Вторичная занятость муниципальных служащих в пореформенной России

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Башкирский государственный университет

Вторичная занятость муниципальных служащих в пореформенной России

Полянина Ольга Анатольевна, к.и.н.

Обращение к проблеме уровня и качества повседневной жизни населения является неотъемлемой частью как научной, так и общественной дискуссии, существующей по поводу ключевых этапов отечественной истории. В последнее десятилетие представителям целого ряда гуманитарных дисциплин удалось актуализировать научное направление, которое можно условно назвать «цены и зарплаты» [20, с. 503-536]. При всей значимости подобных исследований индекс цен и заработной платы не следует абсолютизировать, поскольку он, как правило, строится без учета целого ряда факторов, в частности дополнительной (то есть вторичной по отношению к основной) занятости.

Очевидно, что сведения о данном виде занятости далеко не всегда фиксировались в документах или обобщались современниками. В данном контексте объектом исследования призваны стать те социальные и профессиональные группы, чья вторичная занятость нашла отражение в источниках. Для пореформенной России одной из таких групп являются земские и городские служащие («третий элемент») - вольнонаёмные сотрудники органов местного самоуправления. Поскольку процесс формирования их правового и социального статуса ещё не был завершён, проблемы совмещения муниципальной (общественной) и частной службы поднимались не только на заседаниях земских собраний и городских дум, но и в публицистике, художественной литературе.

В советской историографии преобладало убеждение, что для большинства представителей «третьего элемента» «жалование составляло единственный источник существования» [22, с. 163]. Современные исследования, доказывая многомерность социальной стратификации пореформенного общества, свидетельствуют о том, что отдельные группы муниципальных служащих могли получать дополнительные доходы от личного подсобного хозяйства, занятий промыслами или частной практикой, сдачи в аренду недвижимости [15, с. 32-36, 54-60]. Однако в силу крайней неоднородности «третьего элемента» его «отряды» имели совершенно разные возможности для приработка.

Из всех профессиональных групп наибольшей свободой пользовались архитекторы и инженеры. Разрешение на занятия частной практикой (или получение процентов от составления проектов частных построек) нередко содержались уже в объявлении о «спросе на труд». Именно на таких условиях приглашали специалистов Кунгурская [5, с. 65-70], Павлодарская [6, с. 600-615], Пермская [31, с. 44] и другие городские управы.

Приглашая на службу врачей, органы местного самоуправления, напротив, стремились взять с них «обязательство не заниматься частной практикой» [4, с. 1136-1150], но в данном случае проблема совместительства находилась не только в юридической плоскости. В конце XIX в. на страницах медицинских, а затем и общественно-политических журналов развернулась дискуссия об этической возможности совмещения земской службы и частной практики. Старожилы общественной медицины рассматривали свою деятельность как служение, долг интеллигенции перед народом. Молодое поколение, отстаивая своё право на комфортные условия и достойную оплату труда, относилось к дополнительным заработкам более рационально [16, с. 218-219].

В произведениях В.В. Вересаева, А.М. Горького, А.П. Чехова отношение врачей к частной практике становится лакмусовой бумажкой для характеристики нравственных качеств героев. В пьесе А.М. Горького «Дачники» врач городской управы Кирилл Дудаков готов по требованию «осла городского головы» экономить на лекарствах и питании больных, потому что «у него нет частной практики и он не может бросить это дурацкое место» [9, с. 199].

Знаменитый чеховский «Ионыч» - земский врач Дмитрий Старцев - через четыре года после поступления на службу «имел уже большую практику» в ближайшем городе. «Каждое утро он спешно принимал больных у себя в Дялиже, потом уезжал к городским больным, уезжал уже не на паре, а на тройке с бубенчиками, и возвращался домой поздно ночью». Незаметно Ионыч «втянулся в развлечение по вечерам вынимать из карманов бумажки, добытые практикой». Спустя ещё несколько лет практика становится «громадной», у Старцева имение и два дома, но «всё же он не бросает земского места; жадность одолела» [29, с. 252-270]. В истории литературы Ионыч остался примером «духовного ожирения», но медицинское сообщество восприняло рассказ более прямолинейно, расценив образ героя как «memento mori для молодых врачей» [14, стб. 481-484].

Если рассматривать проблему совместительства вне литературно-публицистического контекста, то необходимо признать, что возможность заниматься частной практикой была только у двух сравнительно немногочисленных групп - врачей, находившихся на службе в городских управах, и тех земских докторов, которые работали в уездных или губернских центрах. Последних, по оценкам Н.М. Пирумовой, насчитывалось около 12% от общего количества земских врачей [22, с. 127]. Доктора, служившие в сельской местности, в большинстве случаев могли рассчитывать только на подаренные пациентами «полотенца с петухами» [1, с. 71-147].

Помимо медиков в фокусе общественного внимания неизменно находились учителя начальных училищ. Постоянная занятость в течение учебного года, с одной стороны, и 360-рублёвое жалование, ставшее синонимом «голодного бюджета», с другой, вынуждали педагогов искать всё новые виды сезонных приработков. По данным И.В. Зубкова, учителя занимались сельским хозяйством, ловили рыбу, разводили фруктовые сады, нанимались надзирателями за полевыми работами, десятниками в ремесленные мастерские, страховыми агентами, вели метеорологические наблюдения и т.д. [17, с. 55-56]. К началу XX в. целый ряд земств выступил инициатором открытия в деревнях яслей-приютов, работавших во время летней страды. Труд по заведыванию новыми учреждениями в большинстве случаев брали на себя местные учительницы [3, с. 303-306].

Тезис о наличии дополнительных источников доходов справедлив далеко не для всех «отрядов» муниципальных служащих. Выявление «обделённых» в данном отношении профессиональных групп уместно проводить с учётом режима их работы, позволявшего (или однозначно не позволявшего) побочные занятия. Так, на удлинённый рабочий день (до 15 часов в сутки) жаловались аптекарские служащие и эпидемические врачи. Практически круглосуточно были заняты на работе сиделки и фельдшера, жившие при больницах, надзиратели психиатрических лечебниц. Телефонистки земских телефонных станций также не имели физической возможности отлучиться с дежурства. Статистики, агрономы и ветеринары были ограничены в поиске дополнительного заработка в силу разъездного характера своей деятельности. Отдельных специалистов (ветеринаров, эпидемических врачей) органы местного самоуправления вознаграждали за сверхзанятость сравнительно высоким жалованием; остальные пытались компенсировать скромный заработок различными социальными льготами (в первую очередь, земскими и городскими стипендиями на обучение детей [24, с. 156-161]).

Представители других категорий «третьего элемента», напротив, рассматривали муниципальную службу только как источник дополнительного дохода. Типичным примером являлись ночные сторожа земских и городских зданий, а среди более квалифицированных кадров - библиотекари земских читален. Как показало масштабное анкетирование, проведенное в 1910 г. Обществом библиотековедения, «редкая сельская библиотека имела библиотекарем интеллигентное лицо, нанятое специально для исполнения обязанностей библиотекаря и ничем другим не занятое». Назначая ничтожное жалование (15-50 руб. в год), органы местного самоуправления, по сути, изначально соглашались с тем, что такие библиотекари - учителя, местные крестьяне, писари - будут уделять работе по выдаче книг не более 6-14 часов в неделю. В качестве единственного исключения называлось Уфимское земство, где учителя, выполнявшие обязанности библиотекарей, «получали 180 руб. в год, но за то работали ежедневно после школьных занятий до позднего времени» [23, с. 7-31].

Особое положение занимали такие экзотические профессиональные группы, как оспопрививатели и патронатные воспитатели. Обращение к ним в контексте данного исследования обусловлено тем, что отдельные земства рассматривали их как своих служащих [12, с. 6, 40-41], хотя правовые основания для этого были минимальны. И те и другие рекрутировались из низших социальных слоёв и нанимались земством на условиях сдельной оплаты труда: оспопрививатели получали фиксированную сумму (5-20 коп. в разные годы) за каждую удачную прививку, а патронатные воспитатели - за каждого взятого на воспитание подкидыша (от 2 до 6 руб. в месяц). При этом гласные земских собраний вполне отдавали себе отчёт в том, что воспитательницы - «жёны сапожников и прачки» - забирали детей исключительно с целью пополнения семейного бюджета [11, с. 675-689].

Исследование проблемы совмещения муниципальной и частной службы в условиях конкретного региона (в частности, Уфимской губернии) позволяет зафиксировать те же тенденции, что и на общероссийском уровне. Мемуары современников сохранили как образы врачей «бессребреников» [19, с. 123], так и «очень любящих деньги» [25, д. 831, л. 28-33]. Если местом работы врача становился уездный или губернский центр, то частную практику без труда находили даже ссыльные и поднадзорные [10, с. 43]. В отдаленных сельских районах докторам требовалось «много энергии и живости, чтобы удовлетворить всех обращавшихся» на бесплатной основе [2, с. 31].

В отдельных случаях органы местного самоуправления легализовывали совмещение нескольких должностей. После открытия в Уфе фельдшерско-акушерской школы в штат ее преподавателей вошли все врачи губернской земской больницы, которые в результате получили дополнительную нагрузку, но и дополнительный заработок [21, с. 1-20; 27, д. 6, л. 34-35]. Школьные учителя считались наиболее желанными претендентами на места заведующих земскими летними яслями-приютами [30, с. 9-10]. Служители Уфимской городской пожарной команды могли получить разрешение на занятие «разным мастерством» (чаще всего сапожным делом) прямо в казармах пожарных частей - брандмейстер требовал только убирать появлявшийся мусор [28, д. 1, л. 275]. В привилегированном положении находились специалисты, обладавшие уникальными - по крайней мере, для провинции - знаниями и навыками. В договоре, заключенном в 1907 г. с электротехником А.А. Багатурьянцем, Уфимская дума официально предоставила ему право «вести частные работы в пределах города, как по установке электрического освещения, так и проведения водопроводов» [13, с. 572].

В то же время, если дополнительные занятия начинали мешать добросовестному исполнению прямых обязанностей, муниципальные власти могли отреагировать достаточно жёстко. Уфимская дума отстранила от занимаемой должности городского архитектора К. Гуськова - последний «увлёкся частными постройками, вследствие чего получился громаднейший недочёт в школьных зданиях», на которые местный бюджет перерасходовал до 35 тыс. руб. В 1903 г. в Белебее был уволен городской врач Н.А. Соломаха. Главной причиной отставки послужил затяжной конфликт с городским головой А. Л. Напалковым, но при голосовании решающим аргументом стало совмещение Соломахой обязанностей городского врача и распорядителя торговли Общества Потребителей [26, д. 6, л. 120]. В ежегодной отчётности Уфимского губернского земства рядом с графой «число всех врачей, состоящих на службе земства» всегда указывалось, сколько из них было «всецело занято земской службой». В зависимости от уезда доля врачей, не занимавшихся совместительством, колебалась от 100% (Уфимский и Бирский уезды) до 70% (Белебеевский уезд), носамо внимание земства к данной проблеме уже показательно [18, с. 340-351].

Несмотря на то, что провинция имела гораздо больше оснований жаловаться на кадровый голод, появление служащих, «ухитрявшихся быть одновременно торговыми попечителями, санитарными врачами и делопроизводителями комиссий», произошло и в столичной городской управе [8, с. 349]. В результате прямой запрет на совмещение муниципальных должностей стал составной частью «Опыта муниципальной программы», разработанного в 1915 г. группой общественных деятелей Санкт-Петербурга [7, с. 1172-1191].

Таким образом, исследование проблемы вторичной занятости земско-городских служащих позволяет говорить о многообразии форм дополнительных заработков и, как следствие, достаточно активном экономическом поведении данной группы населения. Сопоставление делопроизводственной документации и источников личного происхождения доказывает, что выбор стратегии вторичной занятости зависел не только от образовательного уровня, но и графика работы конкретной категории служащих. Отсутствие нормативной базы, регулирующей совмещение муниципальной и частной службы, позволяло органам местного самоуправления проводить максимально гибкую кадровую политику. Разрешая (а в отдельных случаях поощряя) вторичную занятость своих служащих, городские и земские управы получали возможность нанимать нужное количество сотрудников без увеличения нагрузки на бюджет.

Список литературы

занятость служащий земский дореволюционный

1. Булгаков М.А. Записки юного врача // Булгаков М.А. Собрание сочинений: в 5-ти т. М.: Художественная литература,1989. Т. 1. С. 71-147.

2. Веретенникова А. И.Записки земского врача / предисл., коммент., подготовка документов В.А. Скачилова. Уфа: Башкирское книжное издательство, 1981. 112 с.

3. Голикова С.В., Дашкевич Л.А. Призрение детей на Урале в XVIII - начале XX в.: институциональный и социокультурный аспекты. Екатеринбург: РИО УрО РАН, 2013. 436 с.

4. Городское дело. 1910. № 17.

5. Городское дело. 1914. № 2.

6. Городское дело. 1914. № 10.

7. Городское дело. 1915. № 22.

8. Городское дело. 1916. № 7.

9. Горький М. Дачники // Горький М. Собрание сочинений: в 30-ти томах. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1950. Т. 6. Пьесы. 1901-1906. С. 177-284.

10. Елпатьевский С.Я. Воспоминания за пятьдесят лет. Уфа: Башкирское книжное издательство, 1984. 360 с.

11. Журналы Уфимского губернского земского собрания XXXIV очередной и XLI чрезвычайной сессий 1908 и 1909 годов. Уфа: Паровая типо-лит. Тор. Дома Л.Е. Милюков и И.А. Медведев, 1909. XXII+1257 с.

12. Журналы Уфимского губернского земского собрания 49-й чрезвычайной сессии 13, 14 и 15 сентября 1915 г.Уфа: Электр. Типо-Литография Ф. Г. Соловьева, 1915. II+II+77 с.

13. Журналы Уфимской городской думы. 1907 год. Уфа: Электрическая типо-литография Т-ва Ф. Г. Соловьев и К?, 1908. 772 с.

14. Задёра Г.П. Медицинские деятели в произведениях А.П. Чехова // Нива. 1903. № 9. Стб. 301-324, 481-510.

15. Зайцева О.М., Канищев В.В., Орлова В.Д., Стрекалова Н.В. Изменения социальной стратификации городского населения Центрального Черноземья в конце XIX - начале XX в. // Процессы урбанизации в Центральной России и Сибири: сборник статей / под ред. В.А. Скубневского. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2005. С. 30-71.

16. Земское самоуправление в России, 1864-1918: в 2-х кн. / отв. ред. Н.Г. Королева. М.: Наука, 2005. Кн. 2. 1905-1918. 384 с.

17. Зубков И.В. Учительская интеллигенция России в конце XIX - начале XX в.: дисс. … к.и.н. М., 2008. 334 с.

18. Историко-статистические таблицы деятельности уфимских земств: к сорокалетию существования земств Уфимской губернии. 1875-1914 гг. Уфа: Электрическая типография «Печать», 1915. 445 с.

19. Минцлов С.Р. Уфа. Дебри жизни. Дневник 1910-1915 гг. Уфа: Башкирское книжное издательство, 1992. 172 с.

20. Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России: XVIII - начало XX века. М.: Новый хронограф, 2010. 911 с.

21. Отчет по Уфимской губернской земской больнице, аптеке, богадельне и патронажу для подкинутых детей за 1912 год / сост. ст. врачом больницы Б.П. Ручинским. Уфа: Тип. Т-ва «Печать», 1913. 118 с.

22. Пирумова Н.М. Земская интеллигенция и ее роль в общественной борьбе до начала XX в. М.: Наука, 1986. 270 с.

23. Плотников А.Е. Народные и общественные библиотеки по данным анкеты Общества библиотековедения // Библиотекарь. 1910. Вып. I. С. 7-31.

24. Полянина О.А. Система выплаты стипендий земским и городским служащим Уфимской губернии // Этносы и культуры Урало-Поволжья: история и современность: материалы IV Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых. Уфа: Институт этнологических исследований Уфимского научного центра РАН, 2010. С. 156-161.

25. Центральный государственный архив общественных объединений Республики Башкортостан (ЦГАОО РБ). Ф. 9776. Оп. 2.

26. Центральный исторический архив Республики Башкортостан (ЦИА РБ). Ф. И-9. Оп. 1.

27. ЦИА РБ.Ф. И-121. Оп. 1.

28. ЦИА РБ.Ф. И-387. Оп. 1.

29. Чехов А.П. Ионыч // Чехов А.П. Собрание сочинений: в 12-ти томах. М.: Правда, 1985. Т. 9. С. 252-270.

30. Эльцин Б.М. Для чего нужны и как устраивать ясли-приюты в деревнях Уфимской губернии. Уфа: Электр. типография «Печать», 1916. 24 с.

31. Ярома О.В. Городское самоуправление Пермской губернии в период с 1905 г. по февраль 1917 г.: дисс. … к.и.н. Пермь, 2005. 245 с.

Размещено на Allbest.ru