Русский человек у порубежья Европы и Азии. По страницам уральской энциклопедии Д.Н. Мамина-Сибиряка

Л.Е. Горизонтов

Для понимания конструкции и функционирования Российской империи необходимо изучение ее регионального строения, нашедшего отражение в ментальных картах людей того времени. Эти карты - системы представлений о пространстве - особенно важны для характеристики переходных регионов, лишенных отчетливой доминанты и четкой географической локализации. Урал, безусловно, принадлежит к их числу.

Еще в 1818 г. в числе десяти пространств Российской империи К.И. Арсеньев выделял Уральское пространство, в которое включал Пермскую, Вятскую и Оренбургскую губернии См.: Перцик Е.Н. К.И. Арсеньев и его работы по районированию России. М., 1960.. В начале XX в. к уральскому региону относили Пермскую, Вятскую, Уфимскую и Оренбургскую губернии Россия. Полное географическое описание нашего отечества. СПб., 1914. Т.5. С. III.

© Л.Е. Горизонтов, 2005.

В XIX - начале XX вв. Урал не составлял административного целого, хотя такого рода планы (в частности, связанные с проектом Уставной грамоты 1820 г.) и даже некоторые практические опыты имели место. Здесь весьма поздно производится окончательное территориальное разграничение: за счет уменьшения пространства Оренбургской губернии в 1851 г. образуется Самарская губерния, а в 1865 г. - Уфимская. В 1851-1881 гг. существует генерал-губернаторство с центром в Оренбурге (до 1865 г. - Оренбургское и Самарское, затем - Оренбургское с включением в него Уфимской губернии). Характерно, что и введение земских учреждений происходило на Урале в разные годы: в Вятской губернии - в 1867 г., в Пермской - в 1870, в Уфимской - в 1875 г., а в Оренбургской - лишь накануне Первой мировой войны. При этом, например, вятское «мужицкое земство» оказалось одним из наиболее деятельных в России.

По принятому к середине века административно-территориальному делению две уральские губернии - Пермская и Оренбургская - располагались как в европейской, так и в азиатской частях империи. Хотя, как отмечалось, «линия эта условная, и ничто не характеризует здесь различия Азии от Европы» Вердеревский Е.А. От Зауралья до Закавказья. Юмористические, сентиментальные и практические письма с дороги. М., 1857. С. 43. , «трансконтинентальность» губерний создавала определенные неудобства. П.И. Кеппен обращал внимание на то, что их «не совсем справедливо» называть европейскими. «Для статистики и особенно для географии желательно, чтобы границы губерний совпадали с пределами частей света», - заключал он Кеппен П.И. Девятая ревизия. Исследование о числе жителей в России в 1851 г. СПб., 1857. С. 105..

Однако «евразийские» уральские губернии составляли не главную особенность, определявшую отношение региона к Азии и Востоку. Гораздо существеннее, что черты этих последних проявлялись также и в европейском Приуралье.

Согласно Д.В. Пассеку, в «углу между Волгою и Уральскими горами» сложилось «азиатство» особого рода. «Угол» этот оценивается как «полуазиатский», поскольку речь идет об «азиатстве, зашедшем на Север… собственном азиатстве, а не азиатстве от влияния… в настоящее время, Азии». Данный «азиатский круг… отделен от Азии населением вовсе не азиатского характера» или чуждым местному азиатству. «За Уральскими горами, - поясняет Пассек, - начиная с самого хребта до Байкальского моря, жители исполнены… всех начал европейской жизни. Там тоже Россия - новая, мощная, живая… На юг пространство по р. Кинели, Самаре и Уралу, с одной, и по Саратовской губернии с другой стороны Волги, занято поселениями большею частию русскими или племенами не родными азиатству, окружающему Казань» Очерки России, издаваемые Вадимом Пассеком. Кн. 3. Смесь. СПб., 1840. С. 23..

На карте империи Урал лежит между внутренними губерниями и Сибирью. В «Былом и думах» А.И. Герцен прямо указывал на то, что знакомый ему по ссылке город Вятка находится за пределами внутренней России Герцен А.И. Собр. соч. в восьми томах. М., 1975. Т. 5. С. 30.. Ту часть Пермской губернии, где после инородческой полосы вновь появляются русские селения, Ф.Ф. Вигель называл «передней Сибири» Вигель Ф.Ф. Записки. М., 2000. .

Уральские губернии вместе с рядом северных официально относились к категории «отдаленных губерний». У уроженца Уфы С.Т. Аксакова, много лет проведшего в Оренбургской губернии, сложилась несколько иная шкала пространственного восприятия. В одном из его повествований о начале века, написанном в 1856 г., говорится об «отдаленной от столиц полустепной и полулесной губернии, соседственной с настоящими коренными нашими лесными губерниями, Пермскою и Вятскою…». Пермская и Вятская губернии в приведенном фрагменте к числу отдаленных не относятся. В отдаленной же Оренбургской губернии, воспетой писателем, свои представления о расстояниях: «сто верст считалось тогда соседством» Аксаков С.Т. Собр. соч. в четырех томах. М., 1955. Т. 2. С. 318, 417..

В 1850-е гг. «Оренбург считался… ссыльным городом», но одновременно он являлся также «центром администрации огромного края, заключавшего в себе губернии: Оренбургскую, Уфимскую и Самарскую», а потому «общество здешнее состояло из петербургской интеллигенции» Жакмон П.П. На царском смотру. (Из воспоминаний партионного офицера) // Исторический вестник. 1903. Сентябрь. С. 863-864.. Для уроженца Пензы В.О. Ключевского Пермь в 1893 г. - «дальний, чуть не Сибирский Восток», тогда как Петербург - «дальний русско-европейский Запад» Богословский М.М. Историография, мемуаристика, эпистолярия (научное наследие). М., 1987. С. 170..

Г.Н. Потанин писал о нарастании по мере движения в восточном направлении «обиды» провинции на столицы, не дифференцируя Москву и Петербург Потанин Г.Н. Воспоминания. Новосибирск, 1983. С. 303.. Тем не менее в главных городах империи сибиряк мог ощущать себя по-разному. «Началось здесь, в Москве, со мною что-то странное, - рассказывал В.И. Суриков о своем переезде из города на Неве в первопрестольную. - Прежде всего, почувствовал я себя здесь гораздо уютнее, чем в Петербурге. Было в Москве что-то гораздо больше напоминавшее мне Красноярск, особенно зимою». Это признание человека, остро чувствовавшего различия между Россией и Сибирью и свою связь с последней Василий Иванович Суриков. Письма. Воспоминания о художнике. М., 1977. С. 171, 213-214.. В письме 1889 г. В.А. Гольцеву Д.Н. Мамин-Сибиряк характеризовал живших при уральских заводах туляков и черниговцев («хохлов») как переселенцев «из внутренних губерний» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. М., 1954. Т. 5. С. 637., хотя Черниговская губерния внутренней не считалась.

Таким образом, представления о пространстве, в том числе его аксиологической окрашенности, в значительной степени зависят от оптики наблюдателя, его жизненного опыта, идентичности.

Д.Н. Мамин-Сибиряк (1852-1912) был человеком с вполне определившимися взглядами. Выходец из уральской глубинки, он закончил свой жизненный путь в северной столице признанным писателем, не порывая связи с родными краями, возвращался туда, активно участвовал в местной общественно-культурной жизни. Не любивший закрепившегося за ним ярлыка писателя-этнографа, Мамин-Сибиряк, тем не менее, в середине 1880-х гг. признавал, что многие его рассказы «носят или этнографический характер, или принимают вид мелких фотографий. Местные интересы здесь выступают с особенной ясностью, и поэтому такие рассказы можно отнести к еще нарождающемуся отделу беллетристики, именно - областному» Там же. М., 1955. Т. 8. С. 434..

Мамин-Сибиряк, как и многие певцы своего края, являлся собирателем местного фольклора, неутомимым краеведом. По свидетельству знавших его лично, это «был уральский человек. Кряжистый, словно сколоченный, сильный и смелый человек. Он был весь полностью от Урала, обликом, ухваткой, чувствованием, думанием. В нем много было… от уральского камня, от бурных горных речек, от всей уральской жизни, от людей и зверя, от старых преданий» Д.Н. Мамин-Сибиряк в воспоминаниях современников. Свердловск, 1962. С. 200..

В произведениях Мамина-Сибиряка Урал - не только и не столько «геологическая морщина», сколько «исторический порог в Азию» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. М., 1953. Т. 1. С. 536.. В обширном наследии писателя он представлен многосторонне: и заводским бытом, и жизнью золотоискателей, и трудом бурлаков, и старообрядческим укладом, и пестрой мозаикой многонационального населения региона. Сибиряк описывает и недавнее прошлое, и события, свидетелем которых был сам, делает пространные экскурсы в уральские древности. Многие мотивы и характеристики у него не единожды повторяются, обнаруживая тем самым явную тенденцию к стереотипизации уральских реалий.

В центре внимания писателя находилась Пермская губерния. «Нужно заметить, - писал Мамин-Сибиряк, - что ни одна русская губерния не имеет такой обширной и разнообразной литературы, как пермская, что объясняется как громадностью территории, так разнообразием и обилием всевозможных богатств» Сибиряк Д. Старая Пермь. Путевые очерки // Вестник Европы. 1889. № 7. С. 49. . Тем не менее он призывал русских ученых («ученых с русскими фамилиями») исследовать Урал Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 1. С. 534, 536., а живописцев - запечатлеть его и сам активно участвовал в решении обеих этих задач. Многочисленные произведения писателя c начала 1880-х гг., несомненно, сделались одним из главных популярных источников знаний о регионе. Знакомство с наследием Сибиряка равносильно обращению к своеобразной уральской энциклопедии.

«Эпоха семидесятых - восьмидесятых годов, - отмечал вскоре после смерти Сибиряка знавший писателя лично Б.Б. Глинский, - дала ему в распоряжение богатый материал, анализируя который историк того времени уловит живое дыхание жизни, веяния времени и все то смутное, неопределенное, что понемногу подготовило буйное и развалочное время текущего столетия» Глинский Б.Б. Среди литераторов и ученых. Биографии, характеристики, некрологи, воспоминания, встречи. СПб., 1914. С. 180..

Надо сказать, что столкновение исторической инерции с вызовами новой эпохи приобрело на пореформенном Урале особую остроту.

Знание других частей России давало писателю перспективу, необходимую для лучшего постижения собственного края. «Нужно было долго пожить вдали от родины и потолкаться среди разного чужого люда, - справедливо считал Мамин-Сибиряк, - чтобы окончательно выяснить себе то, чем отличалась жизнь уральского населения. За внешними формами выступило глубокое внутреннее содержание, обусловливавшееся историей Урала, его разнообразными этнографическими элементами и особенно богатыми экономическими условиями». Здесь сложились «свои уральские проклятые вопросы» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 8. С. 430-431..

Урал для Мамина-Сибиряка не был единым. Красной нитью через все его творчество проходит оппозиция Приуралье - Зауралье. Симпатии писателя явно на стороне последнего. Зауралье противопоставляется Приуралью во множестве отношений. «Бедные и жалкие уезды, как и вообще все Приуралье, за исключением, может быть, одного красноуфимского, - читаем у него. - Здесь нет таких безумных богатств, как в Зауралье… И земля не та, и люди другие… Да и города здесь такие, что любая сибирская деревня лучше».

В качестве исключения называются зажиточные раскольничьи селения на Каме. «Попав из благословенного Зауралья в здешние убогие места, - писал Сибиряк, - невольно удивляешься быстрой перемене всех условий жизни и главных интересов: нет ни золота, ни платины, ни драгоценных камней, ни степного пригонного скота, ни бойкой хлебной торговли, ни зауральских рыбных озер, и разговоры идут только о соли, о лесе, о торговле печорской рыбе, о беличьем промысле, о чердынском рябчике - и только. Все происходит в самых скромных размерах, точно самая жизнь втиснута совсем в другой масштаб. Краски не блещут здесь особенной яркостью, а красноречие цифр только раскрывает общую бедность» Сибиряк Д. Старая Пермь… С. 56, 61, 72, 75. .

Хотя Приуралье, летописная Биармия, много древнее Зауралья, чья история начинается лишь с похода Ермака, «это сторона могил, добыча археологов» Сибиряк Д. Старая Пермь… С. 75, 82.. Приуралье изображается как край без настоящего и будущего, обреченный край.

Принципиальное значение для характеристики Урала имеет образ приуральской Перми и ее соотнесение с зауральским Екатеринбургом. Пермская тема возникла задолго до вступления на литературное поприще Мамина-Сибиряка и решалась, надо сказать, отнюдь не однозначно. Описывая свое посещение Перми в 1805 г., Ф.Ф. Вигель рисовал картину запустения: «Это не было царство, как Казань и Астрахань, не княжеский удельный город, даже не слобода, которая, распространяясь, заставила посадить в себя сперва воеводу; это было пустое место, которому лет за двадцать перед тем велено быть губернским городом, и оно послушалось, только медленно. Торговля есть первое условие существования новых городов; и здесь, хотя слабо, но она одна его поддерживала» Вигель Ф.Ф. Указ. соч. С. 176-177..

Однако Е.А. Вердеревский, служивший в Перми в 1847-1853 гг., отдавал ей предпочтение перед Казанью - городом с неоправданной, по его мнению, претензией на то, чтобы считаться «большим», чем вовсе, подобно Вятке, не грешит Пермь. «Трудно же назвать глушью город, который от столицы отстает только десятью днями в приобретении новинок», - пишет он, имея в виду доставку газет из Петербурга, ускорившуюся с открытием Николаевской железной дороги. «Через Пермь, - продолжает Вердеревский, - лежит тракт в быстро расцветающую Сибирь и в торговый город Ирбит; следовательно, не бывает в Перми недостатка в заезжих гостях, часто именитых и просвещенных… В Перми, наконец, есть пароходство, есть театр, есть порядочные люди. Чего же еще вы можете требовать от любого провинциального города не только в России, но и в Северной Англии, в Шотландии, во французских провинциях: свидетели тому Теккерей, Жюль Сандо, Шарль Бернар и многие другие нравописатели, совершенно заслуживающие доверия». А между тем писавшие о Перми русские литераторы нашли там «едва ли не египетскую тьму невежества», «неимоверное исключительно большое, сравнительно с прочими городами России, потребление игральных карт» и «чересчур изуродованный русский язык». Все это, по Вердеревскому, явное преувеличение. Оценки Екатеринбурга у него весьма сдержанные, акцент сделан на золотопромышленниках, проматывающих там свои шальные прибыли Вердеревский Е.А. Указ. соч. С. 47-49, 75. .

Иными были оценки Мамина-Сибиряка, в творчестве которого нашло отражение соперничество Перми и Екатеринбурга за лидерство. «Пермь, - настаивал он, - это искусственно созданная административная единица, которая скоро будет иметь только значение простого географического термина, - не больше того, т. е. разделит судьбу всех других подобных ей административных единиц, где, по меткому бурлацкому выражению, губернаторы сами лапти себе плетут» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 8. С. 383-384.. «Пермь я знаю десятки лет, - писал Сибиряк, - и всегда на меня этот город производит самое тяжелое впечатление, особенно по сравнению с Екатеринбургом». При отсутствии промышленности «искусственное оживление» смогла произвести лишь железная дорога, но явление это временное - «песенка уже спета: новая линия Самсук-Уфа-Златоуст достраивается, и, без сомнения, сибирский транзит повернет по ней». Губернский город «стоит совершенно не при чем, как измышление административной фантазии» Сибиряк Д. Старая Пермь… С. 47-48..

Уездный Екатеринбург - административный центр горных заводов Урала, расположенный всего в 35 верстах от «межконтинентального» столба Европа-Азия, напротив, «бойкий промышленный город уже сибирского склада. Здесь нет чиновничества, как в других городах, дворянство не играет никакой роли, зато всем ворочают промышленники. Последнее особенно заметно по характеру построек… все в том же неизменно-купеческом духе… Сибирь не знала крепостного права, и настоящие “господа” попадают туда только в качестве администраторов, на особых основаниях или по независящим обстоятельствам. Во всяком случае, вся Сибирь - промышленная, купеческая сторона, и Екатеринбург является ее первым аванпостом… Вид на город почти необыкновенный, в смысле “настоящей” Европы… Словом, бойкий и веселый город, в котором жизнь бьет ключом» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. М., 1954. Т. 2. С. 466-467. . Близко по духу описание вымышленного уездного города Узел: «Это был бойкий сибирский город, совсем не походивший на своих “расейских” братьев. Видно, что жизнь здесь кипела ключом на каждом шагу» Там же. С. 167.. «От коренных российских городов» зауральский город отличается и малым числом церквей, в частности, по причине высокой доли старообрядцев и единоверцев в местном купечестве Мамин-Сибиряк Д.Н. Полное собр. соч. Пг., 1915. Т. 1. С. 295..

Краевед и журналист И.Г. Остроумов, биография которого была связана одновременно с Пермью и Екатеринбургом, полемизируя с Маминым-Сибиряком, инкриминировал ему «пристрастие завзятого екатеринбуржца, да притом еще не знающего Перми». Согласно оппоненту писателя, «это давно уже устаревшее, ставшее шаблонным мнение, не выдерживающее серьезного опровержения. Пермь быстро растет и развивается, как с чисто внешней стороны, так и в экономическом отношении» И.О. К изучению Пермской губернии? // Екатеринбургская неделя. 1889. № 31..

Если восточный Урал у Мамина-Сибиряка сближается с Сибирью, давшей писателю его псевдоним, то западный - с Россией, соответственно, говорится о «сибирской стороне» и «расейской стороне» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 1. С. 535; Т. 5. С. 367..

Но Урал - это не «коренная Россия». При описании горной его части упоминается «далекая помещичья “Расея”» Там же. Т. 5. С. 30, 31.. «“Расея”, - писал Сибиряк в 1880-е гг., - с своим “врачующим простором”, с жалкими лачугами вместо домов, с тысячами верст обезлесенных пространств, с бедностью, голытьбой, измельчавшим, выродившимся типом пахаря, жалкими остатками “величавого типа славянки”, и т. д.».

В приведенном отрывке писатель иронизирует над поэтическими образами Н.А. Некрасова. В первом случае объектом избрано стихотворение «Тишина», сочиненное вскоре после окончания Крымской войны:

Все рожь кругом, как степь живая,

Ни замков, ни морей, ни гор…

Спасибо, сторона родная,

За твой врачующий простор!

Во втором случае это поэма «Мороз, Красный нос», в которой, вопреки общему убеждению, будто «тип измельчал // Красивой и мощной славянки», Некрасов утверждает, что «тип величавой славянки // Возможно и ныне сыскать» (далее следуют знаменитые строки: «Есть женщины в русских селеньях…»).

«Расейский “врачующий простор”» неоднократно появляется на страницах произведений Мамина-Сибиряка и обычно в негативном контексте, оборачиваясь, в частности, малоземельем: «врачующего простора сколько угодно, а между тем жить буквально негде» Сибиряк Д. Старая Пермь… С. 71.. Наблюдение об «измельчании типа» также используется писателем для сравнительных характеристик. «Совсем особенный уральский тип рабочего… ничего общего не имеет с фабричными “расейскими”», - отмечает Сибиряк, и опять-таки сопоставление явно в пользу уральских заводчан. Снова «тип мельчал» по мере удаления на запад Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 8. С. 282, 376-377, 383..

Если в контексте противопоставления башкирским деревням речь идет о «чисто русских селах» Зауралья, то в соотнесении с доуральской Россией последние нуждаются в дополнительной характеристике: «Но зауральский мужик совсем не того типа, к какому привык глаз в великорусских губерниях. Здесь живет… «народ-богатей», если сравнить с «Расеей». Матушка Сибирь вспоила, вскормила его и на ноги поставила. На привольных местах окреп тот же самый народ, раздобрел. Недаром славятся сибиряки своей смышленостью и промышленным характером. Под боком киргизская степь, Обь с своими притоками; позади стеной подымается Урал - было где поучиться зауральскому мужику уму-разуму» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 1. С. 176..

Приуралье питается ржаным хлебом, Зауралье - пшеничным. «Всякий, кто видал бесконечные равнины, тощие поля, болотины и убогие деревеньки средней России… вздохнул бы свободнее и подумал: «Вот где она, Сибирь - золотое дно!» Там же. С. 132.. «Урал - золотое дно для России», - говорит представитель уральского предпринимательства в одном из произведений Сибиряка Там же. С. 478.. Даже «типичный русский склад» лица там имеет печать «заметного оттенка той хитрости и «себе на уме», чем особенно отличаются все коренные сибиряки-промышленники» Там же. С. 464..

Сибирские приметы фиксируются и в природе Среднего Урала: «присутствие сибирского кедра, как известно, есть самый верный признак глубокого севера и мест «не столь отдаленных», с которых начинается настоящая «немшоная» Сибирь» Там же. С. 5. (по В.И. Далю, «Сибирь немшоная, дразнят сибиряков, потому что никто из инородцев тамошних не мшит изб»). Близка уже «знаменитая сибирская тайга, раскинувшаяся вплоть до Великого океана» Там же. С. 69.. Средний Урал, таким образом, ассоциируется с Сибирью, «глубоким севером», хвойной тайгой, в которой осина, липа, «бесконечно родная каждому русскому сердцу кудрявая береза» - это «далекие пришлые люди», которым «тяжело… на чужой, дальней стороне» Там же. С. 528..

А.П. Щапов обращал внимание на «общую многим инородцам легенду о белом березнике как предвестнике порабощения их белым племенем» Щапов А.П. Сочинения. СПб., 1906. Т. 2. С. 409.. В Архангельской и ряде соседних с ней губерний, например, бытовало предание о том, что «чудь в землю ушла, под землей пропала, живьем закопалась». По одной из версий, причиной послужило то, что она «увидала белую березу, внезапно появившуюся и означавшую владычество Белого царя» Максимов С.В. Собр. соч. СПб., б.д. Т. 10. С. 193.. Знал эти легенды и Мамин-Сибиряк.

Сказанное позволяет констатировать сибирское самосознание писателя. «Люблю я эту самую Сибирь: самая купеческая страна, - восклицает один из героев «Приваловских миллионов». - Бар и крепостного права она не видала, и даже всероссийский лапоть не посмел перевалить через Урал… В сапожках ходит наша Сибирь! И народец только - сорви голова!» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 2. С. 390.. Сибирь, сибирские черты у писателя не зонируются, он не акцентирует различий между Восточной и Западной Сибирью, частью которой считал Зауралье Мамин-Сибиряк Д.Н. Полное собр. соч. Т. 1. С. 440.. Что же касается ношения лаптей, то оно являлось еще одним своеобразным демаркатором Великороссии, причем не только на восточных, но и на западных ее рубежах.

«Сибиряк, - писал про жителя Сибири в середине 1860-х гг. А.П. Щапов, - русский же по происхождению, по вере, по всему… с какою-то внутреннюю неприязненностью называет русского переселенца “россейским”, а поселенца ссыльного “варнаком”». Это приводило Щапова к параллели со смыслом обозначений «москаль» и «хохол» во взаимном восприятии великороссов и малороссов. По его оценке, «Урал, образующий… географический раздел Европы и Азии, составляет также и этнографический раздел между великорусским и сибирским народонаселением.

Лишь только спуститься с него, сейчас начинается заметно другой поток народной жизни» - сразу начинается Сибирь. «У нас жители одной губернии, - отмечал он, - смотрят на жителей другой губернии, как на «чужестранцев», и называют их «чужестранцами»…» Щапов А.П. Сочинения. Т. 2. С. 402, 465. См. также: Потанин Г.Н. Письма. Иркутск, 1989. Т. 3. С. 118.. Данные наблюдения Щапова находят полное подтверждение в произведениях Мамина-Сибиряка, в частности, в его романе «Золото». Изначально нейтральные обозначения «Расея» и «расейский», почерпнутые из простонародной речи, у сибиряков получают определенную аксиологическую окраску.

Существуют, однако, у двух «сторон» Урала и черты объединяющие. Обе являются лишенной «общественной жизни» провинцией Сибиряк Д. Старая Пермь… С. 90.. В прошлом «далекая восточная окраина» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 1. С. 494., весь Урал многим обязан древней новгородской колонизации, «новгородской закваске», которая «служит отличительной характеристикой неевропейской России».

В Приуралье «живучесть новгородского духа просто изумительна, и теперь еще можно проследить известную преемственность типов», в частности, в купечестве Сибиряк Д. Старая Пермь… С. 79, 94, 97.. «Старина новгородская», более живая, чем местная, пермская, «выразилась в языке, песнях, обычаях, обрядах и всем житейском обиходе», каковых уже не встретишь на самой Новгородчине Там же. С. 87.. На этом основании в 1830-е гг. Вятскую и Пермскую губернии романтик В.В. Пассек относил к «новгородскому узлу».

Мамин-Сибиряк соотносил Урал с другими регионами. Чердынским уездом Приуралье связано с Севером. Однако если тот наладит прямую связь с Сибирью, окажутся подорванными важнейшие приуральские торговые статьи - продажа соли и хлеба. Есть у Урала и другой опасный региональный конкурент: «Уж этот юг! - на каждом шагу он солит нашим уральским заводчикам», «съест их южно-русское дешевое железо» Там же. С. 48, 70.. О юзовских заводах, быстрый рост которых отнюдь не идеализировался, Сибиряк писал как об альтернативе архаическому заводскому Уралу «с целью кольнуть наших уральских заводчиков» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 8. С. 651.. Поволжье с его пароходами и железными дорогами также ушло далеко вперед по сравнению с Зауральем Мамин-Сибиряк Д.Н. Полное собр. соч. Т. 1. С. 333..

Москва же традиционно приходила в Приуралье с поборами, Еще «более живой связью с остальной Россией являлись ссыльные» Сибиряк Д. Старая Пермь… С. 78.. Купец, «старик-москвич», в путевых заметках Мамина-Сибиряка говорит в унисон мыслям автора: «По-настоящему… ежели взять дело по правде, так надо к нам в Расею ссылать в наказание, а не в Сибирь». Москва повинна в уничтожении великопермской старины. «Московская закваска» со свойственным ей взглядом на «подлый» народ «особенно рельефно сказалась при эмансипации». «Наши уральские лэндлорды, - подчеркивал Сибиряк, - были заготовлены еще Москвой, а Ирландия уже будет сама собой и даже есть уже теперь» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 8. С. 388.. Как видим, московское влияние на регион, в отличие от новгородского, оценивалось писателем неодобрительно.

В то же время Мамин-Сибиряк отдавал себе отчет в существовании иного восприятия пространства. На уральском золотоносном прииске уроженец Владимирской губернии, уже тридцать лет как покинувший родину, ностальгически восклицает: «А возьмите здешний огурец или наш - муромский. Церемония одна, а вкус другой. Здесь какие места, сударь: горы, болотина, рамень (рамень как во Владимирской, так и в Пермской губерниях - дремучий лес. - Л.Г.)… А у нас-то, господи-батюшко! помирать не надо! И народ совсем особенный здесь, сударь, - ужасный народ! Потому как она, эта самая Сибирь, подошла - всему конец. Ей-богу!..» Сибиряк Д. Старая Пермь… С. 60, 61..

Убывание положительных оценок и эмоций, таким образом, в одних случаях наблюдается при движении с востока на запад, в других - с запада на восток. Лишь в пору массового переселенческого движения Сибирь становится для жителей центральных губерний более привлекательной. Иногда Мамин-Сибиряк готов признать духовное превосходство «расейских» лапотников над бойкими уральцами, как, например, в зарисовке старика из Тамбовской губернии, ехавшего в Сибирь присматривать землю для будущих переселенцев Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 1. С. 345..

Отводя значительное место описанию природы, Мамин-Сибиряк интересовался литературными и живописными характеристиками различных регионов России. «Недосягаемые образцы» пейзажных полотен он находил не у Н.В. Гоголя и И.С. Тургенева, а у Л.Н. Толстого («настоящая равнинная Русь») и М.Ю. Лермонтова («горная» природа). «Гоголевская природа и тургеневская, - считал Сибиряк, - обе не русские, и под ними может смело подписаться всякая другая природа, за очень немногими исключениями». Пальма первенства, однако, отдавалась им живописцам реалистической школы: «…далеко ушли русские пейзажисты по сравнению с литературными описаниями. Они схватили ту затаенную, скромную красоту, которая навевает специально-русскую хорошую тоску на севере; они поняли чарующую прелесть русского юга, того юга, который в конце концов подавляет роскошью своих красок и богатством светотени.

И там, и тут разливалась специально наша русская поэзия, оригинальная, мощная, безграничная и без конца родная… Унылая среднерусская равнина с ее врачующим простором, разливы могучих рек (которых нет на восточных склонах Урала. - Л.Г.), - все это только служило дополнением могучей южной красоты» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. М., 1954. Т. 4. С. 654..

«Среднерусская равнина с ее врачующим простором» в этом тексте реабилитирована и овеяна поэзией, а сам Мамин-Сибиряк выступает певцом России во всем ее природном многообразии. Б.Б. Глинский, называя Сибиряка «областником и бытописателем коренной России» Глинский Б.Б. Среди литераторов и ученых... С. 180., не усматривал, вероятно, в этой двойной характеристике противоречия.

Как у Вердеревского, путешествовавшего от Перми вниз по Каме, так и у Мамина-Сибиряка, плывшего из той же точки к ее истокам, рождались американские параллели. «Я уверен, - писал Вердеревский, - что эта пустынная река, этот безграничный лесной мир покажутся вам братьями тем американским рекам и тем девственным саванам, которые так живописны на страницах Купера… Я невольно вспоминаю Куперовы описания рек и девственных лесов северной Америки» Вердеревский Е.А. Указ. соч. С. 51, 55, 60.. «Посмотрите, какой американский вид, - восклицал Сибиряк, подплывая к Усолью. - Это что-то уж совсем по-американски». Такую реакцию писателя вызывал индустриальный ландшафт камских берегов - «дым столбом». «Это уж совсем по-американски - лучшие в городе здания принадлежат школам», - отмечается в другом месте Сибиряк Д. Старая Пермь… С. 63, 88..

Уральские губернии полиэтничны. Пестрым национальным составом, вполне имперским по своей представительности, отличался контингент руководителей горнозаводского дела и золотодобытчиков, среди которых в произведениях Сибиряка неизменно присутствуют поляки, немцы, украинцы и т. д. Столь же пестр состав рабочих на заводах и приисках, а также бурлаков. В толпе последних перемешались «коренное чусовское население бассейна Чусовой с населявшими ее когда-то инородцами, староверы с приписными на заводе хохлами, представители крепкого своими коренными устоями крестьянского мира с вполне индивидуализированным заводским мастеровым». Крестьяне пришли из Вятской, Казанской и Уфимской губерний Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 1. С. 460, 495. .

Описывая типы уральских жителей, Мамин-Сибиряк особое место отводил соприкосновению на заводском Урале великороссов и малороссов. Тема «встречи малороссов с раскольниками на Урале», «Малороссии на Урале» на протяжении многих лет чрезвычайно занимала писателя, получив раскрытие в большом романе «Три конца» (1890 г.). «Завод, где я родился и вырос, - вспоминал он, - в этнографическом отношении представляет замечательную картину - половину составляют раскольники-аборигены, одну четверть черниговские хохлы и последнюю четверть - туляки». «Таким образом, в одном заводе сошлись великая, малая и северная Россия», - заключал писатель. Старожилы-раскольники («кержаки», по реке Керженец Нижегородской губернии - до середины XIX в. одного из старообрядческих центров, описанных П.И. Мельниковым-Печерским) бежали от притеснений «за Камень», как в народе исстари назывался Урал. Крепостные из Тульской и Черниговской губерний были пригнаны на заводы в 1830-е гг.

Великороссы составляли ѕ жителей пятитысячного заводского поселка, малороссы - ј. В религиозном срезе соотношение получалось иным: половину составляли старообрядцы, а другая, тульско-черниговская, принадлежала к пастве господствующей церкви (какой-то процент давала промежуточная прослойка единоверцев). Еще одним источником противоречий в среде заводчан служило деление на старожилов и пришлых: с точки зрения кержаков, остальные жители поселка - «народ пригонный, с расейской стороны» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 5. С. 32, 356-357..

Несмотря на уже тридцатилетнее сосуществование, три группы населения достаточно компактно проживали в разных концах поселка и сохраняли массу бытовых и психологических особенностей, зачастую определявших их поведение.

Отличия касались, в частности, языка и самосознания. В романе не раз подчеркивалась леность не слишком хозяйственных «неисправимых хохлов» и «исконная тяга великорусского племени к своей земле» Там же. С. 83, 136-137, 209, 357.. Именно туляки численно преобладали среди переселенцев, вскоре после отмены крепостного права в поиске земли отправившихся со Среднего Урала за пятьсот верст в Оренбургскую губернию на реку Миасс, «в орду», «на линию», где, как оказалось, «народ какой-то морный, обличьем в татар» Там же. С. 317, 638-639..

У хохлов «избы были поставлены кое-как… Туляки строились “на расейскую руку”, а самые богатые сейчас же переняли всю кержацкую повадку… Хохлы селились как-то врозь, с большими усадами, лицом к реке, а туляки осели груднее и к реке огородами», что отвечало «сибирскому обычаю» Мамин-Сибиряк Д.Н. Полное собр. соч. Т. 1. С. 282.. В малороссийских семьях не было такой домашней тирании, как в большесемейных домах туляков Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 5. С. 32, 137.. Тон, судя по всему, задавали раскольники, которым остальные, в том числе украинцы, подражали в одежде, песне, языке: «ни плахт, ни запасок, ни панев - ничего не осталось, кроме как у старух, донашивавших старое», «молодые все говорили “по-кержацки”, а старинные хохлацкие и туляцкие песни пелись только на свадьбах» Там же. С. 137-138..

«Понятное дело, - комментировал Сибиряк, - что хохлы ближе всего стояли к православному населению, особенно к тулякам, в судьбе которых было так много общего с судьбой хохлов». Эта близость прежде всего выразилась в смешанных браках, заключение которых, впрочем, до известной степени регулировалось соображениями бытового и хозяйственного плана. Хохлы «охотно женились на тулянках», а тулянки - «охотно шли за хохлов», тогда как «хохлушки боялись женихаться с туляками», небезосновательно опасаясь большой, пусть даже более зажиточной, семьи.

Молодые черниговцы, хотя и могли называть себя запорожцами и казаками, Украины не помнили. «Таким образом, под нивелирующим влиянием новых условий и форм жизни все особенности малорусского типа постепенно сглаживаются и исчезают, а русский человек остался во всей своей неприкосновенности», - заключал Мамин-Сибиряк Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 5. С. 82.. С бульшими трудностями, но все-таки происходило и сближение староверов с православными. «При крепостном праве они не могли слиться, а «на воле» это слияние произошло само собой», - писал автор «Трех концов» о своих героях Там же. Т. 8. С. 301, 306-308, 618, 647-648.. русский уральский сибирь пермский

«Для общего знакомства с Уральским краем произведение Д.Н. Мамина составляет в высшей степени полезное пособие, - полагал активный участник земского движения и редактор «Русской мысли» В.А. Гольцев. - Десятки томов этнографического описания не представили бы жизни этого края так живо и наглядно, как сделал это автор Трех концов» Русская мысль. 1891. № 7. С. 48..

Инородческий же мир Урала для писателя во многом закрыт, упоминается им в основном мимоходом и изображается при помощи весьма однотипных характеристик, которые, надо полагать, разделялись представителями различных социальных слоев, в том числе простонародьем, чьими глазами нередко смотрел Мамин-Сибиряк.

Между тем инородческие проблемы региона разнообразны и остры. Показательно, что анонимный автор либеральной петербургской газеты «Деятельность» допускал в 1870 г. временное учреждение, по примеру Польши и Кавказа, «третьего наместничества, именно Уральского, имеющего вместить губернии Пермскую и Уфимскую». По его мнению, это «могло бы быть вполне благодетельно для искоренения преданий кочевой жизни, запутанных хозяйств, отсутствия гражданских начал и для быстрого оживления производительных сил этого нашего промышленного Кавказа» Деятельность. 31.05.1870 (№ 104). «Ничего там и наместник не поделает, - указывалось в комментарии редакции газеты, - пока не будет исполнен закон государственного генерального межевания и пока существует Горное Положение 1806 года, затормозившее развитие на Урале горнозаводской промышленности; пока, наконец, будет существовать Оренбургское генерал-губернаторство с подчинением ему, Бог знает для чего, Уфимской губернии»..

Сравнение Урала с Кавказом прежде всего основывалось на полиэтничности обоих регионов. «Искоренение преданий» в Уфимской губернии привело к лихорадочной скупке за бесценок земли у башкир и получившим всероссийскую известность служебным злоупотреблениям чиновников, следствием которых в 1881 г. стало не только удаление генерал-губернатора Н.А. Крыжановского, но и упразднение самого Оренбургского генерал-губернаторства.

Как и у Д.В. Пассека, у Мамина-Сибиряка в его описании Приуралья (1881 г.) присутствует ассоциация с «углом»: «Угол, который заключается между реками Камой и Чусовой… замечателен тем, что на нем сошлись народы угро-финского племени (пермяки, вогулы и зыряне) с народами монгольского происхождения (башкиры и мещеряки).

Несмотря на долгое соседство, эти племена не слились между собой; но, замечательный факт: они ассимилируются русским племенем. Что лежит в основе этого странного явления: то ли, что эти племена изжили свою собственную жизнь и не в состоянии оживить одни других, или то, что слишком уж живуче наше молодое славянское племя» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 8. С. 378-379..

Инородцам писатель противопоставляет славянское начало. В приведенном оптимистически, если не сказать несколько официозно, звучащем пассаже нет упоминания об опасности мусульманского влияния на язычников. Что же касается заключения об ассимиляции, то в своих собственных «натурных» зарисовках инородцев Мамин-Сибиряк в значительной степени ему противоречит.

Судя по соответствующим фрагментам, ассимиляция протекала не слишком успешно. Уральские инородцы (башкиры, пермяки, вогулы, зыряне, татары) предстают «странными, молчаливыми людьми», которые «чувствовали себя совсем чужими» среди бурлаков, собравшихся в 1873 г. на берегу «самой живой уральской артерии» - реки Чусовой для отправки по ней караванов в Пермь. Они практически не знают по-русски и не общаются с русскими, а те, не исключая рассказчика, относятся к «нехристи» с чувством превосходства и явной неприязнью. «Основные типичные черты монгольского типа перемешались здесь с финскими, и, право, трудно было решить, кто из них был жальче, - пишет Сибиряк. - Русская бедность и нищета казались богатством по сравнению с этой степной голытьбой и жертвами медленного вымирания самых глухих лесных дебрей… здесь крайний север и степная Азия производили подавляющее впечатление своей мертвой апатией и полнейшей беспомощностью.

Для этих людей не было будущего; они жили сегодняшним днем, чтобы медленно умереть завтра или послезавтра». «Наблюдая этих позабытых историей людей, эту живую иллюстрацию железного закона вымирания слабейших цивилизаций под напором и давлением сильнейших, - признается писатель, - я испытывал самое тяжелое, гнетущее чувство, которое охватывало душу мертвящей тоской». По наблюдениям Сибиряка, «живее других казались башкиры и татары» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 1. С. 468-470, 478, 506-507. Несколько иначе обсуждали сценарии будущего инородцев сибиряки А.П. Ща- пов и Г.Н. Потанин. Последний искал в мировой практике примеры европеизации «невымирающих дикарей» и критиковал С.В. Максимова за то, что тот «неуместно» воспроизводил «насмешки народные над инородцами» (Щапов А.П. Сочинения. Т. 2. С. 423-425; Потанин Г.Н. Письма. Иркутск, 1987. Т. 1. С. 92, 139, 145)..

Башкиры «давно уже вытеснены из лучших мест русским населением. От башкир остались во многих местах только одни названия… Здесь плотно и крепко осело русское население, и между бывшими башкирскими деревнями (где, согласно писателю, «не найдете ни одного башкира». - Л.Г.) рассажались чисто русские села» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 1. С. 176..

Зауралье было отнято «у неумытой орды. Башкирские волости раздвинулись как-то по краям и не имели никакого экономического значения в общем хозяйстве богатейшего края» Мамин-Сибиряк Д.Н. Полное собр. соч. Т. 1. С. 322.. «Собственно Зауралье» более чем в 400 верстах от Екатеринбурга граничит со степью («ордой» по местному народному обозначению). «В сущности, настоящая степь была далеко, - поясняет Сибиряк, - но это название сохранялось за тою смешанною полосою, где русская селитьба мешалась с башкирской и казачьими землями» Там же. С. 294..

Выбитая из традиционного русла жизни часть башкир - «отчаянная голытьба, обреченная более сильной цивилизацией на вымирание, как объясняет наука». Лишь старики «еще чуть-чуть помнили привольное старое житье» и сохраняли «грацию настоящих степняков».

На лицах башкир «чисто азиатское отчаяние в собственной судьбе». «Вот они, эти исторические враги.., - думал Привалов, когда смотрел на башкир. - Они даже не знают о том славном времени, когда башкиры горячо воевали с первыми русскими насельниками и не раз побивали высылаемые против них воинские команды… Вот она, эта беспощадная философия истории!» Герой самого известного романа Мамина-Сибиряка пророчит «несчастным» «верную смерть», хотя и сочувствует лишившимся своих земель башкирам Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 2. С. 249-250.. «Азияты» легко становятся жертвами злоупотреблений: «…одно слово: азияты. Всякий ладит с них сорвать, что можно» Там же. Т.1. С. 164.. Башкирия же непременно называется «благодатной» и «цветущей» Там же. Т. 2. С. 167, 248, 330..

О вогулах (манси) говорится как о «последних представителях вымирающего племени»: «Когда-то вогулы были настолько сильны, что могли воевать даже с царскими воеводами и Ермаком, а теперь это жалкое племя рассеяно по Уралу отдельными кустами и чахнет по местным дебрям и трущобам в вопиющей нужде» Там же. Т. 1. С. 547.. Пермяки в изображении Сибиряка производят отталкивающее впечатление не просто «дикарей», но даже «нечисти» и «страсти». Писатель видит в туземцах «вымирающих людей, обреченных более сильной цивилизацией на погибель», и не сожалеет о том, что, «вероятно, в недалеком будущем пермяки разделят участь глупой птицы додо и австралийских тасманцев». Между тем, по свидетельству самого писателя, среди ближайших причин вымирания этого народа - водка и «знакомство с русскими промышленниками» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр. соч. в восьми томах. Т. 8. С. 377-378..

Вместе с тем местные русские говорят и по-пермяцки, и по-вогульски. Их собственный русский язык вследствие общения с пермяками подвергается искажению, становясь смешным для приезжих ломаным говором. Сибиряк пишет в этой связи об «опермячившихся русских» Сибиряк Д. Старая Пермь… С. 75.. Русский человек, читаем у него, «всегда страдал излишней наклонностью к сближению с другими народами и к слепому подражанию чужим обычаям… Да это и понятно, если взять нашу историю, которая есть длинный путь ассимиляции десятков других народностей» Мамин-Сибиряк Д.Н. Собр.соч. в восьми томах. Т. 2. С. 118..

В произведениях Д.Н. Мамина-Сибиряка уральский регион оказывается разделенным на несколько весьма взаимосвязанных, правда, частей - Приуралье, Зауралье, оренбургскую степь («орду»). Зауралье наделяется позитивно окрашенными сибирскими чертами, тогда как Приуралье служит переходом к коренной России. Великорусские Пермская и Оренбургская губернии за Уральским хребтом не принадлежат не только Великороссии, но и России. На данном рубеже происходит смена идентичности жителей, причем творчество Мамина-Сибиряка особенно ценно воспроизведением ментальных карт социальных низов. Хотя писатель по-сибирски не жалует «Расею», как в отношении малороссов, так и в отношении инородцев он делает заключение о поглощении их на Урале великорусским элементом и приветствует этот процесс. Однако в характерных для его произведений натурных зарисовках Сибиряк дает волю этнодифференцирующему колориту - налицо наличие многих национальных стихий, сохраняющих в той или иной степени взаимную отчужденность.

Размещено на Allbest.ru