"Воскресение иранских властелинов": к вопросу о легитимации Реза-шаха (по материалам "Сафар-Наме Бе Хузестан")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Статья по теме:

«Воскресение иранских властелинов»: к вопросу о легитимации Реза-шаха (по материалам «Сафар-наме бе Хузестан»)

А.Н. Ардашникова, Т.А. Коняшкина, Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова» 119991, Москва, Ленинские горы, 1

Статья посвящена анализу путевых заметок премьер-министра Ирана Реза-хана, текст которых впервые вводится в научный оборот и подвергается детальному рассмотрению в рамках междисциплинарного исследования. Написанный во время военного похода против влиятельного владетеля южной провинции Ирана Арабистан (Хузестан) дневник главным образом содержит сведения политического характера, являясь, по существу, обоснованием права Реза-хана на иранский престол. Смещение фокуса внимания с описания внешнего мира, что является непременной характеристикой травелога, на собственное «Я», придает сочинению черты, свойственные политтехнологическому проекту. Дневник дает возможность выявить конкретные приемы, в том числе опирающиеся на культурные коды иранской традиции, использованные автором для конструирования своего образа как государственного деятеля эпохи модерна. В статье также освещаются истоки новых представлений о характере власти и ее носителе, утвердившиеся в Иране начала XX в. Текст снабжен необходимым количеством извлечений из «Дневника путешествия в Хузестан», дающих исчерпывающее представление о содержании сочинения.

Ключевые слова: Иран; Реза-хан; дневник путешествия; конституция; парламент; власть; «Шах-наме»; национализм.

Династию Пехлеви, правившую Ираном чуть более полувека, вряд ли можно отнести к историческим долгожителям. Но тем не менее исследовательский интерес к этому периоду не угасает. Не в последнюю очередь это касается основателя династии Реза-шаха Пехлеви, фигуры, которая до сих пор привлекает пристальное внимание историков-иранистов. Расхождение мнений здесь весьма значительно: «беззаконный диктатор», подобно Надиру, лишивший трона своего повелителя, или политик, проложивший путь во власть мирным конституционным путем. Он - и ставленник внешних сил, каким видят Реза-хана советские и некоторые российские исследователи, и self-made man, сумевший воспользоваться обстоятельствами нового витка англо-российской конкуренции в Иране. Впрочем, иранские историки не склонны придавать этому факту решающее значение, по умолчанию полагая подобный путь наверх единственно возможным для человека, лишенного каких бы то ни было политических связей или влиятельной родни. Его «Тулоном» стало участие в бескровном перевороте 3 хута 1921 г., успешная борьба с племенной вольницей обеспечила стремительный карьерный рост (военный министр, премьер и главнокомандующий с сохранением руководства военным министерством), а победа над могущественным властелином юга шейхом Мохаммеры Хазалем в 1924 г. проложила ему дорогу к иранскому трону. Завершением этого триумфального похода стала подготовка «Дневника путешествий по Хузестану».

У этого сочинения непростая судьба. Объемный текст, написанный от первого лица могущественным премьер-министром, который год спустя был коронован как шахиншах Ирана, не нашел своего исследователя ни в отечественном, ни в зарубежном востоковедении. Основания для этого есть. К настоящему времени в иранистике сложилось устойчивое представление о жанрообразующих аспектах сафар-наме, и специалисты-литературоведы вряд ли могли рассчитывать обнаружить в путевом дневнике Реза-хана какие-либо формальные или содержательные особенности, выделявшие бы его в ряду достаточно многочисленных произведений этого жанра. Не стал дневник и летописью легендарного военного броска на юг, оставив равнодушными и иранистов-историков. Проблему Хузестана, судя по тексту, удалось решить сравнительно мирным путем. Только две батальные сцены нарушают описание бесконечной цепи маневров, которую совершает на пути к цели грозная армада, многословно описанная ее создателем и предводителем: один двухсотлетней давности - в летописно-эпической манере повествующий о разгроме афганцев Надиром в битве при Мурчехорте, второй, связанный с изгнанием португальцев с о. Ормуз Аббасом 1 в 1622 г.

В сущности, армии отведена роль средства устрашения Хазаля и его недальновидных союзников из числа бахтиар и владетелей Поштекуха, поторопившихся вскоре отказать шейху-бунтовщику в поддержке. Главную роль в умиротворении юга сыграла договоренность с англичанами, отступившимися от своего «давнего и преданного друга», которому четверть века назад они помогли утвердиться как шейху Мохаммеры. Именно с этого времени находившаяся в запустении Мохаммера стала богатеть, превратившись в территорию нефтяного транзита, а ее правитель при поддержке англичан получил право на вечное владение этими землями, которые он сумел значительно увеличить11.

Поверженный противник, который в 1920 г. претендовал на иракский трон, собираясь «увести» с собой и иранскую часть побережья Персидского залива, отвоеванную у османов Зендами, не только капитулировал, но и был готов признать, как сообщает «Дневник», султанат Реза-хана на условиях его брака с одной из своих внучек и объявления валиагдом - наследником иранского престола - их будущего сына. Такая, скорее всего сочиненная «задним числом», версия разрешения конфликта является отражением заветной цели, побудившей автора к написанию «Дневника путешествия в Хузестан» - представить развернутое обоснование права на власть Реза- хана, выступавшего в роли нового спасителя отечества.

Опора на военную силу, т.е. новый переворот, слухи о подготовке которого будоражили Тегеран в течение последних трех лет, вряд ли смогла бы обеспечить необходимую устойчивость власти Реза-хана. Недостаток легитимности остро ощущали и Каджары, которых народная молва считала самозваными правителями. Это мнение разделяет и автор «Сафар-наме бе Хузестан», вступая в своеобразный спор-диалог с другим «путешественником» - Насер ад-Дин-шахом, опубликовавшим дневники, посвященные поездкам в Европу. Наполненная трудами и лишениями военного похода хузестанская командировка Реза-хана является не просто прямым укором коронованному экскурсанту, а наглядной демонстрацией того, какие именно путешествия должен совершать истинный государственный деятель. Но, пожалуй, наиболее удобной мишенью для критики стал Султан-Ахмад-шах Каджар, напрямую обвиненный Реза-ханом в подстрекательстве Хазаля к мятежу. Испытавший в детстве шок, связанный с низложением и изгнанием из Ирана отца, Мухаммад- Али-шаха, он и в двадцать с лишним лет оставался перепуганным подростком, опасавшимся покушений на свою жизнь. Мечтая о безопасной и комфортабельной жизни в Европе, он в 1923 г. покинул Иран, но, склонный к мотовству, продолжал цепко держаться за власть как основной источник доходов.

Сюжетообразующий стержень путешествия, лежащий в основе «Сафар-наме бе Хузестан», умело используется повествователем не только для сведения счетов со своими политическими конкурентами, но прежде всего для рассказа о себе и выстраивания образа собственного «Я». Нарративная стратегия, выбранная в «Дневнике» для самоаттестации, основывается на традиции фахра (самовосхваления) с воспроизведением базовых черт героико-эпического канона. Использование культурных кодов иранской эпической традиции не только облегчало решение поставленной, хотя открыто и не заявленной задачи легитимации собственной власти, но и звучало очень современно.

Первопроходцем в процессе конструирования славного доисламского прошлого как модели «лучшего будущего» стала иранская публицистика второй половины XIX в. В 1910-1920 годах рупором иранского национализма и центром притяжения молодых интел- лектуалов-эмигрантов стали издававшийся в Берлине в 1916-1922 гг. журнал «Каве» и пришедший ему на смену «Ираншахр» (1922- 1927). Во многом благодаря их усилиям политический лексикон обрел дополнительный ресурс в виде словесных формул и ассоциаций, почерпнутых из созданной ими утопии - некоего «тридевятого иранского царства», которое является единым государственным телом и наследственным домом прямых потомков его насельников с периода греко-персидских войн. Характерной приметой времени стало включение легендарных мотивов и образов в ткань политической повседневности. Так, стремление иранского правительства поднять на Парижской мирной конференции вопрос о территориальной компенсации Ирану как нейтральной стране, пострадавшей от агрессии воюющих блоков, воспринималось националистически настроенной интеллигенцией как начало возрождения страны и, казалось, возвращало ее к былой географической конфигурации, когда великая Сасанидская держава простиралась от «Рума до Чина».

Лейтмотив противопоставления бесславного настоящего величественному прошлому, воспоминание об «ушедших владыках» как образцовых правителях были подхвачены поэзией начала ХХ в. и делавшей первые шаги исторической романистикой, воскрешавшими образы «иранских властелинов» - спасителей и хранителей Ирана. Матрица героического эпоса «Шах-наме» была успешно применена и в «Дневнике», еще раз продемонстрировав поистине неисчерпаемые возможности. Но здесь при помощи использования традиционного репертуара изобразительных средств решалась задача создания образа политического лидера нового времени.

Героический подвиг в эпосе всегда индивидуален. Доблестный муж эпических сказаний - это «герой, заменяющий собой все войско»: армия, сопровождающая движение своего предводителя, ожидаемо остается в путевых заметках Реза-хана практически за пределами текста. Как и его далекие предшественники, новоиспеченный Рустам отважен и неуязвим для врага, связан узами побратимства со своим преданным воинством, одержим благородной идеей служения родине.

Соединение реальности и мифа в «Сафар-наме бе Хузестан» создает особую пространственно-временную среду, в которой витязь ХХ в. отправляется на схватку с противником в автомобиле, с аэроплана устраивает смотр своим войскам, руководит учебным танковым боем и, наконец, осваивает стихию, совершенно неродственную иранским богатырям и владыкам - морскую.

Герой эпических произведений не только богатырь, но подобно Джамшиду и другим царям легендарных Пишдадидов «культурный герой» - устроитель социума. Однако мироустройство принадлежит сфере влияния высших сил и лишь опосредованно человека, ибо только «десница провидения ... возлагает на плечи разума и способностей самого могущественного из своих сыновей тяжелую ношу защиты государства и народа». Использование автором в дневнике устойчивых смысловых пар «милость Божья и мои деяния», «помощь Господа и моя несгибаема воля», уверенность в том, что «Господь наблюдает за мной всегда и со мной во всех моих деяниях» - дань этому непреложному установлению, в котором слышна прямая отсылка к фарру-хварно (харизме), древнеиранскому символу богоизбранности, знаку уготованному править. Отличая только достойного, фарр мог отставить временного обладателя, когда его созидающая сила иссякнет. Но вряд ли идет речь о фарре Кайанидов, которым владели Сасаниды, а позже и Сафавиды, правившие как земные представители «сокрытого имама» Махди и потомки сасанидских царей. В условиях десакрализации власти и отсутствия у Реза-хана каких бы то ни было наследственных прав идея народного признания стала его охранной грамотой в борьбе за престол. «Божья отметина» Реза-хана представлена как харизма, подтвержденная народом: духовенством, купечеством, людьми базара, угадавшими в нем своего вождя и приветствовавшими его, как это было в Кербеле, возгласами ликованья и цветами. Восторг толпы, граничивший с религиозным экстазом, был таков, что один горожанин, буквально воспроизводя распространенную клятвенную формулу «Да стану я жертвой за тебя», был готов отдать на заклание своих детей в честь героя Ирана.

Следуя зову «святого духа Ирана», Реза-хан приходит во власть как Надир-шах, сын пастуха из хорасанской степи, чтобы одолеть хаос, т.е. положить конец тому злосчастному состоянию, к которому привело Иран каджарское правление. Как избранный, как лучший из живущих он чувствует свое предназначенье; внутри него заключен некий «странный враг беспорядка» - гений созидания, который является его залогом в осуществлении великой миссии.

Реза-хан, выступающий на страницах «Дневника» в обличье эпического богатыря-ратоборца, предстает перед читателем сразу в двух ипостасях: как исламский правитель, соответствующий расхожим классическим представлениям о носителе власти, - справедливый, отворяющий житницы голодным, иначе говоря, заботящийся о народе, непримиримый по отношению к врагам и бесстрашный, и как правитель нового времени - патриот, поборник технологического и социального прогресса.

Как политик и государственный деятель модерна Реза-хан обращается к периоду конституционной революции, когда утвердились и вошли в общественный оборот основные современные политические принципы. Почтительно демонстрируя готовность защищать главные достижения машруте - конституцию и парламент как институт народного представительства, автор обрушивает поток брани и угроз в адрес парламента действующего - меджлиса пятого созыва, открывшего свои заседания в ноябре 1923 г. Повышенная эмоциональность личных оценочных суждений, свойственная тексту путевых заметок в целом, в данном случае приобретает дополнительную политическую мотивацию, так как речь идет о разногласиях с депутатским корпусом, грозивших обрушить с трудом выстроенную в период неудачной республиканской компании карьеру премьера.

Впрочем, автор не скрывает своих собственных политических предпочтений. Это сильное правление, которое фиксируется на страницах «Дневника» как двуединство авторитарной и суверенной, независимой от внешнего влияния власти. Именно к единовластному правлению, по мысли автора, более всего склонен и иранский народ, осуществлявший с прославленными государями прошлого - «пади-шахом-созидателем» Аббасом I и «прозорливым» Надиром-шахом - свои самые великие дела, памятные потомкам.

Пожалуй, выбор, заявленный в Дневнике, исчерпывающе характеризуют слова-маркеры, которым принадлежит первенство по частотности использования - «ватан» (родина) и «меллат» (народ). Он рассуждает как государь, для которого ватан лишено сокровенного смысла как обитель души, т.е. веры. Его ватан не является местом рождения или проживания, «малой родиной», это и не владение средневекового правителя с пунктирными, подвижными границами, а государственная территория со строго очерченными и закрепленными в договорах пределами. Меллат также лишается своего исконного смысла, связанного с верой, объединением единоверцев, и понимается расширительно, включая каждого, кто ощущает чувство принадлежности Ирану («иранийат»), независимо от этно-религиозных различий.

Эти принципы и скрытые за ними смыслы стали камнем преткновения в отношениях между светски ориентированными националистами и представителями духовенства, в том числе и принявшими машруте. Один из таких конфликтов удалось уладить только ценой политических уступок лидеру консервативной партии сеийду Х. Мо- дарресу. Отдавая дань святой вере, Реза-хан как истинно шиитский правитель начинает свой поход с зийарата - паломничества в Кум, а завершает в Кербеле на очищающей могиле имама Хусейна, вместе с одним из столпов атабата сейидом Х. Ширази, вознося имаму молитву в честь успешного завершения столь многотрудного дела.

Мозаичная структура текста, продиктованная спецификой жанра путевых заметок, который положен в основу повествования, не нарушает цельности авторского замысла по созданию образа вождя, готового возложить на себя венец спасения нации. Выдвижению в ряд первых политиков Ирана полковника Реза-хана, известного в 1921 г. разве что своим однополчанам по Персидской Казачьей бригаде, способствовал ряд обстоятельств, в их числе наличие общественно значимых проблем, которые решались военными методами, а также неустойчивый, «текучий», по выражению современника, характер политических партий, формировавшихся по принципу индивидуального лидерства.

Стоит заметить, что образ идеального лидера конструировался постепенно. Наиболее значительную роль в пропаганде общественного запроса на вождя нации, которому под силу «привести в движение колесо машины государства» сыграли публикации членов фракции «Таджаддод» («Обновление»), пик деятельности которой пришелся на время работы пятого меджлиса, завершающий период борьбы Реза-хана за власть. Но начало ее организационного становления можно, скорее всего, отнести к лету 1921 г., когда ее будущими лидерами была создана камерная инициативная группа по изучению культурного наследия Ирана. Одним из ее членов стал делающий первые шаги в политике военный министр Реза-хан Савадкухи.

Вопрос о реальном авторе политтехнологического проекта, а цель написания «Дневника путешествия в Хузестан» очевидна, практически всегда остается открытым. Касаясь этой проблемы, хорошо знакомый с политической кухней Тегерана тех лет современник описываемых событий Х. Макки уверенно называет имя одного из выдвиженцев премьера Фарджаллаха Бахрами (1878-1951). Заместитель Реза-хана по делам военного министерства, человек ближнего круга, «дабир-е азам» - главный помощник, секретарь - был участником многих его военных походов, в том числе и экспедиции в Хузестан. Деловитость и исполнительность, доверительное отношение со стороны своего покровителя сближают Бахрами с кабинет-секретарем Петра I А.В. Макаровым, которому так же, как и его иранскому коллеге было поручено написать «Гисторию

Свейской войны», самого важного внешнеполитического события петровского царствования.

Идея харизматического лидерства, основанного на чувстве великой миссии, оказалась востребованной и спустя несколько десятилетий легла в основу идеологии пехлевизма, разработанного шахом-сыном Мухаммадом Реза Пехлеви.

Список литературы

иран реза хан власть

1. Деххода Али-Акбар. Логатнаме [Словарь]. Техран, 1373 (1993/94). Дж. 13, 14.

2. МаккиХ. Тарих-е бист сале-йе Иран [Двадцатилетняя история Ирана]. Техран, 1322 (1944). Дж. 1.

3. Насер ад-Дин-шах Каджар. Рузнаме-йе сафар-е аввал бе Фаранг [Дневник первого путешествия в Европу]. Бомбей, 1254 (1876).

4. Насер ад-Дин-шах Каджар. Рузнаме-йе сафар-е доввом бе Фаранг [Дневник второго путешествия в Европу]. Техран, 1257 (1879).

5. Сафар-наме-йе Реза-шах-е Пахлави бе Хузестан ва Мазандаран [Дневник путешествия Реза-шаха Пехлеви в Хузестан и Мазандаран]. USA, 2007.

6. Эшки, Мир-заде. Коллийат-е мосаввар [Полное собрание сочинений с иллюстрациями]. Техран, 1350 (1981).

7. Алиев С.М. История Ирана XX в. М., 2004.

8. Асадулаев К. Свержение династии Каджаров в Иране 1920-1925 гг. Душанбе, 1966.

9. Бертельс Е.Э. Персидский исторический роман XX в. // Бертельс Е.Э. Избранные труды. История литературы и культуры Ирана. М., 1988. С. 363-375.

10. Гистория Свейской войны [Поденная записка Петра Великого]: В 2 вып. Вып. М., 2004.

11. Кириллина С.А., Сафронова А.Л., Орлов В.В. Идея халифата в мусульманском мире (конец XIX - начало XX в.): вызовы и региональные отклики // Ислам в современном мире: внутригосударственный и международно-политический аспекты. Т. 14. 2018. № 3. С. 133-149.

12. Книга деяний Ардашира сына Папака. М., 1987.

13. Осетров В.П. Персидские партии (Письмо из Тегерана) // Новый Восток. 1922. № 1. С. 147-153.

14. Смирнов К.Н. Записки воспитателя персидского шаха 1907-1914 годы. Тель- Авив, 2002.

15. Чайкин К. Краткий очерк новейшей персидской литературы. М., 1928.

16. Abrahamian E. Iran between two revolutions. Princeton, 1982.

17. Ghani, Cirus. Iran and the rise of Reza Shah: from Qajar collapse to Pahlavi rule. L., 2000.

18. Grigor T. Recultivating “Good taste”: the early Pahlavi modernists and their society for national heritage // Iranian Studies. V. 37. 2004. № 1. P. 18-45.

19. Ishaque M. Modern Persian Poetry. Calcutta, 1943.

20. Tavakoli-Targhi M. Refashioning Iran. Orientalism, Occidentalism and Historiography. Oxford, 2001.

21. Dehkhoda, Ali-Akbar. Logatname [Dictionary]. Tehran, 1373 (1993/94). Dzh. 13, 14.

22. Makki H. Tarik-e bistsala-yeIran [The 20-year history of Iran]. Tehran, 1322 (1944). Dzh.1.

23. Naser al-Din Shah Qajar. Ruznama-ye safar-e avval be Farang [The Travel accounts of the first journey to Europe]. Bombay, 1254 (1876).

24. Naser al-Din Shah Qajar. Ruznama-ye safar-e dovvom be Farang [The Travel account of the fsecond journey to Europe]. Tehran, 1257 (1879).

25. Safar-nama-ye Reza-shah-e Pahlavi be Khuzestan wa Mazandaran [The Travel Account of Reza Shah Phalavi through Khuzestan and Mazandaran]. USA, 2007.

26. Eshqi Mirzada. Kolliyat-e mosawwar [The Complete Works with Illustrations], Tehran, 1350 (1981).

27. Aliev S.M. Istoriya Irana. XXv. [The History of Iran. XX c.] Moscow, 2004.

28. Asadulaev K. Sverzhenie dinastii Kadzharov v Irane 1920-1925 gg. [The Overthrow of Qajar Dynasty in Iran] Dushanbe, 1966.

29. Bertels E.E. Persidskij istoricheskij roman XX v. [The Persian Historical Novel]. Bertels E.E. Izbrannye trudy. Istoriya literatury i kul 'tury Irana [The Selected Works. The History of Iranian Literature and Culture]. Moscow, 1988, pp. 363-375.

30. Gistoriya Svejskoj vojny (Podennaya zapiska Petra Velikogo) [The History of the Swedish War (Everyday Notes of Peter the Great)]. Vyp. 1. Moscow, 2004.

31. Kirillina S.A., Safronova A.L., Orlov V.V. Ideya halifata v musul'manskom mire (konec XIX - nachalo XX v.): vyzovy i regional'nye otkliki (The Idea of Caliphate in the Muslim World) (late XIX - early XX c.). Islam v sovremennom mire: vnutrigosudarstvennyj i mezhdunarodno-politicheskij aspekty [Islam in the Modern World: the Domestic and International Aspects]. T. 14. 2018. № 3, pp. 133-149.

32. Kniga deyanij Ardashira synaPapaka [The Book of Deeds of Ardashir-i Pabagan]. Moscow, 1987.

33. Osetrov V.P. Persidskie partii (Pis'mo iz Tegerana) [Persian Parties. Letter from Tehran]. Novyj Vostok. 1922. № 1, pp. 147-153.

34. Smirnov K.N. Zapiski vospitatelyapersidskogo shaha.1907-1914 gody [The Notes of the Persian Shah's Upbringer. 1907-1914]. Tel'-Aviv, 2002.

35. Chajkin K. Kratkij ocherk novejshejpersidskoj literatury. [Short Essay on the New Persian Literature] Moscow, 1928.

36. Abrahamian E. Iran between two revolutions. Princeton, 1982.

37. Ghani, Cirus. Iran and the rise of Reza Shah: from Qajar collapse to Pahlavi rule. L., 2000.

38. Grigor T. Recultivating “Good taste”: the early Pahlavi modernists and their society for national heritage. Iranian Studies. V. 37. 2004. № 1, pp. 18-45.

39. Ishaque M. Modern Persian Poetry. Calcutta, 1943.

40. Tavakoli-Targhi M. Refashioning Iran. Orientalism, Occidentalism and Historiography. Oxford, 2001.

Abstract