Икона в мемуарах военной эмиграции русского зарубежья

Размещено на http://allbest.ru

Икона в мемуарах военной эмиграции русского зарубежья

Мартынов А.В.

В отечественной историографии религиозный фактор рассматривается, как правило, в специализированных работах, посвященных той или конфессии (межконфессиональному диалогу), или в культурологическом контексте воздействия Церкви на цивилизационное устройство. Вместе с тем религия, в случае ее укорененности в культурном дискурсе, в значительной степени определяет поведенческие особенности его членов, действуя зачастую на подсознательном уровне, что существенно затрудняет возможность проследить не только механизмы влияния, но и определить ее как основную (или одну из основных) причин того или иного поступка.

И Гражданская война, и последующие события воспринимались белогвардейцами не только как борьба за Россию, но и как религиозное испытание. Адмирал Александр Колчак, став Верховным правителем, писал о тяжелом «кресте власти», символика элитных «цветных» полков Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) содержала или изображение креста (алексеевский, дроздовский, марковский), или адамовой главы (корниловский), то есть христианского символа победы над смертью.

Христианская символика присутствовала и в наградах Белого движения, они стали существенно разнообразнее по сравнению с набором орденов и медалей Российской Империи. Знаки за Первый Кубанский (Ледяной) и Великий Сибирский походы имели изображения тернового венца. Были учреждены Крест За Степной поход, орден Святителя Николая Чудотворца. Возможно, поэтому поражение в Гражданской войне и последующая эмиграция при всем своем трагизме не воспринималась большей частью офицерства Белых армий как прекращение борьбы.

По справедливому замечанию современного историка Сергея Волкова, исход из Крыма был таким же отступлением, как отступление от Орла или из Северной Таврии Волков С.В. Русский корпус и военная эмиграция // Наша страна. Буэнос-Айрес, 3 сентября 2011.. Преобразование в 1924 году интернированной в Галлиполи, Лемносе, Чаталдже и французской базе ВМФ в Бизерте Русской армии в Русский общевоинский союз ставило целью сохранения основных кадров с тем, чтобы при первой же возможности возобновить борьбу по освобождению родины. Одновременно, таким образом, эмигрантами сохранялась и самоидентификация по отношению к культуре стран рассеяния. О религиозной составляющей белой борьбы размышляли как рядовые добровольцы (Сергей Мамонтов Походы и кони, Иван Лукаш Голое поле), так и руководители движения. Один из основателей Добровольческой армии генерал от инфантерии Михаил Алексеев, отправляясь в Первый Кубанский поход, писал: «Мы уходим в степи.

Можем вернуться только, если будет Милость Божия. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы» Приводивший слова генерала участник Кубанского похода общественный деятель князь Николай Львов писал: «В этих словах заключается весь смысл Кубанского похода и больше того -- всего белого движения. Ибо не в успехе, не в одних победах, а вот в этом зажженном светоче и заключалось наше предназначение». Львов Н.Н. Свет во тьме. Очерки Ледяного похода. Сидней: б. и., 1972. С. 19.. Более подробно христианский смысл движения сформулировали, философски обобщив, такие мыслители, как Антон Карташев (К оправданию Белой борьбы), Иван Ильин (Наши задачи) и Петр Струве (Белая вера и белая идея).

Важную роль в самоидентификации движения играли и иконы. В армии Верховного правителя адмирала Колчака был особо чтим чудотворный Абалакский образ Божией Матери. Среди наступавших на Москву частей Первого Добровольческого корпуса ВСЮР поклонялись чудотворно - му Курскому Коренному образу Божией Матери Знамение и чудотворному Озерянскому образу Божией Матери. На Севере, в Архангельске, белогвардейцы почитали Чудотворный Грузинский образ Божией Матери.

Отчасти подобное поклонение возникало случайно: Озерянская икона Божией Матери -- благословление добровольцам преосвященного епископа Феодора. Почитание преподобного Сергия Радонежского в Марковском полку и архангела Михаила в Дроздовском обусловлено тем, что они являлись небесными покровителями первых командиров соединений гене - рал-лейтенанта Сергея Маркова и генерал-майора Михаила Дроздовского.

Одновременно сражавшиеся на стороне белых казаки привнесли в движение свои святыни: чудотворный Донской образ Божией Матери, чудотворный Табынский образ Божией Матери (оренбуржцы). Символично, что чудотворный образ Божией Матери Державная был явлен в дни отречения от престола последнего Государя. Он же благословлял Земскую рать генерал-лейтенанта Михаила Дитерихса, предпринявшего в 1922 году попытку реставрации Дома Романовых, тем самым, «закольцовывая» собой историю Второй Русской смуты. Вместе с тем, несмотря на религиозный характер движения, в «белой» мемуарной литературе не так часто упоминаются иконы. Последнее обусловлено не столько насильственным разрушением официальной триады «православие, самодержавие, народность», которое, в частности, привело к республиканским течениям в армии, См. первоначальную редакцию гимна корниловцев: Мы былого не жалеем,/ Царь нам -- не кумир,/ Лишь одну мечту лелеем:/ Дать России мир. сколько подсознательным их восприятием как части того нравственного выбора, который они уже сделали, как что-то само собой разумеющееся, что арпоп не предполагает обязательной вербализации.

Так, например, в знаменитых пятитомных Очерках Русской смуты (1921-1926) командующего ВСЮР генерал-лейтенанта Антона Деникина иконы упоминаются всего три раза (дважды в контексте надругательств над ними большевиков и один -- в связи с «черными страницами» отечественной контрреволюции: грабежами и иными военными преступлениями).

В двухтомных Записках (1922-1923) его извечного оппонента, последнего белого главнокомандующего генерал-лейтенанта Петра Врангеля об иконах пишется пять раз. Трижды о благословлении Врангеля («Трогательная картина крепко врезалась в мою память») Аналогичный сюжет есть в воспоминаниях командующего белыми войсками Северной области генерал- лейтенанта Владимира Марушевского. Генерал вспоминал о благословлении его и супруги иконой святых Зосимы и Савватия настоятелем Соловецкого монастыря, который они посетили в июле 1919 года. Это единственное упоминание иконы в мемуарах командующего. Марушевский В.В. Белые в Архангельске // http://militera.lib.ru/memo/russian/marushevsky_w/13.html, один раз о помощи с эвакуацией чудотворной Кореневской иконы Божией Матери Вероятно, речь идет о Курской Коренной иконе Божией Матери, находившейся в Коренной Рождества Пресвятой Богородицы пустыни -- древнем монастыре, основанном в 1597 году на месте обретения чудотворной иконы..

Более подробно генерал повествует о чуде, произошедшем во время болезни, когда он заразился тяжелейшей формой сыпного тифа. «Через несколько дней Конец января - начало февраля 1919 г. по возвращении из поездки моей к Кизляру я вновь занемог...». Генерал Юзефович Генерал-лейтенант Яков Юзефович начальник штаба Кавказской армии, которой в тот период командовал Врангель. вызвал телеграммой из Крыма мою жену. Она нашла меня в положении очень тяжелом. Я с трудом узнал ее и через несколько часов после ее приезда впал в полное беспамятство. Положение мое все ухудшалось. На пятнадцатый день болезни оно стало почти без - надежным. Врачи отчаялись спасти меня. Профессор Юрьевич предупредил жену, что она должна быть готова к худшему. Генералу Юзефовичу доктора объявили, что едва ли я доживу до утра. Жена решила пригласить священника исповедовать и причастить меня.

В дом доставлена была пользовавшаяся большим почетом жителей Чудотворная икона Божьей Матери. Возможно, речь идет об иконе Божией Матери Всецарицы из Свято-Георгиевского женского монастыря. Я был без сознания, и исповедь могла быть только глухая. Однако во время исповеди я неожиданно пришел в себя, в полном сознании исповедывался и приобщился, но после причастия вновь впал в беспамятство. Отслужив молебен, батюшка ушел, а жена осталась у моего изголовья, ежечасно ожидая моей смерти.

Я беспрерывно бредил, вдруг начинал командовать, отдавать боевые распоряжения. Иногда бред становился совершенно бессвязным, и я бесконечно повторял одно какое-нибудь слово. К утру я окончательно изнемог. икона самоидентификация чудотворный белый

Неожиданно к вечеру шестнадцатого дня болезни температура стала падать, на семнадцатый день наступил кризис, и я был спасен» Врангель П.Н. Воспоминания в 2 томах. Т. 1. М., Терра, 1992. С. 191-192.. Петр Врангель, честно фиксируя факт чудесного исцеления после молебна перед чудотворной иконой Божией Матери, во время болезни, тем не менее, считал, что спасение наступило благодаря «исключительному уходу, которым был окружен и, главным образом, беззаветному самоотвержению жены, не отходившей от меня за все время моей болезни». Там же.Т. 1. С. 192.

Последнее никак не было связано с формальной религиозностью белого главкома. О том, что Врангель был глубоко верующим, вспоминали многие мемуаристы. Так, например, полковник Федор Елисеев, служивший сотником под началом Врангеля в составе Корниловского конного полка Кубанского войска и неоднозначно оценивавший генерал-лейтенанта, признавал, что Врангель с супругой, «заведовавшей санитарной летучкой», «часто посещают станичную церковь и ходят даже к всенощной службе. Мы же посещаем церковь очень редко. Казаки полка также, а почему -- не знаю» Елисеев Ф. И. С Корниловским конным // http://www.dk1868.ru/history/s_kom_konn5.htm..

Иначе воспринимал свой религиозный опыт генерал-майор Борис Штейфон. В 1918 году он возглавлял в Харькове подпольный центр по переброске офицеров во ВСЮР. В то время «нервная жизнь очень утомляла, и временами я переживал приступы душевной слабости. Однажды мне было совсем скверно. Надежные квартиры становились ненадежными, доклады были удручающими и я чувствовал большую усталость.

Зайдя к людям, где я рассчитывал найти приют, я никого не застал, квартира заперта. Мои нервы явно сдали. Вдруг раздался звон монастырского колокола. "Звонят ко Всенощной" -- мелькнуло в голове и неудержимо потянуло в церковь. Прошел пустынными улицами и вошел в монастырский храм.

Служил архимандрит, пел монастырский хор, молящихся не было. Только какая-то старушка стояла на коленях и усердно клала поклоны. Я забился в угол, но не мог молиться, лишь смотрел, не отрываясь, на чудотворный образ Озерянской Божьей Матери, ярко озаренный свечами и неугасимыми лампадами. Кругом был мрак и икона словно парила в воздухе. Благостный лик Богоматери кротко глядел на меня, и постепенно в душу нисходило умиротворение.

Я опустился на колени и стал горячо молиться. Не заметил, как окончилась служба. Произошло то чудо, о котором я просил: вновь почувствовал себя сильным духом, бодрым, верящим в свои силы. А затем, до конца моего пребывания в Харькове, меня не покидала удача. Царица Небесная не только хранила меня, но помогла мне спасти и сотни офицеров. Много лет прошло с тех пор, но память о той монастырской службе осталась неизгладимой» Штейфон Б. А. Харьковский Главный Центр Добровольческой Армии. 1918 г. // http://www.liveintemet.ru/users/chugulan/post172242146/.. Различный религиозный опыт, в данном случае связанный с иконопочитанием, был обусловлен не только особенностями психотипа мемуаристов или внешними обстоятельствами.

В данном случае важнее трагедии Гражданской войны выступает персоналитический аспект. Как и в таинстве Крещения, он всегда выступает как индивидуальный, личный акт. Спасение, данное через молитву, обращенную к иконе, -- это Божественное чудо.

Размещено на Allbest.ru