Восточный вопрос и "большие идеи" на Балканах

Учасниками «Східного питання» були не лише великі держави Європи, а й країни Азії. Зазначе-на проблема в різний час була тісно пов'язана з іншими - боротьбою за колоніальний поділ Африки, англо-російським суперництвом на Середньому Сході, конкуренцією за переважання в європейських справах тощо. «Східне питання» - міжнародна проблема, що включає в себе ряд «підпитань» і пере-буває в тісному взаємозв'язку з іншими відносно незалежними «питаннями» міжнародних відносин в Європі та Азії. Одним з них було перське, пов'язане з боротьбою великих держав за домінування в Ірані. Європейські держави намагалися використати Іран як противагу Османській імперії та один одному в боротьбі за вплив над Стамбулом. Але протягом 1850-х - 1870-х рр. відбувається різке зниження ролі Ірану в «Східному питанні» порівняно з першою половиною століття. В результаті з 1880-х рр. він перестає бути активним учасником проблеми.

Ключові слова: «Східне питання», «Перське питання», великі держави, Іран, міжнародні від-носини.

Гоков, О. А «Восточный вопрос» и Персия (конец XVIII - последняя четверть XIX вв.)

Участниками «Восточного вопроса» были не только великие державы Европы, но и государства Азии. Указанная проблема в разное время была тесно связана с другими - борьбой за колониальный раздел Африки, англо-российским соперничеством на Среднем Востоке, конкуренцией за пре-обладание в европейских делах и пр. «Восточный вопрос» - международная проблема, вклю-чающая в себя ряд «подвопросов» и находящаяся в тесной взаимосвязи с другими относительно независимыми «вопросами» международных отношений в Европе и Азии. Одним из них был пер-сидский, связанный с борьбой великих европейских держав за доминирование в Иране. Европейские государства пытались использовать Иран как противовес Османской империи и друг другу в борьбе за влияние над Стамбулом. Но на протяжение 1850-х-1870-х гг. происходит резкое снижение роли Ирана в «Восточном вопросе» в сравнении с первой половиной века. В результате с 1880-х гг. он перестаёт быть активным участником проблемы.

Ключевые слова: «Восточный вопрос», «Персидский вопрос», великие державы, Иран, международные отношения.

Gokov, O. A. “The Eastern question” and Persia (the end of 18th - last quarter of 19th century)

Not only the Great Powers of Europe, but also the Governments of Asia did participated in the “Eastern question”. The mentioned problem was closely connected with the other events of that time - the struggle for colonial division of Africa, the Anglo-Russian rivalry in the Middle East, the competition for dominance in European affairs , etc. “The Eastern question” is an international problem, which includes a number of “sub questions” and which is closely connected with the other relatively independent “problems” of the International Relationships in Europe and Asia. “Persian question” was among them. It was connected with the struggle of European countries for the domination in Iran. The European countries tried to use Iran opposite to Ottman Empire and each other, struggling for the influence at Istanbul. Comparing to the first half of the century there was a great decrease of Iran's role in the “Eastern question” in 1850-1870. As a result, in 1880 it ceased to be an active participant of the problem.

Keywords: “Eastern question”, “Persian question”, Great Powers, Iran, International Relationships.

Возникновение «Восточного вопроса» в историографии традиционно датируется вто-рой половиной XVIII в., хотя единство среди историков относительно определённой даты отсчёта отсутствует¹. Впервые сам термин «Восточный вопрос» был употреблён на Ве-ронском конгрессе Священного союза 1822 г.². Тем не менее очевидно, что проблема воз-никла задолго до её наименования. Нижняя хронологическая рамка варьируется от XV в. (наиболее распространённая дата 1453 г. - год захвата столицы Византийской империи Константинополя турками-османами) до XVIII в. (в качестве популярного рубежа здесь выступают либо русско-турецкая война 1768-1774 гг, либо завершивший её Кучюк-Кай- нарджийский мирный договор)³. Верхняя граница проблемы определяется началом ХХ в., хотя относительно точной даты единства среди историков также нет. В качестве таковой рассматриваются Мудросское перемирие 1918 г, Севрский мирный договор 1920 г., за-вершение национально-освободительного движения в Турции 1919-1922 гг. и ликвидация султаната, а также Лозаннская мирная конференция 1923 г В результате, в историографии и исторической публицистике сформировались два подхода к «Восточному вопросу» - «широкий» и «узкий». Выбор каждого из них зависит преимущественно от личных пред-почтений того или иного историка. В первом случае «Восточный вопрос» ассоциируется с борьбой христианских народов Европы против османской (исламской) экспансии (или Европы с Азией)⁴. Во втором же - с соперничеством европейских держав за наследство слабеющей Османской империи. Оба указанных подхода имеют право на существова-ние. Действительно, турецкая угроза сыграла большую роль в становлении европейской подсистемы международных отношений и формировании европейской идентичности⁵. В любом случае, в последней трети XVIII в. ситуация в этом противостоянии резким обра-зом изменилась (о чём будет сказано ниже), что позволяет говорить о качественно новом его этапе. Но поскольку в международной практике, начиная с первых лет ХІХ в., а затем в историографии и публицистике «Восточный вопрос» связывался преимущественно с про-блемой распада Османского государства, мы будем придерживаться этого традиционного определения проблемы, ограничив её 1774-1923 гг. христианский борьба османский экспансия

Не пришли исследователи к единому мнению и в понимании географических рамок проблемы. Характерной чертой исторических традиций различных стран - участников «Восточного вопроса» - является акцент при его определении на зону собственных ин-тересов. Так, для англо-французской историографии основная география «вопроса» ле-жит в районе Северной Африки, Леванта и Малой Азии (для части английской - даже шире: сюда включают весь Средний Восток, т.е. Афганистан, Иран и Среднюю Азию), для дореволюционной русской, советской, современной российской и болгарской - в об-ласти Балкан и черноморских проливов⁶. В целом, видение географии «Восточного во-проса» обусловлено, прежде всего, его европейской направленностью и сосредоточено вокруг проблем раздела «наследства» вступившей с конца XVIII в. в стадию распада Османской империи⁷. В концентрированном виде определение его предложено, например, Р. Геновым. «Восточный вопрос, - отмечал он, - термин, который обозначает комплекс проблем, связанных с упадком и крахом Османской империи и с её наследством, занимает центральное место в системе международных отношений в Европе в течение двух веков»⁸.

Тем не менее, часть исследователей обращает внимание на то, что обозначенная международная проблема имела и «восточный фланг»⁹. Не подвергая сомнению вопрос о разделе «османского наследства», в своих работах они указывают, что события в За-кавказье и на восточных границах Оттоманской Порты также следует рассматривать как неотъемлемую часть «Восточного вопроса». Такой подход представляется более соответ-ствующим исторической истине.

Целью нашей статьи является попытка показать, что «Восточный вопрос» имел более широкие географические рамки и политическое наполнение, и его нельзя ограничивать исключительно проблемами Балканского полуострова, черноморских проливов и борьбы в Средиземноморье. В качестве иллюстрации данного тезиса нами будет рассмотрено мес-то Персии в контексте «Восточного вопроса».

Европоцентризм большинства исследований объясним тем, что для европейских держав, начиная с XV в., борьба с османской (или исламской) угрозой стала одной из важнейших. В Европе же развернулось и широкое исследование проблемы. Европейское её видение создало парадигму, которая до сих пор оказывает влияние на историографию. Однако важной составляющей «Восточного вопроса» были не только борьба европей-ских держав за контроль над землями ослабевшей империи в её западной и центральной частях. Ситуация на северо-востоке и востоке имела также немалое значение. Содержа-ние «Восточного вопроса» до некоторой степени искусственно сконцентрировано евро-пейскими политиками, публицистами и историками вокруг Балканского полуострова. Это объясняется тем, что основные события на протяжении всего ХІХ и начала ХХ в. постепенно перемещались на северо-запад географической зоны «Восточного вопроса». К тому же, с последней трети XVIII в. для западных держав (особенно Великобритании) актуальным становится вопрос сдерживания продвижения России в район Средизем-номорья. «Русский фактор» в формировании «Восточного вопроса» как в теории, так и на практике, сыграл большую роль¹⁰. Автор статьи для «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона» вполне обоснованно заметил, что «в глазах большей части запад-ноевропейских государств вопрос сводится к тому, чтобы в собственных их интересах препятствовать увеличению могущества России»¹¹. Поэтому не может вызывать удивле-ния определение проблемы, данное немецким историком второй половины ХІХ - начала ХХ в. О. Егером, чьи произведения пользовались популярностью в дореволюционной России. «Под этим вопросом понимали в Западной Европе, - писал он, - завоевательные планы России и возможность препятствовать им»¹². Искусственное нагнетание негатив-ного отношения к внешней политике империи Романовых в Балканском регионе и на Кавказе¹³ различными средствами массовой пропаганды также сыграло значительную роль в актуализации указанной части «Восточного вопроса», который в сознании по-колений обывателей, части политиков и даже историков стал прочно ассоциироваться с событиями вокруг Балканского полуострова. Для великих европейских держав под-сознательно или прямо «Восточный вопрос» заключался даже не столько в том, чтобы овладеть частями Османской империи, сколько не дать сделать этого России. И причины тому были довольно весомые.

Здесь важно отметить идеологический (или уже - религиозный) фактор, игравший важную роль в конструировании и развитии «Восточного вопроса». В трудах многих авто-ров и во взглядах современников «Восточный вопрос» представлялся как противостояние христианства и ислама. Конечно, в отношении людей, руководивших политикой держав- участниц проблемы, значение религиозных мотивов не следует преувеличивать. Класси-ческим доказательством тому служит Восточная или Крымская война 1853-1856 гг.¹⁴. Од-нако на уровне массового сознания религиозные лозунги имели большое мобилизующее значение. Они же использовались политиками как ширма для прикрытия, оправдания или легитимации своих действий в «Восточном вопросе». С момента падения Константино-поля (или Царьграда, как называли ещё этот город в России) в 1453 г наследие визан-тийских императоров стало оспаривать несколько монархов. В их числе были француз-ский, австрийский (Священной Римской империи)¹⁵, русский. И даже османских владык именовали султанами Рума¹⁶. Этот статус давал им легитимное право на контроль над христианскими подданными, а, следовательно, право претендовать на новые территории. К тому же, под властью мусульманских правителей оказались христианские святыни, в частности Иерусалим. Всё это стимулировало борьбу европейцев с Османами, а раскол в христианской церкви привел к разъединению сил христианских государств, вызвав стрем-ление доказать и утвердить первенствующее положение той или иной конфессии в виде права покровительства христианским подданным султана и контроля над Святыми места-ми. В концентрированном виде всё это проявилось в период Крымской (Восточной) войны 1853-1856 гг.¹⁷.

В рассматриваемый нами период «Восточный вопрос» прагматизировался. Рели-гиозные мотивы оставались важными для простого населения, особенно в Османской империи и странах догоняющего развития - России и Австрийской империи (Австро- Венгрии). Однако политики с течением времени демонстрировали в развитии проблемы больше прагматизма, нежели идеализма. В первую очередь это относиться к Великобри-тании, для представителей которой собственные выгоды изначально стояли выше любых религиозных мотивов¹⁸. Прагматизм по отношению к «Восточному вопросу» доминиро-вал и в политике Германской империи¹⁹. Тем не менее, внешнее религиозно-цивилизаци-онное обрамление оставалось важным легитимизирующим и мобилизирующим факто-ром. И с точки зрения внешних, формальных доводов, Российская империя имела больше прав на Константинополь и покровительство христианам, нежели другие государства. Религиозно-философская и политическая идея «Москва - третий Рим» с момента её по-явления в XVI в.²⁰ стала активно пропагандироваться внутри России и широко использо-ваться на юго-восточном и восточном направлениях внешней политики Москвы, а затем Санкт-Петербурга, для обоснования особого религиозно-политического значения России как преемника Римской (Византийской) империи.

В среде образованной части российского общества в ХІХ в., когда стал активно ис-пользоваться сам термин, сформировались несколько подходов к пониманию «Восточно-го вопроса» (которые нашли продолжение в историографической имперской, советской и постсоветской традициях)²¹. Однако для значительной части славяно-православного насе-ления империи Романовых «Восточный вопрос» являлся основой мессианских представ-лений о роли и значении России и представлялся (хотя и не всегда выражался этим тер-мином) вопросом «восстановления единства византийской православной цивилизации и возвращения её исторического центра, Константинополя»²². «Надежда, пожалуй, шагнуть ещё за Балкан и завоевать самый Царьград, - писал, например, в своих воспоминаниях российский офицер, участник войны с Турцией 1828-1829 гг Ф. Ф. Торнау, обобщая свои наблюдения относительно мотивации солдат русской армии, - эта задушевная мысль рус-ского народа, действовали обаятельно на солдата, заставляя его забывать труды и горе»²³.

Как верно резюмировала болгарская исследовательница Н. Дюлгерова, во внешней политике империи Романовых в отношении османского соседа были две темы для проек-тов и планов - Проливы и Балканы²⁴. Восприятие многими в России (царской, советской и современной) «Восточного вопроса» сквозь призму балканских проблем объясняется как естественными внешнеполитическими задачами создания удобных географических гра-ниц и обеспечения их безопасности, благоприятных условий для развития внешней тор-говли, так и факторами идеологического характера - единой религией, славянским проис-хождением, миссией великой державы²⁵. «Вопрос этот, - писал исследователь имперского времени С. Жигарев, - ... в том смысле, в каком он обыкновенно употребляется по отно-шению к Турции и подвластным ей христианским народностям, возник для нас, сильней-шего славянского и православного народа, с момента падения Византийской империи и образования на её развалинах мусульманского царства и представляет для России труд-ную и сложную задачу, состоящую в том, чтобы обеспечить собственные материальные интересы на Востоке, связанные с полною свободою пользования водами Чёрного моря для русского торгового и военного флота и помочь своим восточным единоверцам и еди-ноплеменникам в их борьбе с мусульманством за национальное и религиозное самосох-ранение, вывести их из турецкого порабощения и ввести в семью культурных европей-ских народов»²⁶. В этой цитате в концентрированном виде были собраны большинство реальных и воображаемых идеологических мотивов, которые вдохновляли политику Рос-сии в «Восточном вопросе» и само его господствующее понимание.

Естественно, все это не могло не вызывать опасений со стороны других европейских держав, тем более, что славянские народы Османской империи (особенно православные) в основной массе своей были настроены на сотрудничество с Санкт-Петербургом и видели в России свою защитницу и покровительницу²⁷. Поскольку подавляющее большинство их проживало на территории Балканского полуострова, вполне понятно, почему основное со-держание «Восточного вопроса» стало концентрироваться вокруг указанной зоны.

Однако такое видение обедняет проблему и делает её до некоторой степени искус-ственной. Более широкую панораму «Восточного вопроса» предложил российский исто-рик В.И. Шеремет²⁸. Он выделил три «болезненных точки» - Балканы, Левант²⁹ и чер-номорские проливы. Однако полностью с такой географией сложно согласиться. Борьба России, Османской империи и Персии за Кавказ и Закавказье, ирано-османские проти-воречия играли важную роль в течение всего существования «Восточного вопроса». Не-даром русско-турецкие войны велись на двух сухопутных направлениях - европейском и азиатском (на Кавказе)³⁰, а русско-иранские противоречия тесно увязывались правитель-ствами великих держав с русско-османскими. Показательным в этом плане является ан-гло-французское соперничество за Персию в начале ХІХ в.³¹.

Близка к позиции В. И. Шеремета и география проблемы, предложенная В. А. Коте-льниковым. «Под так называемым “Восточным вопросом”, - считал он, - подразумевается комплекс геополитических и этнокультурных проблем, связанных с балкано-малоазиат-ским регионом, отчасти с Кавказом, и определявших на протяжении XVIII-XX веков сфе-ру военной, дипломатической, идеологической активности ведущих европейских стран - России, Австрии, Франции, Англии, Германии, а также Турции»³². Однако, даже в этом, одном из наиболее удачных, определений «Восточного вопроса», отсутствуют Магриб³³, большая часть которого находилась долгое время под властью османов и стала объектом борьбы европейских держав в XVIII-XIX вв., а также Египет и Ливия.

«Восточный вопрос» в действительности представлял собой комплекс противоречий европейских государств (цели которых не оставались постоянными с течением време-ни) вокруг «оттоманского наследства» на трёх континентах - в Европе, Азии и Африке³⁴. Причём «игроками» в нём были не только великие державы Европы, но и государства

Азии³⁵. Указанная проблема была в разное время тесно связана с другими - борьбой за колониальный раздел Африки, англо-российским соперничеством на Среднем Востоке, конкуренцией за преобладание в европейских делах и пр. Она также была «осложнена» борьбой различных общностей (этнических, религиозных и пр.) за освобождение из- под власти османского султана и между собой. В рамках «Восточного вопроса» великие державы использовали эту борьбу в своих целях, но и указанные сообщества сотрудниче-ство с европейскими и азиатскими соперниками Блистательной порты стремились «при-ложить» к своим собственным интересам, поэтому «часто выступали в роли инициаторов конфликтов, которые решались уже силами великих держав»³⁶.

По нашему мнению, «Восточный вопрос» - условное наименование³⁷ сложносостав-ной международной проблемы, включавшей в себя ряд «подвопросов», имевших автоном-ное (а иногда самостоятельное) значение, и находившейся в тесной взаимосвязи с другими относительно независимыми «вопросами» международных отношений в Европе и Азии. Центральное звено «Восточного вопроса» составлял «Балканский вопрос» - борьба вели-ких держав за контроль над Балканским полуостровом, накладывавшаяся на национально-освободительное движение местных народов и борьбу между ними за первенство в реги-оне. Об этом свидетельствует то, что до сих пор «Восточная проблема» ограничивается в исследованиях и публицистике изложением борьбы за Балканы и черноморские проливы Босфор и Дарданеллы.

Однако существовали и другие территории Османской империи, на которые претен-довали европейские державы. Вокруг них сформировались «Средиземноморский вопрос» (соперничество за господство в Средиземном море и на его побережье), «Арабский во-прос» (борьба арабов за независимость от османских правителей). В рамках «Восточно-го вопроса» следует рассматривать и «Кавказский вопрос», который зачастую развивал-ся автономно от событий на Балканском полуострове. Борьба за Кавказ в ХІХ в. была неотъемлемой составляющей русско-османо-персидских отношений, а также соперниче-ства крупных европейских государств за влияние в Оттоманской Порте³⁸.

Нельзя полностью согласиться с авторами монографии «Восточный вопрос во вне-шней политике России», отрицавшими принадлежность «Кавказского вопроса» к сфере «Восточного вопроса», и утверждавшими, что включение в последний стран Среднего Востока (Ирана, Афганистана и Индии) делает проблему «необозримой и лишает воз-можности определить её существо» и «неизбежно ведёт к постановке новых проблем, непосредственно не связанных с Турцией»³⁹. Напротив, такая постановка обедняет дей-ствительное содержание «Восточного вопроса», делает его изучение неполноценным и однобоким. Ведь объективно события в рамках указанной проблемы разворачивались не только в различных регионах, связанных с Османской империей, но и на значительном международном фоне. Нам представляется, что сам «Восточный вопрос» следует рассма-тривать в контексте более широкой проблемы - борьбы великих европейских держав за контроль над регионом Ближнего и Среднего Востока⁴⁰. В XVIII - начале XIX в. главными антагонистами были Англия и Франция, с последней трети XVIII до начала ХХ в. - Ан-глия и Россия, а с конца XIX до начала XX в. - Англия и Германия.

Плотно в канву «Восточного вопроса» был вплетён и т.н. «Персидский вопрос», связанный с борьбой великих европейских держав за преобладание в Иране. Борьба эта, как отмечал советский исследователь Л. С. Семёнов, «была связана как с борьбой в Тур-ции, так и с борьбой за позиции на Кавказе и в Средней Азии, а для Англии также и в Индии»⁴¹. Европейские государства традиционно пытались использовать Иран как про-тивовес Османской империи. Это облегчалось османо-иранскими противоречиями на религиозной и территориальной почве. «Персидский вопрос» хотя и являлся самостоя-тельной проблемой в международных отношениях, тем не менее находился в «сцепке» с «Восточным вопросом». Персидско-турецкие территориальные споры Англия, Франция и Россия активно использовали в своих интересах, в том числе и в своих делах относитель-но Турции.

Иран с XVI в. тесно включается в политику европейских держав, связанную с проти-востоянием Османской империи⁴². В нём искали, прежде всего, союзника для борьбы друг с другом, а также для отвлечения сил Порты с европейского театра. Это было вполне до-стижимо в силу той религиозной и политической вражды, которая существовала между Сефевидским государством и османами. Она объяснялась различиями в вероисповедании (значительная часть персов были шиитами, шиизм был объявлен государственной религи-ей, в то время, как Османское государство было преимущественно суннитским; при этом шииты и сунниты взаимно рассматривали друг друга как еретиков) и соперничеством за пограничные территории от Кавказа до Персидского залива.

В ХІХ в. (особенно в первой половине) Персия сохраняла значение для европейских держав теперь уже в рамках борьбы за «наследство» османов. Желание англичан, фран-цузов и русских взять под контроль её вооружённые силы и внешнюю политику для того, чтобы использовать в борьбе друг против друга, в первой половине ХІХ в. приносило определённые плоды⁴³. При этом иранское правительство стремилось проводить внеш-нюю политику на западных и северо-западных границах в собственных интересах, играя на противоречиях европейских государств.

С установления в конце XVIII в. в Персии власти новой династии - Каджаров - меж-ду ней и Османской империей начались трения вокруг границ⁴⁴ и контроля над курдскими племенами⁴⁵. Во многом они были «отголосками» когда-то острого османо-сефевидского противостояния. Однако противоречия между соседними государствами нельзя сводить только к пограничным проблемам⁴⁶. Важную роль в них играл духовный фактор межкон-фессиональной борьбы суннитов и шиитов. Источники свидетельствуют⁴⁷ о большом на-кале вражды между представителями двух главных течений ислама как на уровне меж-государственном, так и внутристрановом⁴⁸. Именно этим объяснялись провалы попыток создания широкого союза исламских государств, предпринимавшиеся, в частности, Англией против России в первой трети ХІХ в., а затем перед русско-турецкой войной 1877-1878 гг.⁴⁹. Если отдельные правители, возможно, и были не против презреть вражду к «еретикам», то их подданные в большинстве своём такой позиции не разделяли.

На бытовом уровне антагонизм был настолько силён, что влиял на политику правя-щих кругов. Последнее особенно касалось Ирана. Дело в том, что правители новой динас-тии должны были утверждать свои права на престол, выступая защитниками «истинной веры». В Османской империи власть султана фактически никем не оспаривалась, так как он считался законным и религиозным, и светским главой мусульман⁵⁰. Иран был страной, где большинство населения исповедовало шиизм. Особенностью религиозно-политичес-кой доктрины шиизма является то, что легитимное право на власть над правоверными (имамат) имеют лишь потомки зятя пророка Мухаммада Али (Алиды). Поскольку двенадцатый имам, согласно легенде, в ІХ в. исчез, чтобы впоследствии появиться в виде мессии, его функции временно выполняют улемы и моджтехиды - религиозные исследо-ватели, богословы⁵¹. Отсюда вытекала большая власть над верующими шиитского духо-венства и отсутствие стойкой опоры для шахского режима в стране. Если Сефевиды вели своё происхождение от седьмого имама, то сменявшие их династии такой «привилегии» не имели и рассматривались как узурпаторы⁵². Фактически, Каджарская династия также считалась таковой. Поэтому авторитет её и происходивших из неё правителей в глазах шиитского населения и духовенства во многом зависел от того, насколько ревностно они отстаивают шиитские догматы.

Пограничные конфликты также отчасти объяснялись конфессиональной рознью: под властью суннитского султана находились святые для шиитов места Кербела, Неджеф, Самарра, Аскария⁵³. На этот фактор накладывали отпечаток личные амбиции правителей обеих государств, стремившихся прославиться как истинные ревнители веры и борцы с «еретиками», с одной стороны, и получить контроль над возможно большей территорией исламского мира - с другой. Для султанов главным идеологическим мотивом, стимулиро-вавшим завоевания в мусульманском мире, служил тезис об искоренении рафизитства-ши- изма. Правители Ирана в ХІХ в. также вынуждены были учитывать религиозные взгляды своих подданных в силу указанных причин, даже не являясь ярыми сторонниками искоре-нения «ереси». Отсюда - такое же стремление придать религиозную окраску собственным завоевательным планам. Основной целью шахов Каджаров (в частности, ага Мохаммад- шаха, наследника престола при Фатхали-шахе Аббаса-мирзы, молодого Насреддин-шаха) было стремление восстановить империю Надир-шаха Афшара (правил в 1736-1747 гг)⁵⁴. В реализации этой цели соперником выступала Османская империя, правители которой, как уже говорилось, претендовали на главенство над всеми мусульманами. Следстви-ем стало постоянное противостояние между соседними державами, как на пограничье, так и в различных районах мусульманского мира⁵⁵. А это создавало для европейских го-сударств хорошую почву для использования Каджарской империи в «Восточном вопро-се» в собственных целях (либо наоборот - порождало стремление не допустить такого использования державой-противником). Тем более, что у персидских монархов имелись территориальные претензии к западному соседу.

Но с середины ХІХ в. Иран превратился в рамках «Восточного вопроса» во второсте-пенную державу, которая не способна была проводить независимую линию. Связано это было, прежде всего, с экономической неконкурентоспособностью Персии в сравнении с ведущими державами Европы и слабостью политической структуры страны. Иран усту-пал и своему западному соседу-антагонисту. Ещё ирано-турецкая война 1821-1823 гг, не-смотря на успехи шахских войск, подтвердила неспособность Каджарской империи вести активную внешнюю политику и добиться военного преимущества даже над своими ази-атскими соседями⁵⁶. Российский военный аналитик и историк А. М. Колюбакин, говоря о Гератском походе 1837-1838 гг.⁵⁷, небезосновательно отмечал, что «экспедиция эта ... погубила лучшие войска Персии, с того времени уже не поднимавшиеся до той высоты, до которой они были доведены Аббас-мирзой⁵⁸. Дальнейшая история персидского оружия ещё более бесславна»⁵⁹.

В конце XVIII - первой трети ХІХ вв. русско-иранские отношения носили конфликтный характер. Это объяснялось борьбой за влияние на Южном Кавказе (связанной во мно-гом с личными амбициями первых Каджаров) и межрелигиозной рознью. Однако после окончания войны 1826-1828 гг. и урегулирования вопроса о разграблении и уничтожении русской дипломатической миссии в 1829 г.⁶⁰ конфликтность между государствами посте-пенно идёт на спад. Мухаммад-шах (правил в 1834-1848 гг.) и Насреддин-шах (правил в 1848-1896 гг.), получившие от русских поддержку в борьбе за престол, проводили в целом миролюбивую политику по отношению к северному соседу⁶¹. Но, несмотря на от-сутствие с начала 1830-х гг. ярко выраженного антагонизма в русско-иранских отношени-ях, определённую опасность для России в случае войны с Турцией Каджарская монархия представляла. «Сколь немало опасен для нас отряд необученного войска, - писал намест-нику на Кавказе М. С. Воронцову русский консул в Тебризе (Тавризе) Н. А. Аничков, - но всё же по неизвестности намерений персидского правительства и опасению вероломства с его стороны оно может заставить нас отвлечь на здешнюю границу часть наших сил, действующих против Турции»⁶². Возможно, именно поэтому среди российских правящих кругов и военных постепенно всё большую силу приобретает мнение о необходимости контролировать некогда могучего соседа. Методы контроля и задачи в течение века меня-лись, соотносясь с международными целями царского правительства. Однако с 1830-х гг. между Россией и Ираном начинает развиваться такое новое явление, как военное сотруд- ничество⁶³. До 1850-х гг. оно не было связано с делами «Восточного вопроса», по крайней мере, прямо.

В 1850-х гг. место Персидской державы в «Восточном вопросе» изменяется суще- ственно⁶⁴. Если в первой трети века она служила угрозой для России, то теперь Россия пытается (и небезуспешно) использовать Тегеран в своих целях. И эта тенденция в даль-нейшем не исчезает, а продолжает усиливаться⁶⁵. Война 1877-1878 гг. выделила еще одну тенденцию, которая чётко прорисовывалась на протяжение 1850-х-1870-х гг. - резкое сни-жение роли Ирана в «Восточном вопросе» в сравнении с первой половиной века не толь-ко как самостоятельного игрока, но и как фигуры в руках великих европейских держав. Главной причиной этого нам видится прогрессирующий внутренний упадок страны, чье развитие в крепкое, по меркам традиционного общества, государство было остановлено и законсервировано внешним вмешательством.ї

Примечания

¹ Георгиев, В. А. Англо-американская историография восточного вопроса // Вопросы истории. - 1968. - № 3. - С. 172-181; Достян, И. С. Основные этапы и особенности политики России на Балканах с последней трети XVIII в. до 1830 г. // Международные отношения на Балканах. М.: На-ука, 1974, с. 5-38; Костяшов, Ю. В. Восточный вопрос в международных отношениях во второй половине XVIII - начале ХХ вв. / Ю. В. Костяшков, А. А. Кузнецов, В. В. Сергеев, А. Д. Чумако. Калининград: Изд. Калининградского ун-та, 1997, с. 3-4; Силин, А. С. Восточный вопрос // Совет-ская историческая энциклопедия. Т. 3. М.: Советская энциклопедия, 1963, с. 743-748; Сеніна, Л. Поняття «Східне питання» у сучасній англомовній історіографії // Вісник Чернігівського національ-ного педагогічного університету. - 2011. - Серія «Історичні науки». - № 8. - Вип. 87. - С. 272-275; Шеремет, В. И. Восточный вопрос в эпоху Крымской войны. - URL: http://www.fap.ru/index.

php?nt=news&id=9895 (дата обращения: 17.03.2013); Anderson, M. S. The Eastern Question, 1774-1923: A Study in International Relations. - London: Macmillan, 1966, 440 р.; Question d'Orient. - URL: http:// www.larousse.fr/encyclopedie/divers/Orient/136304 (дата обращения: 17.03.2013).

² Дебидур, А. Дипломатическая история Европы: В. 2 т. Т. 1. Р/Д.: Феникс, 1995, с. 158-186; Шпаро, О. Б. Освобождение Греции и Россия (1821-1829). М.: Мысль, 1965, с. 127-128, 151-152.

³ В рамках различных историографий начальным рубежом определяются также 1683 г. (пораже-ние османской армии под Веной от войск Священной лиги), 1695-1696 гг. (Азовские походы россий-ского царя Петра І), 1699 г. (подписание Карловицкого мира между Габсбургской империей, Речью Посполитой и Венецианской республикой с одной стороны и Османской империей с другой), 1718 г. (между Австрией и Венецией с одной стороны и Османской империей с другой стороны в городе Пожареваце заключён Пожаревацкий/Пассаровицкий мир), 1815 г. (окончание Венского конгресса).

⁴ Существуют и ещё более расширенные вариации понятия, как-то: борьба славянского и гер-манского начала, Европы с Россией и т.п. О них будет сказано отдельно. Здесь же заметим, что указанные варианты носят скорее умозрительный, публицистический или идеологический характер, «размывают» «Восточный вопрос» и не могут быть приняты в качестве основы для исторического исследования.

⁵ Нойманн, И. Образы Востока в формировании европейских идентичностей. М.: Новое изда-тельство, 2004, с. 71-98.

⁶ Красноречивым примером последней служит статья «Восточный вопрос» в «Военной энциклопедии», где определение проблемы чётко связывается с составляющими, приоритетными для России (Военная энциклопедия. Т. 7. СПб.: Товарищество И. Д. Сытина, 1912, с. 70-74). Истори-ография «Восточного вопроса» довольно обширна. Её обобщённый анализ см.: Асташин, В. В. Восточный вопрос в зарубежной и отечественной историографии // Россия и Восток: проблемы вза-имодействия: Материалы VI международной конференции. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2003, с. 7-14; Боднар, Э. Изучение Восточного вопроса и Балкан в российской исторической науке // Региональные школы русской историографии (сборник докладов международной конференции, организованной Центром русистики Будапештского государственного университета им. Лоранда Этвеша, 29-30 мая 2006 г.). Будапешт: Russica Pannonicana, 2007, с. 160-168; Гончаренко, А. В. Британська історіографія британсько-російських відносин у Східному питанні в 70-80-х рр. XIX ст. - URL: http://vuzlib.com/ content/view/1892/25/ (дата обращения: 17.03.2013); Сеніна, Л. Особливості витоків концепцій Схід-ного питання в англомовній історіографії другої половини ХХ ст. // Сіверянський літопис. - 2011. - № 5. - С. 99-104; її ж. Поняття «Східне питання» у сучасній англомовній історіографії // Вісник Чернігівського національного педагогічного університету. - 2011. - Серія «Історичні науки». - № 8.

- Вип. 87. - С. 272-275. Наиболее значимые работы: Восточный вопрос во внешней политике Рос-сии. Конец XVIII - начало ХХ вв. М.: Наука, 1978, 434 с.; Базилевич, К. В. О Черноморских проливах (Из истории вопроса). М.: Б.и., 1946, 28 с.; Гаврилов, Б. Източният въпрос в дипломатически доку-менти, спомени на политически дейци и материали от периодичния печат на епохата. София: УИ «Св. Климент Охридски», 1995. 272 с.; Генов, Г. Източният въпрос. Политическа и дипломатическа история. Ч. 1. София: ИК АИ «Проф. Марин Дринов», 2008. 306 с.; Ч. 2. 500 с.; Добров, Л. Южное славянство, Турция и соперничество европейских правительств на Балканском полуострове. СПб.: Тип. Н. А. Лебедева, 1879, 643 с.; Дюлгерова, Н. Руски щрихи към източния въпрос (1894-1904). Со-фия: АИ «Проф. Марин Дринов», 1999. 271 с.; Жигарев, С. А. Русская политика в восточном вопросе (её история в XVI-XIX веках, критическая оценка и будущие задачи). Историко-юридические очер-ки. Т. 1. М.: Университетская типография, 1896, 485 с.; Т. 2, 544 с.; Йелавич, Б. История на Балканите: ХУШ-ХК век. Т. 1. София: Амат-Ах, 2003. 412 с.; Т. 2. 471 с.; Машевський, О. П. Проблема чорно-морських проток у міжнародних відносинах (1870 - початок 1920-х рр). - К.: Аквілон-Плюс, 2010, 792 с.; Петрунина, Ж. В. «Восточный вопрос»: понятие и основные этапы // Преподавание истории в школе. - 2007. - № 4. - С. 28-32; Россия и Черноморские проливы (XVIII-XX столетия). М.: Международные отношения, 1999, 560 с.; Сто лет австрийской политики в Восточном вопросе / Сост. Я. Н. Бутковский. СПб.: Изд. Санкт-Петербургского издательского товарищества Генри Хан- ковский и Ко, 1888, 188+214 с.; Стрельцов, Р. Россия, Царьград и проливы: материалы и извлечения.

- Пг.: Кн-во Прометей, Н. Н. Михайлова, 1914, 134 с.; Татищев, С. С. Из прошлого русской дипло-матии. СПб.: Издание А. С. Суворина, 1890, 582 с.; Уляницкий, В. А. Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII веке. М.: Тип. А. Гатцули, 1883, 484+CCLVII c.; Успенский, Ф. И. История Византий-ской империи XI-XV вв. Восточный вопрос. М.: Мысль, 1997, с. 643-823; Фадеев, Р. А. Собрание сочинений. Т. 2: Вооруженные силы России. Наш военный вопрос. Восточный вопрос. СПб.: Тип. В. В. Комарова, 1889, с. 243-327; Чихачёв, П. А. Великие державы и Восточный вопрос. М.: Наука, 1970, 224 с.; Шкляж, И. М. Восточный вопрос во внешней политике европейских государств и Рос-сии (конец XVIII - начало XX в.) / И. М. Шкляж, В. Н. Миргородский, С. Г. Долженко. Николаев: Ризо-графика, 2003, 127 с.; Ancel, J. Manuel historique de la question d'Orient (1792-1926). Paris: Delagrave, 1927, 346 р.; Anderson, M. S. The Eastern Question, 1774-1923: A Study in International Relations. London: Macmillan, 1966, 440 р.; Bitis, A. Russia and the Eastern Question: Army, Government and Society, 1815-1833. Oxford; New York: Oxford University Press for The British Academy, 2006, 540 р.; Cahuet, А. La question d'Orient dans l'histoire contemporaine (1821-1905). Paris: Dujarric, 1905,

537 р.; deLamartine, А. La Question d'Orient: Discours et articles politiques (1834-1861) / А. de Lamartine, H. Laurens, S. Basch. Paris: Andre Versaille Editions, 2011, 405 р.; De la politique anglo-franfaise dans la question d'Orient. Bruxelles: M. Hayez, 1854, 80 р.; de Lima, J. M. La question d'Extreme-Orient vue par la diplomatie franfaise (1894-1904). Paris: s.n., 1975, 694 р.; Dennis, A. L. P. Eastern Problems at the Close of the Eighteenth Century. Cambridge: University Press; 1901, 277 р.; Driault, E. La question d'Orient, 1918-1937: La paix de la Mediterranee. Paris: Imprimerie des Presses universitaires de France, 1938,

538 р.; Geblesco, C. R. La question d'Orient et son caractere economique. Paris: Perrin et cie., 1904, 541 р.; Karcic, F The Eastern Question - A Paradigm for Understanding the Balkan Muslims History in the 20th Century // Islamic Studies. - 2002. - Vol. 41. - № 4. - Р 635-650; Kovic, M. Disraeli and the Eastern Question. Oxford University Press, 2010, 339 р.; Fourcade, М. (Raymond-Henri) Notice sur la question d'Orient et sur la possession d'Alger. Paris: Delaunay, 1836, 860 р.; Jerome, L. La question d'Orient sous Louis-Philippe. - URL: http://hal.archives-ouvertes.fr/docs/00/55/19/06/PDF/THESE.pdf (дата обраще-ния: 17.03.2013); La question d'Orient. - URL: http://www.diplomatie.gouv.fr/fr/le-ministere/archives-et- patrimoine/expositions/expositions-diverses/napoleon-iii-et-l-europe-le/article/la-question-d-orient (дата

обращения: 17.03.2013); Marriot, J. A. R. The Eastern Question: An Historical Study in European Diplomacy. Oxford: Clarendon Press; 1940, 456 р.; Morkva, V. Russia's policy of rapprochement with the Ottoman Empire in the era of the French Revolutionary and Napoleonic Wars, 1792-1806. Ankara: The Department of International Relations, Bilkent Univ., 2010, vii, 390 р.; Pinon, R. L'Europe et L'Empire ottoman: Les aspects actuels de la question d'Orient. Paris: Perrin et cie, 1909, 603 р.; Sabry, М. L'Empire egyptien sous Mohamed Ali et la question d'Orient (1811-1849). Egypte-Arabie-Soudan-Moree-Crete- Syrie-Palestine. Histoire diplomatique d'apres des sources privees et des documents inedits recueillis aux Archives du Caire, de Paris, de Londres et de Vienne. Paris: P. Geuthner, 1930, 605 р.; Sowards, S. W. Twenty-Five Lectures on Modern Balkan History: the Balkans in the age of nationalism. - URL: http://staff. lib.msu.edu/sowards/balkan (дата обращения: 17.03.2013). Как уже отмечалось, в рамках различных историографий существуют и очень расширенные трактовки границ «Восточного вопроса» как борьбы Европы и Азии, цивилизации и варварства, германства и славянства и пр. (Данилевский, Н. Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к греко-ро-манскому. СПб.: Тип. братьев Пантелеевых, 1888, 557 с.; Кулиш, П. А. Восточный вопрос и Задунай-ская славянщина перед глазами московского царя Михаила Федоровича // Журнал Министерства народного просвещения. 1878. Вып. 2. Ч. 195. СПб.: Типография В. С. Балашева, 1878, 112 с.; На- рочницкая, Н. А. Россия и мировой Восточный вопрос. - URL: http://narochnitskaia.ru/ (дата обраще-ния: 17.03.2013); Нарочницкая, Н. А. Россия и русские в мировой истории. М.: Международные отношения, 2003, с. 147-168; Россия и «восточный вопрос». Русская доктрина / Под общей редакци-ей А. Б. Кобякова и В. В. Аверьянова. - URL: http://www.rusdoctrina.ru/page95630.html (дата обраще-ния: 17.03.2013); Соловьёв, С. История падения Польши. Восточный вопрос. М.: АСТ; Астрель, 2003, с. 305-365; Loucas, L. La question d'orient et la geopolitique de l'espace europeen du sud-est. - URL: http://www.cairn.info/revue-guerres-mondiales-et-conflits-contemporains-2005-1-page-17.htm

(дата обращения: 17.03.2013); Geisser, V. Derriere la «nouvelle question d'Orient» une certaine idee de l'Europe. - URL: http://documents.irevues.inist.fr/bitstream/handle/2042/14736/HERMES_1999_23-24_ 225.pdf (дата обращения: 17.03.2013); Mayer, M. Z. The Eastern Question Unresolved: Europe, the US, and the Western Balkans // International Journal. - Winter 2004/2005. - Vol. 60. - № 1. - P. 238-241). Они носят полемико-публицистический характер и находятся в стороне от «магистральных» определе-ний, поэтому глубоко рассматривать их мы не будем. Отметим лишь, что интуитивно авторы таких трактовок чувствовали общий международный фон, на котором разворачивались события проблемы (хотя воспринимали его по-разному), поэтому выводы, содержавшиеся в их публикациях, не следует полностью отбрасывать.

⁷ См., напр., определения: Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII - на-чало ХХ вв. М.: Наука, 1978, с. 5; Гулиа, Д. Г. К истории восточного вопроса: русско-турецкая война 1806-1812 гг. и Англия. Сухуми: Алашара, 1978, с. 4; Силин, А. С. Восточный вопрос // Советская историческая энциклопедия. Т. 3. М.: Советская энциклопедия, 1963, с. 743-748.

⁸ Генов, Р. Дипломатическата история на Източната криза 1875-1877 г. и българите http://www. nbu.bg/PUBLIC/IMAGES/File/departamenti/istoriq/3.pdf (дата обращения: 17.03.2013).

⁹Дегоев, В. В. Большая игра на Кавказе: история и современность. Статьи, очерки, эссе. М.: SPSL- Русская панорама, 2001, с. 7-155, 310-322; Дегоев, В. В. Кавказ и великие державы. 1829-1864 гг. Политика, война, дипломатия. М.: Издательский дом Рубежи-ХХІ, 2009, с. 171; Игамбердыев, М. А. Иран в международных отношениях первой трети XIX века. Самарканд: Изд-во САГУ, 1961, 298 с.; Семёнов, Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20-е годы ХІХ в. Ленин-град: Изд-во Ленинградского ун-та, 1963, с. 3-4; Сидо, Камаль Сидо. Россия и «восточный вопрос» в историографии стран Ближнего Востока и Среднего Востока: конец XVII в. - 70-е годы XIX в.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1989, 16 с.; Argyll, G. D. C. The Eastern question from the Treaty of Paris 1836 to the Treaty of Berlin 1878 and to the Second Afghan War. London: Strahan, 1879. - Vol. 1. - 30+426 p., Vol. 2. - 520 p.; Macfie, А. L. The Eastern Question 1774-1923 (Seminar Studies in History).

London and New York: Longman, 1996, 7+141 pp. В английской исторической традиции «Восточный вопрос» ограничивается (помимо европейских владений Османской империи) рамками Ближнего Востока. Однако последний имеет несколько иное наполнение, чем его русский аналог. Термин “Near East” («Ближний Восток»; применялся первоначально по отношению к владениям османского султана) и синонимичный ему “Middle East” («Средний Восток»; используется с 1850- х гг.) вклю-чали и включают в себя не только территории Оттоманской Порты, но и Иран, Афганистан и часть индийских владений британской короны - современный Пакистан (второй вариант - Иран и страны Центральной Азии и Кавказа) (см. статьи «Ближний Восток», «Средний Восток» на сайте http:// ru.wikipedia.org. “Middle East”, “Near East” на сайте http://en.wikipedia.org). Отсюда - два подхода в определении географических границ. Тем не менее, в целом, в европейской историографии до-минирует понимание «Восточного вопроса» как комплекса противоречий, ограниченных рамками владений стамбульского халифа. Иран и Кавказ (как Северный, так и Южный) выпадают из геогра-фических рамок проблемы, либо включаются в неё в качестве вспомогательных. Для русскоязычной историографии характерна относительная неопределённость в ограничении понятий «Ближний» и «Средний Восток», поскольку оба они были заимствованы из английского языка. Отсюда появление таких квазирегионов как «Большой Ближний Восток», «регион Ближнего и Среднего Востока». В то же время выработано и разделение (основанное опять-таки на английской традиции), согласно которому Ближний Восток - это владения Османской империи, а Средний Восток - Иран и страны Центральной Азии (прежде всего Афганистан и североиндийские земли; в разных трактовках сюда включают или не включают т.н. «среднеазиатские» государства и общества, попавшие в зависимость от Российской империи). Отсюда вытекает рассмотрение «Восточного вопроса» в рамках борьбы на Ближнем Востоке, но с акцентом на Балканский полуостров и черноморскую зону.

¹⁰ Достаточно сказать, что принятая большинством историков за точку отсчета дата начала проблемы - 1774 г., связан с резким успехом России в противостоянии с Османской империей и соответствующим ростом опасений европейских политиков (особенно в Великобритании), что в их борьбу включится новая сила, явно способная разрушить все планы контроля над слабеющим султанским государством (Георгиева, С. Договорът от Кючук Кайнарджа между Русия и Турция. // Научни трудове на Русенския университет. Т. 48, серия 6. 2, 2009, с. 251-256; Георгиева, С. Кючук- кайнарджанският мирен договор - същност и значение. // Научни трудове на Русенския университет. Т. 48, серия 10, 2009, с. 50-54). К слову, вопрос о разделе «османского наследства» поднимался и до 1774 г. (Кочубинский, А. А. Граф Андрей Иванович Остерман и раздел Турции. Из истории восточно-го вопроса. Война пяти лет (1735-1739). Одесса: Тип. Штаба Одесского воен. округа, 1899, 526+ с.), но началом его всё же многие считают именно этот год, что служит лишним доказательством сде-ланного выше замечания.

¹¹ Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 7. СПб.: Типолитография И. А. Ефрона, 1892, с. 302.

¹² Егер, О. Всемирная история: В 4 т. Т. 4. Новейшая история. СПб.-М.: Полигон-АСТ, 1999, с. 482.

¹³ Под Кавказом мы понимаем географический регион на границе Европы и Азии, разделяю-щийся горной системой Большого Кавказа на два субрегиона: Северный (Предкавказье) и Южный (Закавказье). Политико-экономические границы региона на протяжении веков менялись, но в целом сосредоточены между Черным, Азовским и Каспийским морями (См., напр., определение Кавказа: Дубровин, Н. Ф. История войны и владычества русских на Кавказе: В 6 т. Т. 1. Кн. 1. СПб.: Типогра-фия департамента уделов, 1871, с. 1).

¹⁴ Богданович, М. И. Восточная война 1853-1856 гг. Т. 1. СПб.: Тип. Ф. Сущинского, 1876, 333 с.; Т. 2, 366 с.; Т. 3, 471 с.; Т. 4, 525 с.; Дубровин, Н. Ф. История Крымской войны и обороны Севас-тополя. Т. 1. СПб.: Тип. товарищества Общественная польза, 1900, 454 с., Т. 2, 524 с.; Т. 3, 488 с.; Зайончковский, А. М. Восточная война 1853-1856 гг. Т. 1. 1912-1913. СПб.: Экспедиция изготовления государственных бумаг, 1908, 768+614; Т. 2, 649+606+465 с.; Петров, А. Н. Война России с Турцией. Дунайская кампания 1853 и 1854 гг. Т. 1. СПб.: Военная Типография, 1890, 205 с.; Т. 2, 340 с.; Тарле, Е. В. Крымская война // Сочинения. Т. 8. М.: АН СССР, 1959, 558 с.; Т. 9, 624 с.; Черкасов, П. П. За кулисами Парижского конгресса 1856 года // Новая и новейшая история. - 2012. - № 1. - C. 200-224; Baumgart, W. The Crimean War, 1853-1856. London and New York: Arnold and Oxford University Press, 1999, 244 р.; Gooch, B. D. A Century of Historiography on the Origins of the Crimean War // American Historical Review. - 1956. - Vol. 62. - № 1. - Р. 33-58; Figes, O. The Crimean War: A History. New York Henry Holt and Company, 2011, 608 p; Puryear, V. J. New Light on the Origins of the Crimean War // Journal of Modern History. - 1931. - Vol. 3. - № 2. - Р. 219-234; Royle, T. Crimea: The Great Crimean War, 1854-1856. London: Palgrave Macmillan, 2000, 528 p.; Saab, A. Р. The Origins of the Crimean Alliance. Charlottesville: The University Press of Virginia, 1977, 223 р.; Schmitt, B. E. The Diplomatic Preliminaries of the Crimean War // American Historical Review. - 1919. - Vol. 25. - № 1. - Р. 36-67; Young, W. Historiography of the Origins of the Crimean War. - URL: http://internationalhistory.wordpress.com/ 2012/10/02/historiography-of-the-origins-of-the-crimean-war (дата обращения: 17.03.2013); Wetzel, D. The Crimean War: A Diplomatic History. Bolder: East European Monographs, 1985, 255 р.