PR террористической борьбы в России на рубеже XIX-XX веков

Размещено на http://allbest.ru

PR террористической борьбы в России на рубеже XIX-XX веков

В.А. Исаков, О.Н. Квасов

Статья посвящена PR-политике революционных партий царской России на рубеже XIX-XX веков в сфере террористической борьбы, особенно в годы революции 1905-1907 годов. На основе значительного фактического материала рассматриваются различные варианты действий революционеров в зависимости от конкретных обстоятельств. Выявляется степень реального воздействия PR-акций на общественное мнение.

Ключевые слова: теракт; информационное сопровождение; политическое убийство; пропагандистские цели; революция; эсеры.

This article focuses on PR-policy of the revolutionary parties of Tsarist Russia at the turn of XIX-XX centuries, in the sphere of terrorist struggle, especially during the revolution of 1905-1907. On the basis of considerable factual material the authors considered various variants of revolutionaries' actions, depending on the specific circumstances. The extent of the real impact of PR -- actions on public opinion are revealed.

Keywords: terrorist attack; information support; political assassination; propaganda purposes; the revolution; the SRs.

революционеры террористическая борьба царская россия

Любая террористическая деятельность требует публичного информационного сопровождения теракта. Это было осознано еще народовольцами и продолжалось до событий 1917 года. В последнее время исследователи обратили внимание на это явление. Как отмечает, в частности, В.А. Федорцов, теракт «обладает большим символическим значением, несет в себе послание, которое часто адресовано даже не противнику, а широким слоям населения или мировой общественности. Смысл такого послания, как правило, заключается в информировании о ведущейся борьбе и привлечении на свою сторону целевой аудитории» [20: с. 20]. Иными словами, задача формулировалась в плоскости, схожей с современным пониманием PR. И деятелями революционного движения в целом и терроризма в частности эта сфера осознавалась как предельно значимая. Именно СМИ и партийная печать были способны значительно увеличить общественную значимость политического убийства, расставить определенные акценты, придать ему необходимую «сюжетность». Поэтому ЦК ПСР упрекал местные комитеты: «О целом ряде террористических актов и партизанских выступлений сведения в Организационное Бюро поступают лишь случайно и с сильным опозданием, вследствие этого они теряют, благодаря отсутствию своевременного освещения и приведения их в связь с боевой тактикой партии с. р., часть своего агитационного значения. Организационное Бюро просит поэтому организации своевременно давать сведения как о своей работе и жизни партии на местах, так и о террористической и партизанской борьбе, в частности» (ГАВО. Ф. И-1. Оп. 2. Д. 1218. Л. 118-119). Своевременность PR-акции оказывалась, таким образом, едва ли не решающей для значимого пропагандистского эффекта от совершенного теракта. Надо признать, что революционеры были в этом случае последовательны в своих теоретических построениях и практических действиях, верно выделяя главные характеристики информационного сопровождения террористической борьбы и добиваясь максимальной эффективности.

Исходя из пропагандистских и агитационных целей, за годы революционных потрясений был разработан целый комплекс печатного сопровождения терактов, который включал в себя в первую очередь общественный призыв к наказанию или насилию. К примеру, тамбовская прокламация 1905 года прямо указывала: «Вот имена главных врагов народа, главных виновников насилий над забастовавшими рабочими и учащимися: губернатор фон-дер- Лауниц, вице-губернатор Богданович, полицмейстер Старынкевич, жандармские полковники Семенов и Эрнст. Они достойны смерти. С ними пусть погибнут и вожаки черной сотни Кишкин и Луженовский» [5: с. 132]. Из перечисленных лиц Н.Е. Богданович и Г.Н. Луженовский будут смертельно ранены в течение двух месяцев, а В.Ф. Лауниц убит через год, уже будучи столичным градоначальником. При определенных обстоятельствах и росте протестного движения не требовалось и призыва, достаточно было конкретизировать пример жестокости власти.

Общественно обсуждаемым стал случай с известным писателем и публицистом В.Г. Короленко. В печати он описал жестокость усмирения одного из крестьянских выступлений на Украине и прямо указал на ответственность старшего советника полтавского губернского правления Ф.В. Филонова [6]. Несколько дней спустя, 18 января 1906 года, Филонов был убит эсерами, а патриотические организации заклеймили писателя как подстрекателя и провокатора (РГИА (СПб.). Ф. 1276. Оп. 2. Д. 172. Л. 3-7) [2; 18: С. 22, 88-125]. Такую же «подстрекательскую» роль выполнил популярный в Сибири автор песен, романсов и собиратель каторжного фольклора В.Н. Хартвельт, рассказавший в печати о жестокостях и злоупотреблениях начальника Тобольской каторжной тюрьмы И.С. Могилева, застреленного в Тобольске 20 апреля 1909 года членом Летучего боевого отряда ПСР Н.Д. Шишмаревым. Помощник начальника Тобольского ГЖУ А.М. Поляков отмечал в своих воспоминаниях: «Ходившие на месте о его жестокостях слухи подтвердились в печати заявлением такого популярного, и, видимо, беспристрастного свидетеля, как Гартевельт. На основании этого заявления, как значилось в выпущенных прокламациях Уральской группы партии эсеров, и по постановлению последних, Могилянский и был убит, или, как значилось в прокламациях, он был “казнен”» [10: с. 517].

Аналогичная ситуация сложилась с истязателями эсерки Марии Спиридоновой. Получившие благодаря откровенному письму Спиридоновой и многочисленным печатным статьям печальную известность подъесаул П.Ф. Абрамов и помощник пристава Т.С. Жданов были убиты в ходе терактов 3 апреля и 4 мая 1906 года. Общественным мнением эти убийства воспринимались как возмездие и справедливый суд за вопиющую жестокость. Также убийством закончилось «думское натравливание» кадетских депутатов на главного военного прокурора В.П. Павлова [7: с. 82]. Многочисленные критические замечания о деятельности военных судов в парламентских речах часто сводились к критике личности самого Павлова, который был в итоге застрелен террористом 27 декабря 1906 года.

Вторым видом печатного сопровождения являлись публичное партийное заявление о совершенном акте, описание ряда его фактических подробностей и указание, в меру конспиративной целесообразности, террористического подразделения и имени террориста. Для этого заблаговременно готовился текст, в подпольных типографиях заранее набирались гранки партийных прокламаций, чтобы по результатам теракта сразу выступить с печатным заявлением. Народоволец А.В. Тырков отмечал: «После 1 марта Исполнительный комитет выпустил ряд прокламаций к крестьянам, рабочим, обществу. Было организовано целое бюро, располагавшее грудой адресов, по которым оно рассылало эти прокламации во все концы и закоулки России. В самом Петербурге прокламации расклеивались на улицах: в центральных кварталах -- с обращением к обществу, в рабочих -- к рабочим» [17: с. 276]. Несомненным признаком масштабности акции и значимости ее воздействия на общественное мнение была, как видим, организация «целого бюро». Масштабность, системность и последовательность проявлялись и во многих других случаях, что показывает, насколько глубоко была понята революционерами задача информационного сопровождения своей деятельности. Практически идеальным образцом печатного сопровождения теракта является убийство В.К. Плеве. На смерть министра в 1904 году вышло огромное количество эсеровской литературы. ЦК издал специальный номер «Летучего листка революционной России» и прокламации: «Ко всем рабочим», «15-е июля», «Ко всему русскому крестьянству», «Надгробное слово временщику». «Боевая организация» издала прокламацию «15-е июля 1904 г.» и на французском языке - «Воззвание к гражданам цивилизованного мира». Почти все комитеты и группы издали или свои прокламации, или перепечатали воззвания ЦК и Боевой организации» [16: с. 143]. Кроме того, ЦК ПСР были одновременно или немногим позже изданы: «Событие 15-го июля», «Вячеслав Константинович Фон-Плеве (Обзор двухлетнего царствования)», «Смерть В.К. Фон-Плеве (впечатления и отклики)», «Отзывы иностранной прессы (РГАСПИ. Ф. 673. Д. 438. Л. 1-22).

Объем партийной печатной продукции и текстов, посвященных теракту, в определенной мере иллюстрирует его «революционное» значение. Так, на теракт в отношении генерал-майора П.В. Полковникова (4 ноября 1906 года) вышла информативная, но короткая партийная справка: «Прокламация ПСР Объявление. 4 ноября 1906 г. казнен в г. Полтаве генерал Полковников за применение им, в бытность временным генерал-губернатором г. Читы, жестоких и репрессивных мер по отношению к деятелям освободительного движения и за пулеметный, без предупреждения из-за угла расстрел солдат Севского полка и артиллеристов в г. Полтаве вблизи арестантских рот 15 июля 1906 г. Товарищ, исполнивший приговор, вне опасности. Летучий отряд Боевой организации» [8: с. 9].

В меру необходимости и в прямой связи с реакцией на теракт, выходили последующие партийные прокламации, объясняющие содеянное. В зависимости от аудитории, общественный акцент теракта в прокламации мог значительно варьироваться, что в современном PR определяется как учет запросов адресной аудитории и что указывает на интенсивность осмысления революционерами теоретических аспектов и быстрой практической реализации выводов. В листовке для крестьянской массы в большей мере обращалось внимание на жестокость и несправедливость власти, для пролетарских слоев -- на неотвратимость возмездия, сплоченность революционных рядов и героизм террориста, для интеллигенции и иностранной публики живописалась закономерность террористического насилия при невозможности иных мер политической борьбы. Даже в случае самочинных, без одобрения комитетов, организованных действий, боевики предпочитали оставлять сведения о причинах своих акций, тем самым информируя общественность и как бы перекладывая политическую ответственность на комитет вопреки его воле. Эмоциональные, безграмотно написанные, с незамысловатым текстом записки фиксировали политические причины экспроприаций или убийств. Независимые СМИ, газеты либерального направления иногда также использовались для передачи официальных заявлений: «Московский комитет партии с.-р. обратился в редакцию газеты «Путь» с заявлением, что к ограблению московского купеческого общества взаимного кредита социал-революционная партия никакого отношения не имеет, и что к экспроприации частного и общественного имущества упомянутая партия относится отрицательно» [13]. Имеется в виду ограбление максималистами банка на 875 тысяч рублей 7 марта 1906 года.

Отмежеваться от акции, способной стать причиной черного PR, значило все глубже погружаться в информационные технологии и видеть их нюансы и последствия применения, без чего ведение PR-кампании в частности и в целом информационной войны, контуры которой становились все более осязаемыми, было невозможно.

Газеты могли использоваться революционной оппозицией и в других целях. Так, либеральная газета «Речь» первой опубликовала известное письмо М. Спиридоновой, которое потом перепечатал ряд изданий. В конце 1907 года в «Русских ведомостях» было помещено такое письмо: «В заседании военно-окружного суда, происходившего в Орле 17-го ноября 1907 года приговорен к смертной казни Краснощек, за убийство жандармского ротмистра Аргамакова в Брянске. Мы, политические заключенные, долго находясь с Краснощеком вместе в тюрьме, как через интимные разговоры с ним, так и другими путями были осведомлены об обстоятельствах этого дела и в настоящем письме констатируем и категорически заверяем факт происшедшей судебной ошибки. Краснощек не только не участвовал в самом убийстве, но ни прямо, ни косвенно не был к нему прикосновенен» [8: с. 68-69]. Письмо было написано в день суда, имело 50 подписей, но, несмотря на это коллективное письмо и личное обращение Е. Краснощека в Государственную думу по поводу несправедливого приговора, он был 5 января 1908 года повешен (ГАРФ. Ф. 124. Оп. 45. Д. 2009. Л. 35. ГАОО. Ф. 580. Ст. 1. Д. 4958. Л. 1-8).

В 1906 году с резким ростом экспроприаций и числа жертв революционного насилия у комитетов возникла необходимость объяснять общественности непричастность революционных партий к наиболее жестоким и вопиющим фактам революционного или псевдореволюционного экстремизма. Текст извещений в таком случае был предельно коротким. Курский комитет ПСР в марте 1907 года сообщал общественности: «В виду циркулирующих по городу слухов о том, что экспроприация на Милентьевской улице совершена ПСР, Курский комитет ПСР заявляет, что означенная экспроприация никакого отношения к ПСР не имеет и лица, ее совершившие, членами ПСР не состоят» (ГАКО. Ф. 1642. Оп. 2. Д. 168. Л. 54). Имеется в виду ограбление максималистами в Курске кареты губернского казначейства 10 марта 1907 года. В ходе экспроприации был убит один из счетчиков казначейства, другой ранен, похищено 2,5 тысячи рублей. В ходе преследования было арестовано шесть боевиков. Батумскому комитету РСДРП в период 1906-1908 годов пришлось издать не менее пяти извещений о непричастности к грабежам и с критикой анархистов [22: с. 224]. Подчас такого заявления требовала революционная конъюнктура. Так, ЦК ПСР открещивался от убийства Г. Гапона. Партийное заявление ПСР было сделано и после взрыва максималистами премьерской дачи на Аптекарском острове 12 августа 1906 года, в ходе которого было огромное число погибших: «1) ни “Боевая Организация” партии, ни какой либо из других ее боевых отрядов никакого отношения к этому делу не имеет, и 2) что способ совершения этого акта (взрыв в квартире в часы приема посетителей) совершенно противоречит тем принципам, которые партия считала и считает для себя морально и политически обязательными» [14: с. 14]. По поводу убийства начальника Петербургской охранки С.Г. Карпова агентом А.А. Петровым 19 декабря 1909 года эсеры выпустили несколько разъясняющих ситуацию печатных изданий [3]. Позже ЦК опубликовал заявление о своей непричастности и к убийству премьера П.А. Столыпина [3].

Данные примеры показывают, что террор, приобретя особое дискурсивное поле, стал важным компонентом общественной жизни России, центральной темой информационного противостояния. Причем первоначальная семантика, смысловое значение этого феномена имело в большей степени положительные характеристики, за которые партиям, по мере «деформации» и криминализации террора, приходилось бороться. Как ни парадоксально звучит, но именно деятели революционного лагеря в силу потребностей борьбы были лидерами в освоении и даже наработке того, что сегодня определяется как PR-технологии и информационные войны. Отсутствие сдерживающих формальных норм и потребности исходить из закона, оперативность, бесцензурность -- все это способствовало высокой продуктивности информационного сопровождения терактов даже в неблагоприятных для революционеров обстоятельствах.

Стараясь оправдаться в глазах общества, комитеты выпускали отдельные объемные прокламации, где вступали в софистские рассуждения о жертвах террора. В народовольческой прокламации по поводу гибели солдат Финляндского полка во время взрыва Зимнего дворца (5 февраля 1880 года) глубокомысленно замечалось: «С глубоким прискорбием смотрим мы на погибель несчастных солдат царского караула, этих подневольных хранителей венчанного злодея. Но пока армия будет оплотом царского произвола, пока она не поймет, что в интересах родины ее священный долг стать за народ против царя, такие трагические столкновения неизбежны» [12: с. 223-224]. А севастопольскому комитету ПСР вслед за неудачным покушением на генерала В.С. Неплюева (14 мая 1906 года), во время которого погибло много невинных людей, пришлось выпускать отдельную листовку, где прямо говорилось: «Наше кровавое правительство старается всех убедить, что революционеры опасны не только ему и его верным холопам, но что они угрожают всему обществу, и лицемерно печалится о пострадавших в Севастополе при покушении на Неплюева и на Столыпинской даче. Но в печальном случае 14-го мая повинны охранители Неплюева: они схватили нашего товарища в толпе, сжали ему горло и ударили по рукам, -- он, изнемогая в борьбе с околоточными и сыщиками выронил бомбу, и так охранники ценой многих жизней спасли гнусную жизнь Неплюеву. На Столыпинской же даче из массы пострадавших, невинных мирных граждан было три-четыре, остальные же: сыщики, чины охранного отделения и помощники Столыпина из генералов. Но если даже и признать эти два печальные факта, где были лишние жертвы, то ведь их всего-то два, хотя правительство не поскупилось бы, конечно, перечислить больше, если бы можно» (ГАОО. Ф. 883. Оп. 1. Д. 385. Л. 557).

Третьим элементом информационного комплекса была обширная литература, возвеличивающая террористический акт и самопожертвование боевика. Исследователь эсеровской печати М.В. Федоров указывает: «Поскольку непосредственные исполнители теракта почти всегда погибали на месте его проведения или на эшафоте, вокруг их имен создавался ореол жертвенности, высокой чистоты и нравственности» [19: с. 13]. Для этого использовались как приемы, освоенные народовольцами, в виде описаний казни революционеров, публикаций судебных речей террористов или отдельных эпизодов судебных процессов, так и новые жанры в форме предсмертных писем или писем-завещаний террористов партийным товарищам и родным [11]. Среди таких агитационных материалов наибольшей известностью пользовались, в частности, письмо С. Перовской матери, последние письма И. Каляева, «мученическое» письмо М. Спиридоновой. Некоторые письма из тюрем родным писались с пониманием их возможной дальнейшей публикации. В свою очередь, имея такой материал, комитеты старались его обязательно опубликовать в виде отдельных прокламаций или статей в партийных газетах. При необходимости партийные редакторы рукописные источники подвергали необходимой корректуре, однако старались сохранить, насколько это возможно, полнее первоисточник. Поэтому трудно принять сарказм жандармского полковника А.И. Спиридовича, утверждавшего: «Сколько таких писем и речей казненных революционеров, которых они никогда не писали и не произносили, выдаются за подлинные» [15: с. 132].

Таким образом, аффективное содержание акта имело огромное значение и реализовывалось не только фактом смерти террориста, но и подчеркиванием его человеческого облика -- доброго сына или дочери, заботливого отца или матери, нежно любимого или любимой. Целенаправленно конструировался мифологический, «общественный» образ террориста, образ, который во многом определял отношение к революционному террору и формировал общественную поддержку террористов [1]. В целом же это свидетельствовало об активном и постоянном осмыслении способов ведения борьбы и использовании всех возможных средств и путей.

В разгар революции появляются, наряду с многочисленными портретами революционных идеологов, фотокарточки террористов. Комитеты фотографии эти активно и в большом количестве продавали, что было не только популяризацией партийных идей и символов, но и важным партийным доходом (РГАСПИ. Ф. 274. Оп. 1. Д. 20. Л. 4-5). Нельзя не увидеть очевидной переклички этого явления с гораздо более поздними ситуациями, например, вокруг имени Че Гевары, что доказывает достигнутую еще российскими радикалами высокую продуктивность данного метода. Подрастающие поколения использовали эти фотографии в виде книжных закладок, а в крестьянских избах встречались они и в красных углах, рядом с иконами. Так, участник революционных событий К.В. Островитянов отмечал: «Я помню, какое огромное впечатление тогда произвело дело Спиридоновой на нас, учащуюся молодежь. По рукам ходили в большом количестве ее портреты, с них смотрела девушка с пышными темными волосами, расчесанными на прямой пробор, и с упрямым взглядом серых глаз, в которых светились воля и убежденность, доходящая до фанатизма» [9: с. 14, 19].

Четвертым видом печатного сопровождения было отмечание юбилейных дат наиболее известных терактов. Это создавало возможность напомнить о партийных заслугах, в очередной раз активизировать фактор террористического участия для политических противников, отметить тяжелую каторжную или тюремную участь революционеров. Классическим образцом этого являются ежегодно выходившие в эсеровской печати статьи, посвященные покушению на В.К. Плеве. Резко увеличилось количество этой литературы после жертвенного самоубийства на Зерентуйской каторге в 1910 году убийцы Плеве, террориста Е.С. Сазонова.

Итак, за годы революционных потрясений партийными комитетами были основательно разработаны пропагандистско-агитационные приемы сопровождения террористической деятельности, которые в совокупности представляли собой полноценный информационно-коммуникативный комплекс. Действенность и влияние элементов этого комплекса во многом определили сочувственный характер общественного восприятия революционно-террористических акций начала ХХ века. Это вело к деформации общественной морали и самих этических ценностей. Агрессия политической борьбы разрушительно влияла на общественные устои, которые и так были поколеблены процессом модернизации. Общество погружалось в состояние перманентного насилия. Борьба продолжалась на всех направлениях, в том числе информационном.

Литература

1. Баранов А.С. Образ террориста в русской культуре конца XIX - начала ХХ века (С. Нечаев, В. Засулич, И. Каляев, Б. Савинков) // Общественные науки и современность. 1998. № 2. С. 181-191.

2. ВасильевП. Митя Кириллов // Каторга и ссылка. 1928. № 12 (49). С. 163-168.

3. Знамя труда. Центральный орган ПСР. 1911. № 38.

4. К убийству полковника Карпова // Знамя труда. 1909. № 25. Отдельный оттиск.

5. Квасов О.Н. Террористическая деятельность революционеров Центрального Черноземья в начале ХХ в.: дис. ... канд. ист. наук. Воронеж, 2000. 222 с.

6. Короленко В.Г. Открытое письмо статскому советнику Филонову // Короленко В.Г. Собр. соч.: в 10 т. Т 9. М.: Гослитиздат, 1955. С. 435-447.

7. Курлов П.Г. Гибель императорской России: воспоминания товарища министра внутренних дел. М.: Захаров, 2002. 301 с.

8. Малиновский И.А. Кровавая месть и смертные казни. Вып. 1-2. Томск: Типолитография Сибирского товарищества Печатного дела, 1908. 537 с.

9. Островитянов К.В. Думы о прошлом (из истории первой российской революции, большевистского подполья и октябрьских боев против контрреволюции в Москве). М.: Наука, 1967. 315 с.

10. Поляков А. Записки жандармского офицера // Жандармы России / сост.

В.С. Измозик. СПб.: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. С. 482-542.

11. Последние слова казненных [А.А. Квятковского, А.И. Желябова, И.И. Кибальчича, С.Л. Перовской, Н.Е. Суханова, Н.Н. Мышкина, А.И. Ульянова, Н.Л. Зотова, А.Л. Гаусмана, Л.М. Коган-Бернштейна, С.В. Балмашова, И.П. Каляева]. СПб.: Современник, 1906. 80 с.

12. Революционное народничество 70-х годов XIX в. Т. 2: 1876-1882 гг. М.; Л., 1965. 471 с.

13. Речь (СПб.). 1906. 31 марта (13 апреля).

14. Солдатская газета. 1906. № 2.

15. Спиридович А.И. Записки жандарма. Харьков: Пролетарий, 1928. 205 с.

16. Спиридович А.И. Партия социалистов-революционеров и ее предшественники. 1886-1916. 2-е изд. Пг.: Воен. типография, 1918. 626 с.

17. Тырков А.В. К событиям 1 марта 1881 г. // «Народная воля» и «Черный передел»: Воспоминания участников революционного движения в Петербурге в 1879-1882 гг. / сост. В.Н. Гинев, А.Н. Цамутали. Л.: Лениздат, 1989. 415 с.

18. 1905 год на Полтавщине. Полтава, 1925. 125 с.

19. ФедоровМ.В. Эсеровская печать 1900-1928 гг.: учебное пособие. СПб.: СПб. гос. ун-т, 2005. 104 с.

20. Федорцов В.А. Негосударственный терроризм как форма политической борьбы: автореф. дис. ... канд. полит. наук. М., 2007. 22 с.

21. Б. Терроризм -- взгляд изнутри. М.: Ультра. Культура, 2003. 264 с.

22. Чулок И.С. Очерки истории батумской коммунистической организации (1890-1921 гг.). Батуми, 1970. 224 с.

Размещено на Allbest.ru