Бляшки – "козлы" с отрубленными головами (к ритуальной практике крымских горцев в эпоху раннего железа)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Бляшки - «козлы» с отрубленными головами (к ритуальной практике крымских горцев в эпоху раннего железа)

О религиозных представлениях и культовой практике племён горного Крыма - тавров, с которыми ныне вполне убедительно связывают и кизил-кобинскую культуру в качестве раннего этапа развития истории названного населения (см., напр.: [Шульц, 1959, с. 235; Лесков, 1965, с. 191; Колотухин, 1985, с. 43-45; 1996, с. 79; Щеглов, 1988, с. 70-73; Храпунов, 1995, с. 20-21; Кравченко, 2011, с. 91-108]), известно в целом немного.

Наиболее ярким письменным свидетельством о ритуальных обычаях тавров является пассаж из Геродота, повествующий о принесении в жертву богине Деве потерпевших кораблекрушение или захваченных в открытом море эллинов. В святилище богини, воздвигнутом на скале, головы жертв насаживают на кол, а тела их, по одной версии - сбрасывают вниз в море, по другой - предают земле. Богиней Девой, которой приносятся человеческие жертвоприношения, по мнению тавров, является Ифигения [Herod, IV, 103], дочь царя Агамемнона - завоевателя Трои. В последующее время эта версия Геродота в той или иной степени пересказывалась (а порой дополнялась) иными античными авторами, найдя в частности отражение в знаменитой трагедии Еврипида «Ифигения в Тавриде» и некоторых эпизодах «Посланий с Понта» Овидия. Живут же тавры - по свидетельству Геродота - награбленной добычей и войной [Herod, IV, 103].

Сообщения о кровавом культе Девы-Партенос с греческим именем «Ифигения», якобы бытовавшем у местного населения Таврики, давно и правомерно ставятся под сомнения в качестве исторического источника. При этом в современных работах их либо в целом соотносят с греческим мифологическим сознанием, поскольку тавры времени Геродота «вряд ли имели хоть какое-нибудь представление о мифологии греков» [Скржинс - кая, 1991, с. 35; 1998, с. 38], либо не исключают, что автором этой версии, в силу тех или иных причин, является сам «отец» истории [Русяева А., Ру - сяева М., 1992, с. 23; Русяева, 2005, с. 64].

Однако согласно ряду авторов, упомянутые сомнения вовсе не исключают существования в пантеоне тавров некоего божества, выступавшего в роли женщины (Девы), олицетворяющего культ плодородия [Лесков, 1965, с. 185; Русяева А., Русяева М., 1999, с. 22-23], возможно, «требовавшего пролития человеческой крови, как и особого отношения тавров к человеческой голове или черепу» [Колотухин, 1996, с. 85].

Для возможного представления о религии и культовых обрядах крымских горцев чрезвычайно важны сведения о хозяйственных занятиях тавров, от которых непосредственно зависела их повседневная жизнь, и, несомненно, находивших отражение в соответствующих ритуальных действиях. По-видимому, прибрежное пиратство, связанное с нападениями на эллинские суда, совершавшие каботажное плавание, и набеги на оседлое население предгорий являлись лишь одним и вовсе не основным видом хозяйственной деятельности горцев. И сами условия крымской горной провинции, и сведения, которыми располагает археология, неоспоримо свидетельствуют, что доминирующий тип хозяйства тавров - отгонно-пастбищное (яй - лажное) скотоводство и примитивное земледелие [Шульц, 1959, с. 264; Лесков, 1965, с. 167; Щеглов, 1988, с. 60-61]. по-видимому, немаловажную роль в хозяйственных занятиях горцев, при учёте характера экологической ниши, которую они занимали, имел охотничий промысел [Домбровский, Щепинский, 1962, с. 31], что находит отражение в остеологических коллекциях таврских древностей. подтверждением преимущественно скотоводческо-охотничьего характера хозяйства тавров являются свидетельства античных авторов псевдо-Скимна и псевдо-Ариана, в соответствии с которыми эти племена «любят кочевую жизнь в горах», ведут образ жизни «горцев и кочевников» [Ольховский, 1981, с. 53].

Археологически засвидетельствован ряд памятников, которые соотносятся со святилищами крымских горцев эпохи раннего железа. в их числе преобладают пещерные святилища, в основном раннетаврского времени, которые связывают со скотоводческими культами: Ени-Сала II (западные отроги Долгоруковской яйлы) [Щепинский, 1963, с. 139-142; 1966, с. 142; Домбровский, Щепинский, 1962, с. 30-33], пещера МАН (западный обрыв горы Северная Демерджи) [Щепинский, 1963, с. 143-145], ряд святилищ в чатыр-дагских пещерах, змеиной, Лисьей и некоторых других [Щепинский, 1963, с. 143-145]. в большинстве из них найдена раннетаврская керамика (кизил-кобинской культуры), кости домашних и диких животных, нередко черепа коз, овец, коров и быков. в отдельных случаях встречаются разрозненные человеческие кости. Особый интерес представляет ситуация в боковом зале Ени-Салы II, где на полутораметровом сталагмите располагался череп крупного козла.

К числу пещерных раннетаврских святилищ земледельческого культа относится Харанлых - Коба - нижний ярус обширной пещеры Кизил - Коба, где найдены кремневые серпы, обломок зернотёрки, фрагмент чернолощёного сосуда с изображениями солнца, молний, дождя - символов, связанных с земледельческими обрядами [Щепинский, 1963, с. 150; 1966, с. 146-149].

Артефакты, свидетельствующие о некоторых культовых операциях, обнаружены в «хозяйственных» ямах на таврском поселении Шпиль близ с. Дружное, относящемся, по-видимому, к IV в. до н.э. Они представляют собой слабо обожжённые антропоморфные и зооморфные глиняные фигурки, происходящие из святилищ, либо очагов или зольников. высказано вполне правомерное предположение об их связи с культом очага и плодородия [Храпунов, власов, 1998, с. 183-184].

Наконец, следует упомянуть ещё о двух святилищах открытого типа в горном Крыму, не связанных непосредственно с поселениями, ха - растеризующихся многочисленными и разнообразными, в том числе античными, вещами. Одно из них - в урочище Селим-Бек вблизи Ялты, содержащее не менее 1,5 тыс. античных монет I в. до н.э. - IV в. н.э., разнообразные бронзовые изделия, а также глиняные статуэтки, изображающие женщин - греческие терракоты и примитивные плохо обожжённые фигурки с признаками пола. А.Л. Бертье-Делагард, опубликовавший материалы этого памятника, рассматривал его в качестве святилища женского божества, оставленного местным населением, испытавшим боспорское влияние [Бертье-Де - лагард, 1907]. впоследствии некоторые учёные стали считать это святилище таврским [Тюме - нев 1949, с. 85; Шульц, 1959, с. 254-255; Лесков, 1965, с. 186-187], хотя и сейчас есть мнение о принадлежности его к кругу памятников античной культуры [Храпунов 1995, с. 25].

Другое святилище - на перевале Гурзуфское Седло функционировало от эпохи раннего железа до средневековья. значительное количество находок, в том числе бронзовые замечательные статуэтки, относятся к римскому времени. по мнению исследователя этого памятника, основной период его существования относится к таврам или тавро-скифам более позднего времени [Новиченкова, 2002]. С таврами связывают это святилище и некоторые иные исследователи [Анохин, 1989, с. 60; зубарь, 1994, с. 21; Русяева А., Русяева А., 1999, с. 21], хотя отдельные авторы не исключают, что оно эллинское [Храпунов, 1995, с. 25; Русяева, 2005, с. 63]. Как бы там ни было, но в античном и средневековом культурных слоях памятника в переотложенном состоянии встречены вещи первого этапа функционирования святилища (VII-V вв. до н.э.), свойственные раннескифской и таврской культурам: акинак, бронзовые наконечники стрел, гвоздевидные серьги и пр. в свете приведённых сведений о культовой практике и местах осуществления ритуалов тавров несомненный интерес представляют находки серии бронзовых блях от конского убора в виде горных козлов в нескольких местах горного массива Кубалач (Белогорский р-н АР Крым). последний является восточной частью внутренней гряды Крымских гор. Это - один из наиболее высоких горных массивов (высота над уровнем моря более 700 м). площадь урочища - 526 га.

Все бляхи найдены вне поселений или культовых мест при случайных обстоятельствах, на небольшой глубине, с помощью металлодетектора.

При этом пять из шести изображений являются фрагментированными: одно - в виде головы, отломанной от основной бляхи, четыре - в виде левосторонних фигурок горного козла без головы [Скорый, зимовец, 2014, №314-318]. Козлы без голов найдены: два экз. близ с. Богатое, в одном и том же месте (№314, 315) (рис. 1, 1, 2), один экз. у с. Дивное (№316) (рис. 2, 1). У этого же населённого пункта обнаружена и отдельная голова горного козла (№318) (рис. 3). Наконец ещё один безголовый горный козёл (№317) найден между сёлами Сенное и Некрасово, на северном склоне горы Маяк урочища Кубалач (рис. 2, 2). Расстояние между всеми местами находок примерно одинаковое и составляет не более 4 км по прямой линии.

Рис. 1. Бронзовые бляшки -- обезглавленные горные козлы, найденные у с. Богатое Белогорского р-на АР Крым

Рис. 2. Бронзовые бляшки -- обезглавленные горные козлы, обнаруженные у с. Дивное (1) и между сс. Сенное и Некрасово (2) Белогорского р-на АР Крым

Рис. 3. Голова горного козла, найденная близ с. Дивное Белогорского р-на АР Крым

Все фигуры животных изображены в так называемых жертвенных позах: ноги согнуты и поджаты под туловище, при этом передние лежат на задних. Горные козлы в жертвенной позе - один из наиболее ранних образов скифского звериного стиля. Исходя из иконографических особенностей изображения, а также их аналогий, данные бляхи можно отнести к VI-V вв. до н.э.

Видовая идентификация обезглавленных фигур не представляет сложности. Характерными признаками козла, по крайней мере, в крымских памятниках звериного стиля, являются: округлый, с внутренним отверстием хвост (у лосей и оленей отверстия на хвосте нет), а также отсутствие следа на спине от повернутой назад головы (у лосей в жертвенной позе повернутые назад головы соприкасаются со спиной, так что их отламывание должно оставлять на ней след). Две фигурки из четырёх обезглавленных имеют сзади небольшие неудалённые литники (рис. 1, 2; 2, 1), свидетельствующие о местном изготовлении бляшек. Следы обломов архаичные, т.е., скорее всего, головки были отломаны еще в глубокой древности.

Наличие «обезглавленных» фигурок козлов, как и отломанной от основной бляхи головы могло бы показаться результатом случайных повреждений. Однако этому предположению противоречит ряд фактов. во-первых, наиболее частым объектом повреждений блях, деталей конской узды является скоба (дужка), расположенная на тыльной стороне. Именно она больше всего поддавалась критическим нагрузкам и отламывалась в процессе эксплуатации, о чём свидетельствует большое количество случайных находок блях с отломанной скобой. во-вторых, обнаружение сразу четырёх обезглавленных фигурок, две из которых находились рядом, не выглядит, как случайность. в-третьих, на одной из четырёх обезглавленных фигурок наблюдаются следы «рубки» головы, т.е. целенаправленного её отделения от корпуса (характерная заусеница после слома подрубленной головы). в-четвертых, шея одной из обезглавленных фигурок заполирована, как будто фигурка без головы использовалась вторично (рис. 2, 1).

Все эти факты с большой вероятностью указывают на преднамеренный характер «отсечения» голов и последующего использования обезглавленных фигурок либо их голов, видимо, с культовой целью. Однако, до сих пор нам не известны случаи целенаправленного повреждения предметов звериного стиля. Да и какой смысл это могло иметь для скифов? ведь сами образы копытных - лося, оленя, горного козла - изображались, в основном, с поджатыми ногами,

Т.е. уже изначально в ритуальной жертвенной позе. Для скифского мировоззрения уже сами эти образы транслировали идею жертвы, целиком соответствующую идее «среднего мира», как мира смертных. «А сама смерть мифологическим мышлением трактуется как семантический эквивалент жертвы, совершаемой во имя сохранения и возрождения мира» [Раевский, 2006, с. 398]. в связи с вышесказанным напрашивается предположение о том, что целенаправленное отсечение голов козлов имело культовое значение, но не для скифов, а для нескифского населения, которое, в целом понимая «жертвенный» смысл изображения козла, придавало ему свою мифологическую трактовку. То есть, мы имеем дело с перенесением и «культовой адаптацией» в инокультурной среде распространённого скифского изобразительного образа. в качестве таковой инокультурной среды не мог выступать мир понтийских греков, обладавших развитой мифологией и культовой практикой. Таким образом, речь может идти только о мире тавров, с которым скифы вступили в непосредственное соприкосновение в Крыму. В пользу данного предположения косвенно свидетельствует и Геродот, описывающий у тавров культ отрубленных человеческих голов [Herod., IV, 103], речь о чём уже шла выше.

Указанные аргументы позволяют высказать гипотезу о том, что тавры использовали определенные предметы скифского звериного стиля, в частности, отображающие козла, в своих культовых целях. Характер этого использования (отсечение голов) говорит о приспособлении указанных образов к мифологическим и ритуальным представлениям крымских горцев. вспомним, что в ряде раннетаврских пещерных святилищ неоднократно фиксировались черепа домашних и диких животных, в том числе черепа козлов (например, в упоминавшейся пещере Ени-Сала II). Данный культ мог характеризовать мировоззрение коллектива, хозяйственная жизнь которого была тесно связана со скотоводством и, в особенности, с охотой.

В пользу связи рассматриваемых предметов с охотничьими культами тавров косвенно свидетельствует и ряд аргументов, высказанных В.А. Кореняко в его военно-охотничьей гипотезе происхождения скифо-сибирского звериного стиля. Не вдаваясь в комплексную оценку данной гипотезы, отметим ряд несомненно важных и точных наблюдений автора, имеющих значение для нашей темы. Во-первых, речь идет о возрастании значения охоты в раннем железном веке, а также появлении загонной охоты, которая выступает не только новым инструментом добывания пищи, но и формой консолидации коллектива мужчин воинов-охотников [Кореняко, 2002, с. 149-150]. Во-вторых, в этой связи, предметы звериного стиля (по крайней мере, некоторые из них) можно интерпретировать как изображения охотничьих трофеев, появляющихся на этапе формирования соответствующих воинско-охотничьих коллективов [Кореняко, 2002, с. 157]. В свою очередь отметим, что изображение копытных, в том числе и козлов, в жертвенной позе не противоречит одновременной интерпретации их как охотничьих трофеев. В-третьих, достойными внимания представляются ссылки на этнографические источники, в частности, информацию о загонной охоте на козлов у таджиков, во время которой затравленному животному перерезали горло [Кореняко, 2002, с. 152].

Данные наблюдения позволяют указать на возможные причины использования образа козла, представленного в скифском зверином стиле, в ритуальной практике крымских горцев. Во-первых, как уже говорилось, экологическая ниша и образ жизни тавров предполагали значительную роль охоты в их хозяйственной жизни. Во-вторых, как свидетельствуют археологические материалы, таврам было хорошо знакомо такое животное, как горный козел, что, видимо, и предопределило выбор этого изображения в качестве ритуального. Возможно, в данном случае находок фигур обезглавленных козлов, мы имеем дело со свидетельством определенного сходства представлений скифов и тавров, связанных с охотой, а также с охотничьими ритуалами, предполагающими использование образа жертвы-трофея. При этом проявляется и отличие, связанное с преднамеренным отсечением голов животных таврами, что, скорее всего, свидетельствует о культе го - ловы / черепа либо же об особом культовом значении самого процесса обезглавливания.

по-видимому, найденные фигурки обезглавленных горных козлов являются своеобразным отражением культов, связанных с охотничьим промыслом и, возможно, со скотоводством. Сам факт малого числа бляшек в виде козлов с отрубленными головами, локализация их в пределах, в общем, небольшой территории позволяют предположить, что мы имеем дело с ритуальной практикой на уровне определённой группы крымских горцев. Не исключено, что таковая была свойственна для некоего «бродячего» коллектива охотников.

Безусловно, подтверждение данной гипотезы требует дальнейших исследований.

Литература

1. Анохин В.А. Монеты античных городов Северо-Западного Причерноморья. - К., 1989. - 128 с. Бертье-Делагард А.Л. Случайная находка древностей близ Ялты // ЗООИД. - 1907. - Т. 27. - С. 19-27. Домбровский О.и., щепинский А.А. Археологические загадки Красных пещер // Как раскрываются тайны. Очерки о Красных пещерах. - Симферополь, 1962. - С. 11-47.

2. Зубарь В.М. Херсонес Таврический и Римская Империя. Очерки военно-политической истории. - К., 1994. - 180 с.

3. Кравченко Е. Кизил-кобинська культура у Західному Криму. - Київ; Луцьк, 2011. - 270 с.

4. Колотухин В.А. К вопросу о таврах и кизил-кобинс - кой культуре // СА. - 1985. - №2. - С. 34-46. Колотухин в.А. Горный Крым в эпоху поздней бронзы - начале раннего железного века. Этнокультурные процессы. - К., 1996. - 159 с.

5. Кореняко В.А. Происхождение скифо-сибирского звериного стиля (прагматические аспекты семиотики) // Структурно-семиотические исследования в археологии. - Донецк, 2002. - Т. 1. - С. 131-188. Лесков А.М. Горный Крым в первом тысячелетии до нашей эры. - К., 1965. - 197 с.

6. Новиченкова Н.Г. Устройство и обрядность святилища у перевала Гурзуфское Седло. - Ялта, 2002. - 215 с. Ольховский в.С. Население Крыма по данным античных авторов // СА. - 1981. - №3. - С. 52-65. раевский Д.С. Мир скифской культуры. - М., 2006. - 600 с.

7. Русяева А., Русяева М. Верховная богиня античной Таврики. - К., 1999. - 207 с.

8. Русяева А.С. Религия понтийских эллинов в античную эпоху. Мифы. Святилища. Культы олимпийских богов и героев. - К., 2005. - 558 с.

9. Скржинская  М.В. Древнегреческий фольклор и литература о Северном Причерноморье. - К., 1991. - 198 с.

10. Скржинская М.В. Скифия глазами эллинов. - СПб., 1998. - 296 с.

11. Скорый С., Зимовец Р. Скифские древности Крыма. Материалы одной коллекции. - К., 2014. - 180 с. Тюменев А.И. Херсонесские этюды. III. Херсонес и местное население. Тавры // ВДИ. - 1949. - №4. - С. 75-86.

12. Храпунов И.Н. Очерки этнической истории Крыма в раннем железном веке. Тавры. Скифы. Сарматы. - Симферополь, 1995. - 84 с.

13. Храпунов И.Н., Власов В.П. Новое кизил-кобинское поселение в Горном Крыму // Археологические вести. - 1998. - №5. - С. 176-186.

14. Шульц П.Н. О некоторых вопросах истории тавров (территория, хронология, взаимоотношения с античными городами и скифами) // Проблемы истории Северного причерноморья в античную эпоху. - М., 1959. - С. 235-272.

15. Щепинский А.А. Пещерные святилища времени раннего железа в Горном Крыму // Труды комплексной карстовой экспедиции Академии наук УССР. - Вып. 1. - К., 1963. - С. 138-152.

16. Щепинский А.А. Во тьме веков. - Симферополь, 1966. - 156 с.

Размещено на Allbest.ru