Кубанские самостийники и деникинская контрреволюция в 1918–1919 гг.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Кубанские самостийники и деникинская контрреволюция в 1918-1919 гг.

А.А. Зайцев, кандидат исторических наук, директор Краснодарского филиала Санкт-Петербургского института внешнеэкономических связей, экономики и права

История взаимоотношений Кубанской рады и Добровольческой армии началась 17(30).03.18 г. в станице Новодмитриевской. С самого начала эти отношения были отмечены печатью противоречий, попытками занять главенствующее положение, предпринимаемыми добровольцами, и желанием кубанцев сохранить независимость. «На нас после суровой, жестокой обстановки похода и боя, - вспоминал позже А.И. Деникин, - вновь повеяло старым, уже казалось похороненным, напоминавшим лето 1917 г. - с бесконечными дебатами о революционной демократии, доканчивавшей разложение армии». В итоге, после долгих препирательств сторонами было, наконец, достигнуто соглашение, в соответствии с которым Кубанский правительственный отряд переходил в полное подчинение генералу Корнилову. При этом Законодательная рада, войсковое правительство и атаман продолжали свою деятельность, всемерно содействуя военному командованию армии. Им, однако, удалось настоять на дополнении 3-го пункта протокола, гласившего, что командующий войсками Кубанского края с его начальником штаба отзываются в состав правительства, фразой: «для дальнейшего формирования Кубанской армии» [1], что впоследствии послужило поводом для серьезных разногласий.

Дальнейшие события показали, что командование Добровольческой армии рассматривало это соглашение лишь как временную меру для усиления своих вооруженных сил. Что касается его выполнения в части полномочий кубанских органов власти, то об этом красноречиво говорит факт заблаговременного назначения Л.Г. Корниловым накануне первого штурма Екатеринодара в апреле 1918 г. генерал-губернатором Кубанской области А.И. Деникина [2].

В свою очередь рада продолжала искать другие пути достижения основной задачи - очищения Кубани от большевиков. В частности, для установления союзнических отношений с Доном, выяснения целей германского командования и определения отношений с Украиной было решено отправить делегации в Новочеркасск, Ростов-на-Дону и Киев. И хотя члены Кубанского правительства во главе с Л.Л. Бычем отправились также в Новочеркасск, с тем чтобы заручиться поддержкой командования Добровольческой армии, их позицию ярко характеризует заявление, прозвучавшее 10 (23) июня 1918 года на совещании у генерала Н.В. Алексеева: «Мы ни с кем воевать не хотим, а хотим приступить к мирному строительству» [3].

Планы кубанского руководства устраниться в дальнейшем от вооруженной борьбы серьезно тревожили командование Добровольческой армии. В данной связи А.И. Деникин настойчиво рекомендовал А.П. Филимонову установить режим личной власти. Так, в письме к войсковому атаману он выразил надежду, что предстоящая краевая рада найдет в себе разум создать «единоличную, твердую власть, состоящую в тесной связи с Добровольческой армией. Не порвет сыновней зависимости от Единой Великой России». В заключение было сказано то, ради чего и писалось данное письмо, - что армия не сомневается, что кубанские казаки в рядах ее пойдут на новые подвиги в деле воссоздания Отчизны и после освобождения Кубани [4].

Еще более жесткую позицию заняло командование Добровольческой армии после освобождения основной части Кубанской области. Генерал Драгомиров в письмах к атаману А.П. Филимонову прямо заявил о «праве завоевания» по отношению к Кубани. На ее территории было восстановлено «Положение о полевом управлении» от 23 августа 1915 г., а в Черноморской губернии введено военно-походное управление под началом военного губернатора полковника Кутепова [5].

Наконец, 26 октября 1918 г. под председательством А.С. Лукомского состоялось заседание согласительной комиссии, на котором обсуждался подготовленный К.Н. Соколовым проект закона о введении в действие Временного положения об управлении областями, занимаемыми Добровольческой армией. По нему вся полнота государственной власти принадлежала командующему Добровольческой армией, представлявшему области, занятые армией, в их сношениях с иностранными державами. Он объявлял войну и заключал мир, издавал законы и указы, назначал на все высшие военные и гражданские должности. Для содействия Верховному руководителю Добровольческой армии в делах законодательства и управления при нем создавалось Особое совещание, члены которого им же и назначались. Согласно проекту Кубанская область пользовалась правами автономии, но к предмету ведения областной власти не принадлежали внешние сношения, командование вооруженными силами, законодательство, средства связи и сообщения стратегического значения, общегосударственные финансы и торговля. Столь урезанные права не могли устроить Кубанское правительство, которое отвергло проект А.С. Лукомского [6].

Более того, излагая на октябрьской сессии Чрезвычайной рады свой взгляд на будущее устройство России, председатель краевого правительства Л.Л. Быч заявил, что единственный путь к воссозданию разрушенного государства Российского лежит через его федеративное устройство. «К единству России, - через союз, через федерацию» - этот клич должен объединить как федералистов, так и централистов», - констатировал Л.Л. Быч. Данная позиция оказалась для добровольцев совершенно неприемлемой, о чем прямо завил А.С. Лукомский. В итоге, после того, как 11(24) ноября 1918 года рада подавляющим большинством голосов все же приняла резолюцию, признающую федеративное устройство единственно возможным и ставящую форму правления в зависимость от решения Всероссийского Учредительного собрания, делегация Добровольческой армии демонстративно покинула зал заседаний [7].

Опасаясь, что этот демарш приведет к окончательному разрыву с добровольцами, тем более, что еще незадолго до этого, 8 (21) ноября 1918 года на совместном совещании представителей Добровольческой армии и Кубанского краевого правительства А.С. Лукомский заявил: «Жить стало невозможно», Чрезвычайная рада в спешном порядке создала новую согласительную комиссию под председательством И.Л. Макаренко. В новой ситуации в ходе обсуждения возник вопрос об отношении командования Добровольческой армии к самой идее Учредительного собрания. При этом кубанцы напомнили, что еще в станице Успенской командующий армией подписал обращение к населению, в котором, в частности, утверждалось, что «будущие формы государственного строя руководители армии (генералы Л.Г. Корнилов и Н.В. Алексеев) не предрекали, ставя их в зависимость от воли Всероссийского Учредительного собрания» [8].

Однако в этой связи представителями командования Добровольческой армии было дополнительно разъяснено, что «обстановка приняла такой характер, что со знамени нужно снять этот лозунг». Столь жесткая позиция добровольцев оказала свое влияние на лидеров кубанских самостийников. «Когда выяснилось это, - сообщил раде Макаренко, - ... мы решили перейти просто к вопросам практическим: как быть сегодня, как быть завтра?» [9]. Таким образом, они, по сути, смирились с ужесточением позиции добровольцев.

В итоге, кубанская сторона приняла резолюцию, предложенную Добровольческой армией, в соответствии с которой решения, принятые радой 11 (24) ноября 1918 г., объявлялись всего лишь «изложением мнений и пожеланий рады» - не более того. Благодаря этому видимость единства была соблюдена. Тем не менее, противоречия и причины, их порождающие, остались прежними. С одной стороны, лозунг Учредительного собрания был снят со знамени Добровольческой армии уже на 1-м после занятия Екатеринодара совместном заседании руководства добровольцев и кубанцев. Именно тогда со стороны командования Добровольческой армии впервые открыто и определенно было выражено суждение о том, что в будущем исторически сложившийся в России строй (монархия) должен быть восстановлен при неизбежных, правда, коррективах [10].

Однако с другой стороны, кубанское казачество далеко не было устойчивым носителем монархической идеи. О том, насколько были популярны в среде казачества идеи монархизма, в частности, свидетельствует реакция делегатов Чрезвычайной рады на выступление генерала Карцева, упомянувшего в своей речи царя. В итоге, он был не только освистан и высмеян, но и отозван из числа членов рады [11]. В свою очередь, генерал Алексеев 15(28) сентября 1918 года писал из Екатеринодара великому князю Николаю Николаевичу, что местное население далеко не готово к восприятию идеи монархизма. По признанию А.И. Деникина, Н.В. Алексеев был весьма озабочен возможностью приезда князя ввиду тех настроений, которые существовали в занятом крае, в казачестве и в особенности на Кубани. Нужно признать, что опасения эти не были беспочвенны. К примеру, еще в августе 1918 г., вскоре после занятия Екатеринодара, краевое правительство во избежание нежелательных эксцессов в будущем запретило исполнение гимна «Боже, царя храни», а 3 (16) декабря 1918 г. по распоряжению члена правительства А.И. Кулабухова была закрыта проденикинская газета «Россия». Наконец, 13 (26) февраля 1919 года краевая рада приняла постановление о категорическом запрете устной и печатной пропаганды как большевизма, так и монархизма. Примечательно, что согласно данному указу, месяцем позже в Екатеринодаре была запрещена лекция известного монархиста В.М. Пуришкевича [12].

В последующем ситуация еще более осложнялась тем, что отношения краевой рады с Добровольческой армией в значительной степени складывались под воздействием той атмосферы произвола и насилия, что царила на Кубани после занятия ее деникинскими войсками. В частности, в одном из рапортов (от 26.09 (9.10) 1918 г.) из Лабинского отдела сообщалось, что взгляд на Добровольческую армию как освободительницу «начинает тускнеть под влиянием незаконных действий многих частей и лиц армии, которые ведут себя в районе как в покоренной стране». В свою очередь, хорунжий 1-го Кубанского пластунского батальона В.Ф. Близнюк 6(19) ноября 1918 года в докладе председателю юридической комиссии Чрезвычайной краевой рады сообщил о дикой расправе, учиненной добровольцами в станице Абинской, где «уже не отличали ни иногородних, ни казаков... и пороли шомполами и плетьми, пока не летели во все стороны брызги крови и изорванного мяса... Масса изнасилованных девушек и даже детей...». Репрессии в отношении казачества стали настолько массовыми, что 26 апреля (9.05) 1919 года Законодательная рада вынуждена была обратиться с запросом в адрес краевого правительства: «Известно ли правительству, что в Таманском отделе карательным отрядом производятся расстрелы и повешения без суда и следствия, производятся истязания, грабежи и изнасилования женщин, а также аресты и содержание без предъявления обвинения?». В данном контексте отметим, что карательные отряды оставили за собой кровавый след не только в таманских станицах, но и в других отделах области [13].

Указанные обстоятельства представляются особенно важными в свете отмечавшейся А.И. Деникиным «печати классового отбора», которая легла на его армию прочно и надолго (в составе офицерства, собравшегося на юге в период ее формирования, по оценке П.Н. Милюкова, 80% составляли монархисты) [14].

Поэтому с тем, чтобы создать впечатление поддержки идеи монархизма и среди кубанского казачества, командование армии оказывало на него беззастенчивое давление. Спешно организовывались станичные сходы (как, например, в станице Бородинской Таманского отдела), на которых принимались наказы в поддержку Добровольческой армии и старых форм правлений. Повсеместно создавались всевозможные организации содействия армии. В частности, 12 (25) сентября 1918 года был учрежден Кубанский союз общественных организаций имени генерала Корнилова. Несколько позже возник Кубанский комитет содействия Вооруженным силам Юга России [15].

Однако несмотря на принимавшиеся меры, противоречия между добровольцами и самостийниками продолжали углубляться. В условиях гражданской войны политическая борьба в форме деклараций и парламентских запросов была беззубым анахронизмом. Она, очевидно, раздражала Деникина и его окружение. В частности, поводом для новых нападок осваговской прессы на самостийников стали итоги закрытого частного совещания членов Законодательной рады по вопросу о политическом моменте, состоявшегося 27 февраля (11.03) 1919 года. При этом, к примеру, черносотенная газета «Кубанец» подняла шум вокруг «заговора против казачества», приписывая его группе черноморцев-самостийников. В действительности председатель краевой рады Н.С. Рябовол выступил с резкой критикой Особого совещания - «компании самозванцев из кадетов и черносотенцев», которая вздумала объявить себя всероссийской правительственной властью. Когда нужна была казачья помощь и кровью и материально..., - говорил Н.С. Рябовол, - печаталось воззвание, в котором обещался созыв Учредительного собрания... После взятия Екатеринодара выяснилось, что на Кубани всякий прапорщик - полный хозяин» [16].

Ответные действия не заставили себя долго ждать. В ночь на 8(21) мая 1919 г. был совершен вооруженный налет на квартиру члена рады П.Л. Макаренко. Однако самостийники не сдавались. С уходом проденикинского правительства Ф.С. Сушкова, подавшего в отставку еще 5 (18) мая 1919 года, и приходом к власти П.И. Курганского, выражавшего интересы черноморцев, отношения кубанских властей с командованием Добровольческой армии обострились до предела. Это показал проходивший 6 - 7(19 - 20) июня 1919 г. в Екатеринодаре съезд главного командования Вооруженных сил Юга России, атаманов и председателей правительств Дона, Кубани и Терека. На нем А.И. Деникин ребром поставил вопрос: «С Русью казачество или против Руси?», на что последовала отповедь обиженных атаманов, а генерал А.П. Филимонов даже заявил: «Казакам надоело быть молодцами. Мы хотим быть гражданами». Именно тогда на парадном официальном обеде в честь атаманов в присутствии представителей союзных держав А.И. Деникин произнес свой ставший скандально знаменитым тост о «проклятом» большевистском вчера, «странном» самостийном казачьем сегодня и «прекрасном» велико-русском завтра [17].

В данной ситуации наиболее серьезным ударом по раде стало убийство ее бессменного председателя Н.С. Рябовола. Он был застрелен в ростовской гостинице «Палас-Отель» в ночь на 14 (27) июня 1919 г. сразу после своего очередного антиденикинского выступления в 1-й день работы Южно-Русской конференции.

В ответ на убийство своего председателя в обращении к казакам и гражданам Кубанского края Законодательная рада заявила: «Явились старые враги-монархисты... Народ кубанский! Помни, что лучшей для себя доли ты добьешься только в том случае, если вместе с победами на фронте ты сумеешь отстоять свои права». Радой открыто провозглашалась необходимость борьбы не только с Красной армией, но и с монархизмом, процветающим в армии Деникина. Станицы Петропавловская, Пластуновская, Старонижестеблиевская, Таманская, Новомихайловская и другие вынесли приговоры с протестами по поводу убийства Рябовола. С осуждением акта террора выступили екатеринодарские организации эсеров, меньшевиков, а также профсоюзы [18].

В отмеченном контексте необходимо признать, что ярко выраженная «самостийность», как окрестили ее сторонники «единой и неделимой», продолжала оставаться одной из наиболее характерных черт кубанской действительности. «Кубань, - писал позже профессор К.Н. Соколов, - за все время правления генерала Деникина ни разу не отреклась от своего «суверенитета»… Нечего было и думать о том, что кубанцы допустили вмешательство добровольческого командования в малейшей степени в функционирование их учреждений». Характеризуя подобным образом кубанское казачество, Соколов отмечал, что донцы еще в атаманство генерала Краснова обнаружили «большую сговорчивость», а при генерале Богаевском сделались «совсем ручными». Что касается Терского войска, то оно до конца оставалось наиболее «русским» и благожелательно настроенным по отношению к Добровольческой армии [19].

В принципе, А.И. Деникин не признавал самостоятельности Кубани в какой бы то ни было форме, кроме жалкого подобия автономии. Поэтому в течение 1918 - 1919 гг. ситуация на Кубани отличалась принципиальной неустойчивостью, внутренней конфликтностью. В частности, расправа с радой могла произойти еще в конце 1918 г., когда к вновь избранному на пост войскового атамана Филимонову обратились генерал Покровский и полковник Шкуро с предложением при их содействии взять власть в свои руки. Сам А.П. Филимонов позже напишет: «Такая мысль мне неоднократно подсказывалась и во время разговоров с Деникиным». Тогда атаман отверг это предложение как «слишком упрощенный, грубо-примитивный способ борьбы» [20]. Сторонником именно таких методов борьбы с самостийническими устремлениями рады был и генерал Врангель.

И все же до ноября 1919 года конфликт между командованием Вооруженных сил Юга России и Кубанской радой не принимал крайних форм. Это объясняется пониманием сторонами необходимости сохранения единства перед лицом большевистской опасности. Кроме того, у Деникина была надежда мирным путем приручить строптивую раду. Однако эти надежды дезавуировала деятельность кубанской делегации на Парижской мирной конференции, которая в июле 1919 г. не только подписала договор с представителями меджлиса противостоявшей А.И. Деникину Горской республики, но и начала переговоры с делегацией Советской России. В данной ситуации приказ Деникина о предании военно-полевому суду членов парижской делегации означал, что теперь проблема власти на Кубани будет решена насильственным образом.

Сразу после получения приказа от 25 октября (7.11) 1919 года, вечером того же дня П.Н. Врангель прибыл в Екатеринодар и отдал приказ об аресте А.И. Кулабухова, что вызвало протест рады. В ответ Кубанский край был объявлен тыловым районом Кавказской армии с назначением его начальником генерала Покровского. В ответ, получив свободу действий, последний издал ультимативный приказ о выдаче радой 34 ее членов, главным образом из числа черноморцев. Подавляющим числом голосов (при 3-х воздержавшихся) краевая рада отклонила и это требование, после чего список был сокращен до 12 человек, а здание заседаний было окружено войсками. Вопреки опасениям, что кубанцы окажут сопротивление и будут защищать раду, операция прошла без единого выстрела. Более того, прибыв к войскам, состоящим на три четверти из казачьих частей екатеринодарского гарнизона, генерал был встречен криками «ура».

Днем 6 (19) ноября 1919 года были произведены аресты видных самостийников, а утром 7(20) ноября труп А.И. Кулабухова уже висел на Крепостной площади на сколоченной наспех перекладине с надписью на груди: «За измену Родине и казачеству». Грубость разыгранного фарса судебной расправы была очевидна, так как А.И. Кулабухова казнили без снятия священнического сана. Приказом генерала Врангеля военно-полевому суду были также преданы К.А. Бескровный, С.Ф. Манжула, Г.Б. Омельченко, А.И. Балабас, Ф.К. Воропинов, М.Я. Феськов, Т.К. Роговец, В.С. Жук, В.М. Подтопельный, И.Л. Макаренко, полковник К.Ф. Гончаров.

Таким образом, самостийникам был нанесен мощный удар. Кадетская пресса в унисон удовлетворенно заметила, что ликвидирован самостийный бред «Бычеволов». В свою очередь, руководители края попытались сделать вид, что ничего особенного не произошло. Войсковой атаман объявил в приказе, что причина внутреннего разлада и недоразумений с корнем вырвана, а председатель краевого правительства заявил в раде, что она с честью вышла из тяжелого положения, отмежевавшись от самостийности и сохранив в то же время казачьи вольности. И все же уже по прошествии полутора месяцев краевая рада отменила все вырванные у нее уступки и восстановила Законодательную раду. В то же время авторитет добровольцев в среде кубанского казачества упал до минимума, что немедленно отразилось на армии. В частности, если в конце 1918 г. кубанские казаки составляли 68,75% всех вооруженных сил Юга России, то к началу 1920 г. - всего 10 % [21].

Подводя итоги, можно сделать вывод о том, что в рамках рассматриваемого периода 1918-1919 годов история смоделировала в Кубанском крае уникальную ситуацию, когда у власти здесь оказалось правительство самостийников, претендовавшее на звание демократического. При этом в казачьей раде идея буржуазного парламентаризма получила такое толкование, которое меняло ее содержание на антидемократическое. Демократизм рады проявлялся лишь в тех случаях, когда речь шла об удовлетворении запросов казачества: выборность верховных органов власти на основе всеобщего (для казаков), равного, прямого, тайного избирательного права; ликвидация казенного, частновладельческого, монастырского землевладения и т.д. В данной связи позиции кубанской рады варьировалась от послушного следования в русле деникинской политики до полного разрыва с добровольцами. В итоге, поиски выхода привели часть членов рады к сотрудничеству с большевиками и Советской властью (конец 1919 - начало 1920 гг.).

кубанский деникин доброволец самостийник

Литература

1. Деникин А.И. Поход и смерть генерала Корнилова. - М.-Л., 1928.

2. Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т.2.

3. Лукомский А.С. Из воспоминаний // Архив русской революции. - Берлин, 1922. - Т.6.

4. ЦДНИКК. Ф.1774. Оп.2. Д.56. Л.4; Текст письма послужил основой для программного выступления Деникина на октябрьской сессии краевой Кубанской Чрезвычайной рады 1918 г.

5. ГАКК. Ф.Р-6. Оп.1. Д.37.

6. ГАКК. Ф.Р-6. Оп.1. Д.296.

7. Кубанская Чрезвычайная краевая рада созыва 28 октября 1918 г. Стенографический отчет пленарных заседаний. Екатеринодар, 1918. Вып.2, 3.

8. ЦДНИКК. Ф.2830. Оп.1. Д.693.

9. Кубанская Чрезвычайная краевая рада... Вып.7.

10. Скобцов Д. Драма Кубани // Деникин, Юденич, Врангель... - М.-Л., 1927.

11. Кубанская Чрезвычайная краевая рада... Вып. 3.

12. Приказы и циркуляры Кубанского краевого правительства. Вып.1; Хроника исторических событий. Вып.2; ГАКК. Ф.Р-6. Оп.1. Д.127.

13. ГАКК. Ф.Р-6. Оп.1. Д.37.Д.218. Л.2; ЦДНИРО. Ф.12. Оп.1. Д.248.

14. Милюков П.Н. Россия на переломе. - Париж, 1927.

15. ГАКК. Ф.Р-6. Оп.1. Д.126.

16. Кубанец. - 1919. - 3 марта.

17. Филимонов А.П. Разгром Кубанской рады // Архив русской революции. Т.5. - Берлин, 1922.

18. ЦДНИКК. Ф.1774-р. Оп.2. Д.76; ГАКК. Ф.Р-6. Оп.1. Д.171; Д.172.

19. Соколов К.Н. Правление генерала Деникина. - София, 1921.

20. Филимонов А.П. Указ. соч.

21. Разгон И. «Кубанское действо» // Борьба классов. - М., 1936.

Размещено на Allbest.ru