Динамика урбанизационных процессов в средневековых государствах Дальнего Востока

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Динамика урбанизационных процессов в средневековых государствах Дальнего Востока

Николай Николаевич Крадин

Аннотация

Статья посвящена изучению урбанизации в государствах и империях Дальнего Востока - Бохай (698-926), Ляо (907-11125), Чин (115-1234), Юань (1206-1238). Было установлено, что истоки урбанизации формируются у мохэ, но настоящие города появляются в государстве Бохай, а затем градостроительные практики получают развитие в империях киданей, чжурчжэней и монголов. Рассмотрены разные особенности региональной урбанизации - система пяти столиц, наличие больших пространств для сезонного размещения двора, особенности фортификации у чжурчжэней, города без стен у монголов и др.

В целом городская фортификация и монументальная архитектура символизировали идеологическое господство, являлись своеобразным фокусом привлечения больших потоков людей.

Ключевые слова: мохэ, Бохай, Ляо, Цзинь, Юань, кидани, чжурчжэни, монголы, политогенез, город, урбанизация, кочевники

Kradin Nikolay N.

Введение

Появление городов - одна из самых драматических страниц человеческой истории. Как сказал в свое время Л. Мамфорд, «происхождение города туманно, большая часть его погребена или стерта без возможности восстановления, а будущие перспективы трудно оценить» (МишЮМ 1961: 3). Однако, несмотря на все проблемы, появление городов достаточно определенно связывается с формированием так называемых сложных (комплексных) обществ и государственности.

Этот тезис был сформулирован еще Г. Чайлдом в его знаменитой работе о «городской революции». В этой работе, которая является едвали не самой цитируемой статьей по археологии, были выделены 10 археологических признаков сложного общества уровня государственности. Среди них появление городских центров; возникновение классов, занятых вне производства пищи (ремесленники, торговцы, жрецы, чиновники и пр.) и живущие в городах; значительный прибавочный продукт, изымаемый элитой; наличие монументальных культовых, дворцовых и общественных сооружений; обособление правящих групп, наличие фиксируемой в археологических источниках резкой социальной стратификации; появление письменности и зачатков математики; развитие изысканного художественного стиля; появление торговли на дальние расстояния; образование государства; взимание налогов или дани (Childe 1950).

Несмотря на то что в названии статьи был сделан акцент на революционной роли городов в ранней истории, фактически Чайлд имел в виду более широкий контекст - происхождение государственности и классов. Вместе с тем модель «городской революции» и выделенные признаки оказали огромное влияние на все последующие дискуссии о происхождении государства (Smith 2009: 22).

Совершенно очевидно, что урбанизм - это нечто гораздо большее, чем просто придаток к концепции государства (Cowgill 2004: 526). Характер соотношения между урбанизацией и динамикой политогенеза был предметом изучения многих исследователей (Adams 1966; Blanton 1982; Algaze 2008; Marcus, Sabloff 2008). К настоящему времени написано просто бесчисленное количество книг и статей, в которых обсуждается проблематика происхождения и ранних этапов урбанизации (см., например: Ucko, Dimbleby, Tringham 1970; Nichols, Charlton 1997; Hansen 2000; Cowgill 2004; Marcus, Sabloff 2008 и др.).

В настоящее время в мировой науке особенную значимость приобретают сравнительные исследования, которые должны обеспечить рост нового качественного знания посредством сопоставления и анализа различных явлений между собой. В этой и последующих статьях вводятся в научный оборот и анализируются данные об урбанизации в средневековых государствах и империях Дальнего Востока. Эти данные представляют большой интерес в плане сопоставления с данными об урбанизационных процессах в древних и средневековых обществах других регионов.

Причем понятие Дальний Восток мы трактуем в узком значении - как крайнюю восточную часть современной России и примыкающие к ней Северо-Восточный Китай, Корейский полуостров и Японию. Здесь в Средние века существовали четыре государства, три из которых стопроцентно подходят под признаки империи (таблица) - государства Бохай (698-926), Ляо (907-1125), Цзинь (1115-1234) и Юань (12061368). Данные государства существовали примерно на одной территории (с расширением каждого следующего из них за счет включения новых территорий) и сменяли друг друга в соответствии с «принципом домино»: каждое последующее завоевывало предыдущее. Помимо этого, все вышеперечисленные государства располагались на периферии восточноазиатской мир-системы. При этом центры политогенеза бо- хайского и чжурчжэньского государств находились в природной зоне лесов и тайги Дальнего Востока. Создание Монгольской империи проходило в аридной степной зоне. Ареалы этнополитической активности киданей локализуются в степи ближе к границе степи и леса.

Средневековые империи Дальнего Востока

Территорией обитания киданей были Внутренняя Монголия и примыкавшие к ней районы Манчжурии. Их историческая прародина - долины рек Шара-Мурэн и верховья Ляохэ. Первые упоминания о кида- нях в китайских летописях относятся к IV в. Этнически кидани связаны с дунху, сяньби, ухуанями и другими монголоязычными народами. Основу их хозяйства этого времени составляло кочевое скотоводство. Расцвет киданей пришелся на X-XI вв., когда они создали могущественную империю Ляо (907-1125). Они подчинили Бохай и захватили значительную часть территории Северного Китая. Еще до провозглашения империи они захватили 9 городов и 95 тыс. пленников, чтобы их население обеспечивало номадов продукцией земледелия и ремесла. Они также стали строить свои города, чтобы придать династии легитимный внешнеполитический статус (Lin 2009: 53).

С. Джагчид разделил киданьские города на четыре группы: столицы, резиденции элиты, центры ремесла и торговли, приграничные крепости (Jagchid 1981). Как и в Бохае, в империи Ляо существовала система пяти столиц. Четыре из пяти располагались на завоеванных землях. Местонахождение Верхней столицы было выбрано между р. Шара-Мурэн и отрогами Хингана в районе современного города Линьдун. Считается, что это было обусловлено значимостью данных территорий с точки зрения имперской идентичности или «этногенетической памяти» киданей (Lin 2011: 228). Город состоял из двух частей подпрямоугольной формы, разделенных рекой, - императорского города (Хуанчэн) и так называемого китайского города (Ханьчэн). Фактически кидани стали использовать пространственную сегрегацию с целью искусственного разделения разных социальных и этнических групп (Lin 2009: 128). Образно можно сказать, что стены и ворота города поддерживали кидань- скую идентичность и не давали номадам растворяться среди завоеванного населения.

Киданьские города являлись центрами ремесленного производства. В городах также проживало земледельческое население, что подтверждается находками всевозможных сельскохозяйственных орудий, наличием полей и каналов в окрестностях городищ (Крадин, Ивлиев 2014: 128-136). Совершенно очевидно, что ведущую роль в росте и развитии киданьских городов сыграло помещенное в них киданями земледельческое население - пленные и беглые китайцы и переселенные бохайцы. Они, видимо, составили основную массу земледельческого и ремесленного населения ляоских городов и посадов.

В Китайском городе помимо офисов различных ведомств и храмов, согласно описанию одного китайского путешественника, «можно найти ремесленников, изготовляющих шелковые ткани, чиновников, ученых, специалистов по оккультизму, школы, спортивные состязания, конфуцианцев, буддистов, даосов и многих других из Срединного государства» (Chavannes 1897: 399). В юго-восточной части города находилось подворье уйгурских купцов, в юго-западной части - подворье Тунвэнь для иностранных дипломатов и подворье Линьхуан для послов из государства Ся.

На выбор местоположения городов огромное влияние оказывали как стремление придать имперский статус территориям исконного проживания кочевников киданей, конструкты «этногенетической памяти», так и решения, навязанные бюрократией, а также личные амбиции правителей и их окружения. Пространство городской среды организовывалось как в соответствии с общепринятыми градостроительными канонами, так и с учетом локальных особенностей и нововведений. То же самое можно сказать в отношении технологии строительства фортификационных сооружений и зданий, жилищ различных категорий населения. Городские стены и башни воплощали территориальный контроль имперской элиты над подчиненной территорией. Важное место имело создание сакральных мест, связанных с политической властью и религиозным господством. Пагоды и храмы торжественно возвышались над стенами и хижинами простых масс. Они символизировали идеологическое доминирование, служили своеобразными фокусами притяжения больших потоков людей. Дворцовые и административные здания демонстрировали политическое превосходство элиты и легитимизировали сформировавшийся политический порядок. Не менее важное значение имела пространственная сегрегация городского ландшафта, которая, с одной стороны, отсекала простых жителей от мест пребывания элиты и, с другой стороны, служила маркером этнической стратификации, подчеркивала неравенство между разными группами завоевателей и различными категориями завоеванных.

С традиционной точки зрения, город должен отличаться замкнутой, компактной планировкой различных типов строений 1938: 8). Кидани были кочевниками и поэтому привнесли собственное понимание того, как должна быть организована архитектурная среда. Они переформатировали представления о внутригородском пространстве таким образом, чтобы город стал для номадов реальным домом, местом, похожим на любимую и бескрайнюю степь. Именно поэтому в столичных городах, да и не только в них, имеются достаточно большие пространства, на которых не было произведено никаких масштабных строительных работ. Здесь можно было быстро и без проблем разбить огромный кочевой лагерь, чтобы через определенный промежуток времени снова отправиться в путь. На протяжении всей истории династии Ляо императорский двор в значительной степени оставался кочевым и перемещался в соответствии с сезонными перекочевками двора. Основные политические решения всегда принимались в юртах (Крадин, Ивлиев 2014: 72-74).

Империя Цзинь (1115-1234)

В качестве регионального гегемона киданей сменили чжурчжэни (потомки амурских мохэ). Они расселялись на территории Северной Маньчжурии, Приморья и Приамурья. В период расцвета Ляо они зависели от киданей и платили дань пушниной, драгоценностями, лекарственными растениями, лошадьми и т.д. Особенно ценились охотничьи соколы (хайдунцины), за которыми по требованию киданей чжурчжэни регулярно совершали походы вниз по Сунгари и Амуру. Постепенно чжурчжэни нарастили свой демографический и военный потенциал. В 1115 г. они провозгласили создание Золотой империи (по-китайски - Цзинь) и начали масштабную войну против Ляо. За 10 лет чжурчжэни полностью разбили киданей и захватили всю их территорию. После завоевания территории Ляо чжурчжэни взялись за подчинение Китая. Постепенно им удалось завоевать практически весь Северный Китай, а империя Южная Сун была вынуждена платить им ежегодно огромные выплаты (Воробьев 1975).

В период расцвета чжурчжэньское государство занимало всю Маньчжурию, южную часть Дальнего Востока России, часть Северной Кореи и большую часть территории Северного Китая. Численность населения составляла 53 млн человек, из них только около 10% были сами чжурчжэни. Получив огромные материальные и человеческие ресурсы, чжурчжэни смогли построить высокоразвитую империю, использовав сунские, ляоские и некоторые собственные политические практики. Уже через четыре года после провозглашения государственности чжурчжэни создали собственную слоговую письменность. В государстве получили развитие различные науки и медицина, литература и поэзия, изобразительное и декоративно-прикладное искусство, скульптура и архитектура. Чжурчжэни строили крупные города, в которых воздвигали пышные дворцы и храмы. Они заимствовали и развили систему пяти столиц и многие другие киданьские градостроительные практики. Города становились центрами ремесла, торговли, идеологии, своеобразной многонациональной культуры. Чжурчжэньские столицы были больше и величественнее киданьских (Воробьев 1983).

Достаточно хорошо изучены города чжурчжэней на территории Приморья. Здесь исследовались памятники разного ранга. Около современного Уссурийска на противоположном берегу р. Раздольная (Суйфун) находится Краснояровская крепость - город Кайюань, одна из столиц государства Восточное Ся. Это был большой город площадью 180 га с мощными внутренними фортификационными сооружениями, дворцами, храмами, административными зданиями. Посредством раскопок большими площадями исследованы большое количество жилищных усадьб, иных хозяйственных объектов, открыты несколько улиц. По всей видимости, город делился на несколько различных зон в зависимости от статуса и специализации их жителей - кварталы ремесленников и торговцев, других категорий населения, место расположения гарнизона. В юго-восточной части городища находился «внутренней город» площадью 35 га. Его территория разделена на несколько участков - так называемый запретный город с дворцовыми зданиями, кварталы чиновников и представителей господствующей элиты, храмовые комплексы, государственные склады и др. (Артемьева 2011).

Горные приморские городища времени чжурчжэньских государств Цзинь и Восточное Ся по своим конструктивным особенностям значительно отличаются от равнинных городищ. Как правило, для места возведения городища избирался большой распадок, в котором имелся водный источник. По гребню возводился вал, так что распадок оказывался защищенным от нападения. Более мощными фортификационными сооружениями укреплялся выход из распадка. Самым известным горным городищем такого типа является знаменитая Шайгинская крепость в Партизанском районе Приморского края. Она была открыта выдающимся дальневосточным археологом Э.В. Шавкуновым и длительное время исследовалась под его руководством (1990). В результате многолетних раскопок удалось установить, что это был крупный ремесленный центр. На территории городища раскопано много мастерских, в которых опытные мастера занимались плавкой и кузнечно-слесарной обработкой черных и цветных металлов. Склоны распадка оборудованы террасами, на которых плотно друг к другу располагались жилищные усадьбы с домами каркасно-столбовой конструкции и свайными амбарами, производственные и иные комплексы. На высокий статус Шайгинского городища в политической иерархии Восточного Ся указывают находки на городище серебряной пайцзы - верительного знака должностного лица, печати чжичжуна, крупного чжурчжэньского чиновника (Шавкунов 1990; Ивлиев 2006).

Низший уровень административной иерархии занимали небольшие крепости подобно Ананьевскому городищу, которое расположено в Надеждинском районе Приморского края. Городище занимает высокую часть горного отрога. Площадь городища - более 10,5 га, общая длина валов - 1 800 м. Здесь раскопаны более 100 жилищ с канами, различные хозяйственные объекты и др. Исследования показали наличие четкой планировки - жилищные усадьбы вытянуты в некоторое подобие улиц. В западной части городища имеется обвалованный участок, на востоке - еще один небольшой редут. Размеры памятника, отсутствие дворцовых и административных построек, а также важное стратегическое положение позволяют предположить, что здесь могло быть размещено чжурчжэньское мо- укэ - низовая военно-административная единица (Хорев 2012).

Монголы и династия Юань (1206-1368)

В эпоху «монгольской глобализации» (Крадин 2016) процессы урбанизации получают дальнейшее развитие, которое обусловило своеобразный вариант для империи монголов. Если не брать территории завоеванных государств, то для степных районов исторического центра Монгольской империи характерно наличие городов трех типов - имперских столичных мегаполисов (Каракорум, Шанду, Даду), городов - административных центров (Аврага, Хирхира) и отдельно стоящих усадебных (Алестуй, Нарсатуй) и дворцовых (Кондуй) комплексов.

Имперские города кочевников представляют собой сложное многофункциональное явление. С одной стороны, это политический центр - место сосредоточения элиты и аппарата управления, место концентрации и перераспределения военной добычи и дани. С другой стороны - это крупный центр международной торговли и производства. Кроме того, имперский город - это обязательно своеобразный культурный котел, в котором смешиваются традиции различных народов и стран, рождаются новые моды, инновационные импульсы. Наконец, дворцы, стены и храмы имперского города - это своего рода материальная презентация власти, реализация в опредмеченной форме притязаний их владельцев на территориальное и идеологическое господство (Крадин и др. 2016).

Классическим примером такого города является Каракорум (монг. Хархорин). Его строительство началось в 1235 г. Местоположение будущей столицы было обусловлено геополитическими преимуществами и исторической памятью кочевников об этих местах. Город раскапывался в 1948-1949 гг. С.В. Киселевым (1965), с 1999 г. здесь работает немецко-монгольская экспедиция (Bemmann, Erdenebat, РоЫ 2010). Город был разделен на несколько участков. В одной зоне располагались усадьбы аристократии и дворец монгольского хана, в другой - расселены чжурчжэньские и китайские ремесленники, третья была занята мусульманскими купцами. В городе существовали рынки (не менее четырех), храмы и кумирни различных конфессий. Чтобы прокормить горожан, монголы поселили около города много крестьян. На территории около города найдены остатки сельскохозяйственных полей и оросительных каналов, земледельческие орудия, плуги для вспашки, жернова. Однако из-за плохих условий для развития земледелия монголы были вынуждены завозить дополнительное продовольствие.

Каракорум оставался столицей до 1260 г., а затем Хубилай перенес центр империи в Китай. Он построил два огромных города - Шанду и Даду. Шанду, или Верхняя столица, находился на границе степи и земледельческих территорий неподалеку от озера Долон-нор. Город был летней столицей. Сюда переезжал в жаркое время император с семьей и двором. В окрестностях император охотился. Здесь также проводились традиционные монгольские обряды и праздники. Город был окружен валом периметром 8 800 м. Внутри в юго-восточной части находился императорский город, а внутри него располагался дворцовый город.

Несмотря на то что город строился по китайским правилам структурирования пространства, внутренняя его планировка была несколько нетипичной для китайского города. Во-первых, это следует из того, что императорский город находился в юго-восточной части города. Наиболее престижные пространства у монголов находились на юге. В данном случае это справедливо и в отношении востока, который считался более почетным у кочевников. Во-вторых, северная часть города (где у китайцев располагались дворцы и административные кварталы) была пустой. Здесь находилась парковая зона (Wei Jian 2008).

Даду (Великая столица, Ханбалык) находился в районе современного Пекина к северо-востоку от чжурчжэньской Центральной столицы Чжун- ду. Город был спланирован в соответствии с правилами китайской геомантии: избрана строго симметричная планировка по осям север - юг и запад - восток. Город имел прямоугольную форму и состоял из нескольких частей. Периметр внешнего вала составлял 28 600 м. На внешнем валу имелись 11 ворот. В Императорском городе находились административные здания, слады, дворцы Хубилая и его жен и наложниц, двор ученых. Здесь также располагались парки с водоемами и мостами (Steinhardt 1983, 1988; Gaohua Chen 2008).

Помимо имперских столиц известны другие города на территории Забайкалья и Внутренней Монголии. Эти памятники будут рассмотрены ниже в специальной статье. Однако здесь важно отметить ряд принципиальных черт, характерных для городов монгольской империи. Первая - это фактическое отсутствие у многих городов раннего времени развитой фортификации, что было обусловлено уверенностью монголов при первых ханах в отсутствии реальной опасности. Эта иллюзия исчезла, по всей видимости, когда появились внутренние конфликты и оппозиционные партии (после смерти хана Мункэ в 1260 г.). Вторая важная черта касается принципов планировки пространства городов. Ханский дворец должен располагаться в южной части города и пространство от выхода (т.е. к югу) должно быть открытым. Третья важная особенность касается сезонного характера пребывания правителя и двора в городах. Монгольский хаган (как и киданьский гурхан- император) постоянно перемещался со своей ставкой и дружиной в соответствии с правилами сезонных перекочевок. Для чжурчжэней и бо- хайцев мобильность в форме полюдья (Кобищанов 2009) была важным инструментом контроля центра над регионами.

Наконец, если для территории Европы специалисты по градостроительству отмечают важную роль случайного стечения разных обстоятельств (близость к торговым маршрутам, замкам феодалов, наличие воды, иных ресурсов, удобное стратегическое расположение и т. д. (Грушка 1963: 82-83; Уваров 2012: 57)), то для монголов и предшествовавших им чжурчжэней, киданей и бохайцев, как правило, самым важным фактором была политическая воля правителей. Решение о строительстве того или иного города принималось носителями властных полномочий разного уровня. Это могло быть совершенно новое место (например, Верхняя столица Ляо), территория другого города (чжурчжэньская Средняя столица Чжунду на месте киданьской Южной столицы Наньцзин) или пространство неподалеку (монгольская Великая столица Даду около чжурчжэньского Чжунду).

урбанизационный средневековый

Заключение

Что нового может дать дальневосточная тематика для теоретического осмысления ранней урбанизации и в более широком контексте для понимания генезиса цивилизации? Прежде всего необходимо отметить, что ни одно из упомянутых выше обществ ни разу не было упомянуто ни в одной из обобщающих работ, где сравнивались различные варианты древних и средневековых городов разных государств Старого и Нового Света. Этот факт примечателен сам по себе. Несмотря на постепенный отход от евроцентристского понимания истории, имеется некий набор популярных, хорошо известных образцов, которые обязательно присутствуют в обобщающих работах (Египет, Месопотамия, Греция, Рим, Мезоамерика). При этом значительное число интересных примеров остаются просто вне компаративных штудий.

Что касается понимания города как комплексного явления, то Л. Вирт определял город как постоянное поселение, имеющее определенную большую численность жителей, высокую плотность населения, разнообразную функциональную специализацию (Wirth 1938: 8). Согласно образной дефиниции Л. Мамфорда, город - это своеобразный театр социальной активности, в котором происходит тесное географическое сплетение экономических и институциональных процессов, а также отражаются эстетические символы коллективного действия (Mumford 2011: 93). Возможно, самая сжатая формулировка принадлежит Э. Глэзеру, который точно подметил, что для города характерны «близость, плотность, теснота» (Glaeser 2011: 6).

Дальневосточный опыт не противоречит, в принципе, этим сжаты- мопределениям, хотя следует заметить, что для городов империй кочевников (это относится и к чжурчжэням) необходимы были большие пространства для дислокации там на определенный период двора, элитных групп, воинских подразделений и др. Здесь важно отметить еще один принципиальный признак города - фортификация. В Китае, в частности, стена воспринимается одновременно как средство защиты от внешнего врага и как символ города, символ отделения цивилизации от варварства (Lin 2009: 111). Ранние монгольские города строились без серьезных укреплений, поскольку монголы считали себя покорителями мира и никого не боялись.

Длительное время среди историков и археологов велась дискуссия по поводу функций города. С одной стороны, город позиционировался как место концентрации элиты и административных функций, что визуально отражалось в монументальных строениях (Sjoberg 1960; Adams 1966). С другой стороны, город рассматривается как экономический центр, где концентрируется человеческий капитал и средства обеспечивают сосредоточение промышленности (т.е. несельскохозяйственных функций) и перераспределение товаров (Jacobs 1969). Схожая полемика велась среди отечественных исследователей. При этом сначала акцент делался на торгово-ремесленных функциях города (Тихомиров 1946: 89; Сахаров 1959: 17). В более поздних работах возобладала более гибкая интерпретация города как явления, сочетающего экономические и административно-политические функции (Карлов 1980; Куза 1983).

Попытка уйти от дихотомии, что важнее - административные или экономические функции города, была сделана отечественными востоковедами. В начале 1980-х О.Г. Большаковым совместно В.А. Якобсоном была предложена идея определять город как населенный пункт, в котором концентрируется и перераспределяется прибавочный продукт (Большаков, Якобсон 1983; Большаков 2001: 10-11). Это сняло вопрос о первичности политических или экономических функций. Идея была активно воспринята отечественными археологами (Черных 1987: 236237). Однако в данной связи возникает новая проблема - соотношения урбанизации и политогенеза. Если город представляет собой только центр перераспределения прибавочного продукта, то это означает, что первые города должны были появиться еще до рождения государства, на такой стадии социальной эволюции, как вождество, поскольку редистрибуция (т.е. перераспределение) является одной из важнейших черт данного типа общества. По всей видимости, необходимо рассматривать возникновение городов в сочетании с другими признаками, свидетельствующими о формировании государственности (монументальная дворцовая, административная и храмовая архитектура, сегрегация элитных сооружений от построек обычных жителей, концентрация в элитных зонах предметов роскоши и богатства).

Применительно к дальневосточным государствам и империям важно указать, что здесь значительную часть населения городов занимали крестьяне-земледельцы. Небольшие крепости (подобно военным поселениям моукэ у чжурчжэней) сами обеспечивали себя продуктами. Вокруг городов / городищ средних размеров всегда были в наличии обрабатываемые поля. На многих из них в ходе раскопок найдены сельскохозяйственные орудия труда. Анализ планиграфии даже таких ремесленных центров, как Шайгинское городище, показывает, что значительная часть его жителей должна была заниматься земледелием и животноводством. Нередко в непосредственной близости от городов найдены земледельческие посады. Все это подтверждает тезис, что в доиндустриальных обществах города всегда, в той или иной степени, были тесно связаны с земледелием (Ко81о1"' 1991: 38). Надо добавить, что для Монгольской империи это было особенно актуально.

К сожалению, практически ничего не известно про внутреннюю организацию городов изучаемых обществ. Если про европейский город можно сказать, что он являлся одним из центров многополярности западного общества (Бродель 1988: 467-468; Уваров 2012: 441-444, 510, 816-817), то касательно дальневосточных империй можно только предполагать наличие условий, схожих с китайскими (Стужина 1979). Есть данные о развитом государственном контроле над ремеслом в Ляо, Цзинь и Юань (Леньков 1974: 163-171; Воробьев 1975: 232-243; Яо88аЫ 1989: 169-172; Крадин, Ивлиев 2014: 148-149, 220-223). В рассматриваемых империях отсутствовали самостоятельные институты внутригородского управления (подобные европейским цехам). Города были продуктом деятельности центральной власти и зависели от них. Это в значительной степени предопределило ход последующего исторического процесса.

Литература