Служители исламского культа в СССР в 1940-е гг. (по материалам Татарской АССР, Пензенской, Ульяновской и Куйбышевской областей)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Служители исламского культа в СССР в 1940-е гг. (по материалам Татарской АССР, Пензенской, Ульяновской и Куйбышевской областей)

Королева Лариса Александровна

Королев Алексей Александрович

Молькин Алексей Николаевич

Аннотации

В статье исследуется исламское духовенство Среднего Поволжья (Татарской АССР, Пензенской, Ульяновской и Куйбышевской областей) в 1940-е гг. - возрастной состав, уровень образования, национальная принадлежность, социальный статус священнослужителей мусульманского культа; формы и методы их конфессиональной практики (организационное устройство, религиозная практика, элементы модернизации культа и т.д.); взаимоотношения с представителями советской власти, в первую очередь, уполномоченным Совета по делам религиозных культов; рассматриваются мечети Среднего Поволжья как материальная база социальной консолидации мусульман, духовные центры мусульманского населения. В качестве теоретико-методологической основы исследования были избраны принципы: а) объективности; б) историзма; в) системности, г) объективного учета социально-личностного в предмете исследования и наиболее возможная нейтрализация субъективного отношения исследователя при оценке и интерпретации фактов. Кроме методологических принципов в работе были использованы специально-исторические принципы: сравнительно-исторический, актуализации, проблемно-хронологический, диахронный; также общенаучные принципы: структурно-системный, статистический, классификации, позволившие проанализировать эволюцию государственно-исламских отношений, рассмотреть советско/российское мусульманство в комплексе его составляющих, анализировать и сопоставлять различные данные для определения основных особенностей и сущностных характеристик. На протяжении 1940-х гг. количество действовавших мечетей в регионах Среднего Поволжья оставалось относительно стабильным. В основном, мечети располагались в сельской местности, в Пензенской и Куйбышевской областях в региональных "столицах" мечети не функ-ционировали. Численность мусульманского духовенства после всплеска в послевоенный период зафиксировалась на одном уровне - в соответствии с количеством мечетей. Служителями исламского культа в Среднем Поволжье являлись муллы и муэдзины. В некоторых селах в связи с малочисленностью священнослужителей ислама имамы и муэдзины отсутствовали, иногда их обязанности выполняли посторонние лица или старики-бабаи. Мусульманское духовенство развивало активную деятельность, применяя самые разнообразные методы работы среди населения. Важнейшим элементом религиозной практики исламского культа являлась проповедь. Мусульманское духовенство Среднего Поволжья характеризовалось высоким возрастным цензом и низким уровнем образования, как общего, так и духовного. В связи с преклонным возрастом имамов некоторые из них крайне редко выступали с публичными проповедями, особенно в Пензенском регионе. С середины 1940-х гг. советское руководство разрешило паломничество советских мусульман в Мекку. Мулла, особенно в сельской местности, пользовался непререкаемым авторитетом. Основными мусульманскими обрядами в Среднем Поволжье были джаназа, никях, исим, суннет. исламский духовенство священнослужитель

Ключевые слова: СССР, религия, Великая Отечественная война, ислам, духовенство, Среднее Поволжье, обрядность, проповедь, мечеть, вероисповедная политика

УДК:

93(470.4)

DOI:

10.7256/2306-420X.2014.4.11951

Дата направления в редакцию:

22-04-2014

Дата рецензирования:

23-04-2014

Дата публикации:

01-11-2014

Abstract.

The article researches the Islamic clergy of the Middle Volga Region (Tatar ASSR, Penzenskaya, Ulyanovskaya and Kujbyshevskaya Regions) in the 1940s: the age, level of education, nationality, social position of the Islamic religious workers, forms and methods of their confessional practice (organization, religious practice, elements of the religious modernization), relations with the Soviet power representatives (with the representatives of the Religion Affairs Council). The mosques of the Middle Volga region are reviewed as a material basis of the social consolidations of the Muslims, spiritual centers for the Muslim population. The following principles were takes as a theoretic and methodological basis: a) objectiveness; b)historism; c) systematicity; d) objective measurement of the social and personal in the subject of the research and the most possible counteraction of the subjective attitude of a researcher when estimating and interpreting the facts.

The following special historical principles have been used in the research together with the methodological ones: historical comparative, actualization, problematic chronological, diachronic. Also, general scientific principles have been used: structural systematic, statistical, classification. All of the principles let analyze the evolution of the relation between the State and the Islam, view the Soviet/Russian Muslims in the set of their constituents, analyze and compare different data to find out the main peculiarities and existential characteristics.

During 1940s the number of mosques in the Middle Volga region remained more or less constant. Most mosques were situated in the countryside, in Penzenskaya and Kujbyshevskaya Regions in the regional capitals mosques did not function. The number of the Muslim religious workers remained on the same level (corresponding to the number of mosques) after an increase during the period after the war. The Islamic religious workers in the Middle Volga region were mullahs and muezzins. In some villages there were no imams and muezzins because of a very small number of Islamic religious workers. Sometimes there duties were performed by other people or old men - babajs.

The Muslim religious workers were quite active in working with the local people. The most important element of Islamic religious practice was a preach. The Muslim religious workers of the Middle Volga region were characterized by high age limit and low level of education, both general and religious. The imams were rather old and some of them did not often preached, especially in Penzenskaya region. In the middle of 1940s the Soviet government allowed the Soviet Muslims to go on journeys to Mecca. A mullah, especially in the countryside had great authority. The main Muslim ceremonies in the Middle Volga region were janazah, nikah, isim, sunnet.

Мечети Среднего Поволжья в 1940-е гг.

Великая Отечественная война способствовала оживлению религиозной жизни в СССР. Мусульманское духовенство заняло патриотическую позицию и призывало верующих к борьбе с фашизмом. ДУМЕС принял на чрезвычайном совещании "Обращение ко всем мусульманам Советского Союза" с призывом беспощадно бороться с гитлеровскими убийцами и насильниками, самоотверженно трудиться в тылу, организовывать сбор денег и вещей в фонд обороны. В мечетях читались молитвы и проповеди с пожеланиями скорейшей победы Красной Армии, война советского народа была объявлена джихадом.

В 1944 г. специальным правительственным распоряжением религиозным объединениям было дозволено с санкции государственных советских органов арендовать, строить, покупать требуемые для них помещения, иметь специальные духовные школы, готовящие кадры священнослужителей, издавать религиозную литературу, в том числе и мусульманскую: Коран, журналы. Принятые меры в годы войны оживили церковную жизнь и обеспечили некоторую стабилизацию религиозной ситуации. В 1948 г. (25 октября) состоялся IV Всероссийский съезд (меджлис) мусульманского духовенства, на котором присутствовало 53 делегата. ДУМЕС было лишено многих полномочий - права выдачи разрешений на открытие новых приходов, образования мухтасибов, составления метрических книг, открытия духовных школ и курсов по подготовке служителей культа, организации мероприятий по улучшению материального положения мусульманского духовенства и т.д.

Руководство служителями исламского культа и верующими мусульманами Среднего Поволжья находилось в ведении Центрального Духовного управления мусульман Европейской части СССР и Сибири (г. Уфа).

После войны, в 1945 г., в г. Москве на татарском языке, арабским шрифтом было издано подготовленное Г. Расулевым религиозное пособие "Ислам Дини", в котором были изложены основные постулаты мусульманской веры.

К середине 1940-х гг. в Татарской АССР насчитывалось 16 официально действующих и 25 незарегистрированных мечетей. Большинство "разрешенных" мечетей было зарегистрировано в 1945-1947 гг. [1].

В Пензенской области в 1945 г. было зафиксировано 7 действовавших исламских культовых зданий - мечетей (Кузнецкий, Городищенский, Каменский, Неверкинский, Беднодемьяновский, Сосновоборский районы); причем, четыре из них было открыто собственно в 1945 г. [2]; три - в 1946 г.; две - в 1947 г. [3]. Поскольку основная часть татарского населения Пензенской области проживала в Кузнецком районе, то там официально функционировало 5 мечетей [4]. Недействовавших мечетей в середине 1940-х гг. в Пензенском крае было 75, из них 29 зданий мечетей было занято под детские, лечебные учреждения, клубы и кинотеатры, 28 - под склады, мастерские и другие хозяйственные помещения, 18 зданий просто пустовало [5]. В Вадинском, Шемышейском, Иссинском, Лунинском, Лопатинском, Белинском районах Пензенской области, в которых имелись татарские села, действовавшие мечети отсутствовали [6].

В Ульяновской области функционировало 9 мечетей в сельской местности и 1 молитвенное здание в г. Ульяновске. Все сельские мечети были зарегистрированы и переданы религиозным обществам по договору в 1945-1947 гг. [7]. Недействовавших мечетей в регионе на 1945 г. насчитывалось 79, часть которых просто пустовала, другая использовалась в хозяйственных целях [8].

В Куйбышевской области в середине 1940-х гг. действовало 18 мечетей (в 4 районах области - Камышлинском, Похвистневском, Шенталинском, Челно-Вершинском) [9]. Уполномоченный Совета замечал, что "в области имеется столько же мечетей, что и русских православных церквей, а с учетом незарегистрированных обществ мусульманам принадлежит право первенства" [10].

Собственно в г. Пензе и Куйбышеве действующих мечетей не было. В качестве места сбора верующих мусульман использовались городское татарское кладбище и дома мусульман. Организаторами молений в г. Пензе являлись пенсионеры в возрасте 70-80 лет Л. Бекташев, кладбищенский сторож, Л. Каркаев, Ларин, М. Тифитуллин [11]; в г. Куйбышеве - пенсионеры Х. Алмакаев, Г. Галлиев, Г. Габатдулин, Х. Гилимуллин, Х. Гильманов, Ф. Сагиров, Ю. Якупов [12].

Мечети являются материальной базой социальной консолидации мусульман, духовными центрами мусульманского населения и опорными точками в процессе массового распространения ислама. Советская власть нанесла значительный ущерб исламским культовым зданиям. Так, в Татарской АССР до 1917 г. действовало 1878 мечетей, к началу 1960-х гг. их осталось 0,6% [13]. В Пензенском регионе верующим мусульманам в большей степени, нежели христианам, удалось сохранить свои культовые здания. Если общая численность действовавших православных церквей в Пензенской области к концу 1940-х гг. по сравнению с дореволюционным периодом составляла лишь 2%, то количество мечетей достигало 17,5% [14]. В соответствии с "Инструкцией для уполномоченных Совета по делам религиозных культов" после разрешения Совета на открытие мечети необходимо было в 7-дневный срок заключить с местными верующими договор на передачу здания мечети и культового имущества. В договоре предусматривалась передача здания в бессрочное бесплатное пользование верующим, которые, в свою очередь, должны были "беречь здание,.. мечетью и … предметами культа … пользоваться исключительно для удовлетворения религиозных потребностей…" [15].

Мечети в Татарской АССР, Пензенской, Ульяновской и Куйбышевской областях являлись своего рода универсальными культовыми зданиями, т.е. среди них в исследуемый период уже отсутствовало четкое деление на соборные и пятничные, сельские и квартальные. При большинстве мечетей имелись минареты [16]. Бассейнов или специальных сооружений для омовений, как правило, в средне-волжских культовых зданиях не было. Мечети в Татарской АССР, Пензенском, Ульяновском, Куйбышевском регионах, в основном, были возведены в период с 1865 г. по 1922 г., представляли собой деревянные срубовые здания средней вместимости 200-500 чел. [17]. Из архивных материалов следует, что "официальные" мечети Среднего Поволжья были зарегистрированы, в основном, в 1945-1946 гг.

В Татарской АССР на государственном учете как памятники архитектуры состояло 13 культовых зданий (мечеть им. Ш. Марджани - г. Казань, Азимовская мечеть - г. Казань, Апанаевская мечеть - г. Казань, Бурнаевская мечеть - г. Казань, Закабанная мечеть - г. Казань, Новослободская мечеть - г. Казань, монастырский погреб - мусульманская усыпальница - Куйбышевский район, Ханская усыпальница - Куйбышевский район, Никольская церковь - мусульманская усыпальница - Куйбышевский район, Соборная мечеть - Куйбышевский район и т.д.) [18]. Ни одно из зданий мечетей на территории Куйбышевской, Пензенской, Ульяновской областей не было признано памятником архитектуры.

Средне-волжское исламское духовенство

Средне-волжское исламское духовенство было представлено муллами (имамами) и муэдзинами. Мулла, обычно выбираемый самими мусульманами из своей среды, отправлял культ и иногда преподавал ислам детям. Муэдзин (азанчи) являлся служителем мечети, который призывал верующих мусульман на молитву (азан).

В середине 1940-х гг. в Татарской АССР было официально зарегистрировано 18 мулл [19]. Численность мусульманского духовенства Пензенской области с послевоенного времени резко увеличивалась. В 1945 г. в Пензенской области было зафиксировано 5 служителей исламского культа [20].

В Ульяновской области на протяжении исследуемого периода количество зарегистрированных служителей исламского культа варьировалось от 5 до 8, обязанности муэдзина в зарегистрированных мечетях часто "выполняли разные лица из числа верующих" [21]. В Куйбышевской области в середине 1940-х гг. было 7 мулл, в конце 1940-х гг. - 18 зарегистрированных имамов [22].

В течение исследуемого периода в Среднем Поволжье существовали так называемые "самозванные" или "нелегальные" муллы, которые занимались отправлением религиозных обрядов, главным образом, в сельской местности: в Пензенской области - с. Алеевка Неверкинского района, Кикино, Телятино Каменского района, Усть-Инза Никольского района и т.д. [23]; в Куйбышевской области - с. Алькино, Новом Фейзуллово, Татарские Выселки, Теплый Стан и т.д.; в Ульяновской области - с. Большой Чирклей Николаевского района, Старое Зеленое, Старая Кулатка, Бахтеевка, Средняя Тережка Старокулатскинского района и т.д.; в Татарской АССР в 1961 г. насчитывалось 379 так называемых "бродячих" мулл [24].

Главными проблемами мусульманского духовенства Среднего Поволжья были преклонный возраст имамов, отсутствие мулл в некоторых селах, недостаточный уровень образования священнослужителей.

Зарегистрированные служители мусульманского культа Среднего Поволжья характеризовались слабой включенностью в общественно-производственную деятельность, продолжительным стажем духовной деятельности, пожилым возрастом, практически отсутствием какого-либо светского образования и наличием хотя бы минимального духовного. Так, к началу 1950-х гг. в Татарской АССР из 9 зарегистрированных мулл только 2 были заняты на производстве, в колхозе и в учреждении; 2 исполняли культовые обязанности еще до революции 1917 г., 2 - с предвоенного времени, 5 - с 1941 г.; возраст одного священнослужителя - от 40 до 59, остальных - 60 и старше; у всех низшее общее образование; у 2 - высшее духовное образование, у 5 - среднее, у 2 - низшее. Из 11 зарегистрированных в Пензенском крае мулл ни один не являлся работником производства или совхоза; мало у кого имелся стаж духовной деятельности до революции 1917 г., в основном, все исполняли обязанности священнослужителей с 1941 г.; все были старше 60 лет; 4 имама имели среднее образование, остальные - низшее; духовное высшее образование имелось у 1, у 2 - среднее духовное, у 5 - низшее духовное и 3 мулл не имели никакого духовного образования. Из 5 зарегистрированных мулл Ульяновской области, по сведениям уполномоченного Совета С.М. Агафонова, все были старше 60 лет с низшим "советским образованием", не имели никакого духовного образования или богословских степеней. Из 20 зарегистрированных куйбышевских мулл 5 были заняты на производстве, в колхозах и учреждениях; 2 были в возрасте от 40 до 59 лет, 18 - старше 60 лет; общее образование в пределах среднего было у 3, низшее - у 17; духовное образование имели 1 - высшее, 13 - среднее, 4 - низшее, 2 - нигде не обучались (9 были ранее осуждены, причем 7 - "как политически не благонадежные, антисоветски настроенные" по ст. 58№є УК) [25].

Одной из важнейших обязанностей служителей мусульманского культа была проповедническая деятельность. По мнению Н. Аширова, "проповедь является наиболее динамичным элементом религиозного комплекса, открывающим широкое поле для маневрирования, для совершенствования аргументации и освоения новой проблематики. Именно с помощью проповеди в первую очередь модернистские идеи распространяются среди масс верующих" [26]. Проповеди звучали на самые различные темы - от актуальных проблем социально-политического характера, чисто ортодоксально-догматического содержания до нравственных и других жизненно важных вопросов. В.А. Куроедов подчеркивал: "Социалистическая действительность, историческое творчество народов, которые сами стали хозяевами своей судьбы, подорвала веру в божественное предопределение. И мусульманское духовенство в настоящее время проповедует, что хотя многое и предопределено Аллахом, но немало зависит и от намерений людей и их упорства в достижении намеченных целей" [27].

Социальные и нравственные проблемы жизни советского общества - труд, образование, национальные и семейно-бытовые отношения и т.п. - постоянно находились в поле зрения исламского духовенства. Уполномоченный Совета по Ульяновской области С.М. Агафонов верно определил содержание и задачи проповедей служителей мусульманского культа, отчитываясь о прохождении "Курбан-байрама" в г. Ульяновске: "… Мулла выступал перед верующими с небольшой проповедью, в которой призвал молящихся придерживаться вероучения ислама, во всем проявлять покорность и терпение, не обижать близких, родственников и товарищей по работе, старшим поучать младших, а младшим слушаться и повиноваться старшим, молиться за здоровье и благополучие свое и близких родственников. Цель проповеди - удерживать и закреплять веру не только за теми, кто посещает мечеть, но и за их семьями" [28]. Анализируя публичные выступления мулл Татарской АССР, уполномоченный Совета давал им следующую характеристику: "В своих проповедях имамы мечетей, проявляя лояльность и уважение к конституционным требованиям и одобряя внешнюю и внутреннюю политику Советского государства, призывали верующих к строгому соблюдению догматов ислама, утверждали, что не всякий добродетельный поступок является истинным добром, а только такой, который сотворен глубоко верующим человеком: что нет и не может быть настоящей нравственности без веры в Аллаха, и поэтому-де религия необходима и при социализме; что нормы морали социалистического общества совпадают с нравственными предписаниями ислама, а положения ислама и его обряды подтверждаются научными данными. Почти во всех проповедях национальное и мусульманское очень часто отождествляется. … Все это является попыткой мусульманского духовенства ответить на те вопросы, которые ставит жизнь" [29]. Накануне и в дни мусульманских праздников служители исламского культа выступали с предметными проповедями по поводу этих религиозных празднеств.

Постоянно в богослужениях, особенно в сельской местности, звучали наставления о вреде курения, пьянства, о соблюдении морального облика верующего, о воспитании детей и т.д. В мечети г. Чистополя Татарской АССР имам Н.М. Мофлюхунов говорил: "Водка - мать безобразных дел, начало всех грехов. Тот, кто употребляет водку, - отступник от веры, он не верит в потусторонний мир и рай. Алкоголик разрушает религию ислам. Тот, кто дает деньги алкоголику, подобен соучастнику в убийстве. Не будьте спутником пьющего. Если алкоголик заболел, не интересуйтесь его здоровьем, если умрет - не участвуйте в его похоронах, т.к. он уже отлучен Аллахом от ислама" [30]. Данные сюжеты были актуальны для верующих мусульман и, что особенно важно, доступны для восприятия и понимания.

В общей своей массе проповеди исламского духовенства Среднего Поволжья носили достаточно однообразный характер, повторялись из года в год, в них использовались, как правило, одни и те же аяты и высказывания из хадисов. Так, мулла казанской мечети Х. Яруллин (Татарская АССР) текст праздничной проповеди в неизменном виде использовал 6 лет, мулла бугульминской мечети Г. Хамидуллин (Татарская АССР) более 8 лет выступал с одним и тем же текстом [31]. Ситуацию весьма красноречиво обрисовал имам мечети с. Степное Озеро Н. Шаяхматов: "… Я выступаю с одной и той же проповедью с 1946 года. Эту же проповедь читали и мои предшественники. Она нас вполне устраивает. Потому что верующие никакого духовного образования не имеют и в мечеть ходят два раза в год. Вообще наша проповедническая деятельность затухает. Или им говоришь, или стенам - одно и то же" [32]. Безусловно, некоторые конъюнктурные моменты присутствуют, но в целом довольно объективно представлена картина.

По мнению уполномоченного Совета по Татарской АССР И.А. Михалева, причина данного явления крылась в том, что "абсолютное большинство мулл - религиозные самоучки, имевшие низкий уровень общеобразовательной подготовки, кроме того, в настоящее время значительно ослаблены связи духовенства с муфтием, и он не рассылает праздничных посланий" [33]. Следует отметить, что верующих далеко не всегда устраивал столь низкий уровень "компетентности" служителей культа.

В связи с преклонным возрастом мусульманского духовенства и в силу их слабой "профессиональной" подготовки, некоторые из мулл даже не выступали с религиозными проповедями, а ограничивались поздравлениями верующих с праздниками и высказыванием пожеланий им благополучия и мира (особенно часто данное явление встречалось в Куйбышевской, Пензенской и Ульяновской областях). В Татарской АССР муллы часто просто зачитывали верующим послания муфтия ДУМЕС или поздравительные телеграммы от религиозных объединений за пределами республики, в лучшем случае, со своими минимальными комментариями [34].

В целом же, имамы областей Среднего Поволжья не блистали оригинальностью в своей проповеднической практике, выступали довольно редко, особенно в Пензенском регионе. По замечанию куйбышевского уполномоченного Совета, "как правило, муллы выступают произвольно, без письменных текстов. Смысл большинства проповедей … сводился к пересказу отдельных мест Корана и их значению для верующих. Значительное место в проповедях занимала тема морально-нравственных поучений и осуждение еще бытующих пороков (пьянства, разврата, неуважения к старикам и т.д.)" [35]. Особое внимание верующих при этом обращалось на необходимость соблюдения законов советской власти и правильного поведения в общественных местах, что также трактовалось как одно из требований Корана [36].

В Среднем Поволжье получила распространение практика представления содержания проповедей мулл уполномоченным Совета и в комиссии содействия по соблюдению законодательства о религиозных культах [37], что расценивалось уполномоченными как "проявление лояльности к органам советской власти" [38].

Мощное эмоциональное воздействие на верующих оказывало хоровое пение в мечетях, особо распространенное в Татарской АССР; для большего комфорта верующих некоторые мечети в Татарской республике были радиофицированы [39]. В Куйбышевской области практиковалось коллективное пение молитв всеми верующими [40].

Несмотря на невысокий образовательный ценз, именно от мулл, а не от служителей православного культа, поступало наибольшее количество жалоб на неправильное налогообложение. В 1949 г. мулла с. Кобылкино Каменского района Пензенской области Х.А. Кудряков лично подал заявление уполномоченному Совета об освобождении его от обязанностей муллы "ввиду … неправильного его обложения подоходным налогом". Уполномоченный Совета по делам религиозных культов С.Д. Горбачев, предупредив верующих о необходимости нахождения в 3-месячный срок священнослужителя, иначе в противном случае община будет снята с регистрации, действительно вознамерился сократить количество официально действовавших мусульманских обществ, правда, неудачно. С жалобами на неправильное налогообложение к уполномоченному обращались служители мусульманского культа И.С. Ахмяров в 1949 г. (с. Индерка Сосновоборский район), А.К. Бахтеев в 1950 г. (с. Средняя Елюзань Городищенского района) и т.д.

Служители мусульманского культа осознавали, что без преемственности поколений нет будущего ни у одной мировоззренческой системы, исходя из чего мусульманское духовенство активнее начало уделять самое пристальное внимание приобщению к вере в Аллаха детей, подростков, юношей. Имам мечети г. Казани З. Сафиуллин в одной из своих проповедей говорил: "Будущее ислама зависит от молодежи, и поэтому долг каждого мусульманина состоит в том, чтобы воспитывать своих детей в религиозном духе" [41]. "Работа в данном направлении облегчалась сохранением в ментальности населения привычки следовать вековым народным традициям" [42]. Так, в 1945 г. уполномоченный Совета по Куйбышевской области писал в докладной записке: "Поэтому не случайно старики в мечети с. Камышла выдвинули передо мной со всей серьезностью вопрос о необходимости обучения детей в школах чтению Корана, "иначе, говорят они, мы, старики, умрем, и Коран читать будет некому, так как молодежь Коран не изучает" [43]. С конца 1940-х гг. со стороны отдельных представителей мусульманского духовенства Пензенского и Куйбышевского регионов отмечалось стремление к организации специального преподавания ислама в мечетях для подраставшего поколения. Мулла с. Индерка Сосновоборского района Ахмиров ставил вопрос об организации религиозного обучения детей при мечети, в чем ему было отказано [44].

Во второй половине 1940-х гг. для мусульман Советского Союза произошло огромное по значимости событие - Правительство СССР разрешило паломничество советских мусульман в Мекку, что, в первую очередь, касалось служителей культа. Паломничество в Мекку производилось за счет самих паломников, приблизительная стоимость "путешествия" оценивалась в 10000 руб. За каждого паломника Духовное управление мусульман должно было перевести в Совет по делам религиозных культов по 3500 руб. Всего от четырех Духовных управлений мусульман СССР предполагалось направить в Мекку 40 чел. Сбор всех паломников планировался в г. Москве, откуда они на специально зафрахтованных самолетах должны были вылететь в Тегеран, откуда железнодорожным, водным и автомобильным транспортом по обычному маршруту хаджа направятся в Мекку. В 1947 г. для паломничества от Пензенского края в результате тщательного отбора была предложена кандидатура Я.С. Юсупова, 1880 года рождения, мухтасиба. Возражений против поездки в Мекку Я.С. Юсупова не последовало ни от уполномоченного Совета по делам религиозных культов по Пензенской области, ни от органов госбезопасности [45].С этого времени паломничество стало довольно распространенной практикой советской действительности.

Имам пользовался фактически непререкаемым авторитетом среди населения. Уполномоченный Совета по делам религиозных культов по Пензенской области С.Д. Горбачев объективно подчеркивал, что "рассадником религиозного влияния на население и некоторую часть молодежи и детей служит семья, родственники, пожилые религиозно-настроенные мужчины и женщины, старики и, конечно, главным образом, - мулла, к которому верующие колхозники обращаются за совершением молитвы. Отношение верующих граждан к мулле очень почтительное" [46]. Религиозные общины в с. Индерке Сосновоборского района, Бестянке Кузнецкого района Пензенской области самовольно, без разрешения построили жилые дома для мулл мечетей [47]. На встречах с членами партии и кандидатами в с. Средняя Елюзань уполномоченный Совета по делам религиозных культов по Пензенской области С.Д. Горбачев предлагал активизировать разъяснительную атеистическую пропаганду, работу по закрытию мечети, на что председатель сельсовета Баязитов, председатель избирательной участковой комиссии Тугушев, заведующий буфетом Акчардаков и т.д. возражали, что мулла не позволит. Колхозники осенью по призыву муллы ("ахуна") добровольно снабжали мечеть дровами, тогда как школа оставалась без топлива [48]. В 1946 г. с. Новое Усманово Камышлинском районе Куйбышевской области колхозники в дни "Уразы-байрам" вышли на работу только после призыва муллы, проигнорировав все предварительные атеистические мероприятия властей [49].

В Среднем Поволжье особо почиталось приглашение имама на дом для совершения молитвы, особенно в дни религиозных праздников с привлечением мусульман-мужчин - до 25-35 чел. (т.н. "разговение", "гостевание"), что получило особое распространение в Ульяновской и Куйбышевской областях. Из анализа архивных документов явно следует, что и обряды, часто и моления совершались в основном дома у верующих, а не в мечетях.

Священнослужители постоянно стремились расширить свое влияние. Уполномоченный по Куйбышевской области фиксировал в своей докладной записке: "В целях большего охвата населениясвоим влиянием духовенство прибегает к духовным беседам не только в мечети, но и на дому и, главным образом, с женщинами. Так, известно, что мулла Камышлинской мечети иногда собирает в частных домах по 5-10 женщин, главным образом, старух, которые, как он выражается, "тоже хотят послушать слово божие". На этих собраниях он читает им Коран" [50].

Служители мусульманского культа активно участвовали в хозяйственной и общественной жизни населения, пытались оказывать стимулирующее влияние на проведение хлебозаготовок, государственных займов, повышение сельскохозяйственной производительности и т.д. Так, имам мечети с. Кривое Озеро Октябрьского района Татарской АССР Х. Шакиров постоянно в своих проповедях говорил: "… Аллах указывает, что людей сделал хозяином над животными, которых мы должны обеспечивать кормом, хорошо содержать, что обеспечит урожай. Наш долг - приложить все силы на удобрение полей и заботу о сборе урожая. Вот почему каждый мусульманин, если он предан Аллаху, должен добросовестно трудиться и выполнять свои обязательства [51]. Некоторые пензенские муллы (Ахмиров, Юсупов и др.) также выступали с обращениями к верующим во время богослужений, призывая их активнее участвовать в решении насущных хозяйственно-политических задач [52].

Отдельные служители культа стремились самостоятельно организовать помощь нуждавшимся инвалидам Великой Отечественной войны. Так, в конце 1940-х гг. мулла мечети с. Индерка Сосновоборского района Пензенской области Ахмиров регулярно производил сборы средств в т.н. "Фонд помощи инвалидам войны", и данные средства передавал в органы собеса. Затем аналогичная практика была прекращена [53].

Священнослужители мусульманского культа стремились использовать любые возможности для расширения своего влияния. Неупорядоченность похоронного дела приводила к тому, что фактически все похороны умерших совершались по религиозным обрядам, а муллы превращали кладбища в своеобразные места пропаганды веры. В с. Средняя Елюзань Пензенской области по призыву имама зарегистрированной мечети верующие собрали 9 тыс. руб., на которые приобрели и завезли в село для благоустройства кладбища 1200 погонных метров железной ограды [54]. Исполнительный орган казанского общества верующих мусульман обратился к уполномоченному Совета Ф.С. Мангуткину с просьбой "завершения благоустройства татарского кладбища и наведения на нем надлежащего порядка" с предложением помощи со своей стороны [55].

С целью поддержания своего авторитета мусульманские священнослужители сознательно привлекали в состав актива общин людей, пользующихся уважением у местного населения - бывших председателей сельских советов, руководителей колхозов и т.д. "Все это укрепляло популярность мечети среди населения, позволяло церковникам в разговорах утрировать эти случаи, заявляя, что … "как ни живи, а под старость мечети не обойдешь"; … они тоже, будучи молодыми, не верили в бога, были активисты, а пришла старость, пришли в мечеть молиться богу" [56].

На протяжении всего советского периода истории существовало такое явление, как "самозваные" или незарегистрированные муллы, которые, как правило, действовали в тех населенных пунктах, где отсутствовали мечети. Данные "нелегалы" по просьбе верующих совершали религиозные обряды, по просьбе верующих в нарушение соответствующего законодательства проводили моления вне мечетей - под открытым небом, на кладбищах, в частных домах и т.п. Между "незарегистрированными" имамами шла весьма ожесточенная борьба за источники доходов [57].

Но и между зарегистрированными служителями культа и "нелегалами" также порою возникали конфликты. Так, в 1945 г. в беседе с уполномоченным Совета по делам религиозных культов по Пензенской области С.Д. Горбачевым мулла А.С. Бахтеев (с. Средняя Елюзань Городищенского района) проинформировал последнего, что из четырех мечетей, из которых юридически действующей значится одна, настоятелем которой он является, в других трех также проводятся молитвенные собрания и другие религиозные требы. В связи с этим, уполномоченный Совета по Пензенской области распорядился о соответствующих указаниях райисполкому по поводу недопущении подобных явлений [58].

В целом же, постепенно религиозная практика служителей мусульманского культа в Среднем Поволжье стабилизируется, "антисоветские" крайности в их деятельности встречаются все реже. Да и само Духовное управление мусульман Европейской части СССР и Сибири, по замечанию уполномоченного по Куйбышевской области, "проводит очень осмотрительную политику, во внутреннюю жизнь религиозных обществ по существу не вмешивается, а в рассылаемых иногда разъяснениях стремится сдерживать мулл и верующих от наиболее вредных обычаев и поступков", муфтий "занимает реалистическую позицию и свою роль ограничивает лишь выдачей удостоверений о назначении муллы и периодическим изданием разъяснений, в которых содержатся требования строгого соблюдения советских законов и пресечения деятельности религиозных фанатиков и шарлатанов" [59].

Таким образом, на протяжении исследуемого периода количество действовавших мечетей в регионах Среднего Поволжья оставалось относительно стабильным: время их открытия и регистрации пришлось на послевоенный период. В основном, мечети располагались в сельской местности, даже в Пензенской и Куйбышевской областях в "столицах" (до конца 1960-х гг.) мечети не функционировали.

Численность мусульманского духовенства после всплеска в послевоенный период зафиксировалась на одном уровне - в соответствии с количеством мечетей. Служителями исламского культа в Среднем Поволжье являлись муллы и муэдзины. В некоторых селах в связи с малочисленностью священнослужителей ислама имамы и муэдзины отсутствовали, иногда их обязанности выполняли посторонние лица или старики-бабаи.

Мусульманское духовенство всегда развивало активную деятельность, применяя самые разнообразные методы работы среди населения. Важнейшим элементом религиозной практики исламского культа являлась проповедь. Эффективность проповедей мусульманского духовенства была, поскольку звучавшие в них сюжеты о любви к Родине, укреплении семьи, ведении здорового образа жизни, формировании трудолюбия отвечали обыденным запросам верующих, были им понятны и близки, в свою очередь, попутно доказывали единство ценностей ислама и общечеловеческого. Но, тем не менее, кризисные тенденции ощущались, поскольку советская действительность явно не благоприятствовала распространению религиозности. Служители исламского культа также говорили в своих выступлениях о лояльном отношении к социалистическому строю, одобрении внешней и внутренней политики КПСС и Советского правительства, в целом, что, с одной стороны, обеспечивало относительно комфортные условия существования, с другой - частично приводило к ослаблению атеистической работы на местах, распространению религиозного мировоззрения и способствовало поддержанию влияния служителей исламского культа.

Мусульманское духовенство Среднего Поволжья характеризовалось высоким возрастным цензом и низким уровнем образования, как общего, так и духовного. В связи с преклонным возрастом имамов некоторые из них крайне редко выступали с публичными проповедями, особенно в Пензенском регионе. Однако в повседневном общении священнослужители усиленно проводили среди верующих идею об "извечности" существования ислама, приверженности к нему "мусульманской нации". Национальное и религиозное в исламе преподносилось как нерасторжимое целое; упорно внедрялась мысль, что именно мусульманская религия является хранительницей национальности татарского народа, его духовных ценностей, традиций и обычаев. Не случайно, в проповеди казанского имама З. Сафиуллина звучало: "Мусульмане потому сохраняют свое национальное единство и являются нацией среди других народов, что они верят в Аллаха, и чтобы так было всегда, необходимо сохранять веру и исповедать исламскую религию" [60].

Мусульманское духовенство Средне-волжского региона ориентировалось на максимальное приспособление идеологии ислама и деятельности религиозности объединений к условиям социалистического общества, модернизацию религиозных догматов Корана, сближение социально-нравственных принципов ислама и коммунизма, религии и культуры. Служители мусульманского культа стремились адекватно реагировать на происходившие изменения в советском обществе; и для укрепления своей базы среди верующих исламские священнослужители активно вовлекали в свою веру молодежь и делали послабления для активной части населения, в том числе и женщин всех возрастов. При некоторых мечетях были организованы специальные школы-курсы по преподаванию основ ислама. Под воздействие мулл и родственников молодежь усваивала и сохраняла в своем сознании религиозные представления как основу своего существования.

В конце 1940-х гг. советское руководство разрешило паломничество советских мусульман в Мекку. Количество и "качество" паломников, строго контролировавшееся советскими и партийными организациями и органами госбезопасности, строго регламентировалось и постепенно свелось к "плановой" разнарядке.

Мулла, особенно в сельской местности, пользовался непререкаемым авторитетом, что выражалось и в материальной форме. Некоторые имамы принимали активное участие в общественной жизни своих населенных пунктов - в хлебозаготовках, государственных займах, повышении производительности труда и т.п. Проповедники ислама всей своей деятельностью целенаправленно пропагандировали гуманизм своей веры, ее высокие нравственные идеалы и принципы и т.д.

Муллы, будучи в основной своей массе толерантными в отношении советской власти, все же иногда вступали в открытое противостояние, как по принципиальным вопросам веры (главным образом, в Татарской АССР и Куйбышевской области), так иногда и из корыстных побуждений. Уполномоченный Совета по Куйбышевской области сообщал в столицу в 1945 г.: "Например, мулла Бакаевской мечети Камышлинского района Галимов Ады, 1882 года рождения, сам являясь крестьянином-единоличником, ведет работу против колхозного строительства. Иногда во время горячих колхозных работ сознательно затевает богослужение с тем, чтобы сорвать работу в колхозе. (Сейчас этим муллой занимаются органы НКВД). Причем, свою работу проводит очень хитро. Внешне он кажется вполне лояльным по отношению Советской власти, но в частных беседах с верующими он последовательно проводит свои антиколхозные толкования" [61].

Российская умма является, вероятно, единственной частью мусульманского мира, в которой не реализован утвержденный Святым Кораном институт исламского самоуправления - Шура (Совет мусульман). Нынешний уровень развития российских служителей исламского культа сдерживался во многом устаревшими в некоторых моментах религиозно-культовыми рамками, преобладанием архаичных форм быта и недостаточно развитой культурой вследствие продолжительной изолированности советско-российского мусульманского духовенства и исламских институтов от остального исламского мира и лидирующих центров исламского знания [62].

Библиография

1. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 4. Л. 21, 25, 33; Д. 7. Л. 8-9.

2. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 2. Л. 34.

3. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 1. Л. 51.

4. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 1. Л. 391; Д. 41. Л. 5; Д. 91-а. Л. 19.

5. ГАПО. Ф. 148. Оп. 1. Д. 5235. Л. 59.

6. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 41. Л. 5.

7. ГАУО. Ф. Р-3705. Оп. 1. Д. 55. Л. 7-101.

8. ГАУО. Ф. Р-3705. Оп. 1. Д. 12. Л. 7-52.

9. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 3. Л. 1; Д. 5. Л. 7-8, 20; Д. 30. Л. 151; Д. 41. Л. 1.

10. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 37. Л. 23.

11. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 1. Л. 391.

12. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 30. Л. 173.

13. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 11. Л. 166.

14. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 14. Л.

15. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 7. Л. 8-9; ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 26. Л. 183; Д. 18. Л. 124; ГАУО. Ф. Р-3705. Оп. 1. Д.55. Л. 50-53; ГАСО. Ф. Р-4089. Д. 15. Л. 15-17; Д. 41. Л. 9.

16. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 7. Л. 8-9; ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д.

17. Л. 124; Д. 29. Л. 23; ГАУО. Ф. Р-3705. Оп. 1. Д. 55. Л. 50-53; ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 15. Л. 1-6. 18.НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 99. Л. 33; Д. 7. Л. 8.

18. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 4. Л. 24; Д. 7. Л. 29-об, 43.

19. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 26. Л. 187.

20. ГАУО. Ф. Р-3705. Оп. 1. Д. 55. Л. 8.

21. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 3. Л. 1; Д. 5. Л. 19-об; Д. 30. Л. 151.

22. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 41. Л. 5; Д. 91-а. Л. 19.

23. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 30. Л. 1, 74-147; ГАПО. Ф. 2391. Оп. 1. Д. 19. Л. 277.

24. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 7. Л. 29-об; 43-об; 47-об.

25. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 26. Л. 197.

26. ГАУО. Ф. Р-3705. Оп. 1. Д. 84. Л. 66.

27. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 3. Л. 3; Д. 30. Л. 74-147,151-об; Д. 36. Л. 76-77.

28. Аширов Н. Мусульманская проповедь. М.: Политиздат, 1978. С. 4.

29. Куроедов В.А. Религия и церковь в Советском государстве. М.: Политиздат, 1982. С. 166-167.

30. ГАУО. Ф. Р-3705. Оп. 1. Д. 84. Л. 14.

31. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 99. Л. 90.

32. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 93. Л. 47.

33. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 81. Л. 2.

34. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 105. Л. 65.

35. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 2. Д. 40. Л. 7.

36. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 7. Л. 5.

37. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 9. Л. 73.

38. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 77. Л. 36.

39. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 11. Л. 8.

40. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 30. Л. 165.

41. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 93. Л.

42. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 28. Л. 182.

43. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 3. Л. 2.

44. ГАПО. Ф. 148. Оп. 1. Д. 4617. Л. 103.

45. ГАПО. Ф. 2391. Оп. 1. Д. 3. Л. 36-37.

46. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 1. Л. 52, 290.

47. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 5. Л. 24.

48. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 1. Л. 252.

49. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 3. Л. 2-об.

50. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 3. Л. 5.

51. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 93. Л. 48, 74

52. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 1. Л. 117.

53. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 1. Л. 119.

54. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 77. Л. 321.

55. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 7. Л. 110.

56. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 49. Л. 415.

57. ГАУО. Ф. Р-3705. Оп. 1. Д. 154. Л. 83.

58. ГАПО. Ф. 2392. Оп. 1. Д. 1. Л. 34.

59. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 3. Л. 24; Д. 41. Л. 67.

60. НА РТ. Ф. Р-873. Оп. 1. Д. 93. Л. 45.

61. ГАСО. Ф. Р-4089. Оп. 1. Д. 3. Л. 4.

62. Королев А.А., Королева Л.А., Гарькин И.Н. Мусульманское духовенство Среднего Поволжья. 1940-1980 гг. // NB: Исторические исследования.-2014.-1.-C. 62-77. DOI: 10.7256/2306-420X.2014.1.10346. URL: http://www.e-notabene.ru/hr/article_10346.html; Королева Л.А., Королев А.А., Молькин А.Н. Вероисповедная политика в отношении ислама СССР. 1940-1960-е гг.: закрытие мечетей (по материалам Среднего Поволжья) // NB: Проблемы общества и политики.-2014.-1.-C. 76-88. DOI: 10.7256/2306-0158.2014.1.10885. URL: http://www.e-notabene.ru/pr/article_10885.htm

Размещено на Allbest.ru

...