Две линии в судьбах ветеранов революционного движения

Размещено на http://www.allbest.ru/

Две линии в судьбах ветеранов революционного движения

Известные исследователи эсеровского движения С. А. Красильников и К. Н. Морозов обнаруживают «весьма противоречивые тенденции почти полувековых (1880-1920-е гг. - А. Т.) взаимоотношений “друго-врагов” - марксистов и народников»; по их утверждению, третье десятилетие XX века было знаменательно тем, что большевикам удалось «насильственно поставить точку» в затянувшемся споре между двумя основными течениями социализма в России [5, с. 131]. Это явление существенным образом отразилось на процессе адаптации деятелей революции к советской реальности.

Осознание небольшевистского прошлого как серьезного обременения диктовало выбор той или иной линии поведения для каждого из потерпевших поражение социалистов-народников. Основываясь на документах, впервые вводимых в научный оборот, автор настоящей статьи ставит перед собой задачу выявить тактику приспособления ветеранов-революционеров к реалиям конца 1920-х - начала 1930-х гг.

Судьба деятелей революционного движения в Советской России указанного периода мало отражена в исторических источниках личного происхождения. Мемуарная литература представлена несколькими юбилейными публикациями, посвященными деятельности двух ветеранских организаций - Общества старых большевиков (ОСБ) и Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев (ОПК), а также немногочисленными воспоминаниями самих революционеров и их потомков. В этих материалах обнаруживаются авторские интерпретации событий, свидетелями которых были мемуаристы. Значительный пласт исторических источников составляют также автобиографии, хранящиеся в фондах указанных общественных организаций; однако в силу присущего подобным документам официозного характера их содержание в основном сводится к самопрезентации деятелей революции.

Между тем личностные аспекты приспособления социалистов к реалиям постреволюционной России вызывают немалый интерес, ибо позволяют осмыслить, как ветераны-революционеры оценивали свое прошлое, что думали о событиях настоящего, как искали свое место в новой действительности. В этой связи ценным историческим источником представляется обнаруженная в фонде старого большевика К. П. Злинченко в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) переписка с другим ветераном революции - В. И. Скляревичем [1, д. 30]. Особенность ее состоит в том, что корреспондентами являлись люди, объединенные общим народовольческим прошлым, оказавшиеся впоследствии по разные стороны баррикад.

Владимир Иванович Скляревич имел солидный революционный стаж: не достигнув двадцатилетнего возраста, в 1879 г., он уже принимал участие в народовольческом движении [6, д. 419, л. 1]. С 1885 по 1895 гг. Скляревич являлся одной из центральных фигур в т.н. «Киевской заговорщической группе», известной под названием «Фокинской», которую в последние несколько лет ее деятельности возглавлял. В 1902 г. бывший народоволец примкнул к эсеровской партии и состоял в ней до 1922 г., ведя активную общественнополитическую работу. Революция застала Владимира Ивановича в ссылке в одном из поселений Иркутской губернии, откуда он перебрался в Читу, где, по его словам, «всецело отдался педагогической и связанной с нею общественной деятельности» [Там же, л. 6].

Непростой путь его товарища по революционному движению К. П. Злинченко описан в частично опубликованных воспоминаниях «Жизнь как она была» [2]. Кирилл Павлович был незаконнорожденным сыном бывшей прачки, оказавшейся на содержании старого полковника. Под влиянием тяжелой жизненной обстановки он увлекся религией, затем эволюционировал в толстовца. Однако не удовлетворенный идеологией непротивления злу, стремясь к деятельной борьбе против несправедливого мироустройства, молодой человек оказался втянут в народовольческую группу «заговорщиков», руководимую В. И. Скляревичем. К началу XX века идейные поиски привели его в социал-демократическое движение, но, примкнув к большевикам, Злинченко вскоре вынужден был эмигрировать. До революции 1917 г. он состоял в Социал-демократической партии Швейцарии. По возвращении в Россию занимался в основном журналистикой, заведовал русским отделом РОСТА, историческим отделом Истпарта, был редактором журнала «Пролетарская революция». Кроме того, Злинченко принимал активное участие в деятельности Общества старых большевиков и в организации Музея революции. Таким образом, и К. П. Злинченко, и В. И. Скляревича можно отнести к активным деятелям революционного движения, биографии которых во многом определялись идейными метаниями.

В личном фонде старого большевика Злинченко отложилось несколько десятков документов, включающих как подлинные письма и почтовые открытки, так и черновики, а также несколько машинописных копий. Среди этих материалов выделяются объемные тексты (по 3 и более страницы); однако в большинстве случаев письма представляют собой краткие сообщения о текущих делах или содержат вопросы, уточняющие факты совместного революционного прошлого.

Судя по всему, переписка, длившаяся с 1926 по 1933 гг., была интенсивной и сохранилась не полностью. Кроме того, неразборчивый (в ряде случаев нечитаемый) почерк К. П. Злинченко вынуждает исследователя ориентироваться главным образом на содержание писем его корреспондента и немногочисленные перепечатанные экземпляры. Кирилл Павлович проживал в Москве, его адресат - В. И. Скляревич - в Чите, а затем в Иркутске и Ленинграде. Продолжительное письменное общение между ними носило в целом характер доверительной дружеской беседы старых товарищей по революционной борьбе. Вместе с тем оно отразило неравное положение, в котором находились член правящей партии и бывший сторонник поверженных ею эсеров.

Содержательная сторона переписки может быть представлена несколькими тематическими блоками. Первый из таких блоков составляют воспоминания о прошлом, главным образом о нескольких годах совместной революционной работы в «Киевской заговорщической организации». Как известно, в 1920-е - начале 1930-х гг. в научном и общественном дискурсе сосуществовали во взаимной борьбе две тенденции в оценке народнического этапа в российском революционном движении. Представители одной из них выстраивали прямую генетическую связь между народничеством и большевизмом и ставили в заслугу предтечам зарождение идей о необходимости опоры на массы и создания централизованной политической партии. Их оппоненты, напротив, видели в народниках исторического соперника и отказывались признавать какое-либо родство с ними [7, с. 360-362]. Отсутствие у власти твердой и однозначной позиции в дискуссии затрудняло выстраивание ветеранами собственной идентичности в постреволюционном обществе.

Некоторые старые большевики - выходцы из народнического движения - принялись критиковать свое прошлое. В частности, К. П. Злинченко в своей переписке и мемуарах подразделяет жизнь на этапы, водоразделом между которыми становилось вступление в коммунистическую партию. При этом первый, «домарксистский», период представляется временем заблуждений и разочарований. «Тяжело бывает сознаться, - пишет он В. И. Скляревичу в феврале 1927 г., - что почти вся жизнь была ошибкой, хотя и глубоко искренней» [1, д. 30, л. 27].

Для его корреспондента народовольческий опыт, напротив, представлял собой «полезное прошлое». В. И. Скляревич занял компромиссную позицию: демонстрируя отказ от идейно-политических установок потерпевшего поражение народничества, тем не менее активно отстаивал важность последнего в революционном движении как в личной переписке, так и посредством печати [4]. В частности, неоспоримую заслугу «заговорщиков» он видел в подготовке будущих революционных кадров. Глубоко задетый критикой К. П. Злинченко, Владимир Иванович писал: «Скажи во всеуслышание на всю Россию, на весь Союз, что ты от нас и от меня в том числе ничему другому не научился, как тому, как не надо делать революцию» [1, д. 30, л. 115 об.]. По убеждению Скляревича, народовольческое прошлое заключало в себе нравственный идеал бескорыстной борьбы за социальную справедливость, актуальный и в постреволюционной России. Статус носителя славной революционной традиции позволял ветерану успешнее адаптироваться к реалиям советской действительности. В отличие от бывших меньшевиков и эсеров, народовольцы пользовались значительным авторитетом и находились на особом положении в том числе в Обществе политкаторжан, членом которого состоял В. И. Скляревич.

Следующий тематический блок, содержащийся в переписке двух ветеранов революции, - это сведения, рассмотрение которых позволяет прояснить процедуры приспособления старого большевика и бывшего эсера к бытовым и политическим реалиям 1920-х - начала 1930-х гг. В первые годы после установления в Дальневосточной республике советской власти В. И. Скляревич пострадал от репрессий большевистского правительства [Там же, л. 4]. Автор не раскрывает адресату подробностей своих злоключений, однако, судя по всему, как и многие эсеры, Владимир Иванович подвергался допросам и принуждению к публичному отказу от принадлежности к партии (в письме к Злинченко он утверждал, что опубликовал подобное заявление в одной из провинциальных газет в 1923 или 1924 гг.) [Там же, д. 50, л. 22].

Униженный подозрительностью власти, ветеран революции скептически настроился в отношении действительности, прекратил общественно-политическую деятельность и полностью ушел в педагогическую работу. Поворотным моментом в его постреволюционной судьбе стало чествование в день юбилея в феврале 1927 г. Подробнейшему описанию празднества посвящено восторженное послание В. И. Скляревича старому товарищу по революционной борьбе [Там же, д. 30, л. 82 - 84 об.]. Почувствовав себя уважаемым и полезным человеком, старый народоволец воспрянул духом, вновь вернулся к общественной работе, которую считал призванием. В двадцатые годы «сомнительное» политическое прошлое не очень мешало самореализации граждан. Уже в 1929 г. Скляревич в письме к Злинченко с гордостью сообщал, что стал в Иркутске «одним из самых известных агитаторов-пропагандистов» и удостоился высокой оценки местными большевиками за идейную «выдержанность» своих докладов, которой может позавидовать даже партиец [Там же, л. 126-127].

В анкетах и автобиографиях, составленных для Общества политкаторжан, В. И. Скляревич предстает неутомимым активистом-общественником, отдававшим себя без остатка революционной работе [6, д. 419]. Как представляется, в этом смысле он являл собой если не типичный, то, во всяком случае, весьма распространенный типаж среди соратников по борьбе. Биографии ветеранов, в том числе их деятельность в послереволюционный период, подтверждают суждение исследователя О. М. Морозовой, о том, что революционер - прежде всего наиболее активный и амбициозный человек своего времени [3, с. 313, 333]; добавим: общественник по натуре. Должно быть, этот фактор играл немалую роль в примирении бывших противников коммунистической партии с большевистским режимом, который нуждался в активистах с революционным прошлым. Учтем, что от эсерства Скляревич отрекся, хотя и политическим самобичеванием не занимался.

Функции адаптатора ветеранов к реалиям Советской России успешно выполняло Общество политкаторжан. Оно не только направляло общественно-политическую деятельность своих членов, но взяло на себя заботы о приспособлении их к бытовым условиям 1920-1930-х гг. Так, нам известно, что В. И. Скляревичу и пятерым его детям удалось устроиться и самостоятельно содержать себя в ситуации безработицы 1920-х гг. [6, д. 419, л. 1]. Один из сыновей, воспользовавшись льготой, дававшейся детям политкаторжан при поступлении в вузы, учился в аспирантуре при техническом институте сначала в Иркутске, а затем в Ленинграде [1, д. 30, л. 119]. Отметим, что большинство революционеров выбирали для своих детей именно этот путь - получение высшего образования, открывавшего значительные перспективы в связи с начинавшимся социалистическим строительством. Сам Владимир Иванович к концу 1920-х гг. перебрался из считавшейся провинциальной Читы сначала в Иркутск, а затем в Ленинград, где вскоре, как старый народоволец и активный общественный работник, получил квартиру в Доме-коммуне политкаторжан. Как видим, старые революционеры (даже эсеры) имели хорошие перспективы в Советском Союзе 1920-х гг.; их прошлое выступало существенным подспорьем жизненного устройства. В то же время материалы переписки отнюдь не дают оснований для обвинения бывшего эсера в «шкурничестве» (популярный в двадцатые годы термин). Ориентация социалистов на примирение с большевистской властью объяснялась значительным снижением репрессивности режима и открывшимися возможностями для самореализации.

О жизни старого большевика Кирилла Павловича Злинченко из переписки со Скляревичем известно немногое. Перед своим собеседником он представал как человек чрезвычайно занятой и влиятельный, о чем свидетельствуют неоднократные упоминания о помощи В. И. Скляревичу в получении пенсии и в других вопросах. Между тем самому Злинченко его политический активизм не приносил ощутимых «дивидендов». Многочисленные инициативы по усовершенствованию кадровой политики большевиков и иным вопросам, с которыми он обращался в партийные инстанции (в личном фонде К. П. Злинченко сохранились письма в Московский и Центральный комитеты партии, Президиум ЦКК ВКП(б) и даже Политбюро), судя по всему, оставались без внимания.

Более того, в 1929 г. партийный стаж Кирилла Павловича был пересмотрен, в результате чего он был исключен из Общества старых большевиков [Там же, д. 52, л. 112-113]. Получалось, что теперь, спустя более чем 10 лет после революции, заслуженный член ВКП(б) К. П. Злинченко оказался разжалован и унижен, в то время как бывший эсер пользовался почетом и уважением. И это весьма выразительный факт: положение активистов-большевиков зачастую в 1920-х гг. оказывалось более шатким, нежели положение «разоружившихся» бывших эсеров. Вполне вероятно, В. И. Скляревич подобное обстоятельство интуитивно осознавал.

Третий крупный тематический блок, который может быть условно выделен в рассматриваемой переписке, составляла «политическая дискуссия» между старыми товарищами, вызванная настойчивыми предложениями К. П. Злинченко о вступлении В. И. Скляревича в коммунистическую партию. Убеждая своего корреспондента в правильности выбранного большевиками пути, Злинченко указывал на успехи партии в завоевании власти и удержании ее в течение десятка лет. Здесь он выступал выразителем воли ВКП(б). Последняя, наводненная после революции карьеристами и всякого рода «случайными элементами», стремилась пополнить свои ряды искренними и при этом авторитетными борцами за социальную справедливость. Выразителями такого стремления были идейные старые большевики. В 1920-е гг. К. П. Злинченко неоднократно выдвигал перед Центральной контрольной комиссией предложение использовать на ответственной работе изгнанных из партии коммунистов, если только они исключены за идейные шатания, а не за «шкурничество» и преступления по должности [Там же, д. 50, л. 1-2]. Бескорыстная преданность делу революции являлась для Злинченко тем самым качеством, которое он ценил в своем товарище по революционному движению, оправдывая этим его конфликт с большевиками после Октябрьской революции [Там же, д. 30, л. 27].

Тем не менее В. И. Скляревич не спешил связывать себя партийным билетом. В условиях 1920-х - начала 1930-х гг. заслуженный революционер вполне мог не только существовать, но даже занимать почетное место в социальной структуре раннесоветского общества, не во всем разделяя точку зрения партии. Главным требованием власти к бывшим социалистам-оппозиционерам оставалась принципиальная лояльность режиму. Этому критерию Владимир Иванович соответствовал. Он уклончиво отвечал на вопросы К. П. Злинченко о политических разногласиях с большевиками. Однако, стремясь порадовать старого товарища, сообщал ему о своей идейной эволюции в сторону сближения с идеологией господствующей партии. 20 сентября 1933 г. в одном из последних писем так и оставшийся до конца своих дней беспартийным социалистом В. И. Скляревич писал: «…у меня все более и более укрепляется мысль, что какие бы ни были трудности на пути этого строительства (социалистического. - А. Т.), а оно, наверное, осуществится, и этого осуществления не так уж долго ждать придется. Может быть, и мы доживем до него. Я, по крайней мере, твердо решил дожить…» [Там же, л. 176 об.].

В 1920-1930-е гг. идейный вектор оставался определяющим в жизни и деятельности ветеранов отечественного революционного движения. Отказ от борьбы за социализм был для них равносилен перечеркиванию всей жизни. Многие продолжали бороться с большевиками в рядах своих партий в эмиграции, другие выбрали путь сотрудничества с новой властью. К числу лояльных советскому правительству социалистов принадлежал В. И. Скляревич и поэтому он вступил в Общество бывших политкаторжан. В функции последнего входило пропагандистское и просветительское обеспечение социалистического строительства. Вместе с тем бывший эсер сохранял идейную автономию и даже в обстановке «великого перелома» отказывался от членства в правящей партии. Он выжидал, присматривался; отстранившись от активной политической деятельности, Скляревич избежал жизненных бурь и (по крайней мере до 1933 г. - до завершения переписки) в отношении бытового устройства преуспел.

По мнению автора этих строк, другую «революционно-ветеранскую» тенденцию выразил К. П. Злинченко, стремившийся компенсировать и искупить большевистской активностью юношеское увлечение народничеством. Как видим, серьезную карьеру ему сделать не удалось, и более того, он был разжалован. Чрезвычайно выразительные факты, дополняющие образ протагониста, мы обнаруживаем в фонде Злинченко. Оказывается, Кирилл Павлович был крайне разочарован и возмущен тем, что Скляревич не поддался уговорам вступить в коммунистическую партию. В результате уже в 1928 г. он посчитал нужным информировать большевистское руководство в лице секретаря ЦКК ВКП(б) Е. М. Ярославского о «потенциальном враге» советской власти В. И. Скляревиче, «в котором несомненно сидит еще народник, эсер». Одновременно он рекомендовал организовать проверку членского состава Общества бывших политкаторжан на предмет выявления «вредителей» [Там же, д. 50, л. 8-9]. Организационных выводов Ярославский из этого «сигнала» не сделал, и изменений в судьбе Скляревича не произошло. К. П. Злинченко продолжил поиски возможностей для реализации коммунистической идейности. Стремясь доказать свою преданность и полезность делу партии, он писал письма большевистским руководителям с просьбой направить его на какую-нибудь опасную работу в ОГПУ [Там же, д. 55, л. 37 об.]. Думается, информация, отправленная К. Злинченко Е. Ярославскому, относится к разряду совершенно обычных явлений изучаемого времени. Истый большевик обязательно выступал информатором партийной власти. Однако присущие Злинченко чрезмерная политическая активность и перебор по части идейности не могли не сыграть в его судьбе негативной роли.

Мы обнаружили две линии в судьбах ветеранов революционного движения. В К. П. Злинченко и В. И. Скляревиче автор усматривает характерные типы активных российских революционеров, оказавшихся в довольно сложных обстоятельствах на переходе от поздненэповского времени к «социалистически-реконструкторскому» периоду. Одни прибегали к помощи политического активизма и бежали впереди «политического паровоза»; они чаще всего проигрывали. Другие же шли по пути умеренного компромисса с властью и при этом стремились оставаться в тени; нередко их толерантная позиция была залогом успеха.

В целом переписка, обнаруженная в личном фонде К. П. Злинченко, представляет интерес как диалог выразителей двух тенденций: одержавшей победу большевистской и не реализовавшейся народнической. Последнюю характеризует стремление к компромиссу с властвующей коммунистической партией. Эта позиция позволяла бывшим противникам коммунистов успешно адаптироваться к бытовым и политическим реалиям постреволюционной России 1920-х - начала 1930-х гг. Напротив, воспитанная ригористической большевистской идеологией нетерпимость предопределила тупиковый вариант жизненного устройства отечественных ветеранов-революционеров.

социализм революционер советский

Список источников

социализм революционер советский

1.Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 9463. Оп. 1.

2.Злинченко-Работников К. П. Жизнь, как она была: повесть из былого рядового большевика. 1870-1896 гг. Ч. 1.

М.: Федерация, 1931. 160 с.

3.Морозова О. М. Два акта одной драмы: боевое прошлое и послевоенная повседневность ветеранов Гражданской войны. Ростов н/Д: Издательство ЮНЦ РАН, 2010. 360 с.

4.Скляревич В. И. О киевской «группе заговорщиков» 1885-1892 гг. // Каторга и ссылка. 1928. № 5. С. 68-71.

5.Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь-август 1922 г.): подготовка, проведение, итоги: сборник документов / сост. С. А. Красильников, К. Н. Морозов, И. В. Чубыкин. М.: РОССПЭН, 2002. 1007 с.

6.Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. 506. Оп. 2.

7.Шемякина О. В. И. А. Теодорович и политические контексты изучения народничества в 1920-1930-е годы // Труды Института российской истории Российской академии наук. 2014. № 12. С. 357-371.

Размещено на Allbest.ru