Замужество через суд в среде малороссийского чиновничества конца XVIII века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Замужество через суд в среде малороссийского чиновничества конца XVIII века

Богдан Галь

Аннотация

В российской провинции конца XVIIIв. дворянское сообщество через семью задавало индивиду нормы поведения и допустимые отклонения. Соотношение прав сообщества и прав семьи, свободы индивида и семейной дисциплины особенно остро проявлялись в вопросах замужества дочерей. С одной стороны, за отцом признавалось право на отказ от благословения, коль скоро предполагалось, что он ищет для дочери партию более «сходную и равную». С другой стороны, дворянское сообщество и за дочерью признавало право на выражение собственных предпочтений, не подрывающих отцовского авторитета. Конфликтом с перспективой выхода в публичную плоскость была чревата ситуация, когда семейные дисциплинарные практики входили в явное противоречие с брачными стратегиями, трансформируясь из общественно одобряемых в отклоняющиеся. При-чины такого отклоняющегося поведения, как правило, слабо или вовсе не проговари-вались сторонами. Для перевода внутрисемейного конфликта в публичную плоскость требовалось представить принятое отклоняющееся поведение другой стороны как непринятое (отказ в благословении как уклонение от брака дочери и, наоборот, стремление к замужеству как попрание священной воли отца). В таких случаях посредничество сообщества выражалось в формах как принудительных (вмешательство полиции, судебный процесс), так и добровольных («комиссии» высокопоставленных покровителей). В ходе судебных тяжб отец решал задачу восстановления родительского авторитета (в случае неудачи--лишения дочери материнского наследства), а дочь--получения судебного разрешения на замужество (в случае успеха--еще и доли материнского / отцовского наследства). Выходом из ситуации внутрисемейного конфликта был одобренный или навязанный покровителями взаимный отказ от судебных исков и предоставление дочери части материнского наследства. Однако это не всегда влекло за собой отцовское благословение дочери и зятю, признание их своими детьми и восстановление семейного единства.

Ключевые слова: дворянка, семья, конфликт, суд, брак, покровительство, наследство.

Жесткое разграничение индивидуального и публичного пространств отошло в прошлое. Современные исследователи либо помещают индивидуальное внутрь сферы публичного, либо рассматривают его вкупе с публичным как взаимно ориентированные стороны социальной жизни (Кастан, Неклюдова и Панайотти, 2016: 452; Репина, 1996: 27). Условность принятого ранее разграничения подчеркивают тем, что «индивидуальные» переживания открываются исследователю через «публичные» действия носителей этих переживаний (Глаголева, 1997: 303-304).

До «захвата» публичного пространства модерным государством (и одновременного отграничения пространства индивидуального) публичные функции осуществлялись раннемодерными патрон-клиентскими группами, члены которых, одновременно, удовлетворяли свои частные интересы (Арьес, Неклюдова и Панайотти, 2016: 24-25). Группы же обеспечивали стабильность публичного пространства через подчинение индивидуального поведения общепринятым, т. е. групповым нормам, а также санкционировали некоторые отклонения от них (Шар- тье, Неклюдова и Панайотти, 2016a: 449). Распространение и внутрен-нее усвоение социальных ролей и правил осуществлялось через семью. Таким образом, индивид с его желанием жить для себя, с одной стороны, был ограничен групповым этикетом и семейной дисциплиной, а с другой -- мог искать защиту от крайностей семейной дисциплины в сообществе, а от группового гнета--в семье (там же: 448).

Ситуация выхода совершеннолетней девушки из родительской семьи и создания собственной позволяет анализировать норму и отклонения в функционировании раннемодерной семьи и, шире, сообщества, проявления власти и подчинения, индивидуального и публичного в «женском мире» и за его пределами. суд дворянский замужество

Следуя за «пристрастными» источниками, часть которых представлена в Приложениях, рассмотрим случаи замужества через суд двух девушек из среды малороссийского чиновничества: Анастасии Петровны Милорадович, в замужестве Лашкевич (1769-1833) и Прасковьи Акимовны Сулимы, в замужестве Войцехович (1777-1817). Это яркие примеры семейного конфликта, противопоставившего в публичном пространстве индивида и семью, и нашедшего свое разрешение через посредничество высокопоставленных представителей дворянского сообщества (Шартье, Неклюдова и Панайотти, 2016b: 664; Репина, 2008: 12-13).

БРАЧНОЕ ПОВЕДЕНИЕ: ОТКЛОНЕНИЯ ПРИНЯТЫЕ И НЕПРИНЯТЫЕ

Вопрос нормы, а также принятых и непринятых отклонений во взаимоотношениях между родителями и детьми в российских дворянских семьях относится к числу не вполне проясненных (Каменский, 2007: 272; Маслійчук, 2007: 337-338). Принято считать, что семейные узы были крепкими, хотя и несколько формальными (В. А., 1884: 334). Внутрисемейные отношения строились на всевластии главы семьи, на зависимости прав и обязанностей членов семьи от пола и возраста, на господстве общих семейных интересов над индивидуальными и на огромном значении общественного мнения для семьи (Миронов, 2000: 257). Это предполагала традиция, так требовал закон. В частности, «Правила добронравия» из «Устава благочиния или полицейского» от 8 апреля 1782 г. определяли родителей как «властелинов над своими детьми» (Устав благочиния, 1830: 465).

В то же время семьи часто были неполными, и это вносило коррективы во внутрисемейные отношения. М. Раев и Р. Уортман пишут об «отсутствующем отце» во многих дворянских семействах (служил вдали от дома или, создав семью на склоне лет, умирал до того, как дети вырастали), не уточняя, была ли эта модель типичной для всего дворянского сословия (Уортман, Долбилов и Севастьянов, 2004: 178). Но в случаях Анастасии Милорадович и Прасковьи Сулимы отсутствовала мать. София Степановна Милорадович, в девичестве Полуботок (1747-1773) умерла в 26 лет во время родов или в течение года после них, Мария Павловна Сулима, в девичестве Скорупа (1753-1783) умерла в 30 лет во время родов.

Вероятно, в связи со смертью матери девушки с ранних лет получали воспитание вдали от дома. Прасковья Сулима содержалась в глухов- ском пансионе Анны Лэянс. Анастасию Милорадович отец в малолетстве передал под опеку дяди, Андрея Степановича , в имении которого Воронкове она и «обучалась в мадам». В июне 1783 г. по просьбе тещи Анастасии Степановны Полуботок, в девичестве Леонтович (ум. 1802), отец прислал дочь в бабушкино имение с. Боровичи «для обучения хозяйства» (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 66). Накануне и во время последовавшего судебного процесса отец всячески пытался преуменьшить время, проведенное дочерью у бабушки («временно прибыла в сказанной бабы своей в с. Боровичах»), в то время как дочь определяла «пребывание мое у бабушки весьма уже от давних времен, а не по случаю какому, на время сюда приехавши оставалась бы; тут воспитана, так как угодно было отцу, чрез благодетельницу и попечи- телку мою» (там же: 94, 62). Соответственно, в ситуации вынужденного выбора между стороной отца и бабушки Анастасия Милорадович сделала однозначный выбор в пользу последней («дочь моя мне персонално отвечать не устыдилась сими словами: что она состоит не в моей воли, меня не слушает и со мною не поедет») (там же: 65).

Целью воспитания дворянских девушек считалось привлечение будущих мужей. Вступление в брак представлялось реализацией нормативного и превалирующего жизненного сценария , а любые стратегии, исключавшие пребывание женщины в браке, девальвировались (Белова, 2010: 292-293; Абрамс, Незлобина, 2011: 84). Возраст вступления в брак для женщин не был раз и навсегда определен. Так, в последней четверти XVIII в. церковь и действовавший на Левобережье Литовский статут устанавливали бракоспособный возраст для женщин в 13 лет, а гражданский закон -- в 16 лет (Миронов, 2000: 167; Пушкарева, 1997: 157). В самой дворянской среде обнаруживалась тенденция к повышению брачного возраста, и в начале XIXв. представительницы привилегированного сословия выходили замуж, как правило, в возрасте от 17 до 23 лет (там же: 158).

И бабушка, и отец называли Анастасию Милорадович, которой едва исполнился 21 год, совершеннолетней. С точки зрения брачных перспектив бабушка определяла возраст внучки как «не к летам, но из лет идет» и «не в таких летех она, чтоб ей ожидать неизвестнаго жениха» (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 53, 55). На ироничное предложение зятя отписать внучке с. Боровичи как «способ, через который она скоро помолодеет», Анастасия Степановна отвечала:

Нет, дайте ей и ввесь свет, то ничто не поможет наградить потерявшии лета; а особливо ее и меня тревожат ежеденно видимые образцы, как то Борознина дочь, которая еще мене старее, в девках по сие время, нещастные

Лизогубовны и Гудовичева, а к ним Базилевсковна, которая 70 тысяч имеет денег и 600 душ (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 52-53).

Прасковье Сулиме шел «уже двадцать четвертой год от рода», когда она решилась на разрыв с отцом, «не предвидя далее ни чего для себя полезнаго и прочнаго» (ІР НБУВ. II. 5. 15244-15333. Арк. 243-243зв.).

Разница в возрасте между девушками и их женихами составляла в случае Анастасии Милорадович 4 года (т.е., была близка к условно «идеальной»), а в случае Прасковьи Сулимы--23 года. И, похоже, что последнее не было таким уж исключением из правил, и, вообще, о пра-виле можно говорить условно. В близком окружении девушек разница в возрасте между супругами составляла: у родителей Анастасии Милорадович-- 24 года, у родителей Прасковьи Сулимы-- 16 лет, у родственников Сулим Лобысевичей -- 23 года, у брата Анастасии Милорадович -- 7 лет, у ее кузины--2 года, у сестры Прасковьи Сулимы-- 13 лет.

Влечение, которое девушка испытывала по отношению к жениху, могло опираться на сложную комбинацию из всех ее стремлений и расчетов (Репина, 2008: 13). Сохранившиеся свидетельства мало говорят об аргументах выбора Анастасии Милорадович и Прасковьи Сулимы, но позволяют сделать вывод, что речь шла скорее о приобретении желанного статуса в возрасте, воспринимаемом как критический, чем о воссоединении с по-настоящему любимым человеком.

Анастасия Милорадович в письмах к отцу сообщала, что жених И.С. Лашкевич «явился не противным» и что вопрос женитьбы не встал бы так остро, если бы «не угрожало меня, Боже сохрани, по смерти вашей и бабушки остатся в девках» (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 58-59). Эмоции прорвались наружу, лишь когда Анастасия Милорадович вспоминала брату услышанные от него однажды слова: .дожду я того, что ты будешь у мене дети нянчить. Сие посля воспитания вам данного и просвещенности, как вы о себе заключаете, не воспрепятствовавшее вам изректи мне. Я слышав, помню, должна одинажды навсегда так расположить себя, чтоб не быть вам слугою и нянею детей ваших, но соответственно моему имению жить (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 63).

Об условной «бесчувственности» говорят и аргументы в пользу брака Прасковьи Сулимы, которая «по долгом, тщательном, и зрелом раз- суждении, и соображении всех домашних обстоятельств, не предвидя далее ни чего для себя полезнаго и прочнаго» нашла в лице И. А. Вой- цеховича «партию сходную и равную» (ІР НБУВ. II. 5. 15244-15333. Арк. 243-24ззв., 246). Впрочем, нельзя исключать и того, что отсутствие в переписке и судебных бумагах упоминаний об эмоциональной стороне отношений может быть следствием холодного расчета обеих девушек (или совета их покровителей), которые не желали давать аргументы в суде противоположной стороне.

Наиболее деятельное участие в заключении брака принимали, как правило, старшие родственницы невесты. Исследовательница предположила, что речь идет о незамужних родственницах, для которых это носило компенсаторный характер (Белова, 2010: 338). Однако в случаях Анастасии Милорадович и Прасковьи Сулимы это было не совсем или совсем не так. У бабушки А. С. Полуботок на момент конфликта с зятем умерли муж и обе дочери, но выросло трое внуков, между которыми она обещала разделить наследство. Именно бабушка в конце января 1789 г. дала И. С. Лашкевичу согласие на брак со своей внучкой, не дожидаясь решения отца (благодарственное письмо И. С. Лашкевича датировано 27 января 1789 г.).

Прасковья Сулима сама выбрала дальнюю родственницу , которую просила представлять в суде свои интересы: «Милос[тивая] Государ[ыня] моя! по родству Вашему со мною я избираю орудием к сему вас» (ІР НБУВ. II. 5. 15244-15333. Арк. 246). При этом Екатерину Михайловну Лобысевич, в девичестве Губчиц (ок. 1754-1824), у которой было трое собственных детей, не остановило и то, что ее муж Афанасий Кириллович Лобысевич был в тот момент подчиненным отца Прасковьи Сулимы . Впрочем, длившееся три года сватовство И. А. Войцеховича одобряемо было, по словам Прасковьи Сулимы, «всем здешним обществом, а почетнейшие чиновники [...] многократно представляли отцу моему что Г-н Войцехович по всем отношениям есть партия для меня сходная и равная, а потому просили о принятии Его в наше семейство» (ІР НБУВ. II. 5. 15244-15333. Арк. 243-243зв.).

Среди тех, кто просил за И. А. Войцеховича, Прасковья Сулима называла черниговского (малороссийского) гражданского губернатора Я. Л. Бакуринского, его преемника на посту малороссийского гражданского губернатора М. П. Миклашевского, малороссийского вице-губернатора П. Г. Коропчевского, архиепископа Черниговского и Нежинского Виктора, архимандрита Елецкого монастыря Феофана, казначеев черниговского губернского И. И. Навроцкого и поветового М. А. Павловского (ІР НБУВ. II. 5. 15051-15242. Арк. 56). Кроме того, искания жениха поддерживал родной брат А. С. Сулимы епископ Слободско-Украинский и Харьковский Христофор Сулима (ІР НБУВ. II. 5. 15051-15242. Арк.

49-50зв., 57-57зв.).

«Непросвещенным» поведением вполне образованных людей называли случаи, когда отцы навязывали дочерям партию или отказывали претендентам на руку их дочери в пользу других, более подходящих претендентов, не учитывая мнение самой невесты (Глаголева, 1997: 300). И хотя это и было противозаконно, это воспринималось сообществом как приемлемое отклонение от условно нормального типа поведения . Как писала зятю бабушка Анастасии Милорадович, «естли при том у вас есть жених на примете такой отделной, какого вы желаете, то сему не грех и отказать» (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 52-53). Но особенностью случаев Анастасии Милорадович и Прасковьи Сулимы было то, что их отцы отказали претендентам на руку дочери, недостаточно (по мнению невесты и окружающих) или вовсе не аргументировав свой отказ и не предложив альтернативы .

Сперва, по словам П. С. Милорадовича, он не мог согласиться на брак дочери, «ни за господина Лашкевича, ни за кого другого, не знавши ни дому, ни имения ево, ни уделу» (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 52). Потом объяснял свой отказ невозможностью решиться «на всекрайнейшее расположение о дочери моей, имея у себе, по воле Божией, толко ее одну, в таком важном пункте, каков есть сей», рассчитывая, что в дальнейшем она получит жениха «превосходней- шого дарованиями, соразмерно собственного состояния достойного» (там же: 55). Наконец, отец Анастасии Милорадович глухо указывал на «многие резоны, которие тебе неизвестны, что сей жених ни с какой стороны и ни почему быть тебе не может [...] о которых ни тебе, ни бабушке твоей объявлять на писме неудобно, а после ты словесно услышишь» (там же: 58, 59). Поскольку эти причины так и не были названы, суды обоснованно посчитали их плодом воображения отца невесты.

В отличие от П. С. Милорадовича и, возможно, под влиянием его судебной тяжбы с дочерью, А. С. Сулима отдавал претенденту на руку дочери «всю справедливость» и соглашался считать его «достойною партиею» (из письма М. П. Миклашевского от 26 сентября 1798 г.), однако, что касается брака, «давал всегда ответы в неопределенных выражениях состоявшие, которые ни отказа, ни согласия в себе не заключали» (ІР НБУВ. II. 5. 15244-15333. Арк. 56, 243).

СУДЕБНЫЕ ТЯЖБЫ: ИЕРАРХИИ И СЕТИ

Далеко не все конфликты внутри семей становились предметом публичного разбирательства, но нет сомнений, что российские подданные видели в многообразных и в массе своей сословных судах средство защиты и механизм регулирования отношений с родственниками (Каменский, 2007: 290; Бербэнк, 2004: 329). Среди прочих нередко обращались в суды и дворянки , и особенно часто -- в левобережных губерниях, успешно защищая свои права собственности (Маррезе, Лужецкая, 2009: 276; Маслійчук, 2007: 316).

Для того, чтобы обратиться в суд, стороне истицы требовалось перевести поведение отца невесты из разряда принятых отклонений в непринятые. С этой целью бабушка Анастасии Милорадович («не явное ли ваше откривается нежелание видеть дочь вашу замужем») и Прасковья Сулима («отец мой весьма удален от того, что бы меня выдать») обвиняли отцов в нежелании выдавать дочерей замуж вовсе, а не только за конкретного просителя руки (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 55; ІР НБУВ. II. 5. 15244-15333. Арк. 246).Неизвестно наверняка, какими правовыми знаниями обладали дворянки и какова была их роль в составлении исков (Маррезе, Лужецкая, 2009: 277). Анастасия Милорадович «хвалилась» брату, что «и закон гражданский мне известен, а особливо сего края книга [Литовский] статут; по оной и другим давно могла и должна иметь свое достояние и волю располагать собою» (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 63). Также и Прасковья Сулима не только ссылалась на Статут, но и подкрепляла прошение указанием на конкретные раздел и артикул: «.и испросить по силе права Книги Статут раз[дела] 5-го артик[ула] 9-го себе изволения от уряду на выход в замужество» (ІР НБУВ. II. 5. 15244-15333. Арк. 246). Впрочем, отец Анастасии Милорадович предполагал, что и письма, и прошение в суд писал от имени дочери опытный юрист, брат бабушки Г. Г. Фридрикевич . Так же и в случае с Прасковьей Сулимой нельзя исключать, что письмо с прошением было составлено женихом.

Непосредственно в суде девушки и их покровительницы не присутствовали. Интересы Анастасии Милорадович и ее бабушки как истцов в Сосницком уездном суде представлял поверенный Терентий Санчевский, а интересы бабушки и ее брата Г. Г. Фридрикевича как ответчиков в Го- родненском уездном суде -- поверенный Каленовский. 11 июля 1790 г., т. е. через год после свадьбы Анастасия Лашкевич дала улиточную запись своему мужу на ведение дел, поскольку «по женскому состоянию моему, не в силах я лично в судебных местах производить о сем дело» (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 112). От имени И. С. Даш-кевича дела также вел поверенный Антон Андреевич Войцехович .

В деле Прасковьи Сулимы поверенные не упоминаются. Весной 1800 г. девушка обратилась к своей родственнице Екатерине Михайловне Ло- бысевич:

...решилась я наконец прибегнуть к покровительству законов [...]; но как мне самой живущей под непосредственною властию отца моего ни как не можно зделать в Суд отзыва: то к вам Милостивая государыня моя, яко к родственнице моей, в сем случае прибегая, покорнейше прошу подать за меня от имени своего в Суд Земский Повета Черниговскаго прошение (ІР НБУВ. II. 5. 15244-15ЗЗЗ. Арк. 24ззв.-244).

22 мая 1789 г. Сосницкий уездный суд в неполном составе из двух заседателей рассмотрел дело и принял постановление «дозволить про- сителки Настасьи Милорадовичевне вытить в замужье» (там же: 98). На следующий же день, 23 мая Анастасия Милорадович обвенчалась. В дальнейшем решение Сосницкого уездного суда в порядке апелляции было подтверждено постановлением Новгород-Северского верхнего земского суда (5 декабря 1790 г.).

24 мая 1800 г. земский суд Черниговского повета выдал истице аналогичное свидетельство в подтверждение права заключить брак. Основанием стал высочайший указ от 22 декабря 1785 г. (право распоряжения имуществом по достижении 21 года), раздел 6 артикул 1 (наступление совершеннолетия по достижении 13 лет), раздел 8 артикул 4 и раздел 9 артикул 2 Литовского статута (право уряда давать девицам разрешение на брак с благородным женихом). Предварительно суд подтвердил указанные в прошении свидетельства о благоволении жениху со стороны местного сообщества и собрал сведения «о чине, о поместье в сем повете, и о достоинствах Господина Статскаго Советника Войцеховича ничем неупослеждающих состояния девицы Сулиминой» (ІР НБУВ. II. 5. 15244-15333. Арк. 242-242зв.).

Опротестование этих решений в судах предполагало со стороны отца также перевод поведения дочери из разряда принятых отклонений в непринятые. А. С. Сулима, возможно, что под влиянием примера своего предшественника, не стал этого делать. А вот П. С. Милорадович не только подал апелляции, но и начал параллельные судебные процессы против родственников, а также задействовал внесудебные механизмы преследования.

В письмах теще, а потом в прошении в Городненский уездный суд П. С. Милорадович писал о разврате дочери и непослушании отцу, презрении ею долга в повиновении и почитании родителя, оскорблении отца, неблагопристойном и вредном честности поведении, неисполнении воли отца, других непристойностях против отца (там же: 66, 85-86). Со слов отца и Г. П. Милорадович обвинял сестру в притворстве, обмане, отречении от власти отца и, наконец, в провоцировании «к удалению отца толпою подлых людей. Поступок вовся противный природе и всяким и везде законам» (там же: 61). Как резюмировала эти обвинения бабушка в письме зятю, «описали ея пред правителствами с такой стороны, с которой любящие своих детей отцы помыслить боятся» (там же: 64). Жениху И. С. Лашкевичу вменялось в преступление то, что «более шести душ во владении нету», т. е. что партия не может считаться сходной и равной (там же: 141).

Неудавшаяся 27 марта 1789 г. попытка увезти дочь из имения брата тещи Г. Г. Фридрикевича и судебное разрешение на ее замужество подвигли П. С. Милорадовича инициировать три судебных процесса.

Во-первых, он подал в Городненский уездный суд иск «о безчестии и обиде, причиненной ему Милорадовичу, в с. Смячи со стороны Фридрикевича и Полуботковой» (там же: 6о). В решении от 14 ноября 1789 г.

суд удовлетворил иск в части требования наложения штрафа (в размере годового генеральского жалованья) и публичного признания вины. По апелляции иск рассматривался во II-м департаменте Черниговского верхнего земского суда, который в ноябре 1790 г. присудил штраф разделить пополам между А. С. Полуботок и Г. Г. Фридрикевичем и отказать в требовании тюремного заключения ответчиков. Недовольный истец передал дело в порядке апелляции далее в Черниговскую палату гражданского суда, о чем писал сыну: «...ежели суд или палата гражданская приговорит тещи и Фидеркевичу вежу24, то я оным в таком случае и приговоренным ныне верхним земским судом безчестием доволен бы был» (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 211-212). На момент примирения сторон в октябре 1791 г. иск П. С. Милорадовича по поручению исполняющего должность малороссийского генерал-губернатора М.Н. Кречетникова находился «под рассмотрением» в Киевской палате гражданского суда.

Во-вторых, g августа 1789 г. П. С. Милорадович подал прошение в Городненский уездный суд об отречении от дочери и о лишении ее права на материнское имение. Ссылаясь на раздел 8 артикул 7 (разрешение родителям отрекаться от детей) и раздел 5 артикул 8 (лишение отцовского и материнского наследства при выходе замуж без родительского разрешения) Литовского статута, истец утверждал, что «оному недвижимому жены моей материстому имению остается один законный наследник сын мой, надв. сов. Григорий Милорадович, и чтоб показанная Лашкевичева до сына моего ни под каким предлогом за оное имение дела и никакой претенсии не имела» (там же: 110). Прошение судом было принято и вписано в крепостную книгу, но, похоже, не рассматривалось, а через два года иск был истцом отозван.

В-третьих, з сентября 1789 г. П. С. Милорадович подал в Новгород-Се- верское. наместническое правление жалобу на заседателей Сосницкого уездного суда за неправомерное решение. Жалоба была передана на рассмотрение в Новгород-Северский верхний земский суд, где решением от 5 декабря 1790 г. было подтверждено постановление Сосницкого уездного суда (при двух судьях, включая председателя, оставшихся «при своем мнении»). Напротив, Новгород-Северская палата гражданского суда, рассматривавшая дело в порядке апелляции, решением от 29 января 1791 г. постановила «уничтожить» предыдущие постановление и приговор. Основанием для подобного двусмысленного решения стала ссылка на неполный состав Сосницкого уездного суда, рассматривавшего дело (два заседателя без судьи и секретаря) и нарушение нормы раздела 5 артикула 8 Литовского статута (требование предварительно уведомлять уряд об отказе отца выделять дочери материнское имение). Это, в свою очередь, вынудило уже Анастасию Лашкевич подать апелляцию в 3-й департамент Сената, где дело и было остановлено в 1791 г. при последовавшем примирении сторон (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 115).

В письме к сыну от 2 апреля 1791 г. П. С. Милорадович предлагал еще опротестовать в суде проект завещания А. С. Полуботок, но, скорее всего, прошение в суд подано не было (там же: 219).

Кроме того, П.С. Милорадович преследовал дочь и всех, кто оказывал ей поддержку, во внесудебном порядке. Так, после неудачной попытки забрать дочь домой он исходатайствовал у брата предписание Черниговского наместнического правления вернуть Анастасию Милорадович в дом отца силами уездной полиции. Исполняя это предписание в с. Смяч выезжал Городненский нижний земский суд во главе с земским капитаном-исправником. Г. Г. Фридрикевичу, С. С. Леонтовичу и его жене, а также А. С. Полуботок были вручены «повестки с требованием оной Милорадовичевой дочери и дачи нужного к следствию показания». Тем не менее, исправнику не удалось вернуть Анастасию Милорадович отцу. Бабушка А. С. Полуботок, «извиняя оную девицу болезнию, вводила нижний суд в ту комнату, где сия в постели больною оказывалась, тамо суд ее уговаривал в послушности отцу, напоминая обязанности детей родителям и чтобы к повиновению воле его ехала к нему з земским исправником, но тут девица представляла, якобы не может сего исполнить по болезни» (там же: 87-88). После того, как в комнате стали собираться дворовые люди Г. Г. Фридрикевича, суд во главе с исправником ретировался из с. Смячи, не доводя дело до столкновения. Такое поведение городненского исправника стоило ему впоследствии проблем по службе, о которых глухо упоминал И. С. Лашкевич в письме к жене от 7 августа 1790 г. (там же: 123).

Кроме того, П. С. Милорадович еще до рассмотрения прошения дочери в Сосницком уездном суде просил епископа Новгород-Северского и Глуховского Иллариона, чтобы местные священники не венчали его дочь, и получил в марте 1789 г. следующую резолюцию: «Я уже дал на примечание дикастерии, [...] чтобы недремленно наблюдали за священством, дабы беглых от родителей отнюдь венчать не дерзали» (Лю- бецкий архив графа Милорадовича, 1898: 95). Впоследствии, дело священника, венчавшего Анастасию Милорадович, действительно разбира-ла дикастерия, и бабушка А. С. Полуботок напоминала новобрачным о необходимости заступиться. Наконец, А. С. Полуботок писала к И. С. Лашкевичу, что «в доми же Войцеховичей все суд попечатал, так ска- зивают, но я не знаю совершенно» (там же: 190). Возможно, это был только слух, но, скорее всего, она не исключала, что это могло быть местью со стороны П.С. Милорадовича за то, что А. А. Войцехович вел в суде дела И. С. Лашкевича.

Для решения дел в свою пользу и создания благоприятного общественного мнения обе стороны стремились заручиться поддержкой многочисленных друзей, знакомых, местных и столичных клиентов и покровителей (родственников и земляков). Дела П.С. Милорадовича вели его сын Григорий Петрович («отец дал ему верующее мирится, но Г.П. от того удаляется, ища всемерно сестру обыдить») и брат Андрей Степанович («нечестивого дядка; по всему видно, что он то и всему причиною, как и отец мне пояснял, что я во всем слушаюсь брата и поступлю неинако, как он мне советует») (там же: 135--136, 162). Их сторону открыто держали председатель Il-го департамента Черниговского верхнего земского суда И. А. Каниевский, стряпчий того же суда Р. И. Маркович, а также, вероятно, председатель Новгород-Северской палаты гражданского суда И. Я. Селецкий и поручик правителя Черниговского наместничества Я. Л. Бакуринский, который представлял сторону старшего Милорадовича во время примирения (там же: 135). Кроме того, многие помогали им советами и составлением бумаг, о чем неоднократно упоминали П.С. Милорадович («постарайся, поговори [...] из другими своими приятелями», «поступи, так как сам знаешь, посоветовавшись с приятелями») и И. С. Лашкевич («столько ненавистников!», «имеют помощников плутов дюжину», там же: 77, 126, 211, 215). Предполагая, что содержание писем может стать известно посторонним, П.С. Милорадович в письмах к сыну не называл открыто некоторых своих поверенных («в отводе моем, который писан в Батурине известным тебе человеком», «надобно зараз ехать в Батурин к известному тебе человеку») (там же: 217, 220).

После передачи дела на апелляцию в Сенат П. С. Милорадович надеялся заручиться поддержкой высокопоставленных петербургских земляков: А. А. Безбородка, П. В. Завадовского, И. С. Судиенко и Д. П. Тро- щинского, «чтобы они учинили милость вспомоществование, дабы оная апелляция после подачи приняла надлежащее свое действие» (Лю- бецкий архив графа Милорадовича, 1898: 215). Однако, похоже, что в Санкт-Петербурге сторону П. С. Милорадовича был готов поддержать лишь А. А. Безбородко, наиболее тесно связанный с ним свойством («примечаю, что граф Б(езбородко) вступается за нашего родича») (там же: 141).

Дворянки также опирались на помощь высокопоставленных покровителей и были мастерицами добиваться протекции через сети патронажа (Маррезе, Лужецкая, 2009: 277, 288). Но в данном случае поддержку Анастасии Милорадович и ее бабушке обеспечивали жених (а после -- муж) И. С. Лашкевич и бабушкины братья Г. Г. Фридрикевич и С. С. Леонтович. Из открыто поддержавших сторону дочери местных чиновников упоминался приятель И. С. Лашкевича, советник Черниговской палаты уголовного суда С. А. Ожегович фон Винарец. К А. С. Полуботок и ее брату был отлично расположен малороссийский генерал-губернатор П. А. Румянцев-Задунайский. Однако последний не был намерен открыто вмешиваться в тяжбу, что отлично понимали Лашкевичи: «.сколько я могу понимать содержание нашего дела, то должен вам сказать, что граф настоящаго конца не зделает и предаст на расмотрение судам, что до крайности продлится» (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 82-83). При таком раскладе ключевые чиновники заняли выжидательную позицию, чему в Санкт-Петербурге удивлялся А.Р. Воронцов в разговоре с И. С. Лашкевичем: «почему не вошел в дело ни губернатор , ни прокурор Новгород-северские» (там же: 135)?

Таким образом, судьба одной из трех затеянных П. С. Милорадовичем судебных тяжб, как и перспективы разрешения семейного конфликта в целом должны были решиться в столице, среди покровителей той и иной стороны, которых оказалось немало. Как писал И. С. Лашкевич жене 11 августа 1791 г., «оба мы имеем хороших и славных тут защитников, но Бог знает на чию сторону дело будет» (там же: 140). На исход повлияло то, что большинство покровителей, прекрасно относясь к Г. П. Милорадовичу как мужу племянницы А. А. Безбородка («Г. П. доброй человек кажется и [...] видно отец сие делает», по выражению

Д. П. Трощинского), склонялись принять аргументы его сестры, которую воспринимали как обделенную наследством (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 140).

Такое восприятие дела обеспечила позиция графа П.В. Завадовского, переговорившего лично со всеми заинтересованными лицами и организовавшего их встречи с И. С. Дашкевичем. Почему граф так активно вступился за сторону Дашкевичей, не ясно до конца, -- то ли имела место просьба его покровителя П. А. Румянцева-Задунайского, то ли сказались тесные родственные связи с Дашкевичами. Однако, ему удалось исключить вмешательство в дело А. А. Безбородка («граф в сие дело не войдет») и гарантировать И. С. Дашкевичу благоприятный исход в Сенате: «Будьте уверены, ничего не опасайтеся и ничего, что принадлежит жене вашей по матере, не уступайте!» (там же: 137).

СЕМЕЙНОЕ ПРИМИРЕНИЕ КАК РАЗДЕЛ ИМУЩЕСТВА

Разговоры об условиях, на которых было возможно даже не столько примирение сторон, сколько удовлетворение взаимных претензий, велись с самого начала конфликта и проявляли истинные мотивы его основных участников.

П. С. Милорадович неоднократно предлагал теще разделить имение, отписав внучке с. Боровичи, тем самым повысив шансы Анастасии Милорадович найти достойного жениха (ноябрь 1788 г.). Впрочем, в разгар конфликта он уже обвинял тещу в том, что давнее ее обещание «осталось в неправде и есть во всем сему сущая ложь и обманство» (октябрь 1790 г.) (там же: 52, 210).

В свою очередь, теща предлагала зятю отдать дочери полагающуюся той часть наследственного имения (май 1789 г.) (там же: 64). Судя по письму Григория Петровича, П. С. Милорадович давал детям согласие на раздел материнского наследства (но не на брак дочери), однако при условии возвращения Анастасии в отцовский дом, что было неприемлемо для девушки, поскольку, как она писала брату, «не утверждаете никаким добрым и надежным уверением» (там же: 61, 63).

В связи с венчанием Анастасии Милорадович ее бабушка в письме от 29 мая 1789 г. безрезультатно обращалась к зятю с предложением отказаться от тяжб. Параллельно с судебными тяжбами представители сторон (со стороны дочери -- Г. Г. Фридрикевич, а со стороны отца -- Я. Д. Бакуринский) вели переговоры об условиях заключения мирового соглашения. В ноябре 1790 г. П. С. Милорадович не исключал подписания договора, если по нему сыну отойдет с. Полуботки из бабушкиного наследства, «но однакож после подачи апеляции в гражданскую палату, а отнюдь не прежде, дабы мне чрез потсудные дела болше безчестия не претерпеть», т.е. соглашение понималось им как прекращение лишь части судебных тяжб (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 211-212).

Когда дело дошло до петербургских родственников и покровителей, тем показалась более конструктивной позиция И. С. Лашкевича: «.когда можно прекратить такие в фамилии вражды неделающие чести, то я с моей сторони считал бы сие за счастие и удовольствие» (там же: 135-136). По неоднократным переговорам П.В. Завадовского (представлявшего сторону дочери) и А. А. Безбородка (представлявшего сторону отца) в августе 1791 г. было принято решение все тяжбы «миром прекратить» (там же: 142). Это было воспринято с облегчением не только И. С. Лашкевичем, но Г.П. Милорадовичем, предложившим своему недавнему визави возвращаться домой из Санкт-Петербурга одним экипажем. Напротив, оно было встречено отцом как вынужденная неизбежность: «.по совету его сиятелства равно и братца Андрея Степановича, я принужден согласится в разсуждении разных обстоятельств и затруднений» (там же: 218). При этом П. С. Милорадович требовал от сына проследить, чтобы его сестра «во всем призналась покаянием», и чтобы в мировых от обеих сторон не было упоминаний о его имении, «ибо я о сем ни почему и ни для чево никогда не соглашуся и не согласен» (там же: 219). Как и ранее в случае с материнским имением, единственным «законным наследником» своего имения он считал сына, а в примирении с тещей видел способ закрепить за сыном часть еще и бабушкиного наследства.

В рамках согласованного и подписанного мирового соглашения П. С. Милорадовича (от его имени--А. С. Милорадович), Г. Г. Фридрикеви- ча и А. С. Полуботок все три инициированные П. С. Милорадовичем против родственников и заседателей Сосницкого уездного суда тяжбы были «оставлены, уничтожены и преданы вечному забвению». 16 октября 1791 г. А. С. Полуботок сделала уступочную запись своих имений внукам: Г.П. Милорадовичу, А.П. Лашкевич и Н.М. Стороженко . В свою очередь П. С. Милорадович объявил, что отечески простил дочь и зятя, возвратил им звание своих детей, позволил учинить раздел материнского имения, благословил их брак и «принял в совершенную родительскую милость, любовь и благопризрение» (Любецкий архив графа Милорадовича, 1898: 114, 115).

Неформальное же примирение отца с дочерью произошло лишь спустя семь лет после подписания мирового соглашения. Все эти годы П. С. Милорадович отказывался принимать семью дочери в своем доме. Лишь в октябре 1798 г. бывший черниговский архиепископ, а на тот момент киевский митрополит Иерофей уговорил П. С. Милорадовича дать личное благословение семье дочери (там же: 149). Через две недели после этого разговора И. С. и А. П. Лашкевичи побывали в доме отца, который отпустил их с «грешным родительским прощением и благословением». В первом за долгие годы письме к теще П. С. Милорадович просил милостивого прощения за прегрешения «от неведения моего или же неосторожности» (там же: 150). Еще через два месяца, помирившись с ближайшей родней, он скончался. Другой участник тяжбы, его сын Г.П. Милорадович настолько сблизился с семьей сестры, что даже был восприемником ее детей.

В случае Прасковьи Сулимы отец девушки не стал подавать апелляций на решение суда о разрешении замужества, но прекратил какое-либо общение с новой семьей. Неизвестный посредник, в котором угадывается муж Екатерины Михайловны и подчиненный А. С. Сулимы А. К. Лобы- севич брался уладить вопрос с разделом материнского имения. В недатированном письме, относящемся к концу мая 1800 г., он передавал отцу «комиссию» М. П. Миклашевского, по которой отцу предлагалось купить дочери деревню «когда, и где пожелает» с «уступкой на известное» со стороны дочери и отказом зятя и тестя от взаимных претензий (ІР НБУВ. II. 5. 15051-15242. Арк. 55). Под «уступкой на известное», вероятно, имелось в виду письменное раскаяние дочери, о котором шла речь в другом письме того же посредника. Письменное раскаяние было подписано замужней дочерью и передано отцу, но прощение в ответ так и не было получено. В результате посредник открыто обвинял А. С. Сулиму в лжесвидетельствовании и тем самым оправдывался перед семьей И. А. Войцеховича, которую невольно обманул: «Публика не отсуживает ни рук ни ног, правда; но отсуживает добрыя качества, когда дело о нравственности; и где она видит уловку, там проворству разума дивятся, но от сердца такого, вся и на век отвращается» (ІР НБУВ. II. 5. 15244-15ЗЗЗ. Арк. 258зв.-259зв.).

Сохранился список движимого имущества, полученного Прасковьей Войцехович «в Сулимовке от батюшки», датированный 3 октября 1809 г. (ІР НБУВ. II. 5. 15244-15333. Арк. 248-249зв.). Шла ли речь о материнском наследстве, неизвестно. Вопрос этот решался через поверенных, поскольку семья Войцеховичей в то время находилась в Пензе. Ровно через год, а именно 5 октября 1810 г. Прасковье Войцехович и ее младшей сестре Марии Маркевич (1783-до 1839), также вышедшей замуж вопреки воле отца, была выдана выписка из решения земского суда Переяславского повета о подтверждении прав собственности относительно доли отцовского имущества:.с времени выходу их в замужество не имеют никакого участия в недвижимых и движимых имениях от доходов из оных полученных по правам Малороссийским им принадлежащих в сем случае в охранение своем том права их на прошедшее и будущее время дабы паче всякаго чаяния молчание их чрез десять лет не было обращенно во вред их (ІР НБУВ. II. 5. 15244-15333. Арк. 247зв.).

Судя по всему, в этом случае личное примирение отца с дочерью так и не произошло. Последней записью в дневнике А. С. Сулимы стало известие о смерти дочери (1817), а в начале следующего 1818 г. его самого не стало. Возвращению И. А. Войцеховича с детьми на родину предшествовала любезная переписка с братом сестры Акимом Акимовичем : «Нет ничего приятнее, как видеть себя с родными своими первый раз, в доме матери» (Сулимовский архив, 1884: 285). В письме упоминались дом матери Прасковьи Сулимы и могила ее бабушки, отец же поневоле превратился в «фигуру умолчания».

Описанные случаи отстаивания девушками в суде своего права на реализацию нормативного жизненного сценария демонстрируют, что провинциальная незамужняя российская дворянка с невыделенным имением не была такой уж маргинальной. В случае конфликта поведенческих предписаний она могла успешно лавировать между семейной дисциплиной и общественным этикетом, заручаться судебной поддержкой сообщества против деспотического родителя и гарантировать свои имущественные права.

ПРИЛОЖЕНИЯ № і.

[СВИДЕТЕЛЬСТВО, ВЫДАННОЕ ЗЕМСКИМ СУДОМ

ЧЕРНИГОВСКОГО ПОВЕТА ДЕВИЦЕ П. А. СУЛИМЕ,

В ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ПРАВА ВЫЙТИ ЗАМУЖ, 24 МАЯ 1800 Г.]

По указу Его Императорскаго Величества Самодержца Всероссий- скаго, из суда земскаго повета Черниговскаго Его Превосходительства Господина Тайнаго Советника и Кавалера Акима Семеновича Сулимы дочери девице Прасковье Акимовне Сулиминой

Свидетельство

Настоящаго маия 23 дня Госпожа Коллежская Советница Катерина Лобисевичева поданным в сей суд земский прошением, прилагая письмо оной девицы Сулиминой к ней госпоже Лобисевичевой от того ж 23 числа маия списанное, коим она изъясняя, что проходит уже третий год, как Господин Статский Советник Иван Андреевич Войцехович ищет ея Сулимину в супружество, и ей позволительно было надеяться, что отец ея не будет противитися оному; ибо искание Ивана Андреевича одобряемо было всем здешним обществом; а почетнейшие чиновники, яко-то: Тайный Советник Яков Леонтьевич Бакуринский, Малороссийский / Губернатор Михаил Павлович Миклашевский, и Статский Советник Коропчевский многократно представляли отцу ея, что Господин Вой- цехович по всем отношениям есть партия для ея Сулиминой сходная и равная, и потому просили о принятии его в их семейство; но на про- збы, советы, и убеждения вышеписанных Господ отец ея давал всегда ответы в неопределенных выражениях состоявшие, которые ни отказа ни согласия в себе не заключали, не имело лучшаго успеха и милостивое предстательство Преосвященнейшаго Виктора Архиепископа Черни-говскаго и Нежинскаго, который вместе с Архимандритом Елецкаго Монастыря нынешняго Епископа Феофана в присудствии Казначеев Губернскаго Навроцкаго, и поветоваго Павловскаго умоляли отца ея дать ей изволения на помянутый брак, но равномерно получили таковой же неопределительный ответ; и так по долгом тщательном и зрелом разсуждении и соображении всех домашних обстоятельств, непредвидя далее ничего для себя полезнаго и прочнаго решилась она Сулимина наконец прибегнуть к покровительству законов, и просить / себе поз-воления от уряду на выход в замужество за Господина Войцеховича, имея на то право в разсуждении ея совершеннолетия, поелику ей Су- лимовой уже двадцать третий год отрода; Но как де ей Сулимовой самой живущей под непосредственною властию отца ея, никак неможно зделать в суде отзыва, то к просительнице Лобисевичевой в сем случаи прибегая просит, подать за ея от имени своего в суд земский повета Черниговскаго прошение, дабы выдан ей Сулимовой позволительный вид на таковое супружество, и оной ей доставить; и изьясняя она про-сительница Лобисевичева в оном прошении, что она ведая и сама, что Господин Сулима подлинно не желает ея Сулиминой выдать, и удостоверяя толико справедливому ея требованию, просит суда на основании права Книги Статут раздела 5. артикула 9го дать ей Сулиминой таково на выход в супружество за Войцеховича позволение, и оное для доставления Сулиминой, поручить Лобисевичевой. Приказали: Ста- тутоваго права высочайше Малой России подтвержденнаго раздела 6. по артикулу 1му, совершенные лета положены мущине 18, а девице 13 лет; по Высочайшему Указу 1785 Года декабря 22го д. состоявшемуся, в таковых летах, каковы Госпожа Сулимина себя показывает 23 / не только щитается особа та совершеннолетнею, но в 20 с годом и имением уже всяким располагать властна; по 8му артикулу 4 раздела на случай бы девицы без воли родителей замуж пошли, поступать по 9му артикулу того ж раздела, а в оном 9м артикуле в §2м узаконено «Если бы девица имела лета свои, а братья или дяди удерживая ея не хотели бы ея замуж выдать, тогда однак своевольно ни за кого итить не имеет, но должна дать знать до уряду чрез родственников или чрез сосед или чрез кого нибудь, а уряд взявши о том певную ведомость, что они близкие, в которых опек есть, замуж ея выдать не хотят, должен ей позволить замуж итти, но за шляхтича, а не за простаго стану человека». По силе коих прав, и согласно оным зделаннаго отзыва, по доволному свидению самаго сего уряда о чине, о поместье в сем повете, и о достоинствах Господина Статскаго Советника Войцеховича ничем неупослеждающих состояния девицы Сулиминой, но как сама она изъясняет, желанию ея соответствующих, и по уверению пред урядниками сего суда особ в письме Госпожи Сулиминой изъявленных, и самой просительки Госпожи Коллежской Советницы Лобисевичевой, что отец ея не желает выдать ея в замужество, Суд сей почитая то за певную ведомость, находит справедливостию дать ей Госпоже Сулиминой на выход в замуже за помянутого Господина Войцеховича позволение; для чего выдать просительке Госпоже Коллежской Советнице Лобисевичевой; которое за подписью и печаткою уряда и поручается 1800 Года Маия 24 дня.

Судья Земский Иосиф Дебогория Мокриевич

Подсудок земский Григорий Пригара

За Писаря возный земский Григорий Скибановский № 2.

[ЗАПИСКА НЕИЗВЕСТНОГО К А. С. СУЛИМЕ, НЕДАТИРОВАННАЯ] Михайло Павлович давал мне комиссию. Я видя что в ней никакого мастерства нет, а одна простота святая, принял пересказать оную. И вот она.

Вместо брилиянтов на 8 тысяч пятьсот рублей; дать

деньгами 8500 р.

Обещаемых деньгами 12000 р.

Итого 20500 р.

1. На сии деньги, буди милость отцова купить дочери деревню, когда, и где пожелает в 20500 р.

2. Дочь даст уступку на известное.

3. От мужа ея ни чего не требовать который и сам ни чего не требует себе и жене своей кроме прощения и благоволения, и сего прежде всего.

4. Последнее желание и прозьба М. Павловича, не можно ли чтоб сие при нем, на возвратном Его приезде из Церковица в Чернигов кончилось сказанием вашего благоволения.

№ 3.

[ПИСЬМО НЕИЗВЕСТНОГО К И. А. ВОЙЦЕХОВИЧУ (?)

С ВЛОЖЕНИЕМ КОПИИ ПИСЬМА К А. С. СУЛИМЕ (?),

БЕЗ НАЧАЛА, НЕДАТИРОВАННОЕ]

Копия

И так в[аше]. П[ревосходительство], по случаю прозбы моей об отпуске ко мне на работу человека вашего Василия, дали мне знать, что негодование ваше на дом замужней дочери вашей так велико, что вы с оным никакой связи иметь не желаете, и боитесь чтоб оный Василий туда не зашол. Сие не ожиданное объявление ваше как ударом меня поразило;

ибо я с дня на день ожидал, и право от вас данное имел ожидать, хотя то уже и поздно, оставления вашего гнева, и на место онаго возвращения к ней дочери вашей отческой милости. Правда в[аше]. Превосходительство] вы как отец, во гневе и милости вольны; но дозвольте доложить что когда вам угодно было в свое семейное дело употребить сторонняго человека, то уже вы не свою волю, но справедливость в разсуждении сего сторонняго наблюсть обязаны; и когда справедливость такова что оною мы в данном слове и не приятелям должны, то не изъять благодетель в разсуждении одолженнаго, каковым я быть честь имею. Ибо милости ваши мне не могли быть оказываемы в таком намерении чтоб возыметь вам право зделать меня орудием несправедливости, чтобы я кого уговаривал, обращая, уверяя, клялся в таком чем нибудь чему никогда не бывать, чтоб под видом / благоволения кривалось: я никакой связи иметь не буду. Что сие последовало между отцем и детьми, тому не я судьею, но что те клятвы мои были ни детские, ни подступныя, ни лживыя, в том я пред публикою оправдаться должен, пред которою я досели молчу, и удаляюсь от оной, и от всяких изъяснений.

Публика не отсуживает ни рук ни ног, правда; но отсуживает добрыя качества, когда дело о нравственности; и где она видит уловку, там проворству разума дивятся, но от сердца такого, вся и на век отвращается. Оправдание мое пред нею будет не что другое как с дозволения вашего рассказ точности как все происходило, или сие чтение, чего для меня и довольно. И когда сего для меня довольно, подумайте ваше Превосходительство]. Не будет ли для другаго кого ущербу. И вот как происходило, и буде что не так уличите меня прежде.

При отъезде моем на каникулы изволили мне сказать чтоб Я не отъехал не доставив вам с уряда разскаяния дочери вашей, и судовой выписи. Знать оное раскаяние весьма вам нужно было, что отъезд мой остановили. Оное раскаяние только списано моею рукою, а сочинено вашею. Я при взятии на себя комиссии вам той весьма желанной, / доложил в[ашему]. Превосходительству]. что берусь доставить вам угодное; хотя б тут на горло написано было, уговорю подписать, естьли простите дочь вашу и моего доброхота. Первой раз сказали повижу как подпишут; и когда сие слово меня в сомнении оставляло, а я хотел вернаго сказал, конечно подпишут, да простите ли и примите ль в свою милость и благоволение: то в[аше]. Превосходительство]. отвечали своим ртом, без сомнения. На сем я условии от вас пошел, уговорил, списали, пошли, на уряд подали, и вам выпись доставлена. Где ж то прощение, буде раскаяние для прощения требовано, а не другаго чего?

Извините в[аше]. П[ревосходительство]. где бывают условия, там могут быть и требования; и сего вопроса не почтите за дерзновение но за право сказать и повторить, где то прощение, надежда слабостей человеческих, а паче детских. Я об оном с пути писал но в[аше]. П[ревосходительство]. ни письмом ни словом ни делом за благо разсудили не отвечать как бы рабу, а дело идет о моей чести не пред одними детьми вашими, но пред всею публикою, которая вся за ними интересуется. Разве никакого условия не было, ничего не говорено, ни делано? Сказать не делано, а играно, я не могу и подумать. И как я между отцем и детьми игры подозревать ни когда не мог, а полагал чистосердечие, щитая оному тут, между ими собственное природою определенное священное оному место: то думаю что всяк в сем деле веру мою к вам простодушием и легкомыслием укорять пожалеет. Пойду с дозволеня вашего Превосходительства]. к доброхоту моему и к дочери вашей, с коими в два месяца не вижусь, с упокоренною честностию сказать, что я одну душу имел а не две, одною говорил, одною верил. Буду пред ними и пред публикою а хотя б и пред Судом в лживом моем поступке оправдываться теми самыми словами и уверениями которыя здесь написал которые от отца и благодетеля слышал. Протчее пред Богом сердцевидцем. /

Вот мое оправдание на то что я с вами два месяца не виделся. Какое то будет ваше что вы меня два месяца не видите, что меня описывали? Несвиданья моего намерение мое было чтоб батюшке вашему сказать что он меня лишил онаго, зделав мои уверения лживыми;