Киевская духовная академия в эпоху Великих реформ и контрреформ (по письмам учащих и учащихся)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Киевская духовная академия в эпоху Великих реформ и контрреформ (по письмам учащих и учащихся)

Сухова Н.Ю.

Данная статья посвящена одному из самых сложных периодов в истории российской духовной школы: реформам 1860-х гг. и их корректировке в 1880-х гг. Как кажется, этот период достаточно изучен и в отношении к высшей духовной школе в целом, и в отношении к Киевской духовной академии. Но неоднозначность, а подчас и диаметральная противоположность в оценках событий тех лет и их результатов как современниками, так и исследователями последних лет не позволяет "сдать тему в архив". Знаменитая реформа духовных академий 1869 г. внесла в отечественное духовно-учебное пространство европейскую модель "университета исследования", которая констатировала главную предназначенность высшей духовной школы. Плодотворность этого преобразования иногда оценивается очень высоко: появление в России настоящей богословской науки, то есть исследований, построенных на основе историко-критического метода и приносящих новые результаты; научное вдохновение, сформировавшее из преподавателей и студентов академий научное сообщество; свобода учащих и учащихся, заменившая "бастилию духа", привычно ассоциировавшуюся с духовной школой. Но есть и другие оценки: уход духовных академий от своего главного предназначения - служения Церкви - в пользу самодостаточной и ложно понимаемой науки; разрушение старательно выстраиваемого на протяжении первой половины XIX в. высшего духовного образования в угоду однобокой специализации; искажение иерархии ценностей, нарушение самого жизненного ритма академий как "вертограда наук духовного". В соответствии с этим столь же неоднозначно оценивается и реформа 1884 г. Интрига, несмотря на многочисленные исследования, сохраняется. Поэтому привлечение новых источников - прежде всего, источников личного происхождения - дает надежду на уяснение тех или иных нюансов и переживаний указанных событий их непосредственными свидетелями и участниками.

В Отделе рукописей Российской государственной библиотеки в личном фонде выпускника и профессора МДА А.Д. Беляева содержится несколько единиц хранения с письмами студентов и преподавателей КДА как раз интересующего нас периода - 1870-1880-х гг., которые и легли в основу статьи. богословский наука история духовный

Несколько слов об адресате и авторах. Александр Дмитриевич Беляев (1849-1919) - выпускник Рязанской ДС 1872 г., в том же году поступивший в МДА. По окончании он был оставлен в академии в статусе приват-доцента по кафедре догматического богословия, став преемником знаменитого протоиерея Александра Васильевича Горского, и далее вплоть до отставки в 1911 г. успешно проходил профессорский путь в родной академииВ статье используются принятые аббревиатуры названий духовных школ: КДА - Киевская духовная академия; МДА - Московская духовная академия; ДС - духовная семинария.

Беляев Александр Дмитриевич (23.07.1849-29.10.1919) после защиты магистерской диссертации в 1880 г. (дис. "Любовь Божественная") был избран доцентом кафедры догматического богословия; с 1893 г. экстраординарный профессор; с 1899 г. доктор богословия (дис. "О безбожии и антихристе") и ординарный профессор, с 1901 г. заслуженный, с 1910 г. сверхштатный; с 1911 уч. г. в отставке. Подробнее см.: Сухова Н.Ю. Беляев Александр Дмитриевич, богослов // Православная энциклопедия. М., 2002. Т. 4. С. 586-588..

В КДА в 1872 г. поступило шесть одноклассников А.Д. Беляева по семинарии: Николай Дроздов, Феодор Полетаев, Михаил Сушков, Павел Зарницын, Егор Можаров и Феодор Постников (последний по состоянию здоровья вскоре прекратил обучение в академии). Наиболее обширен сохранившийся комплекс писем от Н.М. Дроздова: в целом они охватывают 1872-1912 гг., но подавляющее большинство писем относится к интересующему нас периоду - 1870-1880-м гг.ОР РГБ. Ф. 26 (А.Д. Беляев). К. 17. Ед. хр. 10. Письма Н.М. Дроздова к А.Д. Беляеву. 1872-1912.34 л. Взгляд Н.М. Дроздова на жизнь КДА особенно интересен, ибо он не только оказался самым успешным среди киевских "рязанцев", но стал в каком-то смысле "идеалом" студента, задуманным авторами Устава 1869 г.: не только представил магистерскую диссертацию "Исторический характер книги Иудифь" на 4-м курсе (26 февраля!), но успел опубликовать и защитить ее в июне выпускного года - это был почти уникальный случайПротоколы заседаний Совета КДА за 1876 г. К., 1877. С. 227, 361-362; Публичные диспуты в академии // Труды Киевской духовной академии (далее: ТКДА). 1876. № 7. С. 243-248.. В диссертации Николай Дроздов успешно применял историко-критические методы, не отрываясь при этом от христианского Предания. Правда, в дальнейшем Н.М. Дроздов занял в академии не кафедру Священного Писания Ветхого Завета, а кафедру латинского языка, но, увы, это случалось нередко даже при Уставе 1869 г., при всем его пафосе подготовки специалистов. "Перваков", то есть лучших выпускников, академия, разумеется, хотела включить в состав корпорации, поэтому приходилось определять их на вакантные кафедры, не всегда учитывая многопетую специализациюДроздов Николай Михайлович (09 [21]. 05.1849-10.01.1919) при выпуске 12.06.1876 защитил магистерскую диссертацию (утвержден в степени 06.07.1876), 16.08.1876 вступил в должность доцента по кафедре латинского языка; с 1883 г. экстраординарный профессор, в 1901 г. заслуженный. В 1902 г. был утвержден в степени доктора богословия и ординарного профессора. Подробнее см.: Пастушенко Л.А. Дроздов Микола Михайлович [рос. Дроздов Николай Михайлович] // Київська духовна академія в іменах. 1819-1924: у 2 т. К., 2015. Т 2. С. 474-478.. В данном случае ситуация была не столь плачевна: на 4-м курсе Н.М. Дроздов выбрал латинский язык для специального изучения дополнительно к Священному Писанию, уделял ему немало времени и сдал успешно магистерский экзаменОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 10. Л. 2-2 об.. Но сам он своей научной специализации не изменил, и в дальнейшем он будет заниматься ветхозаветной библеистикой, представит докторскую диссертацию, посвященную книге ТовитаСм.: Дроздов Н.М. О происхождении книги Товита. К., 1901.. Но надо отдать должное и преподавательской добросовестности Н.М. Дроздова: латинским языком он тоже занимался творчески, писал соответствующие "проблемные" статьиСм.: Дроздов Н.М. Литература по классической филологии в России. К., 1878; Его же. Об отношении произведений христианских писателей к истории римской литературы // ТКДА. 1882. № 2. С. 157-165; Он же. Нужно ли жалеть о том, что древние классические языки не включены в состав общеобязательных предметов преподавания в академии? // ТКДА. 1884. № 9. С. 146-153 и др., активно участвовал в проекте КДА по переводу трудов западных отцов и учителей ЦерквиН.М. Дроздов переводил блаженного Августина Иппонийского, блаженного Иеронима Стридонского, Арнобия.. Иногда это удавалось сочетать, например, занимаясь переводом святоотеческой экзегезы на книги Ветхого ЗаветаТолкования блаженного Иеронима на всех великих и малых пророков.. Дальнейшая учебная и научная деятельность Николая Михайловича, дискуссии, в которых он участвовал - о свободе научного исследования в богословии, о нюансах в истории академии при Уставе 1869 г.Журнальная дискуссия с профессором МДА В.Н. Мышцыным о свободе научного исследования в библеистике: Мышцын В.Н. [Рец. на:] Дроздов Н.М. О происхождении книги Товита: Библиологическое исследование. К., 1901 // Богословский вестник (далее - БВ). 1902. Т. 2. № 5. С. 149-162; Дроздов Н.М. В защиту свободы научного исследования в области библиологии // ТКДА. 1902. № 10. С. 300-331; № 11. С. 461-490; Мышцын В.Н. О неудачном соединении научного критицизма с православною точкой зрения: Ответ проф. Н.М. Дроздову //

БВ. 1902. Т. 3. № 12. С. 648-680.

Журнальная дискуссия с В.Ф. Певницким о проекте 1869 г. упразднения Братского монастыря для свободы академической деятельности: Дроздов Н.М. Предположения о преобразовании духовных Академий в историческом освещении // ТКДА. 1906. № 3. С. 500-516; Певниц- кий В.Ф. Возражение на статью Н.М. Дроздова "Предположения о преобразовании духовных Академий в историческом освещении" // Там же. 1906. № 4. С. 701-702; Дроздов Н.М. Ответ на "Возражение" проф. В.Ф. Певницкого // Там же. С. 703-705; Певницкий В.Ф. Разъяснение к ответу Н.М. Дроздова на поправку к его статье // Там же. № 7. С. 524-526; Дроздов Н.М. Ответ на "Разъяснение" В.Ф. Певницкого // Там же. № 8/9. С. 793-798. - засвидетельствовали определяющее влияние ключевых идей этого Устава на формирование Н.М. Дроздова как ученого и преподавателя.

К письмам семинарских одноклассников А.Д. Беляева следует добавить еще комплекс писем Ивана Петровича Исаева, выпускника той же Рязанской ДС (1860) и МДА (1864), земляка и родственника БеляеваОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 34. Письма И.П. Исаева к А.Д. Беляеву. 1878-1907.102 л.. По окончании академии И.П. Исаев преподавал в Воронежской ДС, а с 7 октября 1871 г. стал секретарем Совета и Правления КДА - на 19 лет, до сентября 1890 г., когда оставил академию и перешел на ту же должность в Киевский университетОтчет о состоянии КДА за 1871/72 уч. г. К., 1872. С. 2; ОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 34. Л. 50.. Несмотря на техническую должность секретаря, И.П. Исаев проявлял заинтересованность во всех событиях научной и учебной деятельности. Хотя в фонде Беляева сохранились письма И.П. Исаева только с 1878 г., его наблюдения и оценки - человека, сформировавшегося в предшествующую эпоху академической жизни - дополняют, а иногда интересно контрастируют с оценками Н.М. Дроздова.

Среди тем, которых касаются авторы писем, выделим три основных: 1) "научный порыв" как определяющая черта "университета исследования"; 2) учебный процесс, в первую очередь претерпевавший изменения при сменах Устава; 3) сама жизнь учащих и учащихся, внутренние отношения в корпорации.

1. Самым внешне заметным и знаковым проявлением научного процесса в условиях Устава 1869 г. была публичная защита магистерских и докторских диссертаций. Эти защиты, или диспуты, задавали определенный ритм академической жизни, даже студенческой, а также выявляли характерные черты и проблемы нового - "историко-критического" - этапа развития русского богословия. Неформальными отчетами о "научных торжествах" академии бывшие одноклассники-семинаристы, а в дальнейшем и профессора любили "угощать" друг друга. Так как официальные сведения о защитах чаще всего весьма скудны, личные впечатления студентов и преподавателей являются их важным восполнением.

Так, в нескольких письмах Н. Дроздова излагается одна из ярких "диссертационных историй" 1872 г., связанная с исследованием ректора КДА архимандрита Филарета (Филаретова) "О происхождении книги Иова"См.: Филарет (Филаретов), архим. Происхождение книги Иова. К., 1872.. История хорошо известна: критическая оценка митрополита Киевского Арсения (Москвина), усмотревшего в диссертации увлечение автора новейшими открытиями "отрицательной германской школы" библеистики. Однако представляет интерес восприятие ее глазами студента-второкурсника, чувствующего себя причастным к сложным проблемам датировки библейских книг, соотнесения результатов критической библеистики с христианским преданием и т. д. Вряд ли проблемные нюансы историко-критического подхода к Священному Писанию были во всей полноте понятны студентам, но симпатии были, вне всякого сомнения, на стороне ректора, как мученика за научную свободу: "слишком уж эта диссертация не понравилась консервативному духу одного облеченного властию высшею седовласого старца"ОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 10. Л. 5 об. - 6.. Научный авторитет отца ректора не только не пострадал от неудачи с докторской защитой, но и приобрел ареол "научного мученичества".

Интересен взгляд юного богослова и на отчасти продолжавшую эту историю защиту магистерской диссертации, посвященной книге Екклезиаста, М.А. ОлесницкимСм.: Олесницкий М.А. Книга Екклезиаст: Опыт критико-экзегетического исследования.

К., 1873.. Отец ректор, выступавший в роли официального оппонента, сам публиковал в это время исследование, посвященное той же ветхозаветной книгеСм.: Филарет (Филаретов), Происхождение книги Екклезиаст // ТКДА. 1874. № 10; 1875. № 4, 5.. При этом его взгляды на некоторые вопросы были противоположны взглядам молодого диссертанта. Так, отец ректор раскритиковал практически каждый вывод молодого коллеги: опровержение древнего мнения о происхождении книги Екклезиаста от Соломона; цель изучаемой книги (утешение страждущего в плену народа); наличие в книге Иова учения о загробной жизни. Несмотря на то что диссертант, с точки зрения студентов, "отвечал довольно вяло, общими фразами", эта диссертация все же была удостоена искомой магистерской степениОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 10. Л. 8-8 об.. Видимо, все эти библеистические дискуссии были столь увлекательны, что и Николай Дроздов на 3-м курсе избрал своей специализацией ветхозаветную библеистику, а ректора - в то время уже епископа Уманского - своим руководителем.

Заметим, что следующий ректор - преосвященный Михаил (Лузин), сменивший преосвященного Филарета в начале 1878 г., - хотя тоже был библеистом, в научном отношении не произвел на Н.М. Дроздова такого впечатления. Возможно, отчасти этому содействовала резкая критика профессора МДА П.И. Горского-Платонова, обвинившего тогда еще архимандрита Михаила в компиляции исследований западных богослововСм.: Горский-Платонов П.И. О трудах архим. Михаила [ (Лузина)] // Православное обозрение. 1873. № 2. С. 289-310; № 4. С. 658-693. Это было еще в 1873 г., но на впечатлительного студента, видимо, произвело неизгладимое впечатление: "нечего сказать, хороший этот гусь, если правда все то, что я прочел о нем!"ОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 10. Л. 6.. Впрочем, преосвященный Михаил, будучи исследователем Священного Писания Нового Завета, вынужден был в КДА занять кафедру Ветхого Завета, так как первая была занята профессором Стефаном Михайловичем Сольским. Разумеется, попав на непривычную кафедру, преосвященный Михаил с трудом мог "блеснуть" и убедить студентов в своей научной состоятельности.

Как в письмах Н.М. Дроздова, так и в письмах И.П. Исаева подробно описывается длинная драматическая история с так и не защищенной докторской диссертацией П.А. ЛашкареваОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 10. Л. 20 об.; там же. Ед. хр. 34. Л. 31 об., начавшаяся в 1876 г. и имевшая в дальнейшем еще два этапа - в 1887 и 1895 гг. Канонические исследования, представляемые П.А. Лашкаревым в качестве диссертаций, отвергались с большей или меньшей жесткостью, как "неудовлетворительные", "неполезные для науки сочинения, если не сказать вредные "Там же. Л. 20 об.; Ед. хр. 34. Л. 31 об. - 32. . При этом если И.П. Исаев в основном констатирует происходившее, выражая сочувствие "проваленному" профессору, отдавшему много лет духовноакадемическому служениюТам же., то Н.М. Дроздов старается выделять проблемы, обусловившие этот многоэтапный провал.

Иногда диссертационные диспуты были очень жесткими, научные дискуссии пересыпались "резкостями" и "колкостями"Там же. Ед. хр. 10. Л. 24-25.. "Жару" добавляли и "веселый сочувственный смех" и "овации" студентов, которые - даже по студенческой оценке Николая Дроздова - были обусловлены далеко не всегда сутью дискуссии, а "либерализмом" молодых диссертантов, состоящим "в поголовной брани всех сочинений и всех лиц, претендующих на какой-либо авторитет", а иногда были просто "шпильками" очень строгим преподавателямТам же. Л. 24..

Став членами преподавательских корпораций, молодые преподаватели уже несколько по-иному смотрели на научный процесс. Так, их волновала тема академических периодических изданий - тема, в целом болезненная в эпоху Великих реформ. С одной стороны, научный подъем требовал чисто научных журналов для публикаций последних исследовательских результатов, которых ждали и в других академиях. С другой стороны, увы, эти журналы были интересны лишь узкому академическому кругу, один же из призывов эпохи заключался в представлении результатов богословской учености не только научному сообществу, но и более широкому кругу - обществу. СПбДА попыталась решить этот вопрос разделением академического издания на два журнала: "Христианское чтение" оставить для чисто научных публикаций, "Церковный вестник" выделить для публицистики, адресованной широкой общественности. Но, хотя киевская корпорация трезво понимала, что окупаемости "чисто-ученого журнала, да притом еще духовного, у нас... и быть не может, по крайней мере, в настоящее время"Там же. Л. 20., уклоняться в публицистику в ущерб научности не соглашалась. Так как академические преподаватели 1870-80-х гг. рассматривали публикацию статей как одну из статей доходов, сетуя, что в "Трудах..." за печатный лист платят только от 10 до 20 руб. за лист, они пытались пристроить свои статьи в другие, более "денежные" журналы.

А.Д. Беляев, в отличие от своего более успешного семинарского приятеля, задержал магистерское "остепенение" на четыре года, защитив диссертацию только в 1880 г. И опытный киевский одноклассник с полным основанием давал в письмах методические советы: сузить тему, выбрать иной ракурс рассмотрения, не предъявлять к своей работе слишком высокие требованияОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 10. Л. 21-21 об..

2. Несмотря на доминирующее значение науки, учебный процесс в рамках Устава 1869 г. все же имел место, хотя специфика новой модели "университета исследования" накладывала на этот процесс специфические черты.

Одной из главных проблем было вялое посещение студентами аудиторий или, проще говоря, прогуливание лекций, особенно по общеобязательным предметам. С одной стороны, как ни парадоксально, это было следствием общего научного подъема в академиях, переносящего акцент со "школярства" на проведение самостоятельных исследований. Так, Николай Дроздов, будучи студентом, неоднократно сетовал в письмах на то, что действующий Устав "пичкает студентов лишь млеком научным"Там же. Л. 5., поэтому студенты "не пренебрегают и некоторыми искусствами <...> при помощи которых. можно удовлетворительно отвечать на экзамене"Там же.. С другой стороны, эта "вольница" была результатом введения университетских "свобод": прежняя дисциплинарная система считалась недопустимой в новых условиях, "загонять" студентов на лекции считалось неэтичным. При этом Н.М. Дроздов подробно описывает, какие меры пытался предпринять ректор академии в этих условиях, чтобы повысить ревность студентов к учебному делу: усилить репетиции, то есть регулярные и подробные проверки студенческих знаний, сократить время на семестровые сочинения - дабы студенты не расслаблялись и пр.Там же. Л. 1. Но, увы, свободный и творческий настрой воспрепятствовал этому: "профессора и студенты большею частию взглянули на репетиции как на отбывание тяжелой, неприятной обязанности" и манкировали призывами ректора. Такое же неприятие вызвало сокращение сроков на "семестря- ки": студенты были оскорблены - разве можно написать что-то "более или менее серьезное" за 10-20 дней? Профессора сами удлиняли сроки подачи сочинений, "не желая читать "скороспелые" сочинения"Там же. Л. 1 об..

Экзамены в КДА в 1870-х гг. проходили сравнительно легко - по крайней мере, по мнению Николая Дроздова, хотя он был одним из лучших студентов. Кроме того, в Киеве отсутствовала традиция письменных экзаменов - "экспромтов", которые, например, в МДА составляли главную сложность для студентовОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 10. Л. 5..

При воспоминании того, как трепетали учащие и учащиеся духовных академий первой половины XIX в. на экзаменах перед архиереем, особенно эффектно звучит ироничное замечание студента-Дроздова о "так называемом "митрополичьем экзамене", или "экзамене-комедии": "Главным образом имеется в виду не испытание научных успехов студентов, а начине- ние желудков различными яствами и питиями на обед, устраиваемый преподавательской корпорацией"Там же. Л. 5 об.. Видимо, в этих словах отражается досада молодых исследователей, огорченных либо недостаточным вниманием к их успехам на экзамене, либо исключенностью из полноты духовно-академического общения, так как на эти обеды студентов не приглашали.

Новый ректор преосвященный Михаил (Лузин), в 1878 г. попытался ввести некоторые строгости: в частности, экзаменационные билеты, отмененные преосвященным ФиларетомТам же. Л. 23.. Последний, хотя и настаивал на репетициях и старался привлекать студентов в аудитории, был сторонником более творческого подхода к проверке знаний начинающих исследователей. Но, насколько можно судить по письмам, опасения студентов скоро улеглись: усилия преосвященного Михаила были несопоставимы с общим настроем эпохи.

В письмах обсуждаются и конкретные вопросы учебной жизни. Например, место и значение небогословских предметов - в частности, древних языков - в высшей духовной школе. Н.М. Дроздов оказался в "группе риска", то есть занял в академии кафедру латинского языка - небогословскую. Разумеется, его огорчала невозможность выступать в роли научного руководителя, то есть давать студентам темы для кандидатских и магистерских диссертаций. Но в 1878 г. в духовной школе - и, прежде всего, высшей, - началась "классическая" кампания: церковное начальство осознало некоторое истощание академий в изучении древних языков и повторило в этом отношении путь российских университетов. Преподаватели древних языков в академиях посылались в Европу, преимущественно в Германию, для освоения новейших методов изучения классических языков. Н.М. Дроздов оказался в этом отношении в центре событий и в 1879/80 учебном году прошел маршрут: Рим - Флоренция - Венеция - Верона - Лейпциг - Берлин. В Италии он вдохновлялся христианскими древностями, в Германии активно

участвовал в учебном университетском процессе, слушая лекции лучших специалистов-латинистов.

Одной из "факультативных" черт учебного процесса в условиях Устава 1869 г. была организация в академиях студенческих библиотек. Наиболее частая интерпретация этого явления в современной историографии - стремление студентов выписывать современные периодические издания и брошюры, дабы быть в курсе общественных идей и настроений, в том числе либерально-революционной направленности. Конечно, этого нельзя полностью исключать. Однако в письмах Н.М. Дроздова приводится и иная аргументация: студенты стремились выписывать духовные периодические издания, чтобы быть в курсе современных научно-богословских идей. Разумеется, эти издания поступали в фундаментальную библиотеку КДА, но члены преподавательской корпорации сразу же разбирали их для личного пользования, поэтому студентам эти издания были недоступны на протяжении длительного времениОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 10. Л. 25-26 об. Там же. Л. 12..

3. Одной из самых интересных тем в письмах является жизнь учащих и учащихся, причем с нюансами, которые трудно уловить по официальным документам. Особенностью КДА, на которую невольно обращали внимание вновь поступившие студенты, являлась неразрывная связь с древней традицией. Об этом свидетельствовало и само древнее здание академии, ее связь с Братским монастырем: конгрегационная зала с портретами "древних" и археологическими артефактами, конгрегационная церковь с "духом древних молитвенников" и пр.Там же. Л. 4 об. Студенты, включаясь в традицию, постепенно чувствовали гордость за эти особенности, отличавшие Киевскую от более молодых академий.

Устав 1869 г. был связан со многими коллизиями в разных аспектах духовно-академической жизни, и одна из них непосредственно касалась студентов. С одной стороны, этот Устав был осмысленным деянием духовно-академического сообщества - полная осведомленность сообщества о всех этапах подготовки Устава это подтверждала. "Прозрачность" и практическая логичность Устава выражалась, в частности, в регламентации всех сторон жизни духовно-академического сообщества, которой занимались Советы академий в ближайшие годы после принятия Устава: составление "Правил" для учащихся, для библиотекаря, для академического врача и т. д. Но пафос "свобод", неразрывно связанный с самой моделью "университета исследования", казалось бы, создавал жесткую коллизию с этой дотошной регламентацией. Однако академическая жизнь нашла выход и из этой коллизии - по крайней мере, на студенческом уровне: правила должно почитать, но вовсе не обязательно их исполнять! Вновь поступившие студенты, впавшие было в уныние от обилия и строгости режимных ограничений их жизни, однако вскоре поняли, что "можно жить, почти нисколько не обращая внимания на эти правила - не нужно только в более или менее крупных проступках показываться начальству"ОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 10. Л. 6 об.. Но и здесь речь шла о "свободе действий" для исполнения главной устремленности Устава 1869 г. - научной: например, о свободных походах студентов в городские библиотеки без доклада каждый раз помощнику инспектораТам же. Л. 11 об..

Разумеется, в письмах затрагивается тема ректорства в академии - особенно непростая в эпоху Великих реформ. В изучаемых письмах речь идет, прежде всего, о преосвященных Филарете (Филаретове) и Михаиле (Лузине)Преосвященный Михаил был назначен ректором КДА и епископом Уманским, викарием Киевской митрополии, указом от января 1878 г., прибыл в Киев 22 февраля того же года.. Последний для КДА был "варягом" - выпускник, профессор и ректор МДА, что обостряло "ректорскую" проблему. И.П. Исаев, знавший преосвященного Михаила по МДА, старательно уклонялся от настойчивых расспросов членов корпорации о характере назначенного ректора. Но - увы! - научное реноме преосвященного Михаила киевляне заведомо подвергли сомнению вследствие уже упомянутых статей П.И. Горского-ПлатоноваОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 10. Л. 6..

Хотя при первых встречах новый ректор обещал "следовать киевским порядкам и просил указаний у профессоров", напряжение "чужака" в сложившейся традиции чувствовалось. Киевским профессорам не нравилось стремление преосвященного Михаила к уединению, официальность и отсутствие "естественности" в отношениях, "болезненная раздражительность", резко контрастирующие с манерами предшествующего ректора - преосвященного Филарета (Филаретова), стремление уйти от академических дел, не интересных самому ректоруТам же. Л. 23-24..

Недовольно было и киевское высшее общество, привыкшее к тому, что преосвященный Филарет еженедельно уделял один или два вечера для бесед с киевскими аристократическими семействами - прежде всего, семьей Павла Павловича Демидова, князя Сан-Донато. Благодаря этой общительности ректора академия имела авторитет в образованном киевском обществе, в академический храм по праздникам приходили семьями. Новый же ректор не только сам не посещал киевских домов, но даже не принял, сославшись на усталость, князя Сан-Донато, попросившего об аудиенцииТам же. Л. 23 об.. Эта нелюбезность преосвященного Михаила не прошла незамеченной, и многие киевские аристократы "не прочь были бы похлопотать, если бы это было возможно", о замене преосвященного Михаила "Экземплярским (законоучителем Коллегии Павла Галагана)". Речь идет о протоиерее Илии Экземплярском, выпускнике КДА (1861), будущем епископе Иерониме (1885), отце будущего профессора КДА Василия Экземплярского.

Еще больше обострились отношения преосвященного Михаила с большей частью корпорации в связи с подготовкой нового академического Устава. На этот момент стоит обратить особое внимание. В письмах И.П. Исаева отражено мучительное ожидание киевской духовноакадемической корпорацией "петербургских новостей" и недовольство комитетом, разрабатывающим проект Устава и "скрывающим свои деяния"ОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 10. Ед. хр. 34. Л. 21.. Это особенно резко контрастировало с подготовкой Устава 1869 г., когда все документы - проекты, основные решения - публиковались и рассылались академиям в ритме реального времени. В 1880-х гг. информация просачивалась только через письма членов комитета своим ректорам и коллегам. Но представитель КДА - В.Ф. Певницкий - считал, видимо, не очень корректным будить страсти и отчитывался только преосвященному ректору, который "получаемые им сведения" держал "в тайне"Там же. Л. 21 об. Там же. Ед. хр. 10. Л. 27-27 об.. При этом сам преосвященный Михаил занял позицию, противоположную позиции большей части корпорации - прежде всего, ее молодой части, к которой принадлежал Н. Дроздов. Последний, воспитанный в духе Устава 1869 г. и вне всякого сомнения считавший его лучшим для устроения высшей духовной школы, с глубоким недовольством отзывался о стремлении преосвященного Михаила "не вперед, а назад, к старым порядкам, уже давно осужденным жизнью "

Дальнейшее участие Н.М. Дроздова в событиях начала XX в. - движении за "автономию", составлении новых духовно-академических проектов - свидетельствует о его верности принципам Устава 1869 г.

Эпоха 1870-х гг. была связана с заметной волной студенческих нестроений. Так, Н.М. Дроздов пишет о "сильных волнениях" в Киевском университете 1877 г., связанных с "излишнею требовательностью вновь поступившего на кафедру римской словесности доцента Ив. Вл. Цветаева", перешедшего в Киев из Варшавского университетаТам же. Л. 22.. Университетские студенты перестали ходить к нему на лекции, "устроили для него кошачий концерт", что обусловило следствие, проводимое Министерством народного просвещения. Но это вполне можно объяснить уже упомянутыми "свободами", понимаемыми студентами в самом широком смысле. Были и более эксцентричные случаи, например, взлом студентом университета церковной кружки в Братском монастыреОР РГБ. Ф. 26. К. 17. Ед. хр. 10. Л. 22 об.. Через год, зимой-весной 1878 г., в Киеве был совершен ряд террористических актов - в частности, покушение на жизнь губернского прокурора Михаила Кот- ляревского, в которых оказались замешаны студенты университетаТам же. Л. 24 об..

В эти годы Н. Дроздов констатировал, что "в академии все идет спокойно", студенты мирны и благодушны, отчасти обвиняя университетское начальство в неумении выбрать правильную линию в обращении со студентамиТам же.. Однако в начале 1880-х гг. нестроения затронули и академию, но это более ярко отражено в письмах И.П. Исаева. Он пишет о "некотором волнении", возникшем в среде академических студентов в январе 1881 г. и продолжавшемся на протяжении долгого времени, то затихая, то вновь разгораясь. Впрочем, на фоне террористических актов поводы были безобидные, без политической окраски - "домашний разлад между студентами, с одной стороны, инспекцией и экономией, с другой"Там же. Ед. хр. 34. Л. 13-13 об.. Так, поводом для нового возбуждения в декабре 1882 г. было недовольство студентов постным столом - "надоела рыба". Это дало повод для городских разговоров: "левитское племя бунтует из-за желудка"Там же. Л. 28.. Подобные "домашние разлады" - вполне понятные штрихи духовно-учебного общежития - случались и в прежние времена, но общий тревожный настрой 1880-х гг. заставлял с особым вниманием относиться к этим явлениям.

В заключение можно сказать, что, конечно, мнения авторов писем по некоторым вопросам субъективны, но этим интересны и важны источники личного происхождения. И письма киевлян 1870-80-х гг. подтверждают неоднозначность этой эпохи в духовно-академической жизни: с одной стороны, связанной со многими проблемами; с другой стороны, вдохновенной, побуждающей к научным подвигам и аскетическому служению Церкви наукой. Шутки, ирония, даже "шпильки" авторов писем в адрес ситуации, окружающих, естественные для самых высоких и благородных человеческих отношений, не могут скрыть главного - готовности к этому служению и плодотворную реализацию этой готовности. Эпоха 1870-80-х гг., при всей ее противоречивости, сформировала в КДА плеяду замечательных ученых и преподавателей, украсивших и доселе богатую киевскую традицию своими трудами и трудами своих учеников. Исторические условия изменились, однако современный этап развития научного богословия и высшей духовной школы выявляет сходные вопросы и проблемы, для решения которых требуется, видимо, такое же вдохновение и подвижничество.

Размещено на Allbest.ru