Почему де Томон? Кем был "главный архитектор" Санкт-Петербурга первого десятилетия XIX века, и почему именно он построил Биржу?

Размещено на http://www.allbest.ru/

Почему де Томон? Кем был «главный архитектор» Санкт-Петербурга первого десятилетия XIX века, и почему именно он построил Биржу?

И. Евтюхин

В статье процитированы не встречавшиеся ранее в библиографии источники, позволяющие раскрыть «тайну» происхождения Жана-Франсуа Тома де Томона, французского архитектора, построившего петербургскую Биржу -- центральный памятник в истории русской и европейской архитектуры первого десятилетия XIX века, а также сделана попытка назвать высокопоставленных покровителей де Томона в России, способствовавших реализации его грандиозного проекта.

Ключевые слова: русская и французская архитектура, биография Тома де Томона, петербургская Биржа, Шарль-Поль Ландон, Николай Петрович Румянцев.

Herein we quote unknown bibliographic references in an attempt to reveal the «mystery» of origin of the French architect Jean-Francois Thomas de Thomon, author of the St. Petersburg Exchange (key monument in the history of Russian and European architecture of the first decade of the XIX century) and to find those high-ranking patrons of de Thomon in Russia, who contributed to the realization of his ambitious project.

Key words: Russian and French architecture, biography of Jean- Franзois Thomas de Thomon, the Exchange of St. Petersburg, Charles-Paul Landon, Nikolay Rumiantsev.

томон архитектор биржа покровитель

Хорошо известно мнение, оставленное об архитектуре Петербурга в 1739 году графом Франческо Альгаротти, другом лорда Берлингтона и пропагандистом палладианской архитектуры: «Assai belle mostrano anco ra di essere le Fabbriche diPie- troburgo, [per] chi ha negli occhi i casamenti di Revel, e delle altre сШа di questo Settentrione. Ma il terreno su cui и fondata и basso, paludoso: l'immenso bosco, dov' ella siede, non и punto vivo, non gran cosa buoni sono i materiali di che ella и fabbricata; e i disegni delle fabbriche non sono ^ di un Inigo Jones, ^ di un Palladio. Regna qui una maniera di architettura bastarda tra la italiana, la Francese e la Olandese. Dominapero la Olandese» (Изрядно выглядят строения Петербурга для тех, у кого перед глазами сооружения Ревеля и других городов здешнего Севера. Однако заложен этот город в низине, среди болот и бескрайнего леса, имеющих вид неживой, материалы, из которых он построен, оставляют желать много лучшего, да и местным зодчим далеко до Иниго Джонса и до Палладио. Царит здесь архитектурный вкус весьма перемешанный [Альгаротти употребляет на самом деле более резкое выражение maniera di architettura bastarda], между итальянской, французской и голландской. Преобладает, однако, голландская)¹.

Семь десятилетий спустя, в 1814 году, некий хирург английского флота описывал архитектуру русской столицы совсем в других тонах: «Other capitals may be larger or richer, but in beauty none for a moment can come in competition with the Queen of the North. Hers is the triumph of Architecture (The style of building in the Russian Capital resembles that ofWaterloo Place, and throughout that city, very little inferior to it-in all the public works much superior). In this respect she not only is, but ever must be the first in Europe, or indeed in the world, because the plan and much of the execution were the work of one extraordinary man, whom no future sovereign, however superior in ability, can equal in the means of accomplishing his designs»².

В том же 1814 году, когда вышеупомянутый британский офицер пребывал в Санкт-Петербурге, в северной столице завершались последние работы по возведению одного из самых грандиозных и дорогих архитектурных сооружений во всей предшествовавшей истории города -- ансамбля новой Морской Биржи и прилегающего порта, спроектированного французским архитектором Тома де Томоном.

Строительство Биржи, начатое в 1805 году, положило начало созданию целой серии грандиозных архитектурных ансамблей, заново организовавших весь центр Петербурга в эпоху правления Александра I. Но именно Биржа Тома де Томона стала тем памятником, который открыл эту важную страницу в истории петербургской архитектуры и превратился в один из главных визуальных символов имперской столицы, определивших весь ее облик. Значение Биржи связано прежде всего с той ролью, которою выполняет здание в организации центрального пространства Петербурга.

Биржа, расположенная на Стрелке Васильевского острова, разделяющей Неву на два русла, доминирует в пространстве главного течения реки, объединяя Петропавловскую крепость на севере, Дворцовую набережную на юге и Стрелку Васильевского острова на западе в единую про-странственную систему. В то же время Биржа Тома де Томона представляет собой один из главных памятников так называемой французской Бумажной архитектуры последних десятилетий XVIII века, чья продукция в основном не получила реального строительного воплощения и сохранилась лишь в виде архитектурных проектов и рисунков. Биржа Тома де Томона, построенная, в свою очередь, вместо так и не завершенной по до конца не ясным причинам Биржи Джакомо Кваренги, объединила в себе черты целой серии нереализованных проектов, исполненных в основном студентами парижской Академии архитектуры в восьмидесятые годы XVIII века для конкурсов «Большой Римской Премии» См.: Грабарь И. Ранний Александровский классицизм и его французские источники // История русского искусства. Т. 3: Петербургская архитектура в ХАШи XIX веке. СПб., 1912; Perouse de Montclosj.M. Les prix de Rome. Concours de l'Acade'mie Royale d'architecture au XVIII sie'cle. Paris, Berger-Levrault, 1984; Rosenauh. The Engravings of the Grand Prix of the French Academy of Architecture // Architectural History. III. I960. P. 15-180..

Несмотря на то что фигура архитектора Жана-Франсуа Тома де Томона является столь значимой для истории русской и общеевропейской архитектуры, до сих пор не существует общепринятой подробной версии его биографии. Более того, при наличии трех полноценных монографий и большого числа статей, посвященных деятельности архитектора, у нас до сих пор нет ответа на два первостепенных вопроса, касающихся биографии архитектора: кто такой Тома де Томон? и каким образом де Томону -- французскому эмигранту с темной биографией и практически отсутствующим профессиональным портфолио, проведшему в России самое минимальное время, удалось заполучить самый престижный и важный заказ в Петербурге в первом десятилетии XIX века?

Начнем с первого вопроса. Если последние четырнадцать лет жизни архитектора, проведенные в России, хорошо документированы и изучены, то о сорока годах, предшествующих переезду Тома де Томона в Россию, проведенных во Франции, Италии и Австрии, до нас дошла весьма фрагментированная информация. В официальных документах Российской Империи биография Тома де Томона до момента приезда в Россию обычно следовала данным, представленным архитектором в момент зачисления в 1800 году на должность профессора оптики и перспективы в Императорскую Академию Художеств Ощепков Г.Д. Архитектор Томон: материалы к изучению творчества. М.: Изд-во Академии архитектуры СССР, 1950; Шуйский В.К. Тома де Томон. Л.: Лениздат, 1981; Шевченко В.Г. Произведения Тома де Томона. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2010.. Основная проблема исследования биографии архитектора состоит до сих пор в том, что вышеуказанные автобиографические данные оказались мистификацией. В соответствии с информацией, представленной Тома де Томоном российской бюрократии, он якобы родился в 1760 году в Берне, откуда его отец, завербовавшийся в Королевский Швейцарский полк на службу французского короля, перевез его в Париж. Те же данные говорят о том, что, будучи студентом парижской королевской Академии Архитектуры, Тома де Томон выиграл знаменитую Римскую премию и по возвращении из Италии получил место в королевской администрации и пост архитектора и инженера графа д'Артуа, а также инспектора королевских зданий в Фонтенбло.

Уже в начале ХХ века Игорь Грабарь, Евгений Баумгартен, Денни Рош и Кончетто Петтинато, безрезультатно изучив архивы Академии Архитектуры, Школы Мостов и Шоссе и других учреждений, пришли к выводу, что в Академии Архитектуры в Париже никогда не было студента по имени Тома де Томон⁶. Не были также найдены свидетельства о том, что де Томон выполнял обязанности инспектора королевских зданий в Фонтенбло, на самом деле в годы, названные архитектором, этот пост занимал николя-Мари Потен.

Только в восьмидесятые годы ХХ века, изучив регистры Академии Архитектуры и архивы Института Франции, французский исследователь с русскими корнями Борис Лосский выдвинул гипотезу о том, что таинственный Тома де Томон был на самом деле «Жаном-Франсуа Тома, сыном парижского мещанина, записанным в 1777 году в возрасте 18 лет в парижскую Академию Архитектуры на курс профессора Жульена-Да- вида Леруа» Лосский обнаружил запись «Jean-Franзois Thomas, nй а Paris, вgй de 18 ans, fils d'un bourgeois de Paris insc. en 1777» в списках студентов профессора Ле Руа в архивах Академии Архитектуры: Lossky B. Un architecte franзais en Russie а l'aube du XIX siиcle. J.F. Thomas, dit de Thomon, «Institut des йtudes slaves». Paris, 1985. P. 592.. Свою гипотезу Лосский основывал на хронологическом совпадении записи в дневнике французской художницы Виже Лебрен, сделанной в Вене в 1794 году, где был упомянут некий «Mr. Thomas, architecte» Vigйe-LEBRUNL. -E. Souvenir de Mme Vigйe-Lebrun. Paris: Albin Michel, 1926. P. 313, 370., с официальным контрактом, подписанным архитектором «Mr. Thomas de Thomon» с князем Николаем Эстергази в том же 1794 году, обнаруженным в 50-е годы ХХ века венгерским исследователем Валько Valkoa. Donne'es concernant l'activite' de l'architecte Thomon en Hongrie. «Acta Historia Artium». IV. 1957. P. 363-367.. Основываясь на этой гипотезе, Лосский в двух относительно коротких, но крайне информативных статьях Lossky B. Un architecte franзais en Russie а l'aube du XIX siиcle. J.F. Thomas, dit de Thomon, «Institut des йtudes slaves». Paris, 1985; Lossky B. Formation artistique et premiиres йtapes de la carriиre de l'architecte J.F. Thomas, dit de Thomon, «Bulletin de la Societe de l'Histoire de l'Art francais». Parigi, 1988. P. 81-87. попытался собрать все данные, известные о вышеупомянутом Жане-Франсуа Тома и Тома де Томоне, касающиеся его жизни во Франции, Италии и Австрии вплоть до переезда в Россию.

Исследования Лосского, хоть и крайне информативны, не располагают прямыми доказательствами того факта, что вышеупомянутые «г-н Тома, архитектор» и «г-н Тома де Томон» являются одним и тем же человеком. наши попытки найти таковые доказательства принесли некоторые результаты.

Рассматривая библиографию, посвященную де Томону, необходимо отметить, что французская архитектурная критика начала XIX века до сих пор в большой степени ускользала от внимания исследователей. надо сказать, что, несмотря на войны России против Наполеона, деятельность Тома де Томона в Петербурге была хорошо известна на его родине. Более того, в многочисленных статьях и трактатах первых двух десятилетий XIX века произведения архитектора рассматриваются в качестве образцовых памятников современной французской архитектурной школы. Наибольший интерес для нас представляет серия из четырех статей, опубликованных известным критиком, историком искусства и художником Шарлем-Полом Ландоном в 18021806 годах в его журналах «Nouvelles des arts, peinture, sculpture, architecture et gravure» и «Annales du Musйe et de l'Йcole moderne des Beaux-Arts», которые содержат важные сведения как о работах Тома де Томона, так и о его происхождении. Уже в первой публикации, появившейся в 1802 году, спустя три года после окончательного переезда де Томона в Россию и немедленно после решения императора Александра I доверить де Томону перестройку Большого Каменного театра Ландон пишет:

«On vient de construire une nouvelle salle de spectacle а Saint- Pйtersbourg, trиs-magnifiquement dйcorйe, sur les dessins de M. de Thomon, architecte de l' empereur, que l' on annonce avoir йtй premier architecte du ci-devant comte d'Artois. Comme nous n' avons connu en France d'Artiste dйcorй de ce titre que feu Boullйe , et ensuite le cit. Bellanger, nous avonspris quelques informations а ce sujet, dont le rйsultat est que M. de Thomon йtait connu а Paris avant la rйvolution sous le nom de Thomas; que c' est sous ce nom qu' il a remportй le grandprix, et que par consйquent il a donnй des preuves de talent ; qu' il dessine le genre pittoresque et le paysage avec une grande facilitй ; qu' en effet il a pu кtre attachй au comte d'Artois en pays йtrangers, et qu' il jouit maintenant en Russie de la considйration que donnent les talens dans tous les pays civilisйs» Charles-PaulLandon. Nouvelles des arts, peinture, sculpture, architec ture et gravure. 1802. II. Paris: L'imprimerie de Migneret. P. 79.. (В Санкт-Петербурге начинается строительство нового театрального зала с великолепным декором по проекту императорского архитектора г-на де Томона, которого считают первым архитектором графа д'Артуа. В связи с тем что мы не встречали во Франции имени этого мастера среди архитекторов, носивших данный титул, -- ими были Булле, а затем гр. Белланже, мы навели справки по данному поводу, выяснив в результате, что г-н де Томон был известен в Париже до революции под именем Тома, что под этим именем он выиграл Большую премию и впоследствии многократно доказывал силу своего таланта; что он с большим умением и легкостью рисует в живописном и пейзажном жанре; что он действительно был приближен к графу д'Артуа в зарубежных странах и что сейчас он добился в России признания, которое во всех цивилизованных странах приносит талант.)

Процитированный отрывок можно рассматривать как прямое доказательство гипотезы Лосского. Нельзя не упомянуть и о другом документе, подтверждающем достоверность этой гипотезы. В коллекции Замка Сфорца в Турине среди бумаг, принадлежавших архитектору Джакомо Кваренги, есть рисунок, изображающий проект Виллы в парке. Рисунок совершенно очевидно не принадлежит руке Кваренги, но имеет любопытную подпись итальянского архитектора «Projet de Mr. Tomon autrement Thomas dessinateur»¹² (проект г-на Томона или же Тома, рисовальщика). Кваренги, благодаря своим римским знакомствам, мог быть осведомленным о происхождении де Томона, проведшего в Риме как минимум четыре года во второй половине восьмидесятых годов и приобретшего там определенную известность в качестве способного художника- пейзажиста. Мнение о Тома де Томоне, скорее как о художнике, чем об архитекторе, или даже как о парвеню, который благодаря своей ловкости смог обойти великого Кваренги в борьбе за внимание императора Александра I, разделялось, по-видимому, большинством представителей итальянской колонии в Петербурге. Оно заметно, например, в некрологе Тома де Томона, опубликованном Антонио Франческа Спада: «Cet artistes, ingйnieux et plein de goыt, passionй pour les Beaus-Arts dans tous les genres, dessinait avec une facilitй extrкme les sites plus brillans [...]. Plus habile Dessinateur que profond Architecte, il a laissй cependant des titres quiprouvent sont talentpour l' architecture» (этот художник, изобретательный и с отличным вкусом к Изящным Искусствам во всех его жанрах, рисовал с величайшей легкостью самые великолепные виды... Более одаренный Рисовальщик, чем серьезный Архитектор, он все же оставил произведения, доказывающие и его архитектурный талант).

Еще большее распространение это негативное мнение получило уже в начале ХХ века, после того как Игорь Грабарь обнаружил сходство первого проекта петербургской Биржи с конкурсными проектами Римских Премий, поданными Бернаром и Тардье, а также нашел проекты, выполненные Собром и Муаттом, выдававшиеся де Томоном в России за свои. Надо сказать, что в глазах своих французских современников де Томон никогда не имел этой славы компилятора, наоборот, он являлся для них предметом гордости, что мы видим хотя бы в публикации 1806 года (всего через несколько месяцев после Аустерлица!) все того же Шарля Поля Ландона в журнале Nou-velles des arts, посвященной строительству петербургской Биржи: «Notre France peut aussi s' enorgueillir d'avoir formй dans son йcole l' architecte dont le gйnie et les talens doivent embellir chaque annйe, par de nouvelles productions, une des plus grandes et des plus superbes villes de l' univers»¹³ (наша Франция может гордиться тем, что воспитала в своей школе архитектора, чей гений и таланты ежегодно украшают новыми произведениями один из величайших и великолепнейших городов Вселенной).

При ответе на второй вопрос -- каким образом французскому эмигранту с весьма запутанной биографией и практически отсутствующим профессиональным портфолио, проведшему в России самое минимальное время, удалось заполучить самый престижный и важный заказ в Петербурге в первом десятилетии XIX века -- следует обратить внимание на то, что связи, знакомства, покровители и заказчики Тома де Томона, их положение при дворе и в административной иерархии Российской Империи, их влияние на императора и схожие вопросы до сих пор оставались в основном вне внимания исследователей. Кроме Морской Биржи среди других крупных строек в Петербурге в первом десятилетии XIX века в первую очередь необходимо назвать возведение Казанского Собора, ведшееся по проекту Андрея Воронихина. Эта грандиозная стройка во многом обязана своим осуществлением президенту Академии художеств Александру Сергеевичу Строганову, оказывавшему систематическую поддержку как самому архитектору Воронихину, так и непосредственно финансировавшему часть работ по сооружению собора. Было бы логично предположить, что и Тома де Томон, проектируя и строя Морскую Биржу в Санкт-Петербурге, пользовался поддержкой некой влиятельной фигуры.

С полной уверенностью можно говорить, что в случае с французским архитектором таким человеком был граф Николай Петрович Румянцев (известный в западноевропейской историографии как Romanzoff, Roumianzoff, Romanzow и т. д.). Более того, вся биография и карьера Тома де Томона в России, как нам кажется, непосредственно связаны с этой весьма значительной фигурой. Вызывает определенное недоумение тот факт, что это имя до сих пор не привлекало внимания исследователей, в то время как сам архитектор пишет в своей книге 1806 года, что строительство и Морской Биржи, и зданий грандиозного складского комплекса Сального Буяна велись в соответствии с указаниями именно министра коммерции Николая Румянцева («sous le ordres de Son Exc. Mr. le Comte Nicolas de Romanzow, Ministre de Commerce ect»)¹⁴.

Граф Николай Петрович Румянцев (1754-1826), сын победоносного фельдмаршала Петра Александровича Румян- цева-Задунайского и его жены Екатерины Михайловны, урожденной Голицыной, был одним из самых важных политических деятелей в первом десятилетии XIX века в годы, предшествующие вторжению Наполеона в пределы Российской Империи. Николай Румянцев, в шутку прозванный императрицей Екатериной «Святым Николаем», по мнению многих современников, таких, например, как американский посол и будущий президент США Джон Куинси Адамс, был самым влиятельным человеком в Российской Империи. Более точным определением Румянцева могло бы быть -- «Мастер на все руки на императорской службе». Сам император Александр свидетельствовал: «Нет такого дела, которое я мог бы доверить Николаю Петровичу Румянцеву, без полной уверенности, что оно будет исполнено совершенно». Против воли отца Николой Румянцев уже в юности предпочел военной карьере дипломатическую, и в 1782 году по протекции князя Безбородко был назначен уполномоченным министром (послом) российского правительства во Франкфурте. Основной задачей Румянцева в то время было «поддерживать геополитический баланс» между Пруссией и Австрией в рейнских германских княжествах. Энергия, с которой Николай Петрович защищал русские интересы, вскоре создала ему репутацию тяжелого и неотступного человека, а прусский король Фридрих II даже называл его в сердцах «бешенным дьяволом».

После французской революции и бегства братьев короля Людовика XVI графа д'Артуа и герцога Прованского за границу графу Румянцеву было поручено представлять российские интересы при их дворе в германском Кобленце. Благодаря усилиям Румянцева из двух противоборствующих центров Thomas de Thomon. Recueil des plans et faзades des principaux monuments construits a Saint-Pйtersbourg et dans les diffйrentes provinces de l'Empire de Russie. Saint-Pйtersbourg, Pluchart, 1806. Charles Francis Adams. Memoirs of John Quincy Adams, comprising Portions of his Diary from 1795 to 1848. Philadelphia: J.B. Lippincott & Co. 1874. Vol. II. P.471-476. французских монархистов -- первого, сформировавшегося вокруг королевской семьи и графа Бретойя, и второго -- вокруг королевских братьев, российское правительство стойко держало сторону Кобленца. Екатерина систематически оказывала последним финансовую поддержку, но, несмотря на многочисленные просьбы, никогда не оказывала помощи непосредственно военной.

В 1792 году Румянцев в качестве наблюдателя принимал участие в попытке интервенции, предпринятой прусским королем, австрийским императором и контрреволюционной французской аристократией, но присоединился к армии уже после того, как войска интервентов были разбиты при Вальми. В январе 1793 года после казни Людовика XVI герцог Прованский был официально признан русским правительством ре- гентом-преемником казненного короля, после чего в 1793 году граф Румянцев устроил поездку в Петербург графа д'Артуа. В 1794 году после отъезда графа Прованского в Испанию, а графа д'Артуа сперва в Англию, а затем в Митаву, миссия в Кобленце была ликвидирована, Румянцев вернулся во Франкфурт, откуда в 1796 году уехал в Петербург. За двенадцать лет, проведенных за рубежом, граф Николай Румянцев был также «хедхантером» Российской Империи. По его рекомендации на русскую службу было нанято множество иностранных специалистов, в первую очередь технических. Еще более важным для будущей политической карьеры Румянцева послужил тот факт, что именно ему было поручен поиск кандидаток в невесты великих князей Александра и Константина.

Интересно, что архитектор Тома де Томон вплоть до начала 1802 года (до момента, когда он официально стал придворным архитектором Александра I), несмотря на почти три года, уже проведенных в России, часто подписывал свои работы как «инженер-архитектор короля Людовика и его брата графа д'Артуа», «архитектор и художник его Высочества графа д'Артуа», «архитектор господина брата Короля графа д'Артуа» и т. д. Следует упомянуть также известные гравюры Тома де Томона, хранящиеся в коллекции Эрмитажа и Британского музея, с посвящениями графу д'Артуа, его брату королю в изгнании Людовику XVIII, герцогу Полиньяку, выполнявшему обязанности посланника вышеупомянутых братьев короля Людовика XVI в Вене. Совершенно очевидно, что многократно упомянутый граф д'Артуа покровительствовал архитектору и возможно даже, как предполагает Борис Лосский, подарил ему дворянский титул «де Томон».

Обеспечить Тома де Томона архитектурными заказами граф-изгнанник не мог, но зато д'Артуа мог способствовать перспективным знакомствам архитектора с представителями высшей европейской и русской аристократии. В течение трех революционных лет с июля 1789-го до лета 1792 года мы почти не имеем документальных свидетельств о жизни архитектора.

Три десятилетия назад Валерий Шуйский, работая с документами в Русском музее, установил, что в это время архитектор участвовал в реконструкции замка Ланьцут, ныне расположенного в Южной Польше Шуйский В.К. Тома де Томон. С. 7.. Замок принадлежал семье Любомирских, родственников князей Эстергази. Неизвестно, участвовал ли де Томон вместе с французскими принцами и Николаем Румянцевым в провалившейся попытке Реставрации во Франции осенью того же 1792 года, но этот вариант полностью исключать нельзя. О двух следующих годах жизни архитектора мы не имеем свидетельств и обнаруживаем его в Вене в 1794 году на службе у князя Николая Эстергази, о чем свидетельствует контракт, заключенный в ноябре этого года, обнаруженный венгерским исследователем Валько в 50-е годы XX века.

На службе у Эстергази де Томон проводит четыре года, но, неудовлетворенный отсутствием заказов со стороны князя, принимает решение отправиться в Россию. С обстоятельствами переезда де Томона в Россию существует определенная путаница. Бытует мнение, что ему способствовал русский посол в Вене граф Дмитрий Михайлович Голицын, рекомендовавший архитектора своему двоюродному брату Александру Михайловичу Голицыну, весьма знатному и богатому аристократу.

Эта версия не выдерживает критики, так как посол Дмитрий Голицын умер за четыре года до отъезда Тома де Томона, а контракт с первым русским заказчиком был заключен Тома де Томоном в январе 1799 года не с Александром Голицыным, а с его племянником Алексеем Андреевичем Голицыным, кузеном графа Николая Петровича Румянцева. Нам кажется гораздо более вероятным, что именно граф Румянцев, русский посланник при французских принцах в изгнании и покровителях нашего героя -- графе д'Артуа и герцоге Прованском, был человеком, сыгравшим решающую роль в жизни Тома де Томона. Скорее всего, именно Румянцев способствовал переезду архитектора в смоленское имение князя Алексея Голицына.

Недавние исследования Чекмарева показывают, что, несмотря на скорую смерть князя Алексея Голицына Чекмарев А. Забытые храмы Гжатской вотчины князей Голицыных // Русская Усадьба. 2004. Вып. 10 (26). С. 483-490., последовавшую 30 марта 1800 года, со временем пребывания в его имении Тома де Томона совпадает строительство усадебного дворца в селе Алексиановка и церкви в селе Пречистое, причем если авторство де Томона в проектировании дворца остается пока под сомнением -- в связи с отсутствием документов, его подтверждающих, -- то Спасская церковь в Пречистом является несомненной его работой.

После смерти Голицына де Томон сразу же отправляется в Петербург, где вскоре получает место профессора оптики и перспективы в Академии Художеств. Через короткое время в Петербурге оказывается и граф Николай Румянцев, впавший в немилость в последний год правления Павла I, но немедленно вызванный в столицу взошедшим на трон в 1801 году Александром I. Весной 1801 года сразу после восшествия не престол юного императора граф николай Румянцев был назначен сенатором с поручением возглавить пост главного директора Водных Коммуникаций.

В следующем, 1802 году, с учреждением министерств, Румянцев получает пост министра коммерции. Занимая вышеназванные должности, граф Румянцев начинает отвечать за обширнейшую область национальной торговли, транспорта и промышленности. В самое короткое время Румянцеву удается провести в протекционистском духе обширную программу законодательных и организационных реформ в области внешней и внутренней торговли, способствовавшую росту экспорта и таможенных сборов в России более чем на треть.

По приказу Румянцева при Министерстве Коммерции впервые был учрежден Департамент статистики, выпускавший периодические «Коммерческие бюллетени и Сводки о внешней торговли России», чьи данные были синтезированы в известной докладной записке графа Румянцева на имя Александра I, называвшейся «О Разуме Тарифа», в которой министр коммерции, опираясь на новейшие экономические теории, доказывал необходимость защиты и развития внутреннего рынка путем продуманного налогового регулирования, поощрения национальной промышленности, завоевания новых зарубежных рынков и существенных вложений в развитие транспортной системы, а именно каналов и морских портов Молчанов В.Ф. Государственный канцлер России Н.П. Румянцев. М.: Пашков Дом, 2004. С. 514..

Предложения графа были одобрены Александром и во многом реализованы. Под руководством николая Румянцева в качестве директора Водных Коммуникаций была реализована грандиозная программа развития речного и морского транспорта. На Черном и Азовском морях стараниями сподвижника Румянцева и их общего знакомого с Тома де Томоном губернатора Новороссии Армана-Луи Ришелье были основаны или перестроены порты Таганрога, Херсона, Феодосии, но в первую очередь -- Одессы. Кроме этого, усилиями Румянцева были построены заново либо реконструированы более 20 обширных систем каналов по всей Империи, самой грандиозной из которых стала так называемая Мариинская система, связавшая в 1810 году Санкт-Петербург с бассейном Волги, Каспийским морем и уральскими заводами. Интересно, что Институт Инженеров Путей Сообщения, где преподавал Тома де Томон, был основан Августином Бетанкуром также по поручению Румянцева. С помощью Мариинской системы стало осуществляться более 70 процентов всего российского экспорта, а расходы на доставку товаров из провинции в Петербург уменьшились более чем на треть. Очевидно, что строительство новой петербургской Биржи, подлинного «Храма Коммерции» нельзя рассматривать в отрыве от этой грандиозной программы, осуществленной стараниями Николая Румянцева.

Нельзя вкратце не упомянуть, что одно из предприятий Румянцева все-таки потерпело полный крах. В 1807 году после заключения Тильзитского мира и несмотря на жалобы графа на плохое здоровье и перегруженность делами, он был назначен министром иностранных дел. Все его усилия с этого момента были посвящены одной цели -- избежать новой войны с Наполеоном. Более того, именно в союзе с объединенной Наполеоном континентальной Европой Румянцев видел залог будущего процветания и величия России. С его точки зрения, настоящим конкурентом и противником России была только одна держава -- Британская Империя, стремительно превращавшаяся в то время в империю мировую.

Известно высказывание Румянцева: «Пусть лучше прекратится на десять лет вся мировая торговля, чем она навсегда окажется в руках у англичан». Избежать войны и укрепить русско-французский союз Румянцев стремился самым надежным способом, а именно -- династическим союзом (как известно, он был одним из главных сторонников брака сестры Александра Екатерины Павловны с Наполеоном). Из этой затеи, однако, ничего не вышло. Наполеоновская Великая Армия вторглась в июне 1812 года в российские пределы, а лагерь русских пацифистов-бонапартистов рухнул, обвиняемый общественным мнением в предательстве. Летом 1812 года у Румянцева случился инсульт, он на время потерял зрение и слух, оставил государственные дела и запросил отставки, которую получил, однако, только два года спустя. Уйдя с государственной службы, Румянцев полностью посвятил себе делу, снискавшему ему наибольшую известность, а именно -- сбору, исследованию и публикации исторических документов и произведений искусства во всей Российской Империи. Коллекции и библиотека Румянцевского музея, как известно, впоследствии легли в основу нынешней Государственной Библиотеки и Пушкинского музея в Москве.

Важно отметить, что появление первого проекта новой Морской Биржи Тома де Томона и представление его императору точно совпадает хронологически с назначением графа Румянцева сенатором с поручением возглавить пост директора Водяных Коммуникаций в 1801 году. В это время комплекс порта Петербурга, расположенный на северо-восточной оконечности Васильевского острова с недостроенной Биржей Джакомо Кваренги и случайными зданиями, беспорядочно расположенными вокруг, представлял из себя живой символ беспорядка, царящего в сфере внешней торговли Российской Империи. Проектированием петербургской Биржи Кваренги занялся менее чем через год после своего приезда в Россию в 1779 году, а возведение Биржи Кваренги началось в 1784 году и продолжалось три года, пока все казенное строительство в столице не было временно приостановлено в связи с очередной русско-турецкой войной.

Здание было выстроено на две трети высоты, однако строительство его так больше никогда и не возобновилось. В 1801 году по поручению Правительствующего Сената граф Николай Румянцев организовал инспекцию недостроенного здания Кваренги, которое было признано «весьма крепким и пригодным для завершения строительства». Двумя годами позднее после еще одной инспекции уже министр Коммерции Николай Румянцев представил Императору докладную записку, содержащую смету для завершения строительства здания Кваренги, равную 172 000 рублей.

В этой же записке Румянцев упоминал о существовании двух проектов, подготовленных для Биржи архитектором Тома де Томоном, первый из которых предполагал частичное использование Биржи Кваренги и смету в миллион рублей, а второй -- полный снос здания Кваренги и в два раза большие расходы. В феврале 1804 года, после обсуждения проектов де Томона в Совете Академии Художеств, наиболее затратный вариант Биржи был утвержден Александром I, строительство здания началось годом позже и полностью завершилось уже после смерти архитектора в марте 1816 года. Несмотря на то что окончательный выбор между конкурирующими проектами де Томона и Кваренги был сделан именно Императором Александром, роль Румянцева, не пожелавшего просто довести до конца строительство Биржи итальянского архитектора, но систематически продвигавшего проект де Томона, имеет не меньшее значение.

Хотя пока не найдена возможная переписка между Тома де Томоном и Николаем Петровичем Румянцевым, совершенно очевидно, что отношения между ними были достаточно тесными. Несмотря на существование обильной библиографии, посвященной политико-административной, дипломатической и меценатской деятельности Румянцева, до сих пор не существует исследований, посвященных его роли в истории русской архитектуры начала XIX века. Среди частных архитектурных заказов Николая Румянцева нужно назвать дворец Румянцева на Английской набережной, превращенной по его завещанию в знаменитый «Музей». Дворец был построен учеником де Томона Иваном Глинкой в 1824 году. Кроме этого, необходимо также назвать здания Собора и Виллы, построенных в Гомеле архитекторами Иваном Дьячковым и Джоном Кларком тоже после смерти Тома де Томона и отставки Румянцева, последовавших в 1813-1814 годах. Единственным известным заказом, выполненным Тома де Томоном по поручению графа, должен считаться надгробный памятник отцу Николая Петровича, фельдмаршалу Петру Александровичу Румянцеву-Задунай- скому, установленный в Успенском соборе Киево-Печерской лавры в 1806 году. Эскиз проекта памятника хранится в Музее архитектуры имени Щусева в Москве, сам памятник был разрушен в 1943 году вместе с Успенским собором во время фашисткой оккупации, однако в музее лавры сохранился барельеф, выполненный скульптором Иваном Мартосом по проекту де Томона.

Размещено на Allbest.ru