленумах ЦК ВКП (б), Всесоюзных съездах ударников, партийных конференциях различного уровня, в которых отражены не только приоритеты внутриполитического развития, но и личностная оценка политическими лидерами методов и путей реализации курса развития страны. Как отмечает С.И. Быкова, к этим документам необходимо применять не традиционный ракурс интерпретации, а "дискурсивный", рассматривая тексты как "письмо власти", имеющее конкретного адресата Быкова С.И. Политические представления советских людей в 1930-е годы (на материалах Уральского региона). Автореферат дис. канд. ист. наук. Екатеринбург, 2003.С. 11. .

Третья группа источников представлена делопроизводственной документацией центральных и региональных государственно-административных структур: партийных органов, контрольных комиссий ВКП (б), общественных и профсоюзных организаций, фабрично-заводских комитетов, добровольных обществ, материалы которых позволяют рассмотреть особенности системного взаимодействия органов власти и общественных структур, механизм реализации политического курса в регионе.

Подгруппой делопроизводственной документации являются протоколы и стенограммы совещаний в перечисленных инстанциях, позволяющие выявить отношение регионального руководства к задачам, поставленным центральной властью, изучить механизм адаптации постановлений высших органов власти к местным условиям. Тексты речей присутствовавших на форумах представителей властных структур, непосредственные отклики, выступления в прениях, комментарии самих рядовых участников собраний являются важным источником информации, поскольку выявляют преломление политики властей в сознании людей.

Следующая подгруппа делопроизводственной документации представлена информационно-аналитическими материалами органов ОГПУ, информационных отделов окружных и областных комитетов ВКП (б), РКИ, отчетными и докладными записками общественных и профсоюзных организаций, материалы которых представляют своеобразный мониторинг общественного мнения городского населения Урала, обладающий существенной долей субъективности, что требует применения к их прочтению критического подхода.

Следующая подгруппа представлена учетными материалами, в частности, личными карточками и анкетами членов городских советов, анализ которых посредством применения количественных методов и создания источнико-ориентированной базы данных позволил составить социальный портрет людей, выбиравших активные стратегии взаимодействия с властью.

Четвертая группа источников - материалы статистики - позволяют охарактеризовать различные аспекты экономического и социального состояния государства, динамику участия населения в мобилизационных кампаниях; исследовать социальный состав работников управленческих структур и лиц, активно взаимодействовавших с властью.

Пятой группой источников является периодическая печать: центральные издания ("Правда", "Рабочая газета"), региональные издания ("Уральский рабочий", "Рабочий", "Пролетарская мысль", "Пролетарий", "Звезда", "Красный Курган", "Красное Прикамье"), заводские многотиражные издания ("Красный каталь", "Смычка", "Гудок"), в которых содержится информация об общественных настроениях, взглядах, проявлениях массового сознания, поведении различных слоев населения в контексте проводимой властью политики. В информационной политике руководство страны и региона учитывало установки массового сознания на восприятие готовых оценок происходящих событий, поэтому в определенном ключе интерпретировало факты внешнеполитической ситуации и события внутренней жизни, формируя стереотипные представления о них.

Особый исследовательский интерес представляет шестая группа источников - документы личного происхождения (автобиографии, воспоминания современников событий, письма, жалобы, заявления) Завещание. Свердловск, 1989; Социальный портрет лишенца (на материалах Урала). Сборник документов. Екатеринбург, 1996; Скотт Дж. За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали. Москва, Свердловск, 1991; Женщины Урала в революции и труде. Свердловск, 1963; Слово об Урале: Очерк советских писателей и журналистов. Челябинск, 1984; Были горы Высокой. Свердловск, 1960. . Специфика источников личного происхождения заключается в том, что они не только описывают реальные ситуации, но и содержат авторское восприятие, субъективную оценку событий, которая во многом обусловлена социальным статусом, уровнем образования, культурно-психологическими особенностями автора источника, а также временем публикации источника, влиянием на его содержание политической конъюнктуры, цензуры или отсутствия таковой.

Специфическим источником являются письма, ходатайства, жалобы и заявления граждан, направляемые в органы исполнительной власти, адресованные лидерам партии и государства. На рубеже 1920-х - 1930-х гг., в условиях отсутствия присущих демократическому обществу форм диалога государства и общества, апелляция "к властям предержащим" при помощи заявлений, петиций, жалоб являлась суррогатным заменителем обратной связи, способом общения с государством и воздействия на власть.

Значительный исследовательский интерес представляет комплекс источников устного народного творчества: частушки, стихотворения, пословицы, песни, отражавшие индивидуальное и коллективное восприятие уральцами мобилизационных кампаний, а также приоритеты массового сознания и мотивы социального поведения.

Отдельный тип источников составляют наглядные материалы, визуализирующие образ эпохи (образцы наглядной агитации (плакаты, листовки, транспаранты), карикатуры, коллекции сюжетных фотографий; портреты ударников труда, почетные грамоты, благодарственные письма), наглядно отражающие приоритеты политики руководства страны, отношение к ней обывателей и лиц, наделенных властными полномочиями. Каждый из перечисленных источников представляет собой знаковую кодограмму, осуществляющую роль транслятора социального и политического опыта, раскодирование которой возможно при условии исследования символики источника как текста.

Методология исследования. На общефилософском уровне в качестве методологической основы исследования нами был выбран диалектический метод познания явлений природы и общества, применяемый с опорой на принцип историзма, который позволяет исследовать механизм взаимодействия власти и общества в развитии и взаимосвязи с конкретно-исторической ситуацией. Условия современного методологического плюрализма создают возможность выбора в качестве методологии конкретно-исторического исследования комплексного междисциплинарного подхода, позволяющего привлекать теоретические идеи и методики других областей научного познания для исследования исторических процессов.

Для изучения многоаспектной темы взаимодействия власти и городского населения Урала в условиях форсированной индустриализации нами преимущественно использовалась модернизационная парадигма, реализуемая через антропологическое измерение, что позволило изучить представления и мотивы человеческого поведения во взаимосвязи со всеми элементами социальной системы и институтами государственного управления, нацеленными на вовлечение все более широких масс населения в мобилизационный процесс.

Исследование представлений, реакций, оценок, моделей поведения человека, включенного во властный дискурс в определенных социально-политических условиях, обуславливает необходимость использования данных исторической и социальной психологии, которые позволяют исследовать механизмы возникновения определенных массовых состояний, алгоритмы принятия и распространения внушенных стереотипов и образцов поведения, а также эволюцию общественного сознания, трансформирующегося в политическом коммуникативном пространстве. Найти инновационный ракурс в рассмотрении механизма взаимодействия власти и общества позволяет использование теорий социальных представлений С. Московичи, конструирования социальной реальности П. Бергера и Т. Лукмана, "социологии господства" М. Вебера Московичи С. Век толп. Исторический трактат по психологии масс. М., 1996; Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995; Вебер М. Избранные произведения. М., 1995; .

Конкретная методика работы включает в себя как общенаучные, так и специально-исторические (историко-генетический, историко-сравнительный, историко-системный, историко-типологический) и междисциплинарные методы. Для реализации поставленных задач нами была создана источнико-ориентированная база данных (ИОБД)"Депутаты", реализованная в СУБД Access 2000, входящей в стандартный набор прикладных программ пакета Microsoft Office. Применение количественных методов при анализе личных карточек депутатов, имеющих анкетную форму, позволило составить коллективный портрет личности, являвшейся в советской политической иерархии связующим элементом между "электоратом" и властной элитой.

Целью работы является реконструкция механизма и форм взаимодействия властных структур и городского населения Урала в условиях мобилизационных кампаний периода "великого перелома".

В соответствии с этой целью были определены следующие задачи:

Во введении обосновывается актуальность темы, формулируются цель и задачи исследования, определяются его территориальные и хронологические рамки, раскрывается методологическая основа диссертации, дается анализ степени научной разработанности проблемы, характеризуется источниковая база, отмечена апробация и практическая значимость работы.

Первая глава диссертации - "Формы политической мобилизации населения и поведенческие стратегии уральцев в 1928-1932 гг." - посвящена анализу основных форм политического взаимодействия власти и общества в условиях реализации курса форсированной индустриализации. Для выполнения поставленных задач модернизации страны, под воздействием объективных обстоятельств (свертывания нэпа, кризиса хлебозаготовок, осложнения дипломатических отношений) и субъективных усилий партийно-государственного руководства в стране инициировался стремительный подъем социальной и общественно-политической активности населения, определяемый нами как политическая мобилизация.

В первом параграфе рассматриваются механизмы и технологии организации базисных кампаний по политической мобилизации населения, составными компонентами которых являлись создание легитимного образа власти и выработка культуры массового "со-участия". Успешность реализации политических кампаний зависела, прежде всего, от качества подготовки и организации мобилизационных мероприятий; степени вовлечения "советского обывателя" в общественно-политические процессы; специфики восприятия власти городским населением.

Анализ отношения городского населения к различным уровням власти показал противоречивость их образов в глазах уральцев. В сознании людей верховная власть идеализировалась, освобождалась от моральной ответственности в связи с делегированием части своих полномочий руководителям регионального уровня, которые, в понимании народа, использовали "служебное положение" в личных целях. Сравнительный анализ фольклорных компонентов дореволюционного и советского политического дискурса позволил сделать вывод о том, что население городов сохраняло традиционные стереотипы восприятия власти и практик управления, отрицательно относясь не к самой центральной власти, а к действиям отдельных представителей властных структур, преимущественно низового уровня, что было выгодно центральной власти, сохранявшей таким образом собственный авторитет.

Для легитимизации полномочий властных структур всех уровней, а также для изменения пассивного отношения городского населения к общественно-политическим мероприятиям, что фиксируется в большинстве информационных сводок органов политического контроля, власть подключала все государственные и общественные институты социализации, образовательные учреждения, средства массовой информации, активно использовала диалоговые, "форумные" способы взаимодействия, акцентировала внимание на факторе революционной преемственности, апеллировала к авторитету живых и умерших политических лидеров, идеологически ретушировала эмоции, представления, чувства населения, стимулировала желание и готовность граждан проявлять политический и трудовой активизм. Парадокс ситуации рубежа 1920-1930-х гг. заключался в том, что политические кампании, нацеленные на формирование активной социальной позиции, доверия к властным структурам, вызвали спектр "неожиданных" для власти реакций населения. Принудительная политизация общественного сознания обусловила протестные формы поведения горожан, что порождало ответные шаги власти по "закручиванию гаек".

Во втором параграфе исследуются кампании, объединенные общей идеей "призыва во власть". На рубеже 1920-1930-х гг. складываются новые правила "политической игры", в рамках которых для выживания и адаптации население было вынуждено выбирать стратегии демонстративной лояльности и активного взаимодействия с властью, нивелируя как прежний опыт социального протеста, характерный для революционной эпохи, так и адаптационные модели поведения первого десятилетия советской власти.

В качестве вариантов проявления обязательной общественной активности властью предлагались следующие модели включения населения в политические процессы: деятельность в составе городских Советов депутатов и депутатских групп на предприятиях, советских групп содействия; выдвижение в советский и партийный аппарат; работа в профсоюзных, комсомольских и общественных организациях.

Для сохранения и укрепления представлений о "советской демократии", при которой каждый человек мог влиять на процесс управления государством, властные структуры проводили широкомасштабные кампании по привлечению населения на отчетно-выборные собрания и различными способами легитимизировали деятельность Советов. Результативность пропагандистских кампаний, направленных на повышение политической активности населения, подтверждает высокий уровень избирательной активности горожан, который по окружным городам Урала составил 88,5% (в избирательную кампанию 1927 г. - 60,0%), при этом женская активность достигла 81,1% (на 29,5% больше по сравнению с 1927 г.). По районным городам, включенным в сводку Уральского областного комитета ВКП (б) об итогах перевыборной кампании на Урале, избирательная активность населения составила 75,7% (в 1927 г. - 57,5%), явка женщин 68,8% и 47% соответственноЦДООСО.Ф. 4. Оп. 7.Д. 417.Л. 90. . Эти показатели, несмотря на формализм участия в выборах, являются свидетельством достаточно высокой эффективности отчетно-перевыборных кампаний как средства политической мобилизации населения в условиях смены стратегии развития страны.

Значительное внимание в параграфе уделено рассмотрению технологий организации отчетно-перевыборных кампаний, отношению населения к полномочиям Советов, оценкам эффективности их работы. Сделаны выводы о широком распространении представлений о "декоративности" представительных органов среди горожан наряду с их более высокой по сравнению с сельским населением избирательной активностью. Причинами этого были не только лучшая организация отчетно-перевыборных кампаний, но и особенности психологии и поведения "новых горожан". Оказавшись оторванными от привычного жизненного окружения, они были вынуждены демонстрировать политическую лояльность, активность и благонадежность, что являлось следствием формирования психологии "наемника", полностью зависимого от государства. Население городов было вынуждено проявлять политическую активность, требуемую правилами политической игры, поскольку отказ от их соблюдения грозил репрессиями и потерей минимума предоставляемых прав.

В качестве типичной модели, отражающей результаты проведения кампании по "призыву во власть" была рассмотрена деятельность Нижнетагильского городского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и его исполнительного комитета. Единство нормативных основ деятельности Советов, политика вовлечения в них рабочих от станка, изменения в составе рабочего класса - все эти факторы позволяют рассматривать данную модель как типичную для городских Советов Урала.

Для реконструкции количественных и качественных характеристик социального портрета депутатов Совета была создана электронная источнико-ориентированная база данных "Депутаты", включающая в себя весь массив сохранившихся в НТГИА личных карточек депутатов созыва 1929 г. (215 анкет) НТГИА.Ф. Р-70. Оп. 1.Д. 114. . Результаты обработки базы данных показывают, что основную категорию горожан, участвовавших в деятельности Советов, составляли рабочие как квазипривилегированная группа, рассматривавшаяся в качестве авангарда строителей социализма. Основой данной категории были представители молодого поколения, с начальным уровнем образования, преимущественно занятые на производстве и утратившие связь с крестьянским хозяйством. В большинстве своем они избирались первый раз, причем как по собственной инициативе, так и при выдвижении их рабочими коллективами, 95,5% из них были русские по национальности, хотя выдвиженцы от национальных меньшинств при избрании в Совет активно поддерживались местной властью. Членство в партии было необязательным условием для работы в городском Совете, но поскольку большинство депутатов Совета составляли рабочие, имевшие льготы при вступлении в ряды ВКП (б), то "партийность" депутата становилась распространенной характеристикой члена Совета.

Анализ источников, характеризующих вторую по значимости кампанию по "призыву во власть" - создание института "выдвиженцев", позволяет говорить о том, что целенаправленная политика "выдвижения" привела к массовому вытеснению из советского и хозяйственного аппарата "социально и идейно-чуждых" представителей дореволюционной администрации, обусловила концентрацию власти на местах в руках нового слоя управленцев, имевших незначительный административно-хозяйственный опыт. "Выдвиженчество" представлялось властью как взаимовыгодное сотрудничество, когда "новые кадры" приобретали возможность продвижения по карьерной лестнице, а власть формировала социальную опору существующему режиму. Главной проблемой в деятельности новых кадров стал недостаток профессионализма, слабость общей подготовки, осознание неограниченных ресурсов служебного положения, возможность "прикрытия" ошибок в управлении идейными мотивами, что приводило к принятию ответственными работниками волюнтаристских решений, применению административного нажима как одного из превалирующих методов управления.

Третий параграф посвящен анализу одного из основных методов осуществления политического контроля в обществе на рубеже 1920-1930-х гг. - чисткам партийного и советского аппарата. Они предусматривали определенный сценарий, включающий ритуал идеологической критики и самокритики. Официальной мотивацией проводимых кампаний являлось стремление задать производственному/партийному коллективу или его отдельным представителям импульс для дальнейшего роста, акцентировав через призму общественного мнения внимание на их профессиональных, личностных, идейных недостатках. Поскольку чистки проходили в традиционной для советского государства форме массовых кампаний, то в полной мере отражали все их недостатки: формализацию процесса, бюрократизацию, ритуальность, идеологическую зашоренность. Анализ комплекса официальных и личных источников позволил прийти к выводу, что на деле эти политические кампании выступали удобным рычагом удаления самостоятельных и неблагонадежных лиц, способом сведения личных счетов или продвижения по карьерной лестнице за счет "низвержения" конкурентов. В реальной практике периодическое перетряхивание советских и партийных кадров, связанное с моделью форсированной индустриализации, заключалось в подавлении любых оппозиционных настроений, обеспечении безусловной власти центрального партийно-государственного руководства; "очищении" партийного и советского аппарата от тех функционеров, которые проявляли излишнюю самостоятельность; снятии социального напряжения путем наказания "стрелочников", которые представлялись как виновники негативных явлений в жизни общества. Реализация кампаний по чистке советского и партийного аппарата, с одной стороны, удовлетворяла потребность в "социальной справедливости", что было характерно для советского общества, с другой стороны, обостряла и без того напряженную социальную атмосферу, "взращивая" чувства общей подозрительности, недоверия, страха, закрепляя в поведении людей индивидуальные тактики выживания.

Во второй главе диссертации - "Власть и общество в решении задач промышленного роста в условиях форсированной индустриализации" - исследуются механизмы выбора и реализации стратегий взаимодействия власти и городского населения Урала, направленных на социально-экономическую мобилизацию человеческого потенциала общества.

В первом параграфе проанализированы политика насаждения состязательных форм труда, механизм их массового распространения на Урале, отношение к производственным соревнованиям различных категорий городского населения.

Одним из основных условий реализации задач первой пятилетки являлась массовая включенность рабочих в производственный процесс и повышение производительности труда, что требовало от руководства страны поиска эффективных технологий стимуляции трудовой активности, одной из форм которой стало социалистическое соревнование. Сопоставление данных различных групп источников позволило выделить основные недостатки в организации соцсоревнований на заводах Урала, из которых наиболее существенной была ориентация партийных, заводских, профсоюзных органов на количественные показатели развития. В результате проводимых кампаний уже летом 1930 г. социалистическими соревнованиями в промышленности Урала было охвачено 30-35 % рабочих, к началу 1931 г. - 60 %, а в первой половине 1932 г. - 60-70%, но при этом социалистическое соревнование как форма организации труда приобрело черты "кампанейщины". Устойчивой была негативная тенденция в восприятии рабочими состязаний, называемых "хомутом на шее пролетариата", проявлявшаяся в распространении представлений, что интенсификация производства осуществляется не за счет совершенствования техники, технологии и организации труда, а за счет чрезмерного напряжения физических сил рабочих без достаточной материальной компенсации. Причинами подобных настроений были нарушение баланса между нормами выработки и размером оплаты труда, ее реальное снижение, доминирование административного нажима при организации соревнований.

Наличие и использование позитивного опыта в организации соревнований обусловило их закрепление на заводах Урала как формы производственной мобилизации и последующее формирование на ее основе новых направлений трудовой активности. Одним из условий достижения положительного эффекта в развитии соцсоревнований являлось применение организаторами кампании основных способов стимулирования трудовой активности, традиционных для России: апелляции к рабочей солидарности и моральной ответственности; обещания соответствующего материального или морального вознаграждения; принуждения и ужесточения трудовой дисциплины, "раздувания" трудового азарта, русского "ухарства" и природной состязательности. Анализ источников личного происхождения позволил сделать вывод, что рабочие не были пассивными объектами экономических манипуляций власти. В обмен на существенные трудовые и физические усилия рабочие получали минимальный социальный пакет льгот. Не менее значимыми для рядовых рабочих, помимо материальных "бонусов" участия в соревновании, были возможность общественного признания, овладения почетной профессией, дальнейшего карьерного роста, получения профессионального образования, обретения нового социального статуса.

Во втором параграфе раскрыты особенности организации и восприятия населением кампаний по повышению производительности труда в промышленности, основными из которых являлись: популяризация производственных совещаний и рационализаторских бюро, обсуждение коллективных договоров и "шести условий Сталина", мероприятия по изменению негативного отношения к пятилетке и внедрению 7-часового рабочего дня.

Стремясь сформировать у новых рабочих кадров, по преимуществу выходцев из деревни, заводскую трудовую этику, власть внедряла в их сознание представление о себе как "хозяевах производства", высокой значимости своего труда и роли на предприятии. С этой целью создавалась особая коммуникативная система и профессиональный язык общения, разрабатывалась атрибутика, стимулировались позитивные психологические установки - оптимистическое отношение к жизни, вера в руководителя, собственные силы, профессионализм, взаимопомощь, изменялся характер взаимоотношений внутри коллектива через воспитание чувства "семейственности" на производстве, коллективных празднований юбилейных и торжественных дат.

В то же время в ситуации "перекачки" средств из социальной сферы в производственную снижение материального уровня жизни рабочих и реальной оплаты их труда становилось одним из источников возникающих конфликтов. Это препятствовало повышению эффективности мероприятий, направленных на совершенствование организации и стимулирования труда в промышленности и проявлялось в формальном характере участия в кампаниях значительной части городского населения Урала.