Особенности освещения революционных событий 1905 года в провинциальной периодике (по материалам томских газет "Сибирская жизнь" и "Сибирский вестник")

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

События 1905 года, ознаменовавшие начало Первой русской революции, -- «Кровавое воскресенье», подъем забастовочного движения, Манифест 17 Октября и появление первых легальных политических партий, подавление Декабрьского вооруженного восстания и ряд других -- имели ключевое значение для русского общества. Предпосылками революционных изменений были возникшие экономические, социальные, политические и национальные противоречия, но катализатором антимонархических настроений в обществе стала, несомненно, русско-японская война 1904--1905 годов. Недовольство политикой царского правительства увеличивалось с каждым новым поражением русских войск, а невозможность легально высказывать свое мнение вело все к большему общественному напряжению. Было очевидно, что страна стоит на пороге серьезных перемен.

Первая русская революция стала рубежом и для российской журналистики: ей «пришлось самоопределиться, осознать собственную, только прессе присущую роль в период общественных бурь и катаклизмов». Процесс самоопределения шел быстрее и был ярче выражен в столицах, Санкт-Петербурге и Москве; в российской провинции же он осложнялся жестким цензурным режимом, который был преодолен только к концу 1905 года. Проследить отражение событий первой русской революции в провинциальной периодике позволяет анализ двух ежедневных общественно-политических газет, выходивших в Томске в начале XX века: «Сибирская жизнь» и «Сибирский вестник».

Сибирский город Томск до 1917 года являлся центром огромной Томской губернии, в нем располагались губернская администрация, управление Томского почтово-телеграфного округа, управление Томского округа путей сообщения, управление Западно-Сибирского учебного округа, православная Томская епархия, Томский окружной суд и другие учреждения. Город в начале XX века был крупным административным, промышленным, торговым, а также культурным центром: по числу всех начальных, средних и специальных учебных заведений и количеству учащихся в них он занимал первое место в Сибири. Здесь работали Императорский Томский университет, Томский технологический институт имени Императора Николая II, высшие женские курсы, «первые и единственные во всей дореволюционной Сибири».

В 1905 году Томск обладал развитой системой периодики: в городе выходило 6 газет и 9 журналов, преимущественно официального направления («Томские губернские ведомости», «Томские епархиальные ведомости», «Вестник Сибирской железной дороги», «Известия Томского городского общественного управления», «Циркуляр по Западно-Сибирскому учебному округу» и т.д.). Наиболее влиятельными были частные ежедневные газеты «Сибирская жизнь» и «Сибирский вестник». Эти газеты были конкурентами на рынке сибирской дореволюционной периодики, занимая приблизительно одну «газетную нишу»: обе были ежедневными изданиями большого формата, либерального направления, относились к качественным органам периодики.

Газета «Сибирская жизнь» издавалась в Томске с 1897 года, ее основателем и редактором-издателем был сибирский предприниматель и меценат, просветитель П.И. Макушин, вторым редактором был его брат А.И. Макушин. «Сибирская жизнь» по праву считалась крупнейшей и самой распространенной газетой Сибири, в 1905 году ее тираж достиг 15 тыс. экземпляров. царский пресса революция

Газета «Сибирский вестник политики, литературы и общественной жизни» (сокращенно «Сибирский вестник») издавалась в Томске с 1885 года, издательницей была М.Ф. Картамышева, редактором в 1902 году был утвержден присяжный поверенный Н.Н. Соин. Тираж «Сибирского вестника» в 1905 году постоянно рос, перед закрытием издания был около 7,4 тыс. экземпляров.

Структура как «Сибирской жизни», так и «Сибирского вестника» не отличалась от большинства провинциальных газет: на первой полосе публиковалась реклама, объявления, некрологи и телеграммы Российского телеграфного агентства, изредка небольшие передовые статьи по наиболее значительным явлениям местной или общероссийской жизни. Вторая и третья полосы (разворот) были отданы под новостные и аналитические рубрики, названия которых частично совпадали: «Из последней почты» (СЖ) -- «Последние известия» (СВ), «Война» (СЖ, СВ), «Хроника Сибири» (СЖ) -- «Сибирская хроника» (СВ), «Корреспонденции» (СЖ, СВ), «Томская хроника» (СЖ) -- «Местная хроника» (СВ), «Вечерние телеграммы» (СЖ, СВ), «О чем говорят и пишут» (СЖ) -- «Среди газет и журналов» (СВ), «»Русская жизнь» (СВ, СЖ), «Заграничная хроника» (СЖ) -- «Иностранная хроника» (СВ), «Письма в редакцию» (СЖ, СВ), «Маленький фельетон» (СЖ, СВ), и др. Четвертая полоса обоих газет была занята рекламой и объявлениями.

Анализ освещения событий первой русской революции на страницах этих газет показывает, насколько тяжелым было положение подцензурной провинциальной прессы, которая не могла открыто писать о важнейших явлениях местной общественной жизни, раскрывает газетные приемы донесения важной информации до своего читателя в тяжелых цензурных условиях и процесс постепенного освобождения изданий от цензуры.

Хроника событий революционного 1905 года в Томске воссоздана в работах историков, которые обнаружили, что «уже второго января томская молодежь и студенты открыто пели революционные песни и читали прокламации в здании Общественного собрания» [Томск. История города от основания до наших дней, 1999, с. 169]. Однако об этом событии нельзя было узнать из газет. В 1905 году первый номер газеты «Сибирская жизнь» вышел 1 января, а второй -- 4 января: в этом номере были помещены сообщения о событиях, происходивших в городе 2 января (рубрика «Томская хроника»): об экстренном общем собрании томского педагогического общества, об общем собрании мещанского общества, об ученических спектаклях и елке в Мариинской женской гимназии, но о собрании в здании Общественного собрания не сказано ни слова, как и в следующем номере -- № 3 от 5 января -- и всех последующих выпусках газеты «Сибирская жизнь». Информационная картина дня, создаваемая «Сибирским вестником», также не могла быть дополнена новостью о молодежных выступлениях в Общественном собрании -- из-за цензурных условий.

Такая же ситуация сложилась и еще с одним событием, произошедшим в Томске в середине января и свидетельствующим о постепенном накаливании общественной атмосферы. 12 января 1905 года, в «Татьянин день», «группа выпускников Московского университета <...> устроила банкет в Железнодорожном собрании. <...> Политических резолюций не предполагалось, однако радикально настроенная молодежь изменила мирное течение собрания»: участники банкета «призвали к вооруженному восстанию и стачке по линии железной дороги», причем «собрание приняло эти тезисы» [там же, с. 169--170].

В «Сибирской жизни» 150-летний юбилей Московского университета не прошел незамеченным, ему было посвящено несколько материалов: передовая статья Вл. Седого «После Татьяниного дня» (СЖ, № 11, 15 января); заметки в «Томской хронике» под названием «Юбилей Московского университета» (СЖ, № 12, 16 января) и «Адрес Московскому университету» (СЖ, № 13, 19 января), однако ни в одном из них не было упомянуто о вечере, организованном в Томске выпускниками столичного вуза. То же самое можно сказать и о газете «Сибирский вестник»: «Привет Московскому университету» газета передала в № 8 от 12 января, но не написала о том, как юбилей старейшей российской alma mater отметили в Томске.

Если события местной общественной жизни в «Сибирской жизни» и «Сибирском вестнике» до определенного момента «замалчивались» местной цензурой, то о трагедии 9 января и ее последствиях газеты могли писать более свободно, поскольку информация об этом содержалась в официальных телеграммах и в материалах столичных газет, которые выборочно перепечатывались в провинциальной прессе.

Обе томские газеты смогли сообщить своим читателям о «Кровавом воскресении» со значительным опозданием: только в № 8 «Сибирской жизни» и «Сибирского вестника» от 12 января было опубликовано официальное сообщение из Петербурга, в котором подробно описывалось произошедшее. С этого времени сообщения о расследовании январских событий появляются в каждом номере, но только в информационных рубриках «Телеграммы», «Русская жизнь», «Из последней почты», «Среди газет и журналов», «О чем говорят и пишут» и др.

Томские события 2 и 12 января 1905 года были достаточно локальными и относительно малочисленными, но демонстрация в память жертв расстрела в Петербурге, которая прошла в Томске на 9-й день после «Кровавого воскресенья» (18 января), насчитывала более 300 участников. Студенты, учащиеся, рабочие прошли по центру города, затем «их встретили полиция и казаки. На приказ разойтись демонстранты ответили выстрелами из револьверов. В перестрелке и последующем преследовании погибли один из четырех знаменосцев (И. Кононов) и посторонний мальчик, ранены 45 человек, в том числе шесть полицейских. Сто двадцать один человек был арестован» [там же, с. 170].

Подцензурная местная пресса не смогла адекватно отреагировать даже на это происшествие. «Сибирская жизнь» поместила два материала, в которых упоминаются «беспорядки 18 января»: это официальное «объявление от и.д. Томского губернатора», в котором томичи призывались «безусловно избегать всяких сборищ на улице» (СЖ, № 14, 19 января), и информационная заметка о прибытии в Томск прокурора омской судебной палаты Н.Н. Соболева, чей приезд «связан с событиями на улицах города 18 января, по поводу каковых событий ведется предварительное следствие» (СЖ, № 23, 29 января).

Необходимо отметить, что «Сибирский вестник», следуя традициям российской демократической прессы, находил способы обхода цензуры и сообщения своим читателям о «настроениях дня». В № 15 от 20 января в рубрике «Местная хроника» «Сибирский вестник» сообщал: «От редакции. Вчерашний номер нашей газеты вышел без городской хроники по той причине, что та типография, где печатается “Сибирский вестник”, вынуждена была закрыть ставни и затворить двери своей конторы и конторы редакции...

Во время уличных беспорядков 18 января большинство магазинов и лавок были закрыты, а также некоторые из типографий и казенных учреждений, как, например, канцелярия совета управления Сибирской жел. дор.

Несостоявшийся спектакль. Назначенный на 18 января в театре Королева бенефис г. Аржанникова (“Иванов” Чехова) был отменен в виду известных событий, имевших место в городе в этот день» (СВ, № 15, 20 января).

Несмотря на то что о самом событии -- демонстрации, разгоне казаками, арестах и выстрелах -- в газете ничего не сказано, однако читатель узнавал хотя бы о существовании каких-то «известных событий» в городской жизни в это время.

Характеристику общественной атмосферы газете удавалось отразить и в небольших заметках «Местной хроники», например по поводу нестабильной работы почты: «Нет газет. Вот уже более недели в Томске не получается петербургских и московских газет; провинциальные газеты, уже всецело по вине почты, получаются крайне неаккуратно. А между тем -- время тревожное, богатое событиями и полное ожиданиями...» (СВ, № 19, 25 января).

Но даже уловки, применяемые для обхода цензуры, не позволили как «Сибирской жизни», так и «Сибирскому вестнику» осветить митинг 30 января, в день похорон Е. Кононова (участвовало около 200 человек); апрельскую забастовку нескольких сотен приказчиков, требовавших сократить рабочий день; майскую забастовку извозчиков и булочников; массовку железнодорожников 14 мая и другие события политической жизни города [там же, с. 170--171].

Из всех событий общероссийского масштаба в начале 1905 года наибольшее внимание «Сибирской жизни» привлекла деятельность «Особого совещания для пересмотра действующих о цензуре и печати постановлений и для составления проекта нового по сему предмету устава» (СЖ, № 23, 29 января). По этому поводу автор «Сибирской жизни» М.Р. Бейлин написал материал «Несколько замечаний», в котором, обрисовав главные задачи нового совещания, особо остановился на самом важном для местной печати: «нужно думать, что подразделение на подцензурные и бесцензурные издания будет отменено и провинциальная печать будет освобождена от предварительной цензуры» (СЖ, № 23, 29 января). Эта заветная мечта всех деятелей провинциальных органов печати привела к тому, что практически в каждом номере в «Сибирской жизни» стали публиковаться сообщения об особом совещании: собственные материалы местных авторов (см., например, М.Б. «Заметка» -- СЖ, № 25, 1 февраля), новости в разделах «Из последней почты», «О чем говорят и пишут», «Русская жизнь», и т.д. В № 41 от 20 февраля «Сибирская жизнь» поместила 6 портретов участников «особого совещания»: Д.Ф. Кобеко, П.В. Никитина, В.К. Случевского, К.К. Арсеньева, А.Ф. Кони, М.М. Стасюлевича; в этом же номере был помещен материал «О новом уставе о печати» (СЖ, № 41, 20 февраля).

«Сибирский вестник» довольно длительный период времени ограничивался помещением только официальных сообщений и перепечаток об «Особом совещании», однако с марта в газете также начинают печататься авторские материалы, посвященные его деятельности (см., например, «В совещании о печати» -- СВ, № 67, 25 марта; «К вопросу о печати» -- СВ, № 68, 27 марта, и т.д.).

Кроме работы Особого совещания «Сибирская жизнь» и «Сибирский вестник» освещали студенческие волнения в России, ход сражений русско-японской войны, учреждение «Булыгинской думы» («Сибирский вестник» характеризовал ее как «типичный плод бюрократического творчества» -- СВ, № 167, 14 августа) и другие события общественно-политической жизни России. Контраст между все увеличивавшейся свободой прессы в столицах (как писал С.Ю. Витте, «пресса начала разнуздываться еще со времени войны; по мере наших поражений на востоке пресса все смелела и смелела» [Витте, 1960, с. 546]) и находящейся в «цензурном плену» сибирской печатью становился все более заметным. В разделах «Русская жизнь», «Среди газет и журналов», «О чем говорят и пишут» появились рубрики «По рабочему вопросу», «К аграрному движению»; рубрика «Телеграммы» порой представляла собой 156 хронику забастовочного движения (см., например, телеграммы от 8 мая: «Армавир, 5 мая. Забастовали приказчики. Асхабад, 5 мая. Забастовали приказчики. Житомир, 5 мая. Забастовали типографские рабочие. Лодзь, 5 мая. Большая часть ткачей покинула работу, требуя увеличения платы, и т.д. -- СЖ, № 97, 8 мая). В рубриках же, посвященных томской жизни, не упоминались даже слова «забастовка» или «стачка», несмотря на то что забастовочное движение зарождалось и здесь.

Эта ситуация остро осознавалась томскими журналистами. 27 февраля 1905 года в Томске состоялось собрание деятелей печати, информация о котором появилась практически одновременно в обеих газетах: «Из совещания томских деятелей печати» (СВ, № 51, 6 марта, СЖ, № 52, 8 марта). В материале указывалось, что «редакторы, издатели и сотрудники томских периодических изданий “Сибирский вестник”, “Сибирская жизнь”, “Сибирский наблюдатель” и “Горные известия”, обсудив нужды сибирской печати в заседании 27 февраля», пришли к заключению о «полной и безусловной отмене предварительной цензуры во всех ее видах», «полной свободы обсуждения вопросов общественной и государственной жизни» и т.д., всего семь пунктов. Эти положения было решено «довести до сведения особого совещания о печати под председательством члена Государственного Совета д.т.с. Кобеко», а также «просить председателя этого совещания допустить к участию в его работах представителей томской периодической печати, имеющих быть избранными для этой цели собранием» (СВ, № 51, 6 марта, СЖ, № 52, 8 марта). Заключение подписали 34 человека -- сотрудники, редакторы и издатели «Сибирского вестника, «Сибирской жизни» и «Сибирского наблюдателя».

«Сибирский вестник» в конце марта поместил заметку, свидетельствующую о том, что инициатива томичей не осталась незамеченной в Сибири: «перепечатав известное постановление томских литераторов о нуждах русской печати, “Енисей” говорит: “Охотно присоединяем и свой голос к заявлению томских деятелей печати”» (СВ, № 63, 20 марта).

Вопрос свободы печати в «Сибирском вестнике» рассматривался в целом ряде собственных материалов, так, например, в одном из фельетонов из цикла «Мысли вслух» был затронут вопрос о значении провинциальной печати. Ее состояние оценивалось фельетонистом не лучшим образом, хотя и в таком виде она играет свою очень важную роль: «Робкое “рабье” слово есть все-таки слово. Едва видная, по своей бедности, мысль есть все-таки мысль. Как бы ни была мала наша провинциальная аудитория, но она все-таки насчитывает тысячи человек. <...> В местных листках мы перебрасываем идеи столиц в глухие углы, и, право, вы от нас можете требовать только добросовестности» (СВ, № 130, 22 июня). Но главное предназначение, считает автор «Сибирского вестника», газета будет выполнять в будущем, когда она получит свободу: «Сибирский орган должен сделаться сердцем и мозгом своей страны <...> Свободная печать -- это сила, и не будет самомнением, если скажу, что она станет душою обновленного края» (СВ, № 130, 22 июня).

Таким образом, свобода печати являлась для представителей провинциальной прессы принципиальным и самым животрепещущим вопросом нарастающей русской революции. Другие новые проблемы русской жизни -- рабочий вопрос, политическая дифференциация общества -- ставились и решались в газетах по-разному. «Сибирскую жизнь» в первую очередь интересовали вопросы культурно-просветительского характера и область городского управления. Это было обусловлено интересами владельца газеты, П.И. Макушина, который основал первый в Сибири книжный магазин и имел значительный доход от продажи книгоиздательской продукции, имел собственную типографию, одновременно занимаясь благотворительностью и общественной работой. Его брат А.И. Макушин в 1905 году был городским головой (и вторым редактором «Сибирской жизни»), отсюда постоянное и глубокое освещение проблем городской жизни в рубрике «Томская хроника», отдельных статьях, а также в разделе «Маленький фельетон» (см., например, СЖ, № 124, 15 июня -- о состоянии городской санитарии; произволе мелких чиновников -- СЖ, № 126, 17 июня; о причинах низкого качества воды в Томске -- СЖ, № 130, 22 июня; и т.д.).

«Сибирская жизнь» с большим вниманием следила за основанием и деятельностью томского Юридического общества: этой теме посвящен целый цикл материалов (см. СЖ № 68, 27 марта; № 70, 30 марта; № 74, 3 апреля; № 81, 12 апреля и т.д.). С позиций права газета оценивала изменения в русской жизни: регулярно публиковали в «Сибирской жизни» статьи профессора И. Малиновский («Общество и правительство» -- СЖ, № 43, 23 февраля; № 45, 25 февраля, «Беседы по вопросам государственной жизни» -- СЖ, № 56, 12 марта; № 59, 16 марта; № 60, 17 марта; «О земском самоуправлении вообще и о земстве в Сибири в частности» -- СЖ, № 77, 7 апреля; № 78, 8 апреля; № 79, 9 апреля и т.д.); М. Соболев («К вопросу об осуществлении рескрипта 18 февраля» -- СЖ, №53,9 марта) и другие.

В 1905 году П.И. Макушин выступил с идеей основания Народного университета («К проекту открытия в Томске народного университета» -- СЖ, № 104, 19 мая), сделал крупный вклад в его фонд («На фонд Народного университета» -- СЖ, № 113, 1 июня; «Народный университет в Сибири» -- СЖ, № 114, 2 июня) и объявил о сборе недостающих средств. Эта тема на протяжении всего года была одной из ведущих в газете, которая постоянно писала о том, кто и сколько пожертвовал на новую общественную инициативу (в рубрике «Томская хроника» первыми ставились новости под общим заголовком «В фонд народного университета в г. Томске»), «Сибирский вестник» с воодушевлением отнесся к макушинскому начинанию. В майском номере была опубликована статья «Петру Ивановичу Макушину», связанная с «крупным пожертвованием до 100 тысяч на Народный университет в Томске». Жертвователь, П.И. Макушин, был охарактеризован газетой как человек, «немало уже потрудившийся на пользу народного образования» и в качестве многолетнего председателя городской училищной исполнительной комиссии, и в качестве инициатора и деятеля нашего общества попечения о начальном образовании»; его поступок -- «прекрасный», «своевременный», «великая услуга святому делу народного просвещения» (СВ, № 92, 1 мая). Редакция заключила материал выражением сердечной благодарности Макушину и практически в каждом номере стала публиковать отчеты о сборе средств на Народный университет: она возлагала на него огромные надежды, считая, что «он должен быть -- свободным глашатаем свободы, правды и добра!» (М. Г-берг. «Задача народного университета» -- СВ, № 107, 23 мая).

Однако в большинстве материалов «Сибирского вестника» Макушин представлен прежде всего как капиталист, заинтересованный в выгоде: так, в заметке «Благодаря конкуренции» (СВ, № 73, 2 апреля) газета сообщила читателям о том, что Макушин «доставляет книги для железнодорожных школ с уступкою 15 процентов», «для школ города и в инспекцию народных училищ» -- с уступкой 8 и 10 процентов. И если бы не конкуренция, он бы не увеличил скидку и для железнодорожных школ. Еще более жестко газета высказалась по этому вопросу в маленьком сообщении «Все по-старому»: «На днях у П. И. Макушина 8 мальчиков (фальсовалыциков), получавшие месячные жалование в размере от 2-х руб. до 5-ти руб., заявили желание получать больше. Ответом им было -- увольнение семерых и прибавка одному, с тем чтобы он набрал вместо уволенных девочек [курсив «Сибирского вестника»]. Хозяин всегда остается хозяином» (№ 205, 7 октября). Подобного рода материалы корректируют современное представление о П.И. Макушине как о бескорыстном меценате: он был успешным предпринимателем, капиталистом, -- об этом хорошо знали современники и относились достаточно объективно к его благотворительным начинаниям. Естественно, что такие материалы не способствовали особой «дружбе» между изданиями, которые находились в состоянии постоянной полемики друг с другом вплоть до закрытия «Сибирского вестника».

Если «Сибирская жизнь» особо не интересовалась политической жизнью города, то «Сибирский вестник» отличался повышенной чуткостью к этой сфере, отслеживая новые явления на общественно-политической «сцене» Томска. Так, авторы «Сибирского вестника» одними из первых узнали и сообщили своим читателям о том, что «в ближайшее время в Томске состоится открытие местного отделения пресловутого “Русского собрания”» (СВ, № 25, 1 февраля, рубрика «Местная хроника»). Эта новость была довольно критически воспринята газетой, которая писала: «Вот уж, воистину -- добро пожаловать! Надеемся, что в Томске оно придется, что называется, “ко двору”». (СВ, № 25, 1 февраля). «Сибирский вестник», отмечая оживление «консервативной партии» в центре, в то же время фиксировал появление в Томске «кружка истинно русских людей», которые «вместе с Сувориным, Ярмонкиным и К0» «выдали себе патент на название “истинно русских интеллигентов”». Видя нарастающую опасность этого явления, газета призывала «противопоставить деятельность прогрессивных кругов общества» «фальсификаторам истины»: «все живые силы должны сплотиться» (М. Вознесенский. «Жизнь не ждет» -- СВ, № 100, 13 мая).

Одним из показателей возросшей общественной активности в Томске стало основание новой ежедневной газеты «Сибирские известия», ее редактор-издатель М.Н. Кононов был в то же время владельцем типографии. «Сибирский вестник» поместил несколько заметок о будущем издании («Новая газета в Томске» -- СВ, № 142, 7 июля; «Поправка» -- СВ, № 145, 10 июля), пообещав читателям «еще несколько слов» сказать, когда выяснится общественно-политическое «лицо» газеты. Такая статья действительно появилась в одном из октябрьских номеров «Сибирского вестника» с заголовком «Опыт насаждения человеконенавистничества» (автор «Грин») (СВ, № 209, 12 октября). Газета констатировала, что «“Сибирские известия” выступили с определенной, резко очерченной физиономией»: «это -- орган “русских людей”», которые «взяли для себя привилегию говорить за весь русский народ» (СВ, № 209, 12 октября). Рассмотрев отношение «Сибирских известий» к студенчеству, к предстоящим выборам гласных в Томскую думу, его методы полемики в стиле «Маленьких писем» Суворина, редакция пришла к выводу, что «слова -- словами, а как только дошло до дела, так сквозь новый красивый грим начинают проглядывать безобразные черты» (СВ, № 209, 12 октября). И если у «лукавого старца» Суворина, на которого ориентируются «Сибирские известия», «с внешней стороны красиво и стройно», -- «у наших доморощенных патриотов своего отечества выходит и смешно, и некрасиво» (СВ, № 209, 12 октября).

Еще одним моментом, в котором видны различия между двумя томским газетами, был рабочий вопрос. В «Сибирской жизни» он освещался главным образом по материалам столичной и провинциальной прессы; в «Сибирском вестнике» же находился в зоне повышенного внимания. Газета писала о первой томской артели портных (СВ, № 41, 20 февраля), о «проекте устава союза томских работниц» (СВ, № 231, 16 ноября), о необходимости создания союза рабочих («Кое-что о рабочем движении» -- СВ, № 232, 17 ноября) и тд. Количество материалов увеличилось после утверждения 20 марта издателем газеты «Сибирский вестник» бывшего политического ссыльного, революционера-народника М.Н. Загибалова. На страницах «Сибирского вестника» публиковались зарисовки об условиях труда телеграфистов («Добровольный каторжник» -- СВ, № 94, 4 мая), присяжных счетчиков казначейства («Как живут маленькие люди» -- СВ, № 199, 28 сентября), книгопечатников («По поводу прискорбного явления в жизни книгопечатников» -- СВ, № 201, 30 сентября), материалы о забастовках аптекарей (СВ, № 105, 20 мая), шапочников («Рабочие шапочники и хозяева торговцы» -- СВ, № 120, 10 июня; «Конец забастовки» -- СВ. № 122, 12 июня).

4--17 июля в Томске прошла общегородская стачка, организованная РСДРП. «Сибирская жизнь» никак не прореагировала на это событие: номера аккуратно выходили каждый день, в «Томской хронике» сообщалось об экспорте сибирского сливочного масла, праздничном отдыхе парикмахеров (№ 143, 8 июля), об отсутствии стульев в библиотеке епархиального братства, новой семидневной ярмарке в Томской губернии (№ 144, 9 июля) и тд. Газета же «Сибирский вестник» в это время не издавалась «вследствие прекращения работ в типографии Н.И. Орловой, где это издание печатается» (СВ, № 146, 17 июля). В № 146 от 17 июля в фельетоне «Мысли вслух» описывался «летаргический сон печатного слова в г. Томске», случившийся из-за остановки типографий. Однако «Сибирский вестник» не упрекал рабочих за эту остановку: автор фельетона полон сочувствия к ним, считает, что они достойны «светлой доли», «сносного существования», «покоя и отдыха, которого книгопечатнику дали так мало...» (СВ, № 146, 17 июля). Фельетонист согласен с тем, что «так жить нельзя!», но из-за подцензурного положения газеты он не в состоянии дальше развить эту тему Недаром к этому материалу было прикреплено объявление, набранное крупным шрифтом и резко выделяющееся на полосе: «Продолжается подписка на ПОДЦЕНЗУРНУЮ газету “Сибирский вестник”» (слово «подцензурную» было выделено самыми большими буквами). С этого времени объявление регулярно (раз-два в месяц) появлялось в газете -- в разных местах, но с одним и тем же текстом и принципом выделения слова «подцензурную».

От «Сибирской жизни» вторая томская частная газета отличалась также своей «областнической тенденцией». «Сибирский вестник» в 1905 году опубликовал целый ряд статей Н.Г. Потанина: «Бурятские поминки» (СВ, № 50, 5 марта), «Быть или не быть сибирскому областничеству?» (СВ, № 177, 27 августа, № 178, 28 августа, № 130, 22 июня), «Земская реформа в Сибири и инородцы» (СВ, № 185, 8 сентября), «Об автономии и многогранной личности» (СВ, № 192, 18 сентября) и некоторые другие материалы. Положению Сибири в прошлом и настоящем были посвящены материалы М. Вознесенского «Сибирские итоги» и «Думы» (подписаны псевдонимом «Друг») (СВ, № 102, 17 мая), а также один из фельетонов цикла «Мысли вслух». В нем фельетонист «Сибирского вестника» опровергает расхожую мысль о сущности областничества как «сепаратизма», говоря, что «не разъединения мы требуем, а союза»; необходимо только «освободить нас от подпорок» (СВ, № 117, 5 июня).

С 13 по 20 октября в Томске проходила политическая стачка, во время которой газеты не выходили. В это время все русское общество было «взорвано» Манифестом 17 Октября: он провозгласил свободу слова, собраний, союзов, обещал неприкосновенность личности, гарантировал выборы в Государственную думу. Однако обнародованный безо всякой подготовки Манифест вызвал неоднозначную реакцию россиян: начались еврейские погромы, в дело вынуждена была вступить армия. В Томске тоже было неспокойно.

18 октября казаки «разогнали и избили демонстрацию учащихся», а 20 октября в Томске произошел черносотенный погром, вызванный своеобразным «двоевластием», противостоянием томских либералов и патриотически настроенной частью населения. Во время погрома было сожжено здание службы тяги управления Сибирской железной дороги в центре города. Было «убито и сгорело 66 человек, в основном железнодорожные служащие, 129 человек были ранены. Погром продолжался три дня», и только «22 октября 1905 года войска разогнали погромщиков».

С 16 по 25 октября «Сибирский вестник» не выходил; в первом же номере после этого перерыва (СВ, № 213 от 25 октября) в разделе «Телеграммы» был опубликован «Высочайший Манифест» от 17 октября, «Доклад гр. Витте о введении конституции», «Манифест стачечного Комитета», «Отставка Булыгина», «Беседа гр. Витте с редакторами газет» и другие материалы. Почти вся газетная площадь была отдана под телеграммы, скопившиеся в редакции с 17 по 22 октября.

Событиям, произошедшим в Томске 18--20 октября -- демонстрации учащихся, разогнанной казаками, черносотенному погрому, -- в газете посвящено несколько материалов. Первый из них с заголовком, выделенным траурной рамкой «Вниманию городского общества», призывал горожан и городское самоуправление к «умиротворению города», организации «помощи жертвам погрома, семьям раненых и убитых», помощи «следствию судебной власти в деле раскрытия совершавшихся на глазах у всех преступлений» (СВ, № 213, 25 октября). «Местная хроника» номера также была составлена из сообщений, касающихся черносотенного погрома: о начале следствия, сборе денежных пожертвований редакцией «Сибирского вестника» для жертв погрома, о возобновлении движения по Сибирской железной дороге и т.д. До конца 1905 года в каждом номере «Сибирский вестник» публиковал воспоминания участников этого страшного события, новые детали происшествия, а также некрологи погибших. В происшествии газета винила не только «чернь», но и администрацию, которая «оказала самое широкое, активное и пассивное содействие организованному черному террору» (Проф. Н. Кижнер «К событиям 20, 21 и 22 октября в Томске» -- СВ, № 230, 13 ноября).

«Сибирская жизнь» не выходила с 17 по 26 октября; № 214 от 26 октября также начинался с публикации «Манифеста», телеграмм и других материалов. Осмысление произошедших событий в «Сибирской жизни» было дано в двух материалах, написанных «по горячим следам»: «На пути к правовому порядку» и «К обществу»; в «Томской хронике» была дана подборка материалов о томском погроме, в котором, по слухам, хотели «избивать евреев, студентов и железнодорожников», а в итоге пострадали представители всех слоев томского населения (СЖ, № 214, 26 октября).

«Сибирская жизнь» также печатала некрологи погибших, материалы о томском погроме, но для этой газеты погром имел и другие последствия: ситуация, когда А.И. Макушин и его семья чудом избежали страшной смерти, настолько ужаснула П.И. Макушина, что он отказался от дальнейшего ведения газеты. В номере 224 от 8 ноября на первой полосе было помещено объявление от Макушина, который «передал право издания оной профессорам Томского университета И.А. Малиновскому, Н.Н. Розину, В.В. Сапожникову, М.Н. Соболеву и Технологического института E.J1. Зубашеву, Вл.А. Обручеву и прис. поверенному М.Р. Бейлину» (СЖ, № 224, 8 ноября).

Период после принятия Манифеста 1917 года «Сибирский вестник» характеризовал как «тяжелое время», но редакция была уверена: «все успокоится и войдет в обычные рамки, когда великие начала свободы и права войдут в жизнь, облекутся в соответствующие законные нормы, когда для всего населения откроются законные пути к проявлению своих требований и желаний, то есть когда союз мнений и партий найдет себе поприще в стенах нормальной действующей Государственной Думы» (№ 215, 27 октября). Прежде всего, считала редакция, должны быть осуществлены свободы, «без которых немыслимо существование никакого правового государства», и главная из них -- свобода печати, без которой «правильная политическая жизнь невозможна».

В № 230 от 13 ноября «Сибирский вестник» предпринял еще одну попытку освободиться от цензуры: газета сообщила читателям, что 8 ноября она послала в Петербург телеграммы -- в Главное управление по делам печати, председателю совета министров графу Витте, в редакцию «Сын Отечества» с передачей Союзу защиты слова -- с целью получить разрешение на выход без предварительной цензуры. Ответом на это выступление было телеграфное сообщение от начальника Главного управления по делам печати: «Новый закон о печати будет обнародован на днях». Несмотря на то что прямого освобождения от цензуры в этом ответе не прозвучало, редакция «Сибирского вестника» сочла новость вполне положительной: «Не зная текста нового закона, трудно, конечно, судить о его достоинствах и недостатках, но можно сказать одно: прежнего произвола больше не будет Итак, поздравляем читателей с торжеством свободного слова» (СВ, № 230, 13 ноября).

В октябре--декабре политическая жизнь России и Сибири освещалась в каждом номере «Сибирского вестника»: газета призывала к защите конституционных прав, к активности населения во время выборов в Государственную Думу, к поддержке сибирских областников, которые приняли решение участвовать в выборах «с целью добиться проведения в жизнь основных положений Сибирского областного союза» («Готовьтесь к выборам в Государственную Думу!» -- СВ, № 234, 19 ноября). Отдельный материал «Сибирского вестника» был посвящен разъяснению понятия «свобода собраний и союзов» -- для чего они служат, чьи интересы защищают, что значит «явочным порядком» (А. Соколов «Свобода собраний и союзов» -- СВ, № 235, 20 ноября). Сама же газета все сильнее симпатизировала социал-демократии; кроме материалов о рабочих, о необходимости союзов трудящихся в газете публиковались стихотворения «Гимн свободных рабочих» (Дружно, товарищи, в ногу), «Песня свободной России» (Отречемся от старого мира) (СВ, № 235, 20 ноября), а также объявление от РСДРП с примечанием от редакции, которая отметила, что «глубоко сочувствует идее пробуждения самосознания трудящихся масс и поднятия их общего умственного развития», хотя и «далеко не разделяет тех приемов и путей, которыми идет РСДРП в деле осуществления этой идеи» (СВ, № 240, 27 ноября). Таким образом, политическое самоопределение газеты состоялось в радикальном, социал-демократическом лагере.

Мечта о свободе от цензуры для «Сибирского вестника» воплотилась в жизнь 6 декабря: № 247 вышел без предварительного досмотра (первый бесцензурный номер «Сибирской жизни» -- № 243 -- вышел еще 2 декабря). На содержании газеты это практически не отразилось, поскольку «Сибирский вестник» «явочным порядком» уже завоевал собственную «свободу слова». Однако уже в конце декабря в «Местной хронике» появилась информация о том, что «Г. цензор Виноградов снова конфисковал наш рождественский номер; взято свыше 250 №№, остальные номера (свыше 7000 экземпляров) разошлись до ареста» (№ 263, 29 декабря). Из этого сообщения становилось ясно, что полностью от цензурного гнета «Сибирскому вестнику» избавиться не удалось; а 31 декабря 1905 года газета была закрыта «по телеграфному распоряжению командующего войсками Сибирского военного округа Сухотина, в силу военного положения». Эта новость была опубликована в единственном номере новой газеты «Вестник Сибири» (1906, № 1, 1 января): как содержание, так и оформление «Вестника Сибири» -- за исключением заголовка -- было полностью идентично «Сибирскому вестнику»; вероятно, поэтому он уже после первого номера был закрыт навсегда.

«Сибирская жизнь» еще до передачи в руки профессоров начала печатать материалы о политике, но при новой редакции стала гораздо больше внимания обращать на эту сферу, отмечая создание политических партий в Сибири (СЖ, № 224, 8 ноября), выход первой социал-демократической газеты в России (СЖ, № 224, 8 ноября), разбирая особенности конституционного государства (№ 226, 10 ноября) и т.д. В «Сибирской жизни» появились новые темы: материалы о «лиге борьбы против смертной казни» (СЖ, № 229, 13 ноября; № 230, 16 ноября), о профессиональных союзах рабочих (СЖ, № 234, 20 ноября), о выборах в Государственную думу. «Сибирская жизнь» самоопределилась в лагере кадетов, о чем свидетельствует публикация материалов о деятельности конституционно-демократической партии и ее томского отдела (СЖ, № 246, 6 декабря; № 247, 8 декабря; № 251, 13 декабря, и т.д.). Можно констатировать в целом, что смена редакции явно пошла на пользу «Сибирской жизни»: она стала более яркой, разнообразной, многотемной и потому более интересной, чем прежде.

Таким образом, для провинциальной прессы 1905 год стал поворотным пунктом прежде всего в отношении предварительной цензуры, от которой она наконец избавилась. Отражение революционных событий 1905 года на страницах газет «Сибирский вестник» и «Сибирская жизнь» показало процесс постепенной «политизации» как сибирского общества, так и средств периодической печати, увеличение интереса к рабочему вопросу, к партийной жизни. Путь, который прошла провинциальная периодика в 1905 году, позволил преодолеть «отставание» ее от столичной периодики, «синхронизироваться» с общероссийской журналистикой. Поэтому в дальнейшем многие процессы в периодической печати Сибири шли одновременно со столичными (расцвет сатирической журналистики в 1906--1907 годах, появление партийных органов печати и др.).

Существование двух ежедневных газет в Томске -- «Сибирского вестника» и «Сибирской жизни» -- позволило дифференцировать информационное поле на принципах взаимодополнения. «Сибирская жизнь» отразила изменения в культурной и просветительской сфере России, Сибири, Томска в 1905 году; «Сибирский вестник» зафиксировал начало и развитие рабочего движения, проникновение идей социал-демократии в легальную провинциальную периодику, трансформацию сибирского областничества на новом этапе. Все это позволяет говорить о том, что сибирская периодика в силу своих возможностей принимала самое активное участие в освещении первой русской революции, держала сибирского читателя в курсе происходящих событий и формировала у него чувство сопричастности к общероссийским политических процессам.

Список литературы

1. Дмитриенко Н.М. Сибирский город в XIX -- первой трети XX века. Локально-историческое исследование на материалах Томска: Автореф. дисс. ... докт. ист. наук. Томск, 2000.

2. Махонина С.Я. История русской журналистики начала XX века. М.: Флинта, Наука, 2002.

3. Томск. История города от основания до наших дней. Томск: Изд-во Томск. ун-та, 1999.

4. ГАТО (Государственный архив Томской области). Ф. 3. Оп. 12. Д. 1010. JI. 1--2 об.

5. Томск от А до Я. Краткая энциклопедия города. Томск: Изд-во HTJI, 2004. С. 246.

Размещено на Allbest.ru