Идея восстановления справедливости как фактор формирования англо-бургундского союза 1419 г.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Российский государственный педагогический университет имени А.И. Герцена

Идея восстановления справедливости как фактор формирования англо-бургундского союза 1419 г.

Земляницин Владимир Александрович, к.и.н.

Проблема справедливости в международных отношениях, «справедливой войны», права государства на восстановление «исторической справедливости», в том числе и военными методами, остается одним из актуальнейших вопросов не только в исторической науке, но и, как показывают последние события, в современной политике и общественной мысли. В этой связи представляется более чем актуальным обратиться к проблеме права и справедливости в межгосударственных отношениях эпохи Столетней войны, крупнейшего международного конфликта позднего средневековья, когда в условиях складывания национальных государств в дипломатии продолжали господствовать средневековые этические максимы, и отстаивание государем своих законных прав трактовалось не просто как акт восстановления справедливости, но как священный долг, определяемый его статусом. Возобновление Столетней войны в 1415 г. английским королем Генрихом V было представлено английской дипломатией именно как выполнение государем долга по отстаиванию своих законных прав, грубо попранных французской стороной [7, c. 375]. Военные действия 1415-1420 гг. сопровождались почти непрерывными переговорами, которые английский король вел с представителями различных политических сил Франции [3, c. 10]. И вопрос о «законности прав» английского короля занимал в этих переговорах центральное место. Переломной точкой данного переговорного процесса, на наш взгляд, можно считать 1419 г., завершившийся подписанием Мантских соглашений, ставших основой англо-бургундского альянса и во многом определивших основные положения знаменитого Труаского договора 1420 г.

Подчинив практически всю Нормандию и добившись 19 января 1419 г. капитуляции Руана, Генрих V достиг «того, что не удалось шестьдесят лет назад великому Эдуарду III» [7, c. 385]. Теперь он мог вести переговоры с французами с позиций силы. В конце мая 1419 г. Генрих V встретился в Мелене с герцогом Жаном Бургундским и королевой Изабеллой Баварской, супругой психически больного французского короля Карла VI. На этой встрече он хотел договориться с фактическими правителями Франции о возможности мирного решения конфликта. Генрих согласился отказаться от претензий на французскую корону при условии, что дочь Карла VI и Изабеллы Баварской Екатерина станет его супругой, а Нормандия и Аквитания будут переданы ему на правах полного суверенитета. Однако и бургундский герцог, и французская королева отвергли требования Генриха, так как принятие подобных условий, по сути, означало согласие на раздел Франции, а это вело к полной дискредитации их как правителей королевства. В итоге переговоры в Мелене закончились ничем.

Герцог Бургундский, понимая, что Англию склонить на смягчение условий мира не удастся, пришел к выводу о необходимости немедленного прекращения бушевавшей во Франции междоусобицы и скорейшего заключения союза со своими политическими противниками - арманьяками. Как отмечал английский исследователь М. Кин, герцог выбрал «единственную возможную альтернативу расчленению территорий французской короны - союз с дофином и арманьяками для противостояния англичанам» [12, p. 192]. 11 июля 1419 г. между Жаном Бесстрашным и дофином Карлом было подписано соглашение в Пуиль-ле-Фор, по которому оба потомка дома Валуа обещали противостоять агрессии англичан, названных в этом договоре «исконными врагами Франции» [6, c. 241].

В свою очередь Генрих V после провала переговоров в Мелене не оставил попыток склонить тех, кто правил Францией от имени короля, заключить с ним соглашение, основанное на признании справедливости его требований. Узнав о соглашении в Пуиль-ле-Фор и желая продемонстрировать французам свою силу, Генрих 31 июля без всякой осады с налета занял Понтуаз, расположенный всего в 25 км от Парижа. Но это произвело впечатление обратное тому, что ожидал английский король: вместо возобновления переговоров с англичанами Жан Бургундский пошел на еще более тесный контакт с арманьяками. 10 сентября 1419 г. дофин Карл, фактически возглавлявший «партию» арманьяков, и герцог Бургундский встретились в Монтеро. Однако, как хорошо известно, переговоры между ними не состоялись, так как в самом начале встречи Жан Бесстрашный был убит охраной дофина. С точки зрения средневековой морали поступок арманьяков представляется вполне оправданным и объясняется как раз священным принципом торжества справедливости: ведь для них герцог Бургундский - это вероломный и бесчестный враг, организовавший в 1407 г. тайное убийство лидера арманьяков Людовика Орлеанского, а в 1418 г. захвативший Париж с помощью предательства и устроивший в столице страшную резню, в которой погибли многие видные представители арманьякской «партии». Еще в начале XIX в. один из историков романтического направления так поэтично охарактеризовал произошедшее в Монтеро: «здесь то ангел смерти обратил, наконец, на герцога меч справедливого отмщения» [2, c. 39]. Но с точки зрения логики политического мышления этот поступок был совершенно абсурдным. Английский историк Дж. Палмер отмечал, что «необдуманное насилие дофинистов привело бургундцев в армию Генриха» [14, p. 69]. Другой известный исследователь, А. Бён, говорил, что «непосредственным эффектом этого убийства было то, что бургундцы и королева Изабелла воззвали к Англии, чтобы получить помощь против арманьяков» [9, p. 142].

Получив весть об убийстве отца, новый герцог Бургундский Филипп Добрый (до этого носивший титул графа Шароле) вскоре собрал в Аррасе своих сторонников, которые буквально умоляли его вступить с английским королем в союз, направленный против арманьяков. Однако, как нам представляется, в отечественной историографии мотивы перехода бургиньонов к прямому союзу с Англией представлены несколько упрощенно. Так, Н.И. Басовская отмечала, что «часть феодальной верхушки Франции в борьбе за свои клановые интересы использовала войну как радикальное средство, позволяющее добиться желанных целей любым способом» [1, c. 163]. На наш взгляд, ошибочно полагать, что герцог принял решение вступить в этот союз сразу, без всяких колебаний, руководствуясь исключительно соображениями личной выгоды. Двадцатипятилетний Филипп Добрый при жизни своего отца почти не покидал своих нидерландских владений и был новой фигурой на политическом Олимпе французского королевства. Поэтому он не мог быть уверен, что французская знать, даже его непосредственные сторонники, благожелательно отнесутся к резким политическим шагам с его стороны. Французский историк Ж. д'Аву отмечал, что «герцог Бургундский не хотел начинать своего правления с такого опасного предприятия», но наиболее верные сторонники Бургундского дома «видели в наказании убийц Жана Бесстрашного возможность окончательно сокрушить надежды дофина» [10, p. 310]. Бельгийский исследователь П. Бонанфан, изучив материалы канцелярии герцогов Бургундских, пришел к выводу, что вопрос о союзе с Англией самым тщательным образом обсуждался герцогом со своими советниками на протяжении второй половины сентября и всего октября 1419 г. [8, p. 29]. По мнению П. Бонанфана, окончательное решение было обусловлено тремя опасениями Филиппа Доброго. Во-первых, возможностью «полной победы Англии, которую слабость Франции делала вполне возможной и которая имела бы следствием грандиозные политические и социальные потрясения: свержение короля и королевы и захват земель баронами и рыцарями Англии» [Ibidem, p. 31]. Во-вторых, возможностью победы арманьяков в борьбе за власть во Франции и, наконец, в-третьих, возможностью «союза англичан и арманьяков, что было равносильно уничтожению бургундской партии» [Ibidem]. Эту последнюю возможность, также, на наш взгляд, нельзя сбрасывать со счета, поскольку англо-арманьякские переговоры в прошлом имели место, и хотя традиционно Генрих V был более склонен к союзу с Бургундией, в случае отказа Филиппа он мог начать переговоры с дофином, чему есть документальные подтверждения. Поэтому, как нам представляется, союз с Англией стал для Филиппа Доброго далеко не простым, но единственно возможным решением сложившейся политической ситуации.

Переговоры между бургундцами и англичанами начались в Манте в конце октября. На этих переговорах Генрих V заявил посланникам герцога Филиппа, что для него самым важным условием всяких договоренностей является брачный союз с Екатериной Валуа и последующая передача ему французской короны. Как отмечал С. Оболенский, «для английских королей явилась действительная возможность овладеть французским престолом, во что раньше они и сами никогда серьезно не верили» [4, c. 97]. В случае отказа бургундцев пойти на его условия, английский король угрожал захватить Париж и силой получить то, что ему принадлежит по праву. На Рождество 1419 г. договор между королем Англии и герцогом Бургундии был подписан в Манте на продиктованных Генрихом условиях.

Уже вводная часть Мантского соглашения говорит о его особой важности в системе международных отношений рассматриваемого периода: «С тех пор, как прежде последнего прошедшего месяца сентября между светлейшим принцем Карлом, нашим Французским родственником, и Нами, а также между Нами и высокородным принцем, нашим родственником Филиппом, герцогом Бургундии, некоторые <…> соглашения заключены были, должны быть приведены в порядок дела между вышеупомянутым нашим Французским родственником и Нами, равно как между прославленными королевствами Францией и Англией…» [11, p. 144].

Весьма характерно, что этот договор, очевидно мыслившийся как основа мирного соглашения между английским и французским королевствами, трактуется как трехсторонний, заключенный Генрихом V, Карлом VI и Филиппом Добрым. В реальности Карл VI на переговорах в Манте не присутствовал (да и не мог вследствие очередного обострения болезни), но Филипп Бургундский, как его близкий родственник и крупнейший магнат королевства взял на себя смелость выступать на переговорах не только от своего имени, но и от имени короля, который находился под его полным контролем. Также очень важно отметить, что нигде в договоре Генрих V не называет Карла VI французским королем, но лишь «нашим Французским родственником», что лишний раз подчеркивает его убежденность в законности собственных прав на престол Франции. Генрих заключает соглашение с реально существующей во Франции властью, не признавая при этом ее королевского достоинства, поскольку это достоинство он признает только за собой.

Конечно, в договоре нашли отражение и интересы герцога Бургундского. Во-первых, Генрих V обязался приложить максимум усилий для наказания дофина Карла и вообще всех, кто был причастен к убийству Жана Бесстрашного: «…также будем усердно и тщательно заботиться и стремиться всеми путями и способами, чтобы наказать Карла, дофина Вьенского, и его сообщников, виновных в жестоком убийстве высокородного принца Господина Иоанна, герцога Бургундии» [Ibidem]. Можно предположить, что данное положение было необходимо Филиппу Доброму не только, чтобы осуществить отмщение за убийство отца, чего от него требовала, в том числе, и рыцарская мораль позднесредневекового общества, но и чтобы полностью нейтрализовать возглавляемую дофином партию арманьяков, являвшуюся его главным конкурентом в борьбе за власть. П. Бонанфан обращал внимание на то, что «если уместно в эпоху самого Филиппа говорить о бургундской пропаганде, то она обязывала (курсив автора - В. З.) молодого герцога, прежде всего, поддержать свою честь и честь своего дома, отомстив за “это вероломное преступление и отвратительное убийство”» [8, p. 29-30]. Таким образом, какие бы мотивы не превалировали в действиях Филиппа Доброго на переговорах в Манте, принцип восстановления справедливости, бесспорно, был декларирован как важнейшая основа англо-бургундского союза.

В договоре также говорилось о том, что в случае поимки дофина или кого-либо другого, виновного в убийстве Жана Бесстрашного, их нельзя освобождать за выкуп без особо одобрения герцога Бургундского, а по возможности необходимо доставить лично к герцогу или к английскому королю [11, p. 144].

Во-вторых, Филипп Добрый позаботился о расширении своих домениальных владений, что было залогом его относительной независимости от королевской власти, будь то власть Генриха V или кого-либо другого. Согласно Мантскому договору, «самому родственнику нашему Филиппу, герцогу Бургундскому, без расчленения и уменьшения короны Франции передаются земли, владения и домены рядом с землями, владениями и доменами, которые имеет и держит тот же герцог в королевстве Франции, вплоть до ценности в 20 000 парижских ливров годового дохода, и останутся этому родственнику нашему и равным образом нашей родственнице его соправительнице на всю их жизнь, или на сколько им будет угодно, а также их наследникам мужского пола, из тех, которые должны будут родиться» [Ibidem]. Таким образом, Филипп не только закрепил за собой и своими наследниками (причем еще не родившимися) все владения Бургундского дома, но и расширил их за счет территорий, расположенных вне домениальных владений Французской короны. Можно предположить, что это был ряд территорий Священной Римской империи, главным образом в Нидерландах, а также земли, которые планировалось конфисковать у противников англо-бургундского соглашения вообще и арманьяков в частности. Во всяком случае, последующее расширение бургундских владений в период правления Филиппа Доброго подтверждает подобную точку зрения.

Кстати, на наш взгляд, весьма примечательно, что герцог Бургундский даже в период заключения Мантского соглашения стремился сохранить известную независимость от английского короля и укрепить собственные позиции во Франции. Согласно данным, обнаруженным в бретонском архиве Ж. д'Аву, «в то время, пока заключался этот союз (союз с Генрихом V ^? прим. автора - В. З.) герцог Бургундский не пренебрег второстепенным соглашением, которое он смог заключить с Жаном Бретонским (герцог Бретонский в 1399-1442 гг. ^? прим. автора - В. З.) об их совместных действиях против дофина» [10, p. 314]. Нам представляется, что данные факты подтверждают точку зрения Э. Перруа, считавшего, что главная цель Филиппа Доброго «по-прежнему заключалась в том, чтобы вернуться на первое место среди тех, кто правит королевством..., но ни отомстить за отца, ни свергнуть преступного дофина он не мог без помощи Генриха V и твердо решил поддерживать Ланкастеров лишь постольку, поскольку английские армии позволят ему разбить личных врагов» [5, c. 306]. Во всяком случае, мотив восстановления справедливости в отношении Бургундского дома в значительно большей степени определял действия Филиппа Доброго, чем доверие к английскому королю и признание законности его прав.

Со своей стороны Генрих V, явно опасавшийся чрезмерной независимости Бургундии, настоял на включение в текст договора положения о том, что все земли и владения герцога «должны держаться от короля и короны Франции в качестве феода» [11, p. 144]. Это означало, что верховным сюзереном всех этих земель все же будет Генрих V в качестве короля Франции, а за владение этими территориями герцоги Бургундские, как и прежде, будут приносить королю оммаж. Таким образом, ради восстановления справедливости в отношении своего собственного дома, Филипп Бургундский был вынужден признать справедливость претензий Генриха V на французский престол и законность его прав суверена.

Договор также не оставил в стороне и столь знаковую в политическом отношении фигуру, как супругу Карла VI королеву Изабеллу Баварскую. Понимая важность ее участия в процессе передачи власти английскому королю, Генрих V и Филипп Добрый постановили, что все указы и распоряжения будут передаваться Карлом VI герцогу Бургундскому «с одобрения светлейшей родственницы нашей Изабеллы, его (Карла VI ^? прим. автора - В. З.) соправительницы» [Ibidem]. Защита прав королевы-соправительницы была очень важным аспектом легитимации перехода французской короны к Генриху V.

Бесспорно, Мантский договор имел огромное значение в развитии французской политики Генриха V. По мнению английского исследователя Р. Ньюнолла, «англо-бургундское соглашение <…> обратило его (Генриха V ^? прим. автора - В. З.) к новым завоеваниям во Франции, для которых Нормандия служила только базой» [13, p. 142]. Однако, на наш взгляд, с конца 1419 г. не просто расширились масштабы завоеваний Генриха V, но изменилась сама сущность его политики в отношении Франции. Эти предварительные договоренности Генриха V с Филиппом Добрым стали важным шагом на пути к англо-французскому мирному договору, так как именно герцог Филипп сыграл решающую роль в провозглашении Генриха V «наследником и регентом» Франции.

Несмотря на то, что англо-бургундские переговоры, то прерываясь, то возобновляясь, продолжались с 1411 г., нам представляется ошибочным считать Мантские соглашения их закономерным итогом. Напротив, заключение Мантских соглашений стало результатом стечения конкретных исторических обстоятельств 1419 г. И немаловажную роль в рождении данного соглашения сыграла идея восстановления справедливости, являвшаяся одной из доминантных идей средневековой системы ценностей. Необходимость восстановления справедливости привела арманьяков к убийству Жана Бесстрашного и, следовательно, к полному разрыву с бургундской «партией». Но та же самая идея заставила Филиппа Доброго пойти на союз с Генрихом V и признать справедливость его притязаний на французский престол. Юридически «законные права» английского короля на корону Франции будут оформлены Труаским договором 1420 г., который самим своим появлением на свет напрямую обязан англо-бургундскому альянсу, ставшему фундаментом английского господства во Франции.

Список литературы

бургундский союз средневековый справедливость

1. Басовская Н.И. Политическая борьба в Англии и Франции первой половины XV в. и Столетняя война // Цель истории ^? история. М., 2002. С. 152-170.

2. Жизнь девицы Орлеанской Иоанны де'Арк. СПб., 1808. 144 с.

3. Земляницин В.А. Французская политика королевского дома Ланкастеров (1399-1435 гг.): автореф. дисс. … к.и.н. СПб., 2015. 20 с.

4. Оболенский С.С. Жанна - божья Дева. Paris: YMCA-Press, 1988. 505 с.

5. Перруа Э. Столетняя война / пер с фр. М.Ю. Некрасова. СПб.: Евразия, 2002. 482 с.

6. Сьюард Д. Генрих V / пер. с англ. Т.Н. Замиловой. Смоленск: Русич, 1996. 400 с.

7. Фавье Ж. Столетняя война / пер с фр. М.Ю. Некрасова. СПб.: Евразия, 2014. 576 с.

8. Bonenfant P. Philippe le Bon. Bruxelles: La Renaissance du Livre, 1944. 127 р.

9. Burne A.H. The Agincourt War. New Jersey: Wordsworth Editions, 1956. 359 р.

10. D'Avout J. La querelle des Armagnacs et des Bourguignons. P.: Gallimard, 1943. 431 р.

11. Foedera, Conventiones, Litterae et Cujuscunque Generis Acta Publica inter Reges Angliae et Alios Quosvis Imperatores, Reges, Pontifices, Principes, vel Communitates / ed. by Th. Rymer. L.: A. & J. Churchill, 1740. Vol. IV. 844 р.

12. Henry V. Practice of Kingship / ed. by G.L. Harris. Oxford: Oxford University Press, 1991. 222 р.

13. Newnall R.A. The English Conquest of Normandy 1416-1424. Oxford: Oxford University Press, 1924. 367 р.

Размещено на Allbest.ru