Аннотация

Содержание российского исторического образования всегда отличалось европоцентризмом. Однако современные реалии, как социально-политические, так научные и образовательные, заставляют отказаться от такого подхода, обратить внимание, что традиции и отношения с кочевыми народами евразийских степей, а также с этносами севера Восточной Европы, Поволжья и Приуралья играли в истории России гораздо более значительную роль, чем это обычно представляется. И только всестороннее освещение этой роли может снять опасные противоречия, возникающие при трактовке национальных аспектов истории и культуры.

Именно такая позиция отражена в последнем образовательном стандарте по истории для средней школы и составленной на его основе примерной программе. Содержательный компонент как основного, так и среднего (полного) общего образования по сравнению с предшествующими документами существенно пополнился. Много внимания уделено проблеме взаимодействия Леса и Степи, особенно в эпоху Средневековья. Это вполне оправдано: представление об истоках отечественной культуры и государственности - фундамент, на котором зиждется взгляд на исторические судьбы государства и народов, его составляющих.

Но реализация таких требований может вызвать определенные проблемы. Материал по ряду сюжетов пока отсутствует не только в учебных пособиях для учащихся, но и в методических разработках. Слабо представлена эта проблематика и в научно-популярной литературе. Одна из таких тем - «Кочевые народы Степи», которая предполагает не традиционную для российской школы постановку вопроса «Русь против Степи», а освещение этнических и социально-политических процессов в кочевой периферии Древнерусского государства.

Становление Киевской Руси как государства, формирование древнерусской народности проходило в условиях постоянного противостояния и взаимодействия с этносами степей Восточной Европы конца IX - начала XIII вв.: печенегами, гузами, половцами. Кочевая периферия играла важную роль в исторических процессах того времени. И дело не только в том, что борьба с номадами в целом укрепляла социальные и политические связи в Древнерусском государстве, несмотря на частое использование кочевых наемников в княжеских усобицах эпохи раздробленности. Жители Древней Руси контактировали с кочевниками на уровне торгового обмена, в приграничных районах существовало множество совместных поселений. Под влиянием славян-земледельцев происходило оседание кочевых племен, которое подчас заканчивалось ассимиляцией. Становясь частью древнерусской народности, кочевники привносили не только антропологический тип, но некоторые культурные традиции и обычаи. Все эти факторы делают необходимым изучение кочевых народов южнорусских степей не только как внешней и враждебной силы. Собственно миграции в степях Восточной Европы, этнические и социально-политические процессы в кочевых сообществах являются не менее важными для понимания истории Киевской Руси, чем военные столкновения. История международных (прежде всего военных) отношений Руси с кочевниками X - начала XIII вв. является отдельной темой, которая исследована очень подробно [см., напр.: 8, 19, 22, 24]. Поэтому специально рассматривать эти аспекты в настоящей статье нет необходимости.

В VIII - начале X вв. на степных просторах Восточной Европы господствовал Хазарский каганат - раннее полукочевое государство с достаточно высоким уровнем социальной организации. Хазария не только контролировала значительные по своим размерам территории, но и играла активную роль в политической истории Западной Евразии. Пришедшие ей на смену племенные союзы - печенеги, торки, половцы - при всей своей многочисленности были лишь истинной периферией бурно развивавшегося Древнерусского государства и Византии. русь этнос кочевой европа

Печенеги как новая политическая сила появились в степях Юго-Восточной Европы со второй половины IX в. и были соседями восточных славян и Киевской Руси в течение более столетия.

Согласно Константину Багрянородному, до продвижения на запад печенеги жили по р. Итиль, гранича с хазарами и гузами [10, с.155]. Это подтверждается локализацией «тюркских» печенегов в персидском сочинении «Худуд ал-Алам» [28], информация которого соответствует 1-й половине IX в. В Урало-Казахстанских степях в перечислении других тюркских племен упоминает печенегов арабский автор IX - начала Х в. Ибн ал-Факих, отмечая, что они, в отличие от многих других тюркских племен, остаются кочевниками [6, с.243].

Этимология слова «печенег» неясна до сих пор. Некоторые исследователи ведут его происхождение от легендарного первого вождя печенегов Бече. Другие переводят «печенег» как «свояк», «шурин» и объясняют это нехарактерное для этнонимов значение тем, что печенеги ранее были привилегированной частью племенного союза огузов, из знатных родов которых выбирали невест для вождей гузов [27, с.369; 24, с.53].

По сообщению Константина Багрянородного, причиной переселения печенегов в Восточную Европу стало давление гузов - их восточных соседей, вступивших в союз с хазарами, соседившими с печенегами с юга [Константин Багрянородный, 1989, с.155]. Причем переселилась только часть печенегов, остальные остались кочевать между Уралом и Волгой, где их увидел арабский путешественник начала Х века Ибн Фадлан [9, с.130].

В современной историографии преобладает точка зрения, согласно которой появление печенегов в южнорусских степях датируется концом IX в., что, казалось бы, подтверждается как древнерусскими, так и византийскими источниками. К концу IX в. относится переселение уличей в Поросье, где они построили крепость для защиты от кочевников. Тиверские поселения в Поднестровье были разрушены печенегами. Но свидетельства о существовании значительных группировок мадьяр в Центральной Европе уже в 830--840-е гг. [5, с.225; 26, с.134] позволяют отодвинуть столкновение мадьяр и печенегов к рубежу 1-2-й четверти IX в.

К этим событиям относится и сообщение Константина Багрянородного в 38-й главе «Об управлении империей» о конфликте между хазарами и печенегами, в результате которого побежденные печенеги отправились в мадьярскую Леведию в Прикубанье и изгнали оттуда мадьяр. Последние переселились в междуречье Днепра и Днестра («Ателькюзу»), откуда впоследствии со своим вождем Арпадом также были изгнаны печенегами [10, с.159-160]. Очевидно, именно эти события относятся к концу IX в. Тогда печенеги становятся влиятельной политической силой в Причерноморье и Подунавье, в сотрудничестве с которой были заинтересованы Византия, Болгария, Русь.

Константин Багрянородный в середине Х в. упоминает восемь печенежских родов, четыре из которых кочевали на правом берегу Днепра и четыре - на левом. Существовали печенеги за счет кочевого скотоводства, торгового обмена с окружавшими их земледельческими народами, а также набегов на Русь, Византию, Венгрию. Печенежские набеги не раз отражали Святослав Игоревич, Владимир Святой, Ярослав Мудрый. Только победы Ярослава утвердили границу между Русью и печенегами по реке Рось.

В середине XI в. источники фиксируют перемены в расселении и численности печенежских племен Восточной Европы. В это время в Причерноморье между Днепром и Дунаем кочевали 13 родов печенегов, которые формально подчинялись одному хану - Тираху. В сложной обстановке борьбы с надвигавшимися торками выдвинулся новый лидер - Кеген, который попытался свергнуть Тираха, но потерпел поражение и вместе с присоединившимися родами ушел в Византию. Впоследствии, очевидно, под давлением гузов, туда направились и печенеги Тираха. Они были размещены империей на северных границах [Васильевский, 1908, с.11]. Некоторые роды мигрировали в Болгарию и Венгрию, где слились с местным населением.

Торки (гузы средневековых источников) известны в степях Северного Причерноморья еще в начале Х в. Арабский географ ал-Масуди упоминает гузов на Нижнем Дону и побережье Черного моря, описывая события 910-х гг. [15, с.183] Согласно ал-Масуди, зимой гузы по льду переходили Дон и нападали на хазар. В 985 г. торки, по свидетельству Повести временных лет, были союзниками Владимира Святославича против волжско-камских булгар. Но, очевидно, это были отдельные племена. Массовая миграция началась несколько позже.

На рубеже I - II тыс. н.э. гузы возглавляли мощное племенное объединение в Приаралье и положили начало движению тюркских племен на запад в XI в., которое проходило по двум направлениям: южному и северному. Первое известно как движение сельджуков и шло через Среднюю Азию, Иран и Малую Азию. Северное же шло через Восточную Европу, и его участники известны русским летописям как торки. С частью присоединившихся к ним печенегов торки разбили оставшиеся печенежские силы, изрядно подорванные междоусобицами, став с тех пор непосредственными соседями Руси.

В 1055 г. русские войска разбили северную часть гузского союза. В 1060 г. торки, решив избежать столкновения с силами князя Всеволода Ярославича, ушли в степь. В конце XI в. торки были практически вытеснены половцами. Часть торков в поисках защиты от половецкой опасности стала вассалами Киевской Руси и была расселена на южных и юго-восточных границах Древнерусского государства.

Археологические памятники печенегов и торков немногочисленны. Кочевнические погребения конца IX - XI вв. интерпретируются археологами как печенежско-торческие, поскольку «родство торков и печенегов, засвидетельствованное древними письменными памятниками, заставляет сомневаться в наличии существенного различия в ритуале этих двух групп населения» [25, с.141]. Обряд погребения торка, описанный Ибн Фадланом, ближе всего подходит к печенежским погребениям.

Древнерусские, византийские и западные письменные источники концентрируют внимание на кочевниках, обитавших в районах, близких к Поднепровью, однако, судя по археологическим данным, в X-XI вв. область распространения печенегов и торков была значительно шире. Значительное количество подобных погребений сосредоточено в Поволжье и Заволжье, причем именно эти районы по сравнению с Поднепровьем были более многолюдны.

Захоронения бедны инвентарем, а обряды погребения аналогичны мадьярским захоронениям, разбросанным по южнорусским степям. Хоронили своих покойных кочевники под небольшими земляными насыпями (либо впускные погребения в насыпи предшествующих эпох). В погребении присутствовали голова и ноги коня либо его чучело, что характерно и для мадьяр, и для тюркских племен Центральной Азии. Немногочисленные вещи, положенные в могилу, включали стремена, поясные наборы, оружие - прямые сабли и луки, а также подвески и бляшки и редкую керамику [Плетнева, 1981, с.216-218]. Вещевой набор соответствует степной моде, распространявшейся среди кочевников евразийских степей. Данная ситуация естественна для кочевых народов, у которых разложение родового строя только начиналось и социальная дифференциация не была развитой. Поэтому археологические памятники печенегов и торков практически одинаковы. Тем более что оставшиеся в южнорусских степях печенеги влились в племенной союз торков.

Торки, разбитые Киевской Русью, а затем и половцами, попытались влиться в состав сельджуков на территории Византии. В 1064 г. торки останавливаются на Дунае, но византийская армия изгоняет их. Часть торков осталась на службе византийских императоров, но большинство возвратилось в Поросье и подчинилось киевским князьям. Во второй половине XI - XII вв. русские летописи упоминают здесь торков, печенегов и берендеев. С 1140-х гг. летописцам известен в этом районе племенной союз черных клобуков со столицей в городе Торческ. Доминирующим племенем в этом союзе были берендеи. В это время окончательно устанавливаются вассальные отношения обитателей Поросья с Киевом.

Кроме берендеев, печенегов и торков, летописи знают в XII в. других кочевников, также подчиненных Руси. Кроме Поросья, подвластные киевским князьям кочевники обитали под Черниговом, Переяславлем [7, стб.398], в Ростово-Суздальской земле [4, с.344], на Трубеже [13, стб.295, 303], под Белой Вежей [7, стб.284], что подтверждается археологическим материалом [20, с.258-259].

Кочевники, пришедшие на бывшую территорию Хазарии, практически совсем не владели ремеслами. Гончарный круг отсутствовал. У печенегов и торков вся керамика лепная, и найдено ее так мало, что даже о ремесленном производстве посуды говорить нельзя. В могилах половцев также почти нет керамики.

Между тем образ жизни кочевников южнорусских степей характеризуется как полукочевой, когда род или племя кочует от весны до осени по определенным традицией маршрутам, а зиму проводит во временных поселениях. При этом каждая кочующая группа имеет пастбища, закрепленные конкретно за нею. Подтверждением этому является постепенная смена отдельных погребений на могильники, которая началась в XI-XII вв., а продолжилась уже при господстве монголо-татар. О постепенном процессе оседания свидетельствуют и упоминания в летописях о «городах» половцев и черных клобуков. Поселениями кочевников является верхний слой Саркела, лежащий над разрушениями начала XII в. Здесь найдены остатки наземных построек с открытыми очагами - так называемые юртообразные жилища. Помимо этого, раскопаны редкие фрагменты изделий русского ремесла, что дало специалистам сделать вывод о совместном древнерусско-кочевническом поселке на развалинах Саркела [1, с.123, 130]. На Нижнем Дону известна масса подобных смешанных поселений.

Информация об общественных отношениях кочевников южнорусских степей, благодаря их соседству с Киевской Русью и Византией, весьма обширна. У Константина Багрянородного сообщается о восьми печенежских «округах», в которых имелись «главные» князья (возможно, вожди племен) и «меньшие» князья, стоявшие, очевидно, во главе родов. О существовании у печенегов родовой аристократии свидетельствуют летописи, упоминающие «лепших мужей в родах». Существовала также и иерархия родов. По данным венгерской хроники, из числа этой аристократии в родах выбирали должностных лиц (сотников, десятников и т.д.) [11, с.733]. О старейшинах упоминает также епископ Бруно, посетивший земли кочевников в начале XII в. [18, с.76]. Константин Багрянородный также свидетельствует о выборной власти у печенегов.

О неразвитости печенежского общества, незначительном расслоении и стратификации говорит и сообщение арабского географа ал-Бакри о том, что печенеги предоставляют военнопленным «на выбор, желают ли они остаться у них на условиях полной равноправности и даже вступления в брак у них, если того пожелают, или быть отправлены обратно в безопасное для них место» [12, с.60].

Однако социальная дифференциация все же была. Примерно в 17% кочевнических погребений X-XI вв. находятся золотые вещи, причем большинство из них - в могилах тяжеловооруженных всадников [25, с.220], что свидетельствует о процессе социального расслоения в обществе и выделении страты воинов.

Половцы (куманы западных и кипчаки восточных источников) обитали в VIII - IХ в. в верховьях Иртыша. Там они были неплохо известны арабским ученым, в том числе Ибн ал-Факиху [6, с.244] и анонимному автору свода о степной Евразии, сохранившемуся в сочинении «Худуд ал-алам» [28, с.75].

Происхождение русского названия куманов - «половцы» объясняется по-разному. А. Куник считал, что «половцы» происходит от «половый» - светло-серый, соломенный, относя половцев к светловолосым европеоидам [11, с.735]. Такое объяснение поддержало большинство исследователей второй половине ХХ века. Е.Ч. Скржинская предложила другое объяснение, обратив внимание на то, что в летописях употребляется понятие «онополовец» в значении «живущий по ту сторону реки», т.е. на левом берегу Днепра. По мнению исследовательницы, именно в этом значении употребляли слово «половец» жители Древней Руси по отношению к новым соседям [23, с.255-276].

На рубеже I-II тысячелетий половцы входили в состав Кимакского каганата с центром в Прииртышье, именовались кыпчаками и были вассалами кимаков. На запад кыпчаки стали продвигаться в X в. В составе родственных им кимаков они напали на территории гузов. Во второй половине Х в., уже независимо от кимаков, часть кыпчакских племен перешла Волгу и переселилась в степи Причерноморья и в Предкавказье. В середине XI в. эта новая волна кочевников достигла Днепра. В целом же половецкие кочевья XI-XIII вв. занимали огромную территорию от запада Тянь-Шаня до устья Дуная, которая называлась «Дешт-и-Кыпчак» (Половецкая степь).

Первые столкновения Киевской Руси с половцами начались в 1060-х гг. [7, стб.252], и конца XI в. половцы заняли доминирующее положение в степях Восточной Европы. С половцами связаны курганы с камнями в насыпи, которые появились по всем степям Восточной Европы вплоть до Молдавии в конце XI-XII вв. Половецкими считаются также курганы с восточной ориентировкой покойных и погребения с целым конем и с конем в отдельной яме, которые неизвестны ранее на территории Восточной Европы [25, с.245].

В конце XII - начале XIII вв., т.е. непосредственно перед монгольским нашествием, кочевнические погребения в степях Восточной Европы крайне малочисленны по сравнению с предшествующими периодами. При этом западные районы степи значительно заселеннее восточных. Наиболее интенсивно тогда использовались кочевниками степи по течению Северского Донца, Нижнего Днепра, Днестра, а также Приазовье и Причерноморье. Однако русские летописи называют восточной границей половецкой степи Волгу: «Вся Половецкая земля между Волгой и Днепром» [7, стб.455].

На Северском Донце и Дону располагалось, пожалуй, самое мощное половецкое объединение, с которым постоянно происходили столкновения древнерусских князей. Здесь упоминаются крупные города половцев: Сугров, Балин, Шарукань. Именно на Дону и Донце располагались вежи и кочевья половецких ханов Гзы Бурновича, Кончака, Беглюка. В 1160 и 1199 гг. владимирский, муромский, рязанский князья совершали походы на половцев «за Дон далече» [17, стб.222; 13, стб.414].

Археологические памятники половцев более многочисленны, чем их предшественников - печенегов и торков. Появление половцев в Юго-Восточной Европе фиксирует смена обряда погребения, который становится вариативным: ориентировка покойных как на восток, так и на запад, в могилу кладут целого коня либо его чучело, появляются погребения с деревянными перекрытиями, с перекрытиями под каменной насыпью. В XII-XIII вв. начинается процесс оседания номадов, появляются неукрепленные поселения на Среднем и Нижнем Днепре [21, с.221].

Но самым известным предметом материальной культуры половцев, конечно, являются «каменные бабы». Традиция изготовления каменных изваяний раннего средневековья уходит корнями в искусство кочевников Сибири, Монголии, Семиречья, Алтая и Казахстана. В южнорусских каменных бабах XI-XIII вв. видят последнее звено в цепи развития тюркских каменных изваяний, которое началось в Монголии и на Алтае в VI-VII вв. н.э. Причем половцы, прорвавшись на запад, создали свой стиль исполнения статуй, освоили другое, более реалистическое понимание формы и снабдили изваяния множеством деталей, неизвестных в степях Азии [25, с.189].

Согласно сводкам, сделанным еще в XIX в. (когда большинство статуй еще стояла на исконных местах), большинство каменных баб находилось в Екатеринославской, Таврической и Харьковской губерниях, в низовьях Дона, западной части Северного Кавказа и в Приазовье, причем на западе они распространялись до Болгарии [25, с.188]. При этом статуи почти полностью отсутствуют к востоку от Дона, в лесостепи, в Поросье, в восточной части Северного Кавказа, а к востоку от Волги встречаются изваяния совершенно другого типа, близкого к традициям Семиречья и Тувы.

В Восточной Европе около 70% наиболее ранних статуй представлены женскими изваяниями, да и в целом процент женских статуй у половцев значительно превышает подобные за Уралом. При этом одежда женских скульптур соответствовала захоронениям знатных кочевников. Однако большой роли женщин у половцев по источникам не просматривается. Поэтому единственным логичным представляется предположение о некоем женском культе у половцев, подтверждение чему можно найти в «Искандер-наме», где упоминается именно женская статуя [16, с.635-639].

Все эти данные материальной культуры показывают, что половцы XII в. находились, вероятно, на более высоком уровне развития общественных отношений, чем их предшественники.

В самых разных источниках, в том числе и древнерусских, неоднократно упоминаются половецкие роды [7, стб.548]. Несколько родов составляли более крупные объединения, которые в одном из арабских источников обозначены термином «племена».

Половцы уже знали рабство, у них имелась челядь. Указания на это сохранились в Ипатьевской летописи при описании разгрома половцев Владимиром Мономахом под 1103 г.: «Взяша бо тогда скоты и овце и кони и вельблуды и веже с добытком и с челядью» [7, стб.255]. О патронимии у половцев также свидетельствуют летописи, называющие глав больших семей «господичами» [21, с.225].

Показательно, что половецкие союзы племен никогда не охватывали всех половцев, кочевавших по степям Восточной Европы. Знаменитые ханы Боняк и Тугоркан возглавляли западные половецкие объединения. Шарукан властвовал в степях Дона и Северского Донца. Попытку создать крупное государственное объединение предпринял Кончак, привлекший большое число половецких племен. Он даже попытался передать власть над этим образованием своему сыну Юрию, однако этот племенной суперсоюз - «государство» потерпел крах: у него не было ни управленческого аппарата, ни зародыша налоговой системы. Созданное волей одного человека, это квазигосударство не было подготовлено объективным развитием половецкого общества.

Раннегосударственные объединения Боняка и Тугоркана также не были прочными. Союзы распадались вместе со смертью своих предводителей. Некоторые периоды XII в. вообще характеризуются отсутствием крупных союзов у половцев. К примеру, автор XII в. Петахъя указывает: «Куманы не имеют общих владетелей, а только князей и благородные фамилии» [14, с.223].

Летописи позволяют проследить половецкие «династии» конца XI-XIII вв.: достаточно четко выделяются роды Тугоркана, Боняка и Шарукана Старого. Помимо них на протяжении всего этого времени упоминается масса половецких «князей» и «лепших князей» [25, с.224]. У черных клобуков также известны «лепшии мужи»: «сдумавше лепьшии мужи в Черных Клобуцех и приехаша к Ростиславу к Рюриковичю и почаша ему молвити: поеди княже с нами на вежи половецкыя» [7, стб.676].

Таким образом, очевидно, что для кочевников южнорусских степей X-XII вв., как и для их предшественников - гуннов, булгар, хазар, была характерна так называемая генеалогическая система родства, на которой и строилась социальная структура их обществ. Но в отличие от перечисленных выше племенных союзов, у печенегов, торков и половцев она еще не начала трансформироваться в административную организацию. Создание государственных объединений было вызвано только причинами внешнего характера и прежде всего влиянием Киевской Руси.

В сравнении с ранними государствами степи и лесостепи конца I тыс. н.э., новая волна тюркских кочевников Заволжья стояла на значительно более низкой стадии развития общественных отношений. Археологические данные не фиксируют наличие у кочевников X - XI вв. социальной стратификации. Половцы же в XII в. находились на начальной стадии разложения первобытнообщинных отношений, которое шло в данном случае по пути позднеродовой общины и патронимии. Потестарные объединения половцев, которые упоминают древнерусские источники, быстро распадались со смертью своих предводителей, как, например, союз Кончака, в котором даже отсутствовал управленческий аппарат. Политогенез половцев стимулировался также внешним фактором - влиянием Киевской Руси. Однако это воздействие было длительным и приводило к оседанию половцев, возникновению совместных поселений и к началу ассимиляции кочевников славянами.

Литература

1. Белецкий В.Д. Жилища Саркела - Белой Вежи // Материалы и исследования по археологии СССР. № 75. М., 1959.

2. [Васильевский В.Г.] Труды В.Г. Васильевского. Т. III. Пг., 1915.

3. Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа. X - XIII вв. СПб., 1994

4. Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1949.

5. Грот К.Я. Моравия и мадьяры с половины IX до начала Х века. СПб., 1881.

6. [Ибн ал-Факих] Compendium libri Kitab al-Boldan auctore Ibn al-Fakih al-Hamadani / Quod edidit, indicibus et glassario instruxit М. J. de Goeje. - Leiden: Brill, 1885 (Bibliotheca geographorum arabicorum. - V).

7. Ипатьевская летопись / Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 2. М., 1998.

8. Каргалов В.В. Внешне-политические факторы развития феодальной Руси. М., 1967.

9. Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. Статьи, перевод и комментарии. Харьков, 1957.

10. Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989.

11. Куник А. О торкских печенегах и половцах по венгерским источникам // Записки Академии наук. Отд. I, III. 1854. Ч. II.

12. Куник А., Розен В. Известия ал-Бакри и других авторов о Руси и славянах. Ч. I. СПб., 1878.

13. Лаврентьевская летопись / ПСРЛ. Т. I. М., 1997.

14. Марголин П.В. Три еврейских путешественника XI-XIII вв. СПб, 1881.

15. Ал-Масуди. Мурудж аз-захаб ва маадин ал-джавхар. (Золотые копи и россыпи самоцветов). Т. 1. Бейрут, 1987.

16. Низами. Искандер-наме // Стихотворения и поэмы. Л., 1981.

17. Никоновская летопись / ПСРЛ. Т. IХ. М., 2000.

18. Памятники истории Киевского государства IX-XII вв. М., 1936.

19. Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968.

20. Плетнева С.А. Кочевнический могильник близ Саркела - Белой Вежи // Материалы и исследования по археологии СССР. №109. М., 1963.

21. Плетнева С.А. Печенеги, торки, половцы // Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981.

22. Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси. М., 1980.

23. Скржинская Е.Ч. Половцы. Опыт исторического истолкования термина // Византийский временник. Т. 46. М., 1986.

24. Толочко П.П. Кочевые народы степей и Киевская Русь. Киев, 1999.

25. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966.

26. Шушарин В.П. Русско-венгерские отношения в IX в.// Международные связи России до XVII в. М., 1961.

27. Щербак А.М. Знаки на керамике и кирпичах из Саркела - Белой Вежи // Материалы и исследования по археологии СССР. №75. М., 1959.

28. Hudud al-`Alam. The Regions of the World. A Persian Geography 372 a.h. - 982 a.d. Transl. by V. Minorsky. E.J.W. Gibb Memorial Series. New Series, XI. London, 1970.

Размещено на Allbest.ru