Волостной писарь: слуга двух господ, или хозяин сибирской деревни

Размещено на http://www.allbest.ru/

Волостной писарь: слуга двух господ, или хозяин сибирской деревни

1.«Альфа и омега» государственного управления

Волостной писарь - знаковая и актуальная фигура народной жизни, яркий и характерный персонаж народнических очерков, завсегдатай периодической печати и даже классической русской литературы. Он встречается не только в специальных сочинениях о крестьянском управлении в трудах Н.Я. Новомбергского, И.М. Страховского, Н.М. Астырева, в государственных административных проектах, но и в сочинениях, далеких от низкой «прозы жизни», Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого.

Интерес интеллигентного автора к этому персонажу в его переходных чертах, близости к крестьянству и одновременно образованному обществу. Для XIX в. с его утопическими надеждами на просвещение народа, на неограниченные возможности закона писарь - одна из нереализованных возможностей, потенциальная перспектива и постепенно нарастающая тревога и разочарование - грамотный элемент деревне не только не помогает, но усугубляет ее положение. Именно фигура писаря наиболее ярко свидетельствовала о деградации крестьянского мира, разрушении представительного правления, бюрократизации выборных должностных лиц.

Образ писаря в отечественной литературе и публицистике достаточно негативный. Писарь - один из многочисленных типажей российской бюрократии - традиционного объекта критики и сатиры отечественных литераторов. Порядочных и добросовестных чиновников, справедливых администраторов, принципиальных судей в произведениях русской литературы практически нет. Канцелярская крыса, взяточник, крючкотвор, чинуша, чернильная душа, крапивное семя - это далеко не полный список (достаточно однозначно негативных по смыслу) синонимов, используемых для определения русского чиновника Лотман Ю. М. Люди и чины // Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). СПб., 1997..

Однако писарь еще более опасное явление, чем просто чиновник, он действует в среде беззащитного и нестойкого населения - крестьянства. «Чума и язва», «растлитель народной нравственности», невежа, пьяница и эксплуататор - таков писарь в многочисленных обличительных корреспонденциях. Он соединяет худшие черты чиновника и кулака-мироеда: в нем недостает образования, он зависит от состоятельных членов общества, так как единственным источником существования его будет жалование, положенное сходом. Зависимое положение и от верхушки мира, и от чиновников отталкивали от этой профессии людей порядочных, желающих независимости. Он зависит, но не от крестьянства, а от богатеев: «…Волостными писарями служат по найму в большинстве случаев проходимцы, не останавливающиеся ни перед чем для достижения своей цели - обогащения, всегда находящиеся в наилучших отношениях с местными колупаевыми и разуваевыми, блюдущие интересы последних (еще бы, когда они общие!)…» Несколько слов о положении крестьянского самоуправления в Забайкалье. 1895. .

Особые надежды на этого «крестьянского чиновника» возлагает государство. Заведение письменного делопроизводства в крестьянском и инородческом управлении служило для государства важнейшим признаком цивилизованного, современного управления, создавало иллюзию реального подчинения и возможности контролировать крестьянское общество. Кроме того, только писарь в глазах государства мог претендовать на роль своеобразного проводника / транслятора государственных ценностей в отдаленный и замкнутый крестьянский мир. Как определял сам побывавший в волостных писарях Н.М. Астырев: «Волостной писарь - это связующее звено крестьянства со всеми и со всем, что похоже на начальство; все, кто имеет что-нибудь приказать, предписать, объявить, все, кто нуждается в какой-нибудь справке или цифре, - все эти и все это обращается в волость» Астырев Н. М. В волостных писарях. Очерки крестьянского самоуправления. М., б.г. С. 147. . Исходя из этих высоких задача, чиновник критикует писаря, как несовершенного бюрократа, от которого зависит работоспособность всей государственной машины. Незаменимость писаря в общем строе государственного аппарата неоднократно подчеркивалась и чиновниками, и исследователями. Л.Д. Троцкий, отбывавший ссылку в Сибири, в «Восточной обозрении» опубликовал статью о сибирском волостном писаре под характерным названием: «Мало заметный, но весьма важный винтик в государственной машине». Для подтверждения этого тезиса перечисляются те государственные инстанции (от министерств до исправников), на запросы которых должен отвечать волостной писарь. «Альфа и омега» государственного управления, «единственный источник» всевозможной информации о деревне - таково значение писаря для государства. Чем выше государственные запросы, тем очевиднее несоответствие «крестьянского делопроизводителя» высокой государственной миссии ни с точки зрения профессиональных навыков, ни по положению в крестьянской и чиновничьей среде. В глазах начальства - он «низший сорт наемников», раб, беспрекословно обязанный выполнять все требования, «наймит без нравственного ценза, работник без всякого будущего и притом зависимый от всякой кокарды». Подчинение чиновникам усугубляется зависимостью состоятельному деревенскому элементу. Еще одна расхожая характеристика писаря - «клеврет мироедов».

Народники, отправляясь в деревню для знакомства с народом и его просвещения, использовали все «полуинтеллигентные профессии», близкие к народу, включая и писарскую. Хождение в народ лишь частично поколебало однозначно отрицательный образ писаря - на этой должности оказываются «вполне приличные» люди. В России по собственному желанию, а в Сибири - уже после ссылки. С этого времени должность писаря используется не только государством, но и общественно-политическими группами для культуртрегерской и отчасти политической деятельности. Именно через волостное правление и прежде всего волостного писаря происходило знакомство крестьян с законами, распоряжениями правительства и периодической печатью. Газеты по «сельскому профилю» в обязательном порядке выписывались на волостное правление, и в задачи писаря входило знакомство мира с официальной информацией. Знакомство предполагало не только чтение, но и комментарии, практические наставления, хотя это категорически запрещалось законом. Как представитель немногочисленной грамотной прослойки крестьянского общества, писарь почти обязательно привлекался в состав попечительств, правления судо-сберегательных касс и сельских банков, артелей.

Отношение к писарю в народной среде - это отношение к образованию, к письменному закону и начальству. Среди нелестных, но вполне понятных крестьянских характеристик писаря: бестия, крючкотвор, продажная душа, есть знаковые, отражающие мировоззренческие, правовые различия между мужиками и их образованным канцеляристом, например законник. Противопоставление интересов мужика и его делопроизводителя зафиксировано в пословице: «Писаря пируют, а мужики горюют». Как бы то ни было, крестьяне уже понимают важность этого «письменного человека», а следовательно, и всего письменного обряда, пришедшего с ним. Н.М. Астырев характеризуя отношение мужика к писарю, отмечает стремление «попользоваться» его знаниями и навыками, следовательно, не только государственные предписания выполняет писарь, но и обслуживает крестьянские интересы. Именно поэтому самые тяжелые и загруженные дни для писаря - суббота и воскресенье, когда народ, свободный от полевых работ, «спешит сделать все дела в волости». Но, даже признавая важность писаря, крестьяне чувствовали его чуждость, отличие от крестьянских выборных, которые были связаны с обществом не только непрочным в крестьянской среде письменным законом, но происхождением, образом жизни, крестьянским трудом. Жалование, как основной источник дохода - один из признаков рациональной веберовской бюрократии, - возводил непреодолимую преграду в крестьянской администрации и обществе.

2.Сибирский контекст писарской службы

Сибирский волостной писарь имел не принципиальные, но характерные отличия от своего российского коллеги. С одной стороны, он имел еще большее значение для государства и крестьянского общества, а с другой - в гораздо меньшей степени был зависим от крестьянской среды.

Регламентация деятельности крестьянского самоуправления в Сибири более отчетливо проявляется с середины XVIII в. в связи с попытками законодателя четко определить правовое положение крестьянского сословия и инкорпорировать крестьянские учреждения в состав государственного аппарата. Государство, возлагая на крестьянских выборных сбор податей, суд и управление, ликвидируя при этом должность приказчика, лишалось и возможности постоянного контроля. Собственного делопроизводства община не имела.

Пищики и копиисты земской судной избы не выбирались миром, но назначались воеводой или управителем, поэтому относились к приказным служителям, а не выборным должностным лица. На основании этого как посторонним наемным служащим им от крестьянских обществ было положено жалованье. Крестьянские выборные жалованье от мира не получали, льгот при выплате податей и исполнении повинностей не имели. Это обстоятельство решительно отличало наемную службу писаря от почетных обязанностей крестьянских должностных лиц.

Принципиальным моментом в развитии института волостных писарей стало включение их в состав волостной администрации. Закрепление этого положения было связано с волостной реформой генерал-губернатора Пермского и Тобольского наместничеств Е.П. Кашкина. С этого момента основным требованием государства к кадровому составу волостной администрации, включая писарскую должность, станет обязательное крестьянское происхождение. Характерно, что дальнейшая регламентация положения волостной канцелярии будет не только связана с определением сферы полномочий, обязанностей, усовершенствованием организации контроля за ним со стороны крестьянского общества и государства, но и направлена на способы улучшения состава писарей.

Крестьянское происхождение кандидата предполагало сохранение общего образа жизни и, следовательно, знание нужд и интересов мира. В то же время более весомыми последствиями общности происхождения были зависимость выборного от избирателей и заинтересованность в результатах своей управленческой деятельности как одного из представителей данного общества. Надежды на чиновничий контроль за этим крестьянским бюрократом было мало. Единственное условие, которое нарушало эти оптимистические предположения государства - отсутствие и у российских, и у сибирских крестьян необходимого уровня грамотности и навыков делопроизводства.

Уже в «Наставлениях» Е.П. Кашкина допускались некоторые отступления от принципа сословности при составлении волостной администрации. С учетом низкого уровня грамотности сибирского крестьянина и возрастающего значения волостного делопроизводства разрешалось нанимать в волостное правление на должности старост и писарей отставных офицеров или «других чинов человека, знающего письмо» ГАТюмО. Ф. И-10. Оп. 1. Д. 4146. Л. 6.. Очевидно, что и указанные категории не были особо распространены в Сибири, поэтому главным претендентом на писарскую должность становился ссыльнопоселенец. В 1786 г. Тобольское наместническое правление издало указ, согласно которому запрещалось нанимать в волостные суды на должность писаря «из наказанных и всякого доверия лишенных людей» ТФ ГАТюмО. Ф. 341. Оп. 1. Д. 84. Л. 1.. Тобольский нижний земский суд, получив указ, рапортовал о невозможности строгого его соблюдения, поскольку отыскать во все волости «вольных и порядочных людей» было весьма затруднительно, и в связи с этим спрашивал разрешения нанимать из поселенцев при условии, что сами крестьяне этот выбор одобрят, а земский суд засвидетельствует «порядочное поведение кандидата» Там же. Л. 3.. Это право было зафиксировано в «Сибирском учреждении» 1822 г.: нанимать писарей из посторонних, в том числе из крестьян других волостей, мещан, отставных низших воинских чинов, гражданских чиновников, канцелярских служителей. Наем писаря из посторонних, тем не менее, не изменял процедуру утверждения кандидата в писари миром. Эта церемония, чаще всего формальная, демонстрировала представительный характер и зависимость писаря от схода. Однозначно закон запрещал исполнение писарских обязанностей «лишенным чинов и дворянства, присланным в Сибирь на поселение». Генерал-губернатор Западной Сибири П.М. Капцевич именно с проникновением этой категории лиц в крестьянские органы связывал укоренение в сибирской волости «разврата и разных несправедливостей» ГАОО. Ф. 3. Оп. 13. Д. 952. Л. 3-а.. Во всеподданнейшем отчете за 1823 г. Капцевич признавал, что «Волостное и сельское управление в Сибири вообще зависит от писаря, ибо между крестьянами, из коих избираются волостные и сельские начальники, почти вовсе нет знающих грамоту, а тем более письмоводство» Там же. Д. 228. Л. 15..

Таким образом, всякий грамотный человек свободного состояния мог стать писарем, а величина его жалованья зависела от обоюдного согласия с обществом. Попытки ограничить писарское жалованье, а затем указ 29 декабря 1824 г., предписывавший определять в волостные писари только крестьян своей или соседней волости, только дезорганизовали волостное управление. Посыпались жалобы о трудностях его выполнения, о том, что за 400 руб. почти невозможно найти хорошего писаря. Добиться выполнения этих требований не удалось. В Восточной Сибири это правило не применялось никогда. В Западной Сибири попытались его осуществить, но также безуспешно. ГУЗС ходатайствовало в 1829 г. об отмене, ссылаясь на отсутствие достаточного числа грамотных среди сибирских крестьян. Но Комитет министров не принял тогда объяснений западносибирской администрации. В 1833 г. Томский губернский совет, со ссылкой на утвержденное царем 20 мая 1831 г. Положение Сибирского комитета, что никакой новый закон не распространяется на Сибирь, если в нем об этом не упомянуто, утверждал, что и закон 1824 г. о волостных писарях не может быть применен к сибирским губерниям ГАОО. Ф. 3. Оп. 13. Д. 952. Л. 101-105.. 29 ноября 1833 г. Сибирский комитет вынужден был приостановить действие Указа от 29 ноября 1824 г. на территории Сибири, запретив допуск в волостные писари ссыльных и ограничив жалованье писаря 600 рублями ПСЗ-II. № 6597.. Впрочем, и эти ограничения никогда не исполнялись.

Со временем на должности волостных писарей «коренных жителей» волостей становилось значительно больше, но качественного улучшения от этого «правильного», с точки зрения властей, выбора не происходило. Чиновнику по крестьянским делам приходилось, с одной стороны, не допускать к исполнению ссыльных или находящихся под следствием, а с другой - отстранять «коренных жителей» за всевозможные проступки и преступления по службе. Возможно, что были случаи корыстного вмешательства, но в основном указанные чиновниками в качестве оправдания отстранения от должности за преступления и проступки писарей оправдывали «произвол» с их стороны. Пьянство, вымогательство, побои и даже оскорбление «особы Его Императорского Величества» инкриминировались «крестьянским клеркам». Первоначально, по просьбе самих крестьян, чиновники вторгались в сферу их общественного выбора: не только волостное и сельское общество, но и представители коронной администрации затруднялись с выбором грамотного, опытного и желательно не очень дорогого для общества делопроизводителя. Устраняясь от самостоятельного выбора, крестьянское общество вынуждало чиновников превышать собственные полномочия, так как выбор и отстранение от должности писарей находились в компетенции крестьянской администрации.

Достаточно полная картина по составу волостных правлений, уровню образования, размерам жалованья волостных и сельских начальников была собрана в начале века земскими учреждениями Пермской губернии. Согласно собранным данным преобладающее большинство писарей (77,9 %) имели крестьянское происхождение Апкаримова Е.Ю., Голикова С.В., Миненко Н.А., Побережников И.В. Сельское и городское самоуправление на Урале в XVIII - начале XX века. М., 2003. С. 94.. Почти 70 % имели за плечами подготовку в 2-классных училищах. Подобные результаты свидетельствуют не только об успешной настойчивости чиновников по реализации собственной образовательной программы, но и об изменении отношения крестьян и к образованию, и к канцелярской службе. Однако следует заметить, что сведения о писарях могли подавать только писари, и в этом случае необходимо учитывать возможные погрешности.

Для сравнения можно использовать данные, собранные по Тобольской губернии в 80-х гг. XIX в. По предписанию Губернского совета чиновники по крестьянским делам составляли именные списки волостным и сельским писарям с указаниями их сословной принадлежности, образования, мест прежней службы, нарушений по службе, наказаний и поощрений. Идея уравнения службы крестьянских должностных лиц с государственной проявилась, таким образом, во введении новой формы учета их карьерного роста, фактически вводя формулярный список для представителей выборной крестьянской администрации. Собранные сведения подтверждают преимущественно крестьянский состав писарского корпуса, но не более того. С крестьянством эту категорию сибирской деревни связывало только происхождение и не совсем корректный, бюрократически определенный статус - «из коренных жителей».

3.Писарские школы в Сибири: проекты и результаты

Сохранение принципа комплектования волостной администрации на первый план выдвигало задачу специальной подготовки потенциальных кандидатов крестьянского происхождения и повышения общего уровня грамотности сельского населения.

Одним из ранних проектов в этом направлении был проект генерал-губернатора Западной Сибири П.М. Капцевича. Он предложил начать подготовку волостных писарей из крестьянских мальчиков в военно-сиротских отделениях. Нежелание крестьян отдавать детей для учебы в город должно было преодолеваться различными льготами, в том числе освобождением от рекрутской повинности и податей. Сибирский образовательный проект был признан несоответствующим идее сословного образования. Обучение крестьянских детей в городских учебных заведениях было чревато, по мнению администрации, совращением «с духа сословия» и повреждением «сельских добродетелей» ГАОО. Ф. 3. Оп. 13. Д. 952. Л. 7.. Тобольский губернатор А.С. Осипов предлагал для этих целей устроить в Сибири новомодные ланкастерские школы, но этому воспротивился министр народного просвещения А.С. Шишков. В конечном итоге было решено использовать для подготовки писарей приходские училища.

Таким образом, нужды крестьянского управления привели к мысли о необходимости расширения сети начальных школ в селениях, насчитывающих более 500 ревизских душ. В школах должны были в обязательном порядке обучаться все 10-12-летние сироты мужского пола, остальные дети - по желанию родителей. Сироты должны были обеспечиваться от крестьянского общества одеждой, обувью и питанием. Для этого предусматривалось ежегодно собирать по 8 коп. с каждой ревизской души ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 880. Л. 133-134. . Однако разрешения на такой сбор получено не было, и устройство школ фактически остановилось. Тобольский губернатор 22 апреля 1826 г. предложил готовить волостных писарей в уездных училищах, но и эта мера не имела успеха Там же. Д. 952. Л. 21-22; . Только в Алтайском горном округе с конца 30-х гг. начали готовить мальчиков к писарским должностям в горно-заводских школах. Впрочем, осталось неясным, сколько из них действительно заняли должности писарей в волостях, а не осели в канцеляриях горного управления Овчинников В. А. К вопросу о подготовке кадров чиновников Алтайского горного округа в первой половине XIX в. // Актуальные проблемы региональной лингвистики и истории Сибири. Кемерово, 1992. С. 159-168..

Неудачей закончились подобные попытки и в Восточной Сибири. В 1833 г. Иркутское общее губернское управление разработало проект «школы для детей крестьянских и инородческих, предназначаемых в писарские должности». В проекте указывалось: «Как волостной писарь есть орган, чрез который приводится в действие воля общества, и он по безграмотству голов и старшин ведет порядок канцелярский, то по сему необходимо, чтобы он, кроме чистописания и счетоводства, знал все положения о сельском управлении и вообще законоведении, также порядок следственных дел, умел ограждать как вообще целое общество, так равно и сочленов его, подвергающихся ответственности, от излишних притязаний» ГАИО. Ф. 24. Оп. 10. К. 1649. Д. 1. Л. 4. . Намечалось, что школа откроется в Иркутске в 1834 г. и в ней будет обучаться 24 мальчика, преимущественно из сирот. Содержание школы возлагалось на крестьян. Еще более радужные надежды возлагал на эту школу совет ГУЗС, полагая, что она «доставит здешним присутственным местам возможность иметь благонравных и способных чиновников. Чрез это, так сказать, новое поколение канцелярских служителей в канцеляриях присутственных мест введется и новый образ мыслей, оживятся деятельность, беспроволочное и успешное производство дел и уничтожится увядшая форменность» ГАИО. Ф. 24. Оп. 10. К. 1649. Д. 1. Л. 6. . Решение об открытии школы затягивалось. В 1839 г. выяснилось, что крестьянские общества Западной Сибири изъявили желание обучать только 11 человек, но и для такого числа учеников не нашлось помещения. Через пять лет по этому вопросу последовала очередная резолюция генерал-губернатора: «сделать дальнейшие по сему предмету законное распоряжение» - и снова ничего не было сделано. В 1848 г. енисейский губернатор предложил обучать за счет крестьянских обществ по 2 мальчика от каждой волости в уездных училищах. Но и на этот раз дело не сдвинулось с мертвой точки. Восточно-сибирский генерал-губернатор Н.Н. Муравьев вынужден был признать, что «мысль о приобретении волостных писарей из крестьян доселе не осуществляется» Там же. Л. 300. .

В отчете ревизора МГИ Вонлярлярского отмечалось, что неграмотный крестьянин не может эффективно отстаивать свои права «против различного рода притязаний неблагонамеренных полицейских чинов и волостных писарей», поскольку не знает, законны ли их требования РГИА. Ф. 1265. Оп. 1. Д. 550. Л. 20. . Низкий уровень образования сельского населения Сибири усугублялся негативным влиянием поселенцев и «отсутствием благотворного влияния» на нравственное развитие сельского духовенства. Ревизоры отмечали безрезультатность мероприятий местной администрации в деле просвещения крестьян. Некоторые достижения в этой сфере принадлежали не местной администрации, а духовному ведомству. По указу Святейшего Синода (от 29 сентября 1836 г.), в Тобольской губернии были открыты несколько приходских школ, подготовившие за трехлетие около 400 человек Там же. Л.20. . В Томской губернии крестьянские мальчики получали образование в Томском и Каинском уездных училищах Там же. Д. 71. Л. 146..

Для крестьянского населения официальная школа была менее привлекательной, нежели частное обучение. Конкуренция между различными типами образовательных программ была, очевидно, достаточно серьезной, поскольку даже от учителей поступали ходатайства о запрещении обучать детей у частных лиц.

В 50-60-е гг. XIX в. в рамках попечительной программы МГИ сибирские чиновники более последовательно и результативно начали действовать в двух ранее определенных направлениях: во-первых, расширяя сеть приходских училищ, начиная с образцовых волостей, во-вторых, открывая специальные школы для подготовки кадров крестьянской администрации: волостных писарей и межевщиков. Кроме того, власти вновь признают, что строгое соблюдение сословного характера крестьянской администрации по-прежнему невозможно. Для привлечения на эту должность «порядочных людей с некоторым образованием» предполагалось жалованье для вольнонаемных писарей увеличить до 120-180 рублей серебром РГИА. Ф. 1265. Оп. 1. Д. 2861. Л. 214; Разница в жалованьи волостного писаря из крестьян и вольнонаемного учитывала расходы общества на подготовку и обучение. Если кандидат получал образование за средства родителей, общество удовлетворяло его претензии на повышенный оклад. - ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 940. Л. 206, 300.. Преследуя те же цели, генерал-губернатор Западной Сибири Г.Х. Гасфорд предлагал за беспорочную двадцатилетнюю службу в писарских должностях присваивать 1-й классный чин ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 3530. Л.116-117 об.. Это направление разрешения «писарской проблемы» было целесообразно и своевременно, поскольку только школьная и канцелярская подготовка к этой должности не приносила ожидаемых результатов.

По данным казенных палат, в Томской губернии с 1849 по 1852 гг. прошли курс обучения 32 мальчика. Их них один стал волостным писарем, десять - помощниками писарей, остальные - «по нетрезвой жизни и совершенной неспособности» были признаны негодными к общественной службе ГАОО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 3091. Л. 168-172.. В Тобольской губернии с 1842 по 1852 гг. в уездных училищах обучалось 406 крестьянских детей, из них курс закончили только 77 ГАОО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 3091. Л. 215-227.. К концу 1850-х гг. в Томской губернии окончательно отказались от обучения крестьянских детей в городских училищах и практических школах.

Последним экспериментом в этом направлении была Омская школа волостных писарей, созданная по проекту управляющего IV отделением ГУЗС Н.И. Солодовникова. Согласно первоначальному проекту Г.Х. Гасфорда, отклоненному МГИ как «излишне расточительному», предполагалось открытие центральной школы для крестьянских детей Томской и Тобольской губерний в г. Тобольске для подготовки писарей, межевщиков и фельдшеров ГАОО. Ф.3. Оп. 3. Д. 4933-а.. Впоследствии школу решено было открыть на базе Омского уездного училища «под ближайшим надзором главных начальников края». В отличие от практических школ при казенных палатах и приходских сельских училищ, обучение в Омской школе предполагало более углубленную программу О программе приходских сельских училищ см.: Раев А. О мерах к распространению образования между государственными и удельными поселянами // ЖМГИ. 1860. Ч. 75. № 9. С. 129-139.. Кроме общих предметов (Закон Божий, священная и церковная история, арифметика, геометрия, русский язык и др.), со второго года обучения преподавались специальные предметы, которые знакомили учащихся с задачами волостного и сельского управления, полицейским и судебным уставами и даже начальными сведениями по земледелию, огородничеству и садоводству. После окончания трехлетнего курса выпускники проходили годовую практику при IV отделении ГУЗС для приобретения делопроизводственных навыков. Используя опыт организации сельскохозяйственных ферм при земледельческих училищах, ведомства МГИ, IV отделение ГУЗС в 1867 г. открыло при Омской школе волостных писарей учебную ферму, где воспитанники школы занимались садоводством и огородничеством, приобретая практические навыки ГАОО. Ф. 3. Оп. 5. Д. 7209. Л. 14. Важно заметить, что ферма была открыта на средства, вырученные от сдачи в аренду предоставленных в ее пользование земельных участков, деньги из казны на этот предмет не выделялись и специальные сборы с крестьян не предпринимались. Так же и дальнейшее содержание фермы, в том числе расходы на жалование обслуживающему персоналу, покупку земледельческих орудий, шло за счет доходов от фермы. . Омская школа пользовалась хорошей репутацией в крае, о чем свидетельствует значительное количество заявлений о приеме в школу крестьянских и мещанских детей ГАОО. Ф.3. Оп. 7. Д. 12239. Л. 26, 56 и др..

Несомненным достижением школы следует считать появление практически во всех округах Томской и Тобольской губерний ее выпускников. В то же время окружные исправники в донесениях отмечали, что нравственный облик волостных писарей, получивших образование, не изменился в лучшую сторону. Повышение образования и профессиональная подготовка во многих случаях делали писаря лишь более изощренным в должностных преступлениях. Как свидетельствовал Н.Я. Новомбергский, проку от обучения было мало, выпускники таких школ ничем не выделялись на фоне других писарей. Так же много среди них было людей проворовавшихся, спившихся, морально деградировавших. Не отличались они и своей специальной подготовкой Новомбергский Н.Я. К вопросу о волостных писарях // По Сибири: Сборник статей по крестьянскому праву, народному образованию, экономике и сельскому хозяйству. СПб., 1903. С. 207.. Для компенсации общественных затрат на подготовку писаря, в случае его «неспособности к должности», «нерадивости», «дурного поведения», община могла по закону отдать однообщественника в лесную стражу или военную службу с зачетом обществу или семейству рекрута ЖМГИ. 1983. Ч. 49. № 10. . Российских писарей, не справившихся с обязанностями, общества могли ссылать на поселение в Сибирь.

Неочевидные успехи специального образования вновь возвращают МГИ и сибирскую администрацию к мысли, что наиболее «верным средством для приобретения писарей» следует считать открытие сельских приходских училищ. Новый, более успешный этап организации училищ в Западной Сибири начался в связи с активной деятельностью в этом направлении МГИ. Согласно высочайше утвержденному проекту «Об управлении государственными имуществами в Сибири и Закавказском крае» должности волостных писарей предполагалось замещать, преимущественно учениками приходских училищ, обязательно назначаемых в каждой волости от двух до четырех человек ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1322. Л. 231-232.. По предложению П.Д. Киселева, решено было начать открывать приходские училища с образцовых волостей Там же. Оп. 2. Д. 3091. Л. 124. . К началу 1860-х гг. была разрешена проблема с преподавательскими кадрами приходских училищ, сельских учителей стало готовить государство за казенный счет Там же. Оп. 4. Д. 5222.. Общий итог деятельности местной администрации в деле расширения сети сельских приходских училищ количественно невелик, но это уже был определенный прорыв. В 1854 г. в Западной Сибири действовало 16 учебных заведений этого рода, в них обучались 364 крестьянских мальчиков, в 1856 г. соответственно 19 и 424, в 1859 г. - 30 и 998 Там же. Оп. 2. Д. 3126. Л. 93-97; Д. 3962; Оп. 3. Д. 4144, 4637. .

В качестве альтернативы образовательным программам, направленным на подготовку крестьянских кандидатов, периодически появлялись проекты, предполагавшие увеличение льгот и привилегий для чиновников, исполняющих писарские должности (право государственной службы, эмеритальной пенсии) и, следовательно, для привлечения «энергичных, честных и интеллигентных работников» некрестьянского происхождения. Никаких практических шагов в этом направлении сделано не было Новомбергский Н.Я. К вопросу о волостных писарях // По Сибири: Сборник статей по крестьянскому праву, народному образованию, экономике и сельскому хозяйству. СПб., 1903. С. 205., что косвенно (наряду с отказом от мелкой земской единицы, сохранением подушной подати и т. д.) подтверждает стремление государства сохранить сословную изолированность крестьянства.

4.Волостная канцелярия в Сибири: статус, обязанности, ответственность

Согласно докладу Экспедиции государственного хозяйства 1797 г., писарь уже по общероссийскому закону получает место в волостном правлении, как волостной начальник. Включение писаря в состав волостного правления имело несколько важных последствий. Во-первых, происходило переподчинение писаря: отныне он становился подчиненным не земского суда, а непосредственно волостного правления. Работа исполнительного органа сельского управления строилась на принципе единоначалия и иерархического подчинения голове остальных членов правления. Волостной голова, «яко старший над волостью», наблюдал за исполнением остальными членами волостного правления своих обязанностей, сельские выборные состояли в его подчинении. Все денежные сборы находились в ведении волостного головы. Следовательно, изменялась подотчетность писаря: «…исполняет токмо относящиеся до его должности приказы волостного головы и заседателей». Во-вторых, писарь изменял статус: от «внешнего канцеляриста» к волостному начальнику. На него распространяются льготы, к нему, как и к волостному голове, крестьяне должны относиться почтительно.

Последовательная инкорпорация волостных учреждений в структуру государственного управления изменяет взаимоотношения крестьянской администрации и общества. Если в предыдущих актах подчеркивалась ответственность выборных перед обществом, то в докладе положение выборных можно определить как начальственное. Им должно оказывать необходимое почтение, недопустимо ослушание, оскорбление, тем более рукоприкладство. Закон предусматривает систему защиты чести и достоинства выборных. Волостной голова, писарь и выборные должны обращаться с поселянами снисходительно и дружески, оказывая им всякую защиту, «под опасением» не мирского суда, но строгого взыскания по закону. Крестьянская администрация наделяется свойствами государственного учреждения, её деятельность строится по принципу ответственности и подчинения закону. Впервые в законодательной практике за использование личного времени на общественной службе выборным определяется обязательное жалование от мира, размер которого устанавливало государство. Дополнительно усугубляло независимость крестьянской администрации от мирского общества освобождение должностных лиц на время несения службы от мирских нарядов и работ, рекрутской повинности, от телесных наказаний за полицейские проступки. При этом писарские льготы имели не только личный характер, но и распространялись и на членов его семьи. За безупречную двенадцатилетнюю службу писаря награждали серебряной медалью и дополнительно освобождали от телесных наказаний и рекрутской повинности после окончания срока службы.

Внешним проявлением процесса бюрократизации крестьянской администрации стала введенная с 1859 г. униформа для должностных лиц образцовых волостных правлений Западной Сибири, позднее распространенная на все без исключения волости. Форменные кафтаны, несомненно, имели знаковую роль и в крестьянском обществе, и в чиновничьей среде. Как униформа, «волостной мундир» (из темнозеленого сукна с губернским воротником), наряду с медалями, особой печатью и волостным знаком, подчеркивал общие черты крестьянского администратора с коронным чиновником, прежде всего государственный, а не общественный характер службы. В то же время «почетный кафтан» имел наградной характер, в связи с чем крестьянам предоставлялось право ношения «оных кафтанов и по увольнению от службы, при бессрочном прослужении трех трехлетий сряду» ПСЗ-II. Т. 34. № 35002.. Государство, таким образом, желало повысить авторитет в крестьянском обществе к представителю волостной администрации, который, очевидно, утрачивается в связи с необщественным, а государственным характером его службы. Волнения 40-х гг. XIX в. в уральских волостях достаточно четко обнаружили непреодолимый водораздел между миром и его администрацией - били в первую очередь волостное начальство в почетных кафтанах и среди наиболее обижаемых персон оказывались волостные писари, продававшие якобы крестьян в крепость. Мотив в данном случае весьма показательный, поскольку именно писарь мог составить приговор от лица всего общества и даже формальное согласие крестьянских начальников было не обязательно.

Солоневич в «Народной монархии» подметил эту особенность российской бюрократической системы: «Если в Германии Вильгельма Второго и отчасти даже и в Германии Гитлера урядник (Wachmeister), волостной писарь (Burgermeister), волостной старшина (Gemeindevorsteller) и прочие были обслуживающим элементом, то у нас соответственные чины были начальством и соответственно этому себя и вели». На практике, наблюдая развитие крестьянской администрации, А.Н. Зырянов писал: «С прекращением всякой зависимости от крестьянских обществ писаря, как люди дерзкие и полуграмотные, образовали какую-то отдельную касту в народе: принижались только перед непосредственным своим начальством, а перед крестьянами кичились и даже сибаритствовали» Зырянов А.Н. Крестьянское движение в Шадринском уезде в Перми в 1843 г. Пермь, 1884. .

Уравнение писаря по статусу с волостным начальством противоречило его, очевидно, подчиненным обязанностям. В докладе Экспедиции государственного хозяйства 1797 г. круг должностных обязанностей волостного писаря определялся следующим образом: ведение текущей документации, напоминание «частовременно волостным начальникам, яко безграмотным, чтобы скорее выполняли посылаемые от высших начальств предписания и никогда б не оставляли без исполнения никаких приказаний». Из указа в указ, из инструкции в инструкцию в дальнейшем будет подтверждаться исключительно пассивная роль писаря: он не наделялся распорядительной властью и должен был исключительно исполнять распоряжения волостного и сельского начальства. В Наказе для управления волостных правлений губернского ведомства Томской губернии отмечалось, что бумаги «на имя волостного правления» может получать только волостной голова. Но поскольку закон признавал возможность выбора неграмотных, то все дальнейшие операции «надлежащего производства» проделывал писарь: прочитывал начальникам подлинник, кратко записывал содержание в реестр входящих бумаг, по распоряжению головы готовил исходящую бумагу согласно существующим формам и составлял точную копию подготовленного документа для внутреннего волостного делопроизводства. В той же последовательности составлялись приходно-расходные книги, книги мирских приговоров, шнуровые книги, ведомости. Особо оговаривалась недопустимость вмешательства писаря в денежные дела волостного и сельского общества. Так, при сборе податей писарь должен был только фиксировать в книгах сумму, а принимать и учитывать ее должен был неграмотный сборщик, который проверить правильность записанного не имел возможности.

Ограничение писаря исключительно канцелярскими обязанностями не снижало, а, напротив, усиливало его роль в государственном аппарате. Даже только масштабы переписки, которую ведет писарь, это подтверждают. Ежегодная переписка волостных правлений в конце 40 - начале 50-х гг. насчитывала от 1 300 до 2 000 входящих и исходящих бумаг, без учета книг внутреннего делопроизводства, что поражало и удивляло даже чиновников из центра Скоропышев Я.С. Тобольская губерния в пятидесятых годах // В. А. Арцимович. Воспоминания - характеристики. СПб., 1904. С. 15. . Во время ревизии Западной Сибири 1851 г. В.А. Арцимович был поражен сложностью письмоводства в образцовых волостях, где рассматривалось до 1000 дел в год Арцимович В.А. Воспоминания. Характеристики. СПб., 1904. С. 15. . К концу столетия волостное делопроизводство выросло в несколько раз. По свидетельству иркутского губернатора А.Д. Горемыкина, волостные правления по объему делопроизводства представляли собой «едва ли не департаменты со значительным составом писцов, «заведовавших отдельными частями»: судебною, переселенческою и т. д.» РГИА. Ф. 1149. Т. XII. 1898. Д. 18. Л. 52.. Например, за первую половину 1891 г. в реестр исходящих бумаг в Шушенской волости было внесено 6 500 документов, Ужурской - 6 800, Назаровской - 7 700, Абаканской - более 8 000. В волостных правлениях велось 24 книги. Ежегодная отчетность представлялась по 83 формам. В каждой волости было по два, а нередко и более помощников писаря ГАОО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 3091. Л. 4; Соболев М.Н. К вопросу о реформе крестьянского управления в Сибири // Сибирские вопросы. 1905. № 1. С. 96.. Во второй половине XIX в. администрация неоднократно предпринимала попытки сократить волостное делопроизводство. Так, в 1860 г. ГУЗС приняло решение уменьшить число книг по делопроизводству и счетоводству за счет тех, «которые не составляют существенной части управления и касаются исключительно внутреннего канцелярского порядка этих учреждений» ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 3530. Л. 288. . В 80-е гг. XIX в. в Енисейской губернии действовала специальная комиссия для выработки правил о сокращении переписки в волостных правлениях. Члены комиссии пришли к заключению о невозможности сокращения штата волостных писарей и уменьшения делопроизводства.

Писарь по закону должен был ограничивать свою деятельность исключительно канцелярской работой, не претендуя на содержательную сторону любого вопроса. Поэтому, рассматривая функции волостного общества, исследователи, как правило, не характеризуют роль писаря в текущих небумажных делах. Вместе с тем знание законов и знакомство с вышестоящим начальством писаря позволяли обществу весьма эффективно, с прибылью для мирского капитала проводить операции по сдаче в аренду оброчных статей, производству торгов. Верно составленное ходатайство, вовремя поданный отчет могли избавить крестьян от долгой волокиты и принести весомую материальную выгоду. Все эти и многие другие обязанности по закону выполняли волостные начальники, но без бывалого писаря выполнить их было нереально.

Исходя из обязанностей, писарь нес ответственность за злоупотребления и нерадения по письмоводству, а также за превышение пределов своих обязанностей, присвоение распорядительной власти, ему не принадлежащей. Писари крестьянского происхождения и посторонние подвергались одинаковым наказаниям за проступки по службе. Виды наказаний, а также их количество, предусмотренное законом до окончательного отстранения от службы, показывают, насколько снисходительны были власти по отношению к этому «дефицитному» кадру крестьянской администрации. В течение года волостной писарь мог пять раз получить замечания и шесть раз выговор, три раза подвергаться аресту по распоряжению земского суда. Отстранение от должности, передача дела в суд могли состояться только при утверждении губернатора. Следует учесть, что ревизии волостных правлений должны были проводиться исправниками примерно один раз в три года, что, как правило, не соблюдалось.

В отличие от выборных на двухлетие головы и старшин, писарь мог служить, при условии «хорошего поведения», многие годы бессменно. Закон определял наиболее важные качества кандидатов в волостные выборные: требования к начальству и писарю различны. Крестьянский начальник отличается нравственными чертами и стабильным экономическим положением: «из крестьян добрых поведением, примерных в хозяйстве, а паче в земледелии и скотоводстве искусных, дабы собою другим пример подавали»; не допускались к исполнению малоимущие, престарелые, больные. Положительные черты кандидата в писари: поведения безупречного, честного и трезвого, не замечен в предосудительных поступках, прилежный; заслуживающий общественное доверие крестьян и начальства, способный принести материальную пользу обществу. В первом случае, помимо традиционных нравственных качеств, предполагается «экономический ценз», поскольку волостные начальники собственным имуществом отвечали за просчеты волостного правления. Писарь по закону не должен оказывать влияние на мирскую казну, поэтому его личное имущество в расчет не принималось. Способность принести материальную помощь заключалась в опытности, знании законов и умении их обходить, в добрых, взаимовыгодных отношениях с уездным начальством. Эти же характеристики употребляются и в конце XIX в. в именных списках о волостных писарях.

Наделение администрации привилегиями усиливало ее отрыв от общества, но проконтролировать деятельность крестьянской администрации самостоятельно коронные органы также были не в состоянии, поэтому контроль за распоряжением общественной казной оставался в ведении общества. Подсудность волостного начальства мирскому сходу при незаконных поборах и взятках с общества была юридически закреплена в именном указе 1796 г., данном сенатору генерал-поручику Маврину ПСЗ-I. Т. 23. № 17444.. На основании того, что волостная администрация выбирается «безо всякого от высшего начальства утверждения», наказывать их следовало самим крестьянам на основании мирского приговора. Таким образом, контроль за деятельностью волостной администрации государство частично оставляло в ведении мирского схода, но только в тех вопросах, которые не затрагивали интересов казны.

По окончании каждого года волостного голову поселяне должны были «считать» в тех деньгах, которые он в течение года с них собирал. При раскрытых недочетах общество могло требовать возмещения ущерба, а закон в таких случаях разрешал земскому исправнику оказывать «вспомощение» обществу, что также свидетельствовало об ослаблении общественного контроля. В случае обнаруженной недостачи при мирском учете материальная ответственность возлагалась исключительно на волостное начальство, а не на канцелярию.

Ситуация мирского учета ярко описана в очерке Н.И. Наумова, где иерархия и ответственность волостного начальства выражена предельно четко: «…нешто у путного волостного писарь бы смел сам деньги взять? Нешто у домовитого хозяина работник украдет…»; «Что кота бить, коли мясо скрал, бить надо, кто его в амбар пустил!»; «…на чего-нибудь ведь и писаря обстраиваются! Из нашей волости уж двое писарей в купцы вышли, да и третий… не сегодня-завтра за прилавок сядет» Наумов Н.И. Мирской учет // Крестьянские судьбы: Рассказы русских писателей второй половины XIX века. М., 1986. С. 173. .

Официальный отказ чиновников вмешиваться в отношения избирателей и выборной администрации приводил к безнаказанности волостных начальников, ослаблению эффективности мирского контроля, незаинтересованности общества выявлять злоупотребления. Служивший участковым заседателем уездного суда Н.И. Наумов, как чиновник, в отчете свидетельствовал: «Ни один учет не обходился без открытия крупных злоупотреблений и начетов на волостных начальников, но в большинстве случаев они проходят для них безнаказанно и падают всею своею тяжестью на тех же крестьян» Там же. С. 158. . К тому же чиновники, не менее волостных начальников заинтересованные в мирном исходе, всегда имели возможности неофициального давления на мир.

Избранный миром писарь представлялся через земский суд на утверждение гражданского губернатора (Устав о службе по выбору ст. 581). Отрешение от должности и предание суду зависели по закону от тех же вышестоящих инстанций, которые утверждали. Обществу предоставлялось право подавать ходатайства об удалении от должности и замещении кандидатом в случае нерадения, явной неспособности и нетрезвой жизни. За дурное поведение, допущенные беспорядки, непослушание и буйство волостных писарей из государственных крестьян по постановлению земских судов наказывали денежной пеней, не превышающей размер месячного жалования; аресту с употреблением в работы от 1 до 8 дней (упоминания в документах о подобных наказаниях отсутствуют), а также телесному наказанию до 15 ударов розгами (в последнем случае наказанный уже не мог исполнять обязанности и выбираться впредь) ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 3530. Л. 276..

Обнаружить влияние земского начальства на выборы крестьянской администрации или наем волостных писарей ревизорам, как правило, не удавалось, но факты частой смены писарей (до пяти раз в год), с последующим переводом их в другие волости, наталкивали именно на эти мысли.

Противоречивость положения писаря отражалась уже в правовом положении этого должностного лица: не разделяя ответственности волостных начальников за денежную мирскую казну, по положению, размерам жалования и льготам писарь, несомненно, относился к «высшему эшелону крестьянской администрации». Н.М. Чукмалдин называл писаря истинным вершителем местных дел, а волостного голову - юридического хозяина волости - «полным манекеном, руководимым писарем» Чукмалдин Н.М. Мои воспоминания. Тюмень, 1997. С. 63. . Крестьяне вынужденно разделяли заданную государством правовую дилемму, поэтому реальное жалованье писаря многократно превышало и указанное законом, и отмеченное в расходных книгах.

В докладе Экспедиции государственного хозяйства 1797 г. размер жалованья писаря определялся 15 рублями в год, что должно было подчеркнуть его подчинение голове (20 руб.), но более высокий, волостной уровень, в сравнении с выборными старостами (10 руб.). Реально уже в конце XVIII в. сверх жалованья писари получали от общества дополнительное вознаграждение от 100 до 200 руб. в год, без учета отдельной платы на жалованье помощникам волостного писаря. В дальнейшем и расхождение между официально определенной и реально получаемой суммой будет увеличиваться, так же как и и разница между оплатой службы главных начальников и канцеляристов. В 40-е гг. XIX в. по действующим постановлениям для Сибири годовой оклад волостного головы составлял 5 руб. 71 Ѕ коп. серебром, а писаря 171 руб. 45 коп. ГАОО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 3038. Л. 201. Данный должностной оклад писаря соответствовал определенному МГИ: кандидату из государственных крестьян - 120 руб., из вольнонаемных - 180. Волостной голова на службе сибирскому волостному обществу явно оказывался обделенным в сравнении с российским коллегой, который получал жалованье от 60 до 120 руб. В законах верно отражена тенденция, но совершенно искажены реальные или абсолютные доходы представителей волостной администрации.

Уже в начале века уездные чиновники, частные комиссары не без зависти отмечали, что найти писаря в Сибири менее чем за 600 руб. в год совершенно нереально, а это почти в два раза превышало комиссарский оклад. Во второй половине XIX в. писарский доход уже мог конкурировать с жалованьем губернских чиновников. В качестве не исключительного, а скорее типичного факта следует привести упоминание в воспоминаниях А.А. Игнатьева о писарском жалованьи в 18 тыс. золотых рублей Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. Т. 1. М., 1986. . Там же отмечены возможные причины подобной ситуации. Она была связана не с расточительностью крестьян, а с поддержкой данной волостной канцелярии золотопромышленниками. В итоге благоденствие отдельно взятого «волостного магната» было ликвидировано буквально росчерком пера: иркутский генерал-губернатор А.П. Игнатьев разделил чересчур богатую волость между тремя соседними.