Через "гордость и предубеждение". Граф Брокдорф-Ранцау и установление советско-германских дипломатических отношений

Поражение России в советско-польской войне стало кульминацией зревшего в стране тяжелейшего экономического и политического кризиса. Война началась 25 апреля и закончилась 12 октября 1920 г. перемирием, а 18 марта 1921 г. подписанием Рижского мирного договора, по которому к Польше отошли Западная Украина и Западная Белоруссия. Кризис нашёл отражение в массовых выступлениях крестьян и рабочих, высшей точкой которых стало Кронштадтское восстание в марте 1921 г. Они заставили советское правительство пойти на коренные изменения не только внутренней политики, но и внешнеполитической деятельности. Острая потребность в экономических партнёрах, а ещё лучше в союзниках на внешней арене, в так называемом «капиталистическом окружении», значительные уступки рыночной экономике внутри страны в рамках нэпа, привели к заключению уже в 1921 г. ряда торговых соглашений РСФСР с зарубежными странами.

Германия во время советско-польской войны объявила о своём нейтралитете, но, заявив о том, что действует согласно нормам международного права, допустила к разоружению и интернированию части советских войск, отошедших на территорию Пруссии, так называемую «межсоюзническую комиссию» Антанты, помогавшую Польше. Советское правительство расценило эти действия как акт «предательства» и выразило Германии свой протест ^[26], что на неопределённый срок отодвинуло уже начавшееся сближение между странами.

Но 16 марта 1921 г. состоялось заключение торгового соглашения России с Англией, которая одновременно выступила инициатором введения санкций против Германии на Лондонской репарационной конференции, заметно усиливших торговые ограничения для немецкого экспорта в Восточной Европе. Торговое соглашение России с Англией означало признание Советской России де-факто, о чём официально объявил Ллойд Джордж 23 марта 1921 г., и могло служить своего рода гарантией снижения её коммунистической пропагандистской деятельности. Политическое значение его как средства дальнейшего разрушения антибольшевистского фронта, было чрезвычайно велико. Оно заставило и Германию вернуться к обсуждению вопроса о восстановлении дипломатических отношений с Россией, тем более что этого настоятельно требовали разворачивавшиеся уже весьма активно экономические связи. По данным газеты «Роте Фане» к концу мая 1921 г. в Германии уже было размещено советских заказов более чем на 3 млрд. марок [17.S.283].

6 мая 1921 г., новый глава правительства Германии Симонс заключил с ней, без согласия только что сформированного кабинета и президента, временное советско-германское соглашение [5.C.318-323]. Оно определило правовое положение торговых представительств обеих договаривающихся сторон в Москве и Берлине, получивших статус дипломатических представительств. Советское представительство стало единственным законным представительством России в Германии, что в целом означало фактическое признание Советской России. Специальным соглашением были урегулированы вопросы, связанные с возвращением на родину военнопленных и гражданских интернированных лиц [5.C.323-326]. Соглашение от 6 мая 1921 г. стало той основой, на которой выстраивались отношения между двумя странами вплоть до заключения Рапалльского договора, до которого оставался ещё один шаг.

С целью своеобразной разведки происходящего в России Мальцан отправил в Москву своего экономического эксперта Карла Граапа, который в конце ноября 1921 г. начал поставлять информацию в МИД. У Граапа складывалось убеждение в том, что новая экономическая политика - нечто большее, чем простой тактический маневр большевиков или ещё одна передышка в коммунистическом строительстве. В нэпе он видел «особо умелый шахматный ход Ленина с целью ослабить радикально настроенную левую оппозицию, которую в ВСНХ возглавлял Пятаков», и «освободить экономическую жизнь от всех мер принуждения».

Нэп, по его мнению, это средство возведения новой системы, в которой значительную роль будут играть «небольшевистские буржуазные слои». Будущая Россия мыслилась ему не как результат свержения большевиков, на смену которым придут вернувшиеся из-за границы эмигранты, а как результат медленной трансформации советской системы в ходе реализации нэпа. В своих донесениях он писал: «Русские интеллигенты, которые сумели при существующей системе правления сохранить за собой положение, не становясь тем самым слепыми идеологами, и которых ни в коем случае нельзя упрекнуть в национальном предательстве или личной трусости, представляют основу будущей России. Они яснее, чем эмигранты за границей, поняли, что немедленная смена правления или падение теперешнего правительства будет несчастьем не только для России, но и, возможно, для всей Европы» [5.C.401].

Заключительные выводы донесений Граапа были таковы: «Нельзя более откладывать экономическую деятельность Германии в России», «нельзя недооценивать значение начавшегося в России нового экономического курса», «в интересах Германии поддержать развитие, которое приведёт к выздоровлению России». «Германское правительство, - писал он, - уже встало на правильный путь, начав сближение с Россией. Германские промышленные круги должны поддержать его, им надо быть дальновидными и готовыми проявить терпение и пойти на жертвы. Чтобы снять урожай, надо сначала произвести посев. Задача состоит в спокойной, целенаправленной, терпеливой и трудной работе. Предстоит не только наверстать упущенное из-за длительного перерыва, но и исправить многое из того, что было испорчено вследствие близорукой алчности, недостатка психологического чутья. Перед Германией - целина, которую надо поднять в согласии с её обитателями. Россия не хочет и не должна стать экономическим вассалом Запада; она должна быть равноправным членом мировой экономической системы» [5.C.411].

Эти выводы лишний раз подтверждали уже сложившееся в МИДе представление о необходимости восстановления полнокровных дипломатических отношений с Россией. Оставался нерешённым лишь главный вопрос: будет ли Германия участвовать в восстановлении России на основе сепаратного договора или она примкнет к западным державам, активно обсуждавшим идею создания международного консорциума для возрождения России. Эта идея, которую в Англии поддерживал Ллойд Джордж, нашла своих сторонников и в Германии. Уже в 1920 г. планы такого консорциума активно обсуждали Феликс Дейтч и Вальтер Ратенау. Сторонником идеи международного синдиката для восстановления экономики России был и «король тяжелой индустрии» Германии, как его называли в России ^[27], Гуго Стиннес. Правда, Советская Россия в этих планах не рассматривалась как равноправный партнер, она должна была стать объектом международных действий западных стран и средством экономического оздоровления самой Германии. «Германский капитал, германские экономические ценности и германский труд» на ниве «восстановления» России должны были, согласно этому плану, заноситься в актив германского счёта по репарационным платежам. Эту идею Ратенау отстаивал и позже, когда, выступая перед Высшим советом союзников 12 января 1922 г. в Каннах, говорил: Россия - чисто аграрная страна, не нуждающаяся в собственной индустрии, она должна получать промышленные товары из Германии [28.S.170].

Советское правительство расценивало с самого начала подобные планы консорциума как колонизационные планы Запада в отношении России и категорически отклоняло своё в них участие. Оно стремилось к заключению сепаратного соглашения с Германией, аналогичного тому, что было заключено с Англией. Соглашение могло стать важным препятствием на пути «блокирования немцев с англичанами и французами» с целью создания «единого монопольного блока капиталистов всех крупных стран», которые могли бы эксплуатировать Россию, - настаивал в своём письме В.И. Ленину народный комиссар по иностранным делам [5.C.347]. Этого нельзя было допустить.

Зная о подобном отношении к идее консорциума в России из донесений своих дипломатов, Мальцан держал его проект в резерве, а затем и вовсе отказался от него. Так, официальный представитель германского правительства в Москве Курт Виденфельд писал в своём донесении от 27.02.1922 г.: «Русский народ в своей основной массе» не готов к принятию международной помощи кредитами для восстановления разрушенных коммуникаций. Более того, «он охотнее согласится на то, чтобы ещё поголодать и прийти в ещё большее разорение, чем принять эту capitis deminutio» (умаление прав граждан - лат.) [14.S.44]. Даже тот факт, что Ратенау 31 января 1922 г. занял пост министра иностранных дел, не изменил ситуацию. Негативная реакции Москвы вынудила его отложить этот проект, признав его «не единственно возможным», и заявить о том, что «у Германии не было планов играть против России роль капиталистического колониста». Мальцан в свою очередь, действуя через Радека, постарался убедить советское правительство в том, что план консорциума в Германии все более теряет под собой почву [28.S.191]. Идея сепаратного договора с Россией в германском МИДе, в конечном счёте, одержала победу.

Идя на заключение Рапалльского договора, Германия определила для себя на целое десятилетие так называемый «рапалльский курс», сутью которого был возврат к тесным германо-российским отношениям. Договор спасал Германию от полной изоляции, которой ей угрожали страны Антанты. Опираясь на своего партнёра, Германия могла решить свои национальные задачи, получив возможность вести политику «свободных рук». Она реализовала своё желание урегулировать отношения с Россией раньше, чем это сделают западные державы. У них с октября 1921 г., когда советское правительство выразило согласие признать некоторые довоенные и военные долги России, появился огромный стимул к её дипломатическому признанию ^[29].

Долги России западным странам складывались из внешнего долга царского правительства (более 4 млрд. золотых руб.), кредитов держав Антанты во время войны (около 8 млрд.), национализации иностранной собственности, что в целом составляло около 14 млрд. золотых рублей. В ответ на требования Антанты Советы представили огромный счет в 50 млрд. франков в качестве компенсации ущерба, нанесённого России западными державами во время интервенции. Державам пришлось признать встречные требования как перекрывающие долги России, сделанные во время войны, но они продолжали настаивать на выплате довоенных долгов и компенсации стоимости конфискованного имущества. Инициатором нажима на Россию оставалась Франция, которой принадлежали 80% довоенных кредитов. Идя навстречу западным державам, Советская Россия согласилась покрыть некоторые долги в том случае, если западные державы предоставят ей долгосрочные кредиты под умеренные проценты, которые будут засчитываться в качестве покрытия довоенных долгов. Единственное, на чём стояло твердо советское правительство, это отказ от возмещения ущерба от проведённой в стране «социализации».

Признание Западом Советской России угрожало Германии обязательством выплачивать собственные долги ей согласно статьям 116 и 117 Версальского договора. Существовала и такая опасность: Россия могла договориться с Францией об исполнении статьи 116, и тогда долги царского правительства Франции могли быть выплачены посредством передачи ей российской доли репараций Германии. Хотя эти страхи были напрасны, поскольку советское правительство, не признававшее договор и отказавшееся от соблюдения его условий, не собиралось пользоваться 116 статьёй и требовать от Германии репараций.

Заключением договора с Советской Россией Германия могла достичь большей независимости на переговорах с Антантой по вопросу о репарациях (репарационные взносы не были уплачены в первые месяцы 1922 г. из-за отсутствия средств) ^{[30, 25.S.157]}. Она выигрывала и в своей борьбе против Польши. Как считает Вольфганг Михалка, немецкие политики - прагматики, действовавшие в интересах государства, признали, что ослабленный в результате войн и революций восточный сосед мог стать своеобразным противовесом в отношениях с западными державами. Идеологические соображения, страх перед большевизмом, и ранее не игравшие существенной роли, были отброшены. На первый план вышли экономические интересы ^[31].

Заинтересованность Германии в Рапалло подтверждали тёплый прием русской делегации на Генуэзскую конференцию в Берлине и решение правительства Вирта передать, наконец, русской миссии помещение бывшего русского посольства в Берлине, что с удовлетворением было отмечено русской прессой [27.C.38-41].

Но более чем Германия, в рапалльском курсе была заинтересована Советская Россия. Политику России в это время западные деятели расценивали как проявления авантюризма и импровизаций. Многое из того, что предпринимали большевики, «было чуждым, необычным и создавало неуверенность, ожидание полностью непредсказуемых политических шахматных ходов и вариантов» [25.S.66]. Необходимо было преодолеть такое отношение и вывести страну из кризиса, в который она попала из-за тягот гражданской войны, экономической блокады, первых социалистических преобразований. Рассчитывать советскому руководству приходилось только на Германию, которая противостояла Западу уже в силу своего поражения в войне и тяжёлых условий мирного договора. Заключив Рапалльский договор, Германия создала прецедент для будущего урегулирования отношений с большевистской Россией европейских стран, которые одна за другой, вслед за Германией, стали признавать новое социалистическое государство, и таким образом Россия вышла из изоляции капиталистических государств. Во всяком случае Народный комиссариат по иностранным делам считал, что именно этому договору Советская Россия обязана выходом на мировую арену, началом «эпохи приобщения её к сложной и разветвлённой области мировой политики» [19.C.3]

Договор урегулировал проблемы, созданные мировой войной, и создал разумный базис для дальнейшего развития российско-германских отношений. По договору Германия и Россия отказались от возмещения друг другу «военных расходов и военных убытков, которые были причинены им и их гражданам в районах военных действий вследствие военных мероприятий, включая и предпринятые на территории противной стороны реквизиции». Равным образом стороны отказались и от возмещения невоенных убытков, причиненных гражданам одной стороны посредством так называемых «исключительных военных законодательств и насильственных мероприятий государственных органов другой стороны», а также от возмещения их расходов на военнопленных. Кроме того, Германия в одностороннем порядке отказалась от восполнения ей ущерба, нанесённого социалистическими преобразованиями в РСФСР. В свою очередь, Российское правительство отказалось от возмещения ему сумм, вырученных Германией от продажи военного имущества, ввезённого в Германию интернированными из России военнопленными ^[32].

Оценить по достоинству значение этих «отказов» можно ознакомившись с теми драконовскими требованиями, которые выставили России западные страны на Генуэзской конференции. Конференция проходила 10 апреля - 19 мая, в ней участвовали 28 стран. Российская делегация сочла все предложения о признании и предоставлении кредитов, за которые надо было платить компенсации бывшим иностранным собственникам, попыткой реставрировать в стране капитализм. Советским дипломатам удалось заключением Рапалльского договора «прорвать единый фронт империалистических государств» ^[33].

Таким образом, для развития экономических отношений (торговых и хозяйственных) устанавливалась политика наибольшего благоприятствования. В секретных пунктах оговаривалось обязательство Германии действовать в рамках такой же политики и в том случае, если Россия признает по отношению к другим странам довоенные долги или ущерб от проведённой в стране «социализации». Наконец, Германия обязывалась участвовать «в отдельных предприятиях» создаваемого в Европе международного экономического консорциума (для обсуждения его проблем, собственно, и собиралась конференция в Генуе, где был подписан Рапалльский договор), только «после предварительной договорённости с Правительством РСФСР» ^[34].

Рапалльский договор поставил уже начатые тайные связи двух стран в военной области на более надёжную основу, хотя и не содержал никаких секретных статей на этот счёт, в чём его долгое время подозревали на Западе. На заключение военного союза с Москвой Берлин не пошёл. При наличии сильных антипольских настроений Вирта и Секта, стороны всё же не отважились на организацию совместных действий против Польши, но долговременная угроза Польше и предпосылки для «взятия её в клещи» в случае необходимости были созданы. Это стало понятно, прежде всего, для Франции, которая видела в Польше своего рода «санитарный кордон» между двумя странами, Россией и Германией, действенность которого была поставлена теперь под вопрос [25.S.175].

Рапалльский договор от 16 апреля 1922 г. в целом был воспринят в Германии с одобрением. Коммунисты приветствовали его как акт признания Советской России германским правительством, консерваторы были за договор, потому что видели в нём возможность создания вместе с Россией сильного противовеса Польше и Франции, промышленники и банкиры поддержали Рапалло, создавшего для них наилучшие возможности для развития экономических акций в России. Германская пресса, прежде всего, буржуазная печать, «праздновала победу над Антантой», прекрасно понимая политическое значение договора. «Восстановление дипломатических отношений между Германией и Россией заключает в себе официальное признание Советской России. Этого одного было бы уже достаточно, чтобы привести в нервное состояние союзников», - писала «Франкфуртер Цайтунг». Соглашаясь с мнением немецкой газеты, русский обозреватель подчёркивал, что союзники надеялись дорого продать советским представителям официальное признание советского правительства, сделать «выгодное дельце», а «одновременно натравить Россию и Германию друг на друга посредством пресловутого 116 параграфа Версальского договора». Поэтому договор вызвал «бурю негодования, угроз и инсинуаций против Германии в среде союзников» ^[35]. И в этом смысле испытавший столько унижений в 1919 году Брокдорф-Ранцау был отомщён. Правда, сам он, положительно оценивая договор, всё же считал не слишком удачным момент и обстоятельства его заключения, солидаризуясь в этом своём мнении с позициями западных политиков, резко отрицательно воспринявших договор, что омрачало в дальнейшем отношения германского правительства с союзниками. Возможно, договор сыграл известную роль в последующей оккупации Францией Рура.

Известный немецкий историк Петер Крюгер, хотя в целом и считал победителем в деле Рапалло Россию, но видел и значение договора для Германии. С договором, полагал он, пришел конец бесцеремонному обращению союзников с германским правительством, а рейх получил определённые преимущества, как в военной, так и в экономической сфере, в международном противоборстве с союзниками. Давлению их был создан противовес, и Германия получила возможность вести «политику свободных рук». Однако в значении Рапалло для Германии есть не только плюсы, но и минусы. Договор, осложнив отношения с союзниками, которые уже, якобы, были готовы пойти на уступки Германии в вопросе о репарациях, не принес реальных выгод политике кабинета Вирта [25.S.178-180].

Возможно, реальные итоги происшедшего удалось ощутить Веймарской республике в период правительства «большой коалиции» Густава Штреземана, которое историки ФРГ считают «самым успешным» за всю её историю ^[36]. Ведь союзники, как известно, всё же пошли навстречу Германии, что, в конечном счете, привело к договору в Локарно и к облегчению репарационного бремени. Роль Рапалльского договора в этом деле не совсем ясна, возможно, что без Рапалло не было бы и Локарно.

Признание советского правительства, означавшее и признание нового российского государства, породило его международную правосубъектность и превратило его фактическое состояние в юридическое. В результате Россия вышла из изоляции капиталистических государств. В 1924 - начале 1925 гг. дипломатические отношения с ней установили Великобритания, Италия, Китай, Франция, Австрия, Греция, Швеция, Дания, Мексика, Норвегия, Япония и другие страны. Дольше всех упорствовали в нежелании признать новую Россию США, руководствуясь, как писал А.В. Сабанин, «доведённым до абсурда юридическим формализмом». Не имея отношений «с новым организмом, осуществляющим власть на территории, на карте обозначенной «Россия», они сохраняли полномочия представителя старой власти» ^[37]. Признание состоялось только 16 ноября 1933 г.

Графу Ульриху фон Брокдорф-Ранцау как бывшему представителю Германии на Версальской конференции, имеющему богатый опыт общения с союзниками и потому способному содействовать возрождению Германского рейха, было предложено возглавить дипломатическое представительство Германии в Москве. Ранцау вполне принадлежал к тому кругу германских политиков, который составляли Мальцан, Сект и многочисленные предприниматели, входившие в элиту германской экономики, для которых идеология и внутриполитические отношения в Советской России, являющейся центром пресловутой «мировой революции», отходили на второй план. Главное, что они видели значение России не только как мощного фактора в противоборстве Германии с Францией и Польшей, но и как возможного объекта экономической экспансии и военного партнёра. И в этом смысле негативный образ большевистской Советской России, антикоммунистические взгляды и настроения германских политиков, и Ранцау в том числе, перевешивала «неистребимая ненависть» к Версальскому договору [14.S.45].

С каким представлением о России принял Ранцау теперь своё новое назначение? 6 июля 1922 г. в «Политических директивах для Германского посольства в Москве» Ранцау изложил свое видение современной России. Как и другие германские политики, Ранцау долго не использовал названия «Советская Россия» в своих текстах и речах. Между тем, иностранным посольствам и миссиям уже в 1924 г. было предложено не употреблять в нотной переписке с НКИД слова «Россия», «русские власти», «русская сторона» и др. Считалось, что «употребление этих терминов никоим образом не соответствует существующему здесь политическому строю» ^[38]. Аббревиатура «СССР» также не сразу прижилась в дипломатической переписке.

Внешнеполитическое положение РСФСР в сравнении с Германией представлялось Ранцау в 1922 г. более благоприятным: «Россия не является побеждённой страной и остаётся влиятельным фактором не только в Европе, но и во всём мире». Но внутриполитически и экономически Россия слабее Германии. Он всё ещё полагал, что Россией «управляет группа бесцеремонных фанатиков, которые удерживаются у власти исключительно благодаря террору и не останавливаются ни перед какими средствами, чтобы остаться у власти; практически советское правительство опирается преимущественно на слой городских фабричных рабочих и из них же, в первую очередь, рекрутируемую Красную Армию, идейно держится благодаря железной дисциплине в Коммунистической партии и всё ярче звучащей в последнее время националистической ноте». Несмотря на происходящую в России модификацию внешней и внутренней политики, Ранцау сомневался в возможности постепенной эволюции «русской революции» под руководством нынешнего правительства. По его мнению «великая цель мировой революции оставалась для него незыблемой, а вся внутри и внешнеполитическая деятельность была лишь тактическим манёвром, не более». Что же касалось угрозы разжигания мировой революции, которой так боялись в Германии, то, по мнению Ранцау, она «не могла существенно возрасти из-за возобновления дипломатических отношений», тем более что и без них нельзя было «плотно закрыть наши границы перед русским золотом и русскими эмиссарами» [14.S.45].

С другой стороны, Ранцау не исключал возможность и такого развития событий, когда cоветское правительство, не получив необходимой экономической помощи ни от Антанты, ни от Германии, прибегнет к последнему средству всех обанкротившихся правительств, а именно к войне. Чтобы избежать этой катастрофы, необходимо экономически поддержать Россию. При этом он решительно отрицал возможность советско-германского военного союза, на чём настаивали военные во главе с генералом фон Сектом, но не видел и никакой опасности для Германии, которая исходила бы от «русской армии».

Хотя в этом пункте у Ранцау и были разногласия с военными, всё же в главном их программы развития отношений с Россией совпадали. Этим главным была оценка России как «важнейшей политически сильной фигуры на шахматном поле европейской политики». Разница была лишь в том, что Секта совершенно не интересовала внутренняя структура российского государства. Ранцау же понимал разницу между Советской Россией и Россией времён царей Александра I или Николая I и знал, что обстоятельства, при которых придётся строить политику, «диаметрально противоположны имевшим место при Бисмарке». «Их определяет теперь не воля властителей, ими управляет народ» [14.S.46].

Ранцау, как выяснилось, не возражал и против военного сотрудничества Германии и России, если оно будет вписано в программу российского экономического «оздоровления», и, став послом, содействовал его развитию. Как и Сект, он понимал значение России как противника Польши, хотя и не выражался так резко, как генерал, который в полемике с Ранцау в записке от 11.9.1922 г. «О позиции Германии по русской проблеме» писал: «Существование Польши нетерпимо, не совместимо с жизненными условиями Германии. Она должна исчезнуть и она исчезнет благодаря своей собственной внутренней слабости и благодаря России - с нашей помощью» [14.S.47].

7 ноября 1922 г. новый германский посол вручил в Кремле верительную грамоту своего правительства Председателю ВЦИК М.И. Калинину. Торжественная церемония вручения и тексты речей, которыми обменялись стороны, были опубликованы в «Известиях». Сам Ранцау высоко оценивал происшедшее событие как «полное восстановление дипломатических сношений между Германией и Россией, прерванных в 1918 году. Мало того, - писал он, - впервые Германия представлена в Советской России полноправным послом. Граф Мирбах состоял только дипломатическим представителем, что должно было указывать на неравенство Советской России с другими державами в глазах императорской Германии. Германский посол приступает к своей деятельности в такое время, когда Россию и Германию связывают настолько тесные дружественные отношения, что германский посол в своей речи счёл возможным от имени обоих государств заявить, что «мы отвергаем всякую опеку». Цель сотрудничества германского и русского народов посол определял как создание культурных ценностей. Это вполне отвечает стремлениям Советской России к тесной совместной работе с Германией в области экономического и культурного строительства» ^[39].

Москва произвела на Ранцау неизгладимое впечатление. Он совсем не кривил душой, когда в интервью сотруднику РОСТА заявил: «Всё виденное мною в Москве, эти громадные массы народа, праздновавшие 5-летний юбилей революции, знакомство с русскими государственными деятелями, - всё это убедило меня в том, что возлагавшиеся надежды на Россию не напрасны. Русский народ окреп и идёт по твёрдому государственному пути. Руководители Советской власти являются именно теми людьми, в которых Россия наиболее нуждается. Приём, который я у них встретил, отзывчивость и сердечность, с которой велись наши беседы с Калининым и Чичериным ^[40], дают мне основание полагать, что моя миссия не является безуспешной. Я приложу все усилия, чтобы создать атмосферу наибольшего доверия, дружбы и близости между русским и германским народами, Я уеду отсюда, только выполнив эту миссию до конца или убедившись в её невозможности. Пока мне этого опасаться не приходится» ^[41].

Естественно, что характер первых посольских докладов, содержащих весьма трезвую характеристику внутриполитического, экономического и социального положения России, отличался от первого эмоционального интервью. Всё же надо признать, что эта характеристика была позитивной и сильно отличалась от тех прежних оценок, которые были сделаны им до приезда в Россию. Суть её составлял вывод о необходимости существенного пересмотра авторитетными кругами Германии прежней своей точки зрения «относительно возможностей, которые представляются здесь для Германии, как в экономическом, так и в политическом отношении». Важным было мнение Ранцау о том, что внешняя политика Советской России носит миролюбивый характер и «подчинена стремлению не идти на военный риск». Важно было, считал посол, не упустить возможность «установить непосредственный контакт между народами» и прекратить «дальнейшее промедление в области позитивной деятельности» в этой стране. «Фраза: «В Россию никто не опоздает» - является глупостью, как все громкие выражения, - заявлял он. Если мы, наконец, не решимся интенсивно участвовать в восстановлении России, мы упустим случай, который не повторится вновь. Те круги Германии, которые ещё относятся к этому негативно, должны подумать о том, что восстановление означает в первую очередь не укрепление Советской власти, а помощь русскому народу и тем самым служит политико-экономическому сотрудничеству Германии и России» [41.C.66-88].

Убедившись в отличном настроении своего посла, поборовшего свои предубеждения против Советской России, президент Эберт подтвердил 27 декабря 1922 г. своим письмом на имя Председателя ВЦИК М.И. Калинина назначение У. Брокдорф-Ранцау «чрезвычайным и полномочным послом Германии в Российской Социалистической Федеративной Советской Республике» [41.C.97].

Позиция германского посла служит ярким свидетельством соответствующего международным стандартам уровня советской внешней политики и проводившего эту политику правительства России. Советское правительство на условиях, предложенных Германией, предоставило посольству в Москве здание в Леонтьевском переулке под номером 10. На 15 октября 1924 г. в нём, кроме девяти персон, составлявших его личный состав (посол граф Брокдорф-Ранцау, советники фон Радовиц, д-р Карл Динстман, Густав Хильгер и др.), работали 44 сотрудника, а вместе с иностранными гражданами (9 человек) и персоналом из советских граждан (17 человек), общий штат насчитывал 70 персон ^[42].

Первый чрезвычайный и полномочный посол Германии в Советской России (СССР) с честью выполнил своё обещание возглавить движение Германии по пути развития дружественных отношений с Россией. Он подпишет потом, 12 октября 1925 г., советско-германскую консульскую конвенцию, торговый, а затем (в 1926 г.) и союзный договоры с СССР. Брокдорф-Ранцау умер 8 сентября 1928 г. внезапно во время визита в Берлин, прослужив на своём посту шесть лет. Кремль пожелал увидеть его преемником другого «доброхота» России, Герберта фон Дирксена, возглавлявшего Восточный отдел МИДа после отъезда Мальцана послом в Вашингтон.

На похоронах Ранцау, в которых впервые в истории советской дипломатии было разрешено Полномочному представителю СССР в Германии Н.Н. Крестинскому и его команде принять участие в религиозной церемонии, поверенный в делах Бродовский передал советнику германского посольства в Москве Густаву Хильгеру пожелание советского правительства о назначении послом в Москву Дирксена [3.S.213]. Оно считало его олицетворением «школы Мальцана и духа Ранцау», инициировавших и подписавших с Советской Россией Рапалльский и другие договоры. Дело Брокдорф-Ранцау будет продолжено новым германским послом. Дирксен напишет потом о предшественнике в своих мемуарах: «Пиком дипломатической карьеры Брокдорф-Ранцау и его жизни стал Версаль, а точнее, навязанный мир, во время заключения которого он был министром иностранных дел. Страстный патриот, очень гордый человек, Ранцау так никогда и не смог ни забыть, ни простить унижение, которое он испытал в Версале и как дворянин, и как гражданин своей страны. Он принял последствия и ушёл в отставку, когда Кабинет отверг его предложение не пописывать проект договора, навязанного Германии силой. Он жил и работал лишь для того, чтобы покончить с позором Версаля» ^[43].

Библиография

германский дипломатический версальский посол

1. История Германии. От создания Германской империи до начала ХХI века. Т.2. М.: КДУ, 2008.

2. История дипломатии. Т.3. Дипломатия на первом этапе общего кризиса капиталистической системы. М., 1965.

3. Wir und der Kreml. Deutsch-sowjetische Beziehungen 1918-1941. Erinnerungen eines deutschen Diplomaten von Gustav Hilger. Alfred Metzner Verlag Frankfurt/Main. Berlin, 1956.

4. Письмо посланника Саксонии в Берлине министру иностранных дел Саксонии. Берлин, 29 августа 1918 г. Приложение // Советско-германские отношения от переговоров в Брест-Литовске до подписания Рапалльского договора. Сб. док. МИД СССР и МИД ГДР. Т. 1. 1917-1918 гг. М., 1968.

5. Советско-германские отношения от переговоров в Брест-Литовске до подписания Рапалльского договора. Сб. док. МИД СССР и МИД ГДР. Т.2. 1919-1922 гг. М., 1968. Далее СГО.

6. Ключников Ю.В., Сабанин А. Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях. Ч. 2. М., 1926.

7. Чубарьян А.О. Брестский мир. М., 1964. С. 108-109.

8. Francis, D. Russia from the American Embassy. N.Y., 1921. p. 238-239.

9. Случ С.В. Германо-советские отношения в 1918-1941 гг. Диссертация в форме научного доклада на соискание учён. степени д.и.н. М., 1995.

10. Wengst Udo. Graf Brockdorf-Rantzau und die aussenpolitischen Anfдnge der Weimarer Republik. Peter Lang, Frankfurt/M, Herbert Lang, Bern, 1973.

11. Fabry, Philipp W. Die Sowjetunion und das Dritte Reich. Stuttgart: Seewald Verlag, 1971.

12. Новак К.Ф. Версаль. М.-Л., 1930. С. 153.

13. Wolfgang Michalka. Deutsche Aussenpolitik 1920-1933 // Bracher/Funke/Jacobsen (Hrsg.). Die Weimarer Republik 1918-1933. Politik. Wirtschaft. Gesellschaft. Droste Verlag, Dьsseldorf, 1987. S. 303-326.

14. Borowsky, Peter. Sowjetrussland in der Sicht des deutschen Auswдrtigen Amts und der Reichswehrfьrung 1918-1923 // Gottfried Niedhart (Hrsg.). Der Westen und die Sowjetunion. Einstellungen und Politik gegenьber UdSSR in Europa und in den USA seit 1917. Pagerborn: Schoeningh, 1983. S. 27-51.

15. Bonwetsch B. Kriegsallianz und Wirtschaftsinteressen. Russland in der Wirtschaftsplдnen Englands und Frankreichs 1914-1917. Dьsseldorf, 1973. S. 166.

16. Дякин В.С. Германские капиталы в России. Л., 1971. С. 134, 207, 252 и др.

17. H. Pogge von Strandmann. Grossindustrie und Rapallopolitik. Deutsch-sowjetische Handelsbeziehungen in der Weimarer Republik. // Historische Zeitschrift. Oldenburg/Mьnchen, 1976. Bd. 222. S. 265-341. 277.

18. Кобляков И.К. От Бреста до Рапалло. Очерки истории советско-германских отношений с 1918 по 1922 г. М., 1954.

19. Международная политика РСФСР в 1922 г. Отчёт Наркомата по иностранным делам. М. 1923.

20. Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва - Берлин, 1920-1933 гг. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. Глава 1; См. также Ноту правительства Германии союзным и присоединившимся правительствам от 29 октября 1919 г. в СГО. Т. 2. С. 137-139.

21. Резолюция Верховного Совета союзников о снятии блокады. Париж. 16 января 1920 г. // Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях. Ч. III вып. II. Акты дипломатии иностранных государств. М., 1929. С. 1.

22. Коровин Е.А. Международные договоры и акты нового времени. М.-Л.: Госиздат, б/г. С. 67.

23. Белковец Л.П., Шумская К.В. Российско-латвийские отношения первого периода независимости Латвии в контексте восточной политики Германии // NB: Проблемы общества и политики. - 2013.- №4.-С. 136-184. DOI: 10.7256/2306-0158.2013.4.489. URL: http://e-notabene.ru/pr/article_489.html; Белковец Л.П., Белковец С.В. От любви до ненависти… Германская дипломатия в России (СССР). 1918-1941. Новосибирск, 2013. С. 23-30.

24. Садовая Т.М. Вальтер Ратенау и Рапалльский договор. Самара, 2001. С. 42.

25. Krьger, Peter. Die Aussenpolitik der Republik von Weimar. Wissenschaftliche Buchgesellschaft Darmstadt, 1985.

26. История дипломатии. Т. 2. Дипломатия в новое время / под ред. В.П. Потемкина. Составили проф. В.М. Хвостов и проф. И.И. Минц. М., 1945. С. 87-88.

27. Международная жизнь. 1922. №5. С. 39.

28. Linke H.G. Deutsch-sowjetische Beziehungen bis Rapallo. Kцln, 1970.

29. О'Коннор Т.Э. Георгий Чичерин и советская внешняя политика 1818-1930. М., 1988. С. 117-118.

30. Ахтамзян А.А. Рапалльская политика. М., 1974. С. 97/

31. Michalka Wolfgang. Russlandbilder des Auswдrtigen Amts und deutscher Diplomaten // H.-E. Volkmann (Hrsg.) Das Russlandbild im Dritten Reich. Kцln, 1994. S. 86-87.

32. Рапалльский договор от 16 апреля 1922 г. // 10 лет советской дипломатии… С. 80.

33. Советский энциклопедический словарь. М., 1980. С. 292.

34. Нота министра иностранных дел Германии народному комиссару иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерину 16 апреля 1922 г. // Документы внешней политики СССР. Т. 5. С. 226.

35. Русско-германский договор (обзор германской прессы) // Международная жизнь. 1922. №7. С. 4-5.

36. Ерин М.Е. История Веймарской республики в новейшей германской историографии. Учебное пособие. Ярославль: Изд. Ярославского университета, 1997. С. 30.

37. Сабанин А.В. Посольское и консульское право. М.-Л., 1930. С. 58.

38. Нота НКИД всем иностранным дипломатическим представительствам в СССР от 30 января 1924 г. // ДВП СССР. Т. 7. С. 50.

39. Письмо посла Германии в РСФСР У. Брокдорф-Ранцау министерству иностранных дел Германии. Москва, 7 ноября 1922 г. // Советско-германские отношения. 1922-1925 гг. Документы и материалы. Ч. 1. 1922-1924 гг. М., 1977. С. 68-69.

40. С наркомом Чичериным они стали настоящими друзьями, и эта личная дружба немало способствовала прочности германо-советских отношений. Они обладали схожими личными качествами и привычками, оба были холостяками, любили засиживаться до ночи, беседовать на разные исторические, литературные и философские темы, угощаться хорошими ликёрами и винами. Беседы велись на французском языке, хотя советский нарком прекрасно владел и немецким языком. См. подробнее о том: О'Коннор Т.Э. Георгий Чичерин… С. 137.

41. Советско-германские отношения. 1922-1925 гг. Документы и материалы. Ч. 1. М., 1977. С. 76-77.

42. Список сотрудников германского посольства на 15 октября 1924 г. // АВП РФ. Ф. 82. Оп. 8. Папка 42. Д. 13. Л. 18.

43. Герберт фон Дирксен. Москва Токио Лондон. М.: Олма-Пресс, 2000. С. 72-73.

44. И.И. Баринов, Н.В. Юдин. Становление европейских экспертно-аналитических сообществ в годы Первой мировой войны (на примере Великобритании, Франции и Германии) // Исторический журнал: научные исследования. - 2013. - №2. - С. 104-107. DOI: 10.7256/2222-1972.2013.02.8.

45. А.Ю. Ватлин. Революционная повседневность: будни Советской Баварии в апреле 1919 года // Исторический журнал: научные исследования. - 2013. - №3. - С. 104-107. DOI: 10.7256/2222-1972.2013.3.9013.

46. Н.Ф. Бугай, В.Г. Чеботарева. Немецкие колонисты - советские (российские) немцы: парадоксы отечественной истории // Исторический журнал: научные исследования. - 2013. - №1. - С. 33-44. DOI: 10.7256/2222-1972.2013.01.4.

47. О.Е. Черкаева, И.В. Чувилова. Проблема утраченных и перемещенных культурных ценностей в отечественном музейном деле 1940-1950-х годов // Исторический журнал: научные исследования. - 2012. - №5. - С. 85-103.

48. Н.Н. Михайлов. О памятных датах в истории России: приглашение к размышлению // Исторический журнал: научные исследования. - 2012. - №3. - С. 64-66.

49. А.К. Соколов. Труд на военных заводах в канун Великой Отечественной войны. 1938 год - июнь 1941 года // Исторический журнал: научные исследования. - 2012. - №2. - С. 103-111.

50. О.В. Шинин. Создание и становление органов военной разведки Народно-революционной армии Дальневосточной республики. 1920-1922 годы // Исторический журнал: научные исследования. - 2012. - №1. - С. 41-56.

51. И.А. Хормач. Забытое признание: восстановление дипломатических отношений между СССР и Италией в 1944 году // Исторический журнал: научные исследования. - 2011. - №6. - С. 78-83.

52. О.В. Шинин. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 - октябрь 1922 года) // Исторический журнал: научные исследования. - 2011. - №5. - С. 23-36.

53. Л.И. Бородкин. Gedenkbuch: Книга памяти немцев-трудармейцев Богословлага. 1941-1946 гг. Авторы-составители: В.М. Кириллов, П.М. Кузьмина, Н.М. Паэгле, А.А. Пермяков, С.Л. Разинков. М: РНД, Нижний Тагил: НТГСПА, 2009. Т. 1, 520 с. Т.2, 920 с. // Исторический журнал: научные исследования. - 2011. - №4. - С. 110-114.

54. В.В. Захаров. Между Берлином и Москвой: руководитель спецгруппы «Р» германского рейхсвера Оскар Риттер фон Нидермайер // Исторический журнал: научные исследования. - 2011. - №2.

55. В.В. Захаров. Перемещенные архивные фонды немецкого происхождения в центральных архивах России и перспективы их использования в ходе преподавания истории и регионоведения Германии в вузах. // Исторический журнал: научные исследования. - 2011. - №1.

56. Ильюхов А.А. Попытка создания коалиционной советской власти в 1917 г. (Однородное социалистическое правительство») // Исторический журнал: научные исследования. - 2013. - №5. - С. 522-530. DOI: 10.7256/2222-1972.2013.5.9514.

57. А.И. Головлев. Неравносторонний треугольник?: Кемалистская Турция, фашистская Италия и сталинский СССР в призме сравнительного анализа Plaggenborg St. Ordnung und Gewalt: Kemalismus - Faschismus - Sozialismus. Mьnchen: Oldenbourg Verlag, 2012 // Исторический журнал: научные исследования. - 2013. - №4. - С. 472-475. DOI: 10.7256/2222-1972.2013.4.8884.

58. Л.П. Белковец, К.В. Шумская. Мирный договор между Россией и Латвией 1920 г. в контексте российско-германского противостояния // Политика и Общество. - 2012. - №11. - С. 104-107.

59. Л.П. Белковец. Правовое положение иностранцев в России (1918-1938 гг.) // Право и политика. - 2010. - №10.

60. Л.П. Белковец. Амнистии в отношении участников белого движения и политических эмигрантов как основание восстановления российского (союзного) гражданства. // Право и политика. - 2011. - №1.

61. Л.П. Белковец. Способы разрешения коллизий по проблемам гражданства в советском законодательстве 1920-х годов // Право и политика. - 2009. - №11

62. Белковец Л.П., Шумская К.В. Российско-латвийские отношения первого периода независимости Латвии в контексте восточной политики Германии // NB: Проблемы общества и политики. - 2013. - 4. - C. 136 - 184. DOI: 10.7256/2306-0158.2013.4.489. URL: http://www.e-notabene.ru/pr/article_489.html

63. Щупленков Н.О., Щупленков О.В. Экономико-правовые формы сотрудничества Советской России и Германии в 1920-е гг. // NB: Международные отношения. - 2014. - 1. - C. 21 - 63. DOI: 10.7256/2306-4226.2014.1.10705. URL: http://www.e-notabene.ru/wi/article_10705.html

64. Белковец Л.П. Иностранцы в Советской России (СССР): регулирование правового положения и порядка пребывания (1917-1939-е гг.) Вторая часть. // NB: Вопросы права и политики. - 2013. - 6. - C. 220 - 284. DOI: 10.7256/2305-9699.2013.6.808. URL: http://www.e-notabene.ru/lr/article_808.html

65. Пархоменко Р.Н. «Особый путь» России и Германии (Н. Бердяев) // NB: Проблемы общества и политики. - 2012. - 1. - C. 93 - 123. URL: http://www.e-notabene.ru/pr/article_128.html

66. А.А. Болтаевский Салоникский фронт в планах Антанты и германского блока в годы Первой мировой войны // Исторический журнал: научные исследования. - 2012. - 4. - C. 62 - 68.

67. Белковец Л.П. Иностранцы в Советской России (СССР): регулирование правового положения и порядка пребывания (1917-1939-е гг.) Первая часть. // NB: Вопросы права и политики. - 2013. - 5. - C. 296 - 350. DOI: 10.7256/2305-9699.2013.5.796. URL: http://www.e-notabene.ru/lr/article_796.html

Размещено на Allbest.ru