Коммунисты Кузбасса: культура индивидуального политического действия в период "позднего сталинизма" (по архивным источникам комитетов ВКП(Б) - КПСС)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Кемеровский государственный университет

Коммунисты Кузбасса: культура индивидуального политического действия в период «позднего сталинизма» (по архивным источникам комитетов ВКП(Б) - КПСС)

Макарчук Сергей Владимирович, доктор исторических наук, профессор, профессор кафедры истории России

Генина Елена Сергеевна, доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры истории России



На основе архивных источников комитетов ВКП(б) - КПСС анализируется культура индивидуального политического действия коммунистов Кузбасса в период «позднего сталинизма» (1945-1953). Выявлены закономерности и особенности индивидуального политического поведения партийно-государственной номенклатуры центра, а также руководителей областного, городского, районного звена и первичных партийных организаций. Определена роль парткомов всех уровней, которая часто сводилась к трансляции норм культурных ценностей и политического поведения партийного центра и высшей партийно-государственной номенклатуры. коммунист кузбасс партком

Особое внимание уделено деятельности рядовых коммунистов. Сделан вывод о двойственности их политического поведения. С одной стороны, настроенные на общепартийный мейнстрим коммунисты восприняли конфрантационность и экстремизм как основу культуры индивидуального политического действия. С другой стороны, большая часть коммунистов из-за боязни репрессий была лишена возможности открытого политического действия и была вынуждена ограничиться проявлением иммобильности и различных форм нонконформизма. Политическое неучастие, абсентизм стали в период «позднего сталинизма» основой культуры индивидуального политического действия большинства рядовых коммунистов Кузбасса.

Ключевые слова: политическая культура, индивидуальное политическое действие, комитеты ВКП(б) - КПСС, период «позднего сталинизма», политическое участие, нонконформизм, корпоративная культура.



KUZBASS COMMUNISTS:

CULTURE OF INDIVIDUAL POLITICAL ACTION

IN THE PERIOD OF “LATE STALINISM”

(BY THE ARCHIVES OF THE COMMITTEES OF THE VKP (B) - CPSU)

Makarchuk Sergey Vladimirovich, Dr of Historical Sciences, Professor, Professor of Department of Russian History, Kemerovo State University (Kemerovo, Russian Federation).

Genina Elena Sergeevna, Dr of Historical Sciences, Associate Professor, Professor of Department of Russian History, Kemerovo State University (Kemerovo, Russian Federation).

Based on the archival sources of the committees of the VCP(B) - CPSU, the culture of the individual political action of the Kuzbass Communists in the period of “late Stalinism” (1945-1953) is analyzed. The patterns and features of the individual political behavior of the party-state nomenclature of the center, as well as the leaders of the regional, city, district level and primary party organizations are discovered. The role of party committees of all levels, which often came down to the translation of the norms of cultural values and the political behavior of the party center and the highest party-state nomenclature, was determined.

Particular attention is paid to the activities of ordinary communists. The conclusion is drawn about the duality of their political behavior. On the one hand, the Communists, inclined to the general party mainstream, perceived confidentiality and extremism as the basis of a culture of individual political action. On the other hand, most of the Communists, for fear of reprisals, were deprived of the possibility of open political action and were forced to confine themselves to the manifestation of immobility and various forms of non-conformism. Political non-participation, absenteeism during the period of “late Stalinism” became the basis of culture of individual political action of most ordinary communists of Kuzbass.

Keywords: political culture, individual political action, Committees of the VKP(B) - CPSU, period of “late Stalinism,” political participation, non-conformism, corporate culture.

В политической культурологии только начинает определяться место партийной культуры в системе общей политической культуры общества [1; 28]. Разрабатываются понятия «корпоративная культура» [29; 34] и «организационная культура» [41], которые во многом тождественны и как один из элементов включают в себя политическую культуру партийных организаций. Уровень этой культуры (ее артефакты, ценности и базовые представления) обусловлен политическим участием в ней отдельных личностей, их политическим поведением и личностной политической культурой.

Теория и практика политического участия активно разрабатываются российскими культурологами, политологами, философами, историками, юристами. Вышла даже специальная обобщающая монография по данному вопросу [6].

С. А. Пфетцер представил теоретико-методологические основания анализа проблемы политического участия [37]. Политическое поведение личности на различных этапах российской истории анализируется в докторской диссертации Т В. Плотникова [36]. Он считает, что в рассматриваемое время сложилась архаическая модель политического поведения, ориентированная на этатизм, централизм и патернализм. Наиболее массовый тип поведения - пассивное участие в соответствии с государственно-патерналистиче- ским политическим сознанием.

И. Ю. Сафаров, рассматривая в своей диссертации основные факторы формирования политической культуры личности, определяет политическое участие как деятельность граждан с целью влияния на функционирование политической системы. Особо важным для нас в методологическом отношении является разработка в исследовании понятий «политическое неучастие» (абсентизм) и «политическая иммобильность» (закрытое политическое поведение) [38].

В статье В. Л. Бозаджиева «Политическая культура личности» отмечена важность различия политической культуры общества, социальной группы и отдельной личности. Политическая культура личности определяется как субъективная сфера, лежащая в основе политических действий. Это исторически сложившаяся система взглядов, убеждений, ценностей, присущих человеку [2].

Политическая культура личности проявляется в политическом поведении, индивидуальном политическом действии, которое определяется общей корпоративной культурой политической организации, в которую включен тот или иной индивид. В свою очередь, политическая культура любого общественного института напрямую зависит от политической обстановки, сложившейся в определенный период развития страны.

Историки выделяют период «позднего сталинизма» как особый этап в развитии Советского государства и общества от Победы в Великой Отечественной войне до смерти И. В. Сталина (1945-1953). Весь спектр политических, общественных, социокультурных проблем данного периода специально рассматривался на Международной научной конференции в Твери в декабре 2014 года [39]. В вышедших за последнее время монографиях всесторонне проанализированы политические и идеологические кампании тех лет, на конкретно-историческом материале показаны политическая роль и действия в них отдельных личностей [30; 32; 40].

Сибирские ученые также вносят вклад в изучение общественно-политических проблем периода «позднего сталинизма» [3]. С. А. Папков изучил репрессивные кампании, проводившиеся на территории Сибири [35, с. 331-387]. А. Б. Коновалов затронул комплекс проблем в области культуры в свете действий партийной элиты по их решению [31]. Монография Е. С. Гениной посвящена кампании по борьбе с космополитизмом в Сибири [4]. Вышла также монография, касающаяся политических дел и разоблачений в Кузбассе в конце 1940-х - начале 1950-х годов, подготовленная Е. С. Гениной и С. В. Макарчуком [5]. В статье названных авторов проанализирована политическая культура комитетов ВКП(б) - КПСС Кузбасса в период борьбы с космополитизмом [33].

Эмпирической основой нашей работы являются известные из научной литературы факты и оценки культуры индивидуального политического действия коммунистов в «позднесталинский период» советской истории. Но главным источником стали впервые вводимые в научный оборот архивные документальные материалы, исходящие из областного, городских, районных комитетов ВКП(б) - КПСС Кузбасса и партийных комитетов первичных парторганизаций, содержащиеся в фондах Государственного архива Кемеровской области (ГАКО). Они представляют собой артефакты политической культуры комитетов ВКП(б) - КПСС Кузбасса и имеют форму протоколов и стенографических отчетов партийных конференций разного уровня, заседаний бюро и пленумов обкома, горкомов и райкомов, протоколов заседаний партбюро и партсобраний первичных парторганизаций, отчетов в высшие партийные инстанции, а также различных справок, информации и переписки.

По артефактам политической культуры можно судить о ее аксиосфере (системе ценностей). В рассматриваемое время в аксиосфере политической культуры партийных комитетов утвердились такие аксиологические доминанты, как непогрешимость марксистко-ленинской идеологии и коммунистической партии, непререкаемая вера в победу коммунизма, официальный патриотизм, коллективизм, вождизм. Они составили систему базовых ценностей политической культуры не только партии в целом и ее партийных комитетов, но и индивидуальной политической культуры членов партии.

Делегаты партийных конференций всех уровней всегда единогласно голосовали за принятие приветственных писем «великому вождю», избрание И. В. Сталина и членов Политбюро ЦК в почетный президиум, торжественные рапорты вождю о трудовых успехах, принятие обязательств перед «товарищем Сталиным» по изучению его трудов. Укреплению вождизма, персонализма, культа личности, сакрализации партийно-государственной власти способствовали индивидуальные политические действия коммунистов, часто определяемые их внутренней политической культурой.

Это касалось не только партийной номенклатуры, но и рядовых коммунистов. Так, 28 июня 1950 года партийное собрание Кемеровского учительского института поставило вопрос «О работе т. Сталина “Относительно марксизма в языкознании”». Преподаватель Е. Г. Юров в своей речи отметил, что не все коммунисты поняли значение этой статьи, физики, например, считают, что положения статьи к ним не относятся. «Необходимо таких товарищей убедить в ошибочных их рассуждениях, - настаивал оратор. - Статья тов. Сталина поможет нам в практической работе по всем предметам». Результатом индивидуального политического действия преподавателя стало решение всей организации: «Положить работу т. Сталина как методологическую основу в работе всех кафедр института» [7, л. 204-205].

Иногда действия трудовых коллективов и возглавлявших их партийных организаций опережали в выражении верноподданнических чувств даже общепартийную линию. В 1948 году ЦК ВКП(б) осудил затею с клятвами в Кемеровской областной партийной организации, квалифицировав эту практику как «граничащую с политическим авантюризмом». Однако в связи с кончиной И. В. Сталина во многих общественных местах были вывешены плакаты с клятвой коллективов - дать больше угля, улучшить торговлю, общественное питание. Эта инициатива не была поддержана секретарем обкома КПСС Е. З. Раз- умовым, так как «невыполнение тех или иных конкретных обязательств делало многих трудящихся клятвопреступниками» [8, л. 38]. Индивидуальное политическое действие крупного партийного функционера проявилось в этом случае в русле поддержки центральных партийных решений, а не проявления партийно-государственного патриотизма.

В то же время общая партийная линия на воспитание патриотизма проводилась как насаждение любви к социалистической Родине, коммунистической партии и ее вождю. Пленум Кемеровского обкома ВКП(б), состоявшийся 11-12 января 1950 года, требовал от парторганизаций: «Подчинить политическую работу задачам дальнейшего повышения коммунистической сознательности трудящихся города и села, ликвидации пережитков капитализма в сознании людей, воспитанию каждого рабочего, колхозника и интеллигента в духе советского патриотизма, советской национальной гордости, в духе безграничной любви и преданности нашей Родине, большевистской партии, вождю и учителю товарищу Сталину» [9, л. 42].

Жесткое проведение данной линии часто вело к политической пассивности и преобладанию адаптивного поведения в политической культуре индивида, связанного с необходимостью приспосабливаться к объективным политическим условиям. Этому способствовали партийные и советские руководители - главные политические акторы сложившейся политической системы.

На XIII партийной конференции в Анжеро- Судженске в январе 1951 года обсуждался следующий факт. На одной из сессий городского совета рядовой коммунист Комаров осмелился покритиковать председателя горисполкома Юхова, заявив, что «городской исполнительный комитет и тов. Юхов очень слабо вникали в производственную деятельность шахт, заводов и предприятий». В отчетном слове Юхов заявил: «Ты что, тов. Комаров, против Советской власти? А шахты, заводы и предприятия - это разве не Советская власть нам дала...». «После этого заключения, - как сказано в материалах конференции, - тов. Комарову пришлось брать справку и доказывать, что он не против Советской власти, что он знает, что такое диктатура пролетариата и т. д.» [10, л. 29]. В результате подобного проявления культуры индивидуального политического действия руководителей у рядовых участников политического процесса развивались апатия, приспособленчество, пассивность.

Для политического поведения руководителей всех рангов стал характерен поиск среди своих подчиненных «антисоветски настроенных» и «политически неблагонадежных» элементов. На XVI городской партийной конференции в Ле- нинске-Кузнецком (август 1952 года) отмечалось, что в Восточном научно-исследовательском институте (ВостНИИ) на ответственных постах работают «не внушающие политического доверия» люди, которых зав. учебной частью Артеменко перетащил из Макеевского института, из которого они были изгнаны «по политическим мотивам». Сам же Артеменко в прошлом был снят с работы, и на него наложено «партийное взыскание». В свою очередь, Артеменко в речи на конференции заявил, что «кадры в институте действительно засорены. Вот, к примеру, научного работника т. Цветкова, я знаю, что он белогвардейский офицер, одно время был враждебно настроен к советской власти» [11, л. 42, 124]. Артеменко продолжал настаивать на своем политическом доносе, несмотря на заявление первого секретаря горкома Сегеды о том, что эти данные не подтверждены специально проводимой в отношении Цветкова партийной проверкой.

Любой проступок человека мог быть оценен партийно-советским начальством как «антисоветская» и «антипартийная» деятельность. Из доклада секретаря Анжеро-Судженского горкома тов. Макшанцева на заседании бюро горкома 26 июля 1950 года «Об аварии на стеклозаводе» следует, что «главный инженер завода Костоме- нос не только не принял необходимых мер к срочной ликвидации допущенной аварии на заводе, а больше того, не выполнил приказа директора завода о возвращении из отпуска и ликвидации аварии... Все это привело к тому, что Костоменос встал на антипартийный, антисоветский путь». Бюро горкома сняло с работы и исключило Косто- меноса из партии [12, л. 142].

Жупел «антисоветизма» довлел как над рядовыми коммунистами, так и над руководителями. В выступлениях на партийных конференциях, бюро, собраниях постоянно говорилось о необходимости повышения политической бдительности, разоблачении классовых врагов, преодолении политической неустойчивости. Особенно зловеще это звучало из уст руководителей органов государственной безопасности, которым предоставлялось слово на каждой областной и городских конференциях.

Начальник Анжеро-Судженского городского отдела Министерства государственной безопасности Баранов в выступлении на XIV городской партконференции в январе 1952 года заявил о произведенных в городе арестах «ряда агентов англоамериканских разведывательных органов». При этом начальник участка шахты 9/15 коммунист Петров, «вызванный на заседание Военного Трибунала, пытался всячески защитить одного из таких агентов американской разведки, характеризуя как хорошего работника шахты». Такое смелое и независимое от общего партийно-политического мейнстрима поведение характеризовалось как потеря политической бдительности, политическая неустойчивость и политическое ротозейство.

Тов. Баранов приводил и другие примеры связи коммунистов-руководителей с лицами, «не внушающими политического доверия». Так, секретарем начальника Анжерского шахтоуправления Боброва работала Дорошенкова, - «судившаяся в прошлом за контрреволюционную деятельность... Главный бухгалтер этого управления также непроверенная личность. Начальник участка Медведев - репатриант, строит свою работу так, что она граничит с вредительством». Сделав вывод о «политическом ротозействе» руководителей шахтоуправления, тов. Баранов перешел к анализу дел на шахте 9/15: «Вот, к примеру, взять коммуниста Кащеева - начальника ЖКО шахты 9/15. Последний окружил себя лицами, высланными из Львовской области за антисоветскую деятельность. Это ОУНовцы...». Далее Баранов остановился на городском руководстве: «Некоторые руководящие работники города, потеряв чувство бдительности, используют личными кучерами и домашними работниками лиц, не внушающих политического доверия. К примеру: у тов. Воронова домработница кулачка, у При- слегина (главный механик) кучер - немец.» [5, с. 80; 13, л. 23-25].

Подобным образом высказывался на VIII партийной конференции Юргинского района (январь 1952 года) исполняющий обязанности начальника районного отдела МГБ Маскаев: «Тов. Тихонов (народный судья. - С. М., Е. Г.) окружил себя подозрительными людьми, не видит, что около него проживают политически опасные люди. Например, Тихонов устроил у себя домохозяйкой бывшую шпионку, кучером у него выходец из кулацкой среды». Начальнику вторил секретарь парторганизации районного отдела МГБ тов. Кравчук: «Особенно возросло значение охраны государственной безопасности и социалистической отчизны в современных условиях, когда американо-английские президенты (претенденты. - С. М., Е. Г.) на мировое господство проводят политику подготовки и развязывания мировой войны, политику угроз и шантажа в отношении нашей страны» [14, л. 34-35].

На VII Гурьевской городской партконференции в январе 1952 года вывод по вопросу о политической бдительности сделал начальник городского отдела МГБ тов. Нечаев: «Вопрос о бдительности... Недооценка этого мероприятия приводит к тому, что отдельные работники начинают заниматься делами, порочащими звание коммуниста-руководителя, вообще советского гражданина». Выступая вслед за Нечаевым, секретарь Гурьевского горкома ВКП(б) Снегирева по сути призвала руководство предприятий ставить партийно-политические вопросы выше хозяйственных: «Следующим большим недостатком является то, что еще мало уделяется внимания политической работе, а зачастую выдвигают на первый план хозяйственные вопросы. Тов. Бердиан (секретарь парткома Гурьевского металлургического завода. - С. М., Е. Г.) в своем отчетном докладе на отчетно-выборном партийном собрании вопросам хозяйственной деятельности уделил 30 минут, а партийно-политическим вопросам всего 20 минут» [15, л. 21-22].

Культура индивидуального действия политических акторов в деле соблюдения политической бдительности отличалась крайним радикализмом. Из партии безжалостно исключались коммунисты с формулировками: «за скрытие своего социального прошлого», «за потерю политической бдительности», «за политическую неустойчивость». В отчете первого секретаря Анжеро-Судженского горкома партии тов. Хайбуллина на XIV городской партконференции отмечалось, «что отдельные секретари первичных парторганизаций принимают в партию людей недостаточно проверенных и даже не внушающих политического доверия.

Бюро ГК ВКП(б) отказало 10 человекам в приеме их в кандидаты ВКП(б), в том числе с шахты 9/15 Маковскому - сыну кулака. Парторганизация Анжерского хлебокомбината приняла в партию Мельникова. Что из себя представляет этот Мельников - с 1926 по 1928 год имел собственное мыловаренное производство, полученное в наследство от отца, с 1928 по 1930 год занимался торговлей, был лишен избирательных прав и при призыве в Советскую Армию был зачислен в тыловое ополчение. Отказано в приеме в кандидаты ВКП(б) за политическую неподготовленность начальнику станции Анжерская тов. Токарь, старшему ревизору тов. Бирюкову из парторганизации треста “Анжероуголь”» [13, л. 53].

Даже после смерти И. В. Сталина продолжалась борьба за чистоту социального происхождения коммунистов и за остроту их политической бдительности, в которую активно вмешивались органы государственной безопасности и милиции. Из выступления начальника Гурьевского горотде- ла МВД тов. Хмурова на IX городской партконференции в августе 1953 года: «В ноябре 1952 года Гурьевским горкомом КПСС был принят в члены КПСС т. Лукин В. П., работающий начальником охраны металлургического завода. В отношении Лукина установлено, что его отец имел крупное кулацкое хозяйство. Дед Лукина - Лукин Василий Иванович до революции имел свой магазин, торговал крупными гуртами скота.». О секретаре горисполкома т. Рябышеве у Хмурова имелись следующие сведения: «Кроме этого у т. Рябышева налицо имеются элементы притупления политической бдительности и в своих связях совершенно неразборчив. К этому могут служить такие факты, когда он находится в дружественных отношениях со спецпоселенцами, высланными по политическим соображениям из Молдавской ССР.» [16, л. 48-49].

Корпоративная политическая культура партийных комитетов не предполагала их «засоренности» чуждыми социальными элементами. Из протокола XII Киселевской городской партконференции (январь 1952 года) следует: «При обсуждении кандидатур в члены Киселевского горкома ВКП(б) поступили отводы по кандидатуре тов. Рубина - начальника стройуправления № 5. Выступает тов. Юрищева - начальник отдела кадров углемашзавода и требует автобиографическую справку о его социальном происхождении. Оказывается, что родители тов. Рубина были лишены избирательных прав. При открытом голосовании кандидатура тов. Рубина из списка тайного голосования по большинству голосов отведена...» [17, л. 64]. Данный случай показывает подчиненность индивидуального политического поведения коммунистов общему мейнстриму корпоративной политической культуры.

Руководители среднего и низшего звена, как правило, старались публично признать критику «сверху», частично переложив вину за «политические ошибки» на рядовых исполнителей и заверить руководство в их скорейшем исправлении. Редактор газеты «Борьба за уголь» Баринов ответил на XIV Анжеро-Судженской городской партконференции начальнику городского отдела МГБ Баранову: «Критика в адрес газеты “Борьба за уголь” правильная, справедливая, своевременная. Действительно, в газете часто допускаются грубые политические ошибки, много неточностей и искажений. Причина допуска этих ошибок кроется как раз в том, о чем говорил в своем выступлении тов. Баранов - ослаблении бдительности, в невнимательном отношении к своим обязанностям сотрудников редакции» [13, л. 37].

Корпоративная политическая культура партийных комитетов позволяла партийным руководителям областного масштаба даже обвинять нижестоящие партийные комитеты не только в «грубейших политических ошибках», но и в «антисоветчине». На той же партконференции в Анжеро-Судженске редактор областной газеты «Кузбасс» Е. З. Разумов обрушился с резкой критикой на местный горком партии: «Работа с самостоятельно изучающими основы Марксизма-Ленинизма Горкомом ВКП(б) и его отделом агитации и пропаганды пущена на самотек. Горком не руководит консультантами и не контролирует работу их. Отдел пропаганды в октябре месяце разослал пропагандистам города программу кружков по истории ВКП(б) повышенного типа. Этот документ (мне его сегодня показали) отпечатан с грубейшими политическими ошибками, с антисоветскими формулировками. Бюро горкома должно расследовать это и привлечь к суровой ответственности виновников» [10, л. 54]. Конференция подтвердила исключение из партии «за скрытие своего социального прошлого» четверых человек, «за потерю политической бдительности» - одного человека, «за политическую неустойчивость» - трех человек.

Мораль и культура индивидуального политического действия некоторых руководителей позволяла даже в хозяйственных, технических делах выискивать политическую подоплеку. Начальник Кемеровского областного управления МГБ Н. Ф. Илясов, выступая на XIII Киселевской городской партконференции, говорил о важности введения на шахтах технического «метода цикличности Головина»: «.многие руководители шахт при проведении в жизнь этого метода допускают преступный формализм. Они как деляги относятся к этому политически важному мероприятию. Если горком не наведет здесь порядка, указанные выше деляги опошлят или огрубят это очень важное мероприятие в деле нового подъема угледобычи и успешного выполнения взятых горняками Кузбасса в письме к товарищу Сталину социалистических обязательств» [18, л. 24].

Руководитель органов госбезопасности области ставил перед городской парторганизацией политические задачи культурного и агитационнопропагандистского характера: «Нужно улучшить культурно-массовую и агитационную работу на предприятиях города и особо уделить внимание на молодых рабочих, которые недавно пришли на шахты, стройки и заводы. Нужно молодежь всегда держать в поле зрения партийным, профсоюзным и комсомольским организациям, чтобы они не могли попасть под влияние несознательных, вредных нам людей» [18, л. 28].

По окончании работы конференции коммунисты Киселевска единогласно проголосовали за принятие приветственного письма вождю: «Дорогой товарищ Сталин! Мы еще упорнее будем овладевать марксистско-ленинской теорией. Еще выше поднимем уровень массово-политической работы среди трудящихся, будем вести непримиримую борьбу против всех проявлений реакционно-буржуазной идеологии. Мы заверяем Вас, что большевики Киселевска с честью выполнят любое задание Центрального Комитета партии большевиков и вместе со всей партией под Вашим мудрым руководством будут самоотверженно бороться за великое дело партии Ленина-Сталина, за победу коммунизма в нашей стране» [18, л. 67].

Марксистско-ленинскую теорию, историю ВКП(б) и биографию И. В. Сталина массово изучали коммунисты, комсомольцы, беспартийные. Только в небольшом городке Тайга, по данным протоколов VI городской партийной конференции (1950), «при первичных партийных организациях созданы и работают 38 кружков по истории ВКП(б), 25 кружков по изучению биографии И. В. Сталина, 21 политшкола. В них обучается всего 1365 человек, в том числе: 773 коммуниста, 260 комсомольцев, 330 беспартийных» [33, с. 82].

Массовое насаждение партийно-государственной номенклатурой марксистско-ленинской идеологии, вождизма, официального патриотизма вызывало чувство протеста. Но он, тем более в провинции, в условиях политических репрессий не мог принять форму открытого диссидентства. Основополагающим фактором политической культуры личности этого периода стал нонконформизм, определяющий несогласие на ситуативно-бытовом уровне и ведущий к преобладанию «двуликости» в культуре индивидуального политического действия.

Нонконформизм индивидуального политического действия проявлялся в абсентизме - политическом бездействии, политическом неучастии и апатии. Из выступления начальника Беловского городского отдела МГБ тов. Пестова на XIII городской партконференции (март 1950 года) следует, что даже отвечающие за пропагандистскую, агитационно-массовую работу коммунисты формально относились к ней, а иногда ее вели люди, «не внушающие политического доверия». В городе «ни одна партийная организация не ставила вопроса о бдительности» [19, л. 54-55]. На очередной партконференция в феврале 1951 года отмечалось: «Партийные организации медучреждений еще слабо ведут борьбу с недостатками в работе, они малочисленны, врачей-коммунистов в городе только 7 из 95. Молодые врачи мало вовлекаются в активную общественную жизнь» [20, л. 123].

Абсентизмом врачей была озабочена XXIV Топкинская районная партконференция (февраль 1952 года): «Врачи слабо повышают свой деловой и политический уровень... Из 518 работников здравоохранения мы имеем только 20 человек членов и кандидатов ВКП(б), в том числе врачей - 4 человека. Здравоохранением слабо занимался и Райком партии. Партийные организации Райздравотдела и железнодорожной больницы малочисленны». Здесь же отмечался формализм в организации политической учебы: «Мы по существу не выполнили решения ЦК ВКП(б) “О работе Кемеровского обкома ВКП(б)” в вопросе организации самостоятельной учебы коммунистов. Систематическое чтение лекций в помощь изучающим марксистско-ленинскую теорию не организовано, большинство внештатных консультантов никакой работы не проводят» [21, л. 28, 55].

В начале 1953 года органы госбезопасности и областной комитет КПСС включились в поиск врагов советской власти в рамках общесоюзного «дела врачей». «Дело врачей» стало завершающей политической акцией кампании по борьбе с космополитизмом в СССР. В результате проверки комиссией обкома Сталинского государственного института для усовершенствования врачей был сделан вывод о том, что многие работники института не внушают политического доверия, причем из подготовленной справки видно, что профессор И. И. Карцовник, заведующий кафедрой нервных болезней, по мнению комиссии, допускал политические действия нонконформистского характера - он «грубо вульгаризирует и опошляет марксистско-ленинскую материалистическую теорию, извращает павловское физиологическое учение». Деятельность остальных сотрудников даже трудно отнести к какой-либо из форм индивидуального политического действия: профессор Л. Г. Школьников, заведующий кафедрой травматологии, «стремится протащить на работу в институт лиц еврейской национальности», муж профессора О. И. Шершевской, заведующей кафедрой глазных болезней, «арестован органами МГБ» [5, с. 130-135; 33, с. 87].

К прямому нонконформистскому действию следует отнести участие некоторых коммунистов в деятельности церкви и исполнении церковных обрядов. Эти действия проводились, как правило, скрыто от партийных организаций, так как вели к исключению из партии. Так, по данным обкома партии, только за третий квартал 1950 года «за соблюдение религиозных обрядов» из партии было исключено 58 человек [22, л. 2]. Следует отметить, что в конце 1940-х - начале 1950-х годов произошло общее охлаждение взаимоотношений государства и религиозных конфессий.

Прокопьевский горком ВКП(б) подтвердил в марте 1950 года исключение из рядов партии М. А. Гукова за то, что он «ходил в церковь, где в качестве кума участвовал в крещении ребенка гражданки Скорняковой». Для исключения из партии было не обязательно совершать какое-либо антипартийное индивидуальное политическое действие. Тем же горкомом в январе 1950 года был исключен из партии В. А. Мотин за то, что «не по партийному относится к воспитанию своей семьи, вследствие чего допустил, что его жена в ноябре 1946 года окрестила своего ребенка» [23, л. 142-143]. Сам исключенный об этом факте ничего не знал, поскольку находился в командировке.

Любую, даже чисто деловую, хозяйственную связь с церковью партийные комитеты расценивали как антипартийное индивидуальное политическое действие. На одном из пленумов Беловского горкома ВКП(б) в 1952 году отмечалось: «Попадают под влияние церкви и некоторые коммунисты, как Иванов, Пономарев, Путин- цев, о которых было сказано в докладе горкома ВКП(б) на 15 городской партийной конференции. Беловскому церковному совету было подано заявление коммунистом Пономаревым о выделении ему из церковной кассы 1 700 рублей... Коммунистом Ивановым сделана для церкви люстра.» [24, л. 12].

Антирелигиозная доминанта общепартийной политической культуры оказывала влияние на культуру индивидуального политического действия коммунистов, ориентированных на общепартийный мейнстрим. Согласно протоколу партсобрания Кемеровского учительского института от 27 февраля 1950 года, преподаватель Свиридов «находит необходимость развернуть антирелигиозную агитацию через школы среди родителей». Преподаватель Зелкин «говорит о необходимости проведения систематической антирелигиозной пропаганды, увязывая антирелигиозный материал с материалом каждой лекции» [17, л. 178-180].

В апреле 1950 года Сталинский горком ВКП(б) начал рассматривать персональные дела коммунистов, связанных с существовавшей в городе синагогой. Отдельные партийные и государственные функционеры, следуя общепартийной линии на борьбу с космополитизмом, пытались придать факту связи ответственных работников Кузнецкого металлургического комбината им. И. В. Сталина с синагогой политический, антисоветский характер.

Политизации «дела КМК» (1949-1952) способствовало нарастание экстремизма в культуре индивидуального политического действия некоторых партийных работников. В частности, секретарь партколлегии при Кемеровском обкоме ВКП(б) С. В. Носов в письме в Комиссию партийного контроля при ЦК ВКП(б) назвал конкретные фамилии коммунистов - евреев, поддерживавших синагогу, и настаивал на применении к ним репрессивных действий. Полученные указания «сверху», поддержанные органами МГБ, партийными комитетами и отдельными коммунистами привели в итоге к судебному процессу, прошедшему в Москве в сентябре 1952 года [5, с. 37-91; 33, с. 86-87].

Экстремизм, бескомпромиссность, доносительство, антисемитизм, политическая нечистоплотность, подданнический характер - все эти черты культуры индивидуального политического действия некоторых коммунистов нашли отражение также в делах о деятельности еврейских общин в Кемерове и Прокопьевске [5, с. 92-116].

Боязнь репрессий вела к преобладанию коллективного единомыслия в низовых парторганизациях и нивелированию индивидуального политического поведения, которое сводилось к безоговорочной поддержке принимаемых партсобраниями решений, часто продиктованных вышестоящими партийными и государственными органами. В марте 1951 года партсобрание Кемеровского драматического театра обсудило статью в газете «Кузбасс» «О серьезных недостатках в работе драматического театра», навеянную известным постановлением ЦК ВКП(б) «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» (от 26 августа 1946 года), и единогласно осудило главного режиссера Л. М. Меерсона за включение в репертуар «порочной» и «антисоветской» пьесы под названием «Среди бела дня» еврейских авторов Зискинда и Шатуновского. Л. М. Меерсон, еврей по национальности, был освобожден от должности, а назначенный новым главрежем Амантов сосредоточился на постановке идеологически выверенных пьес советских авторов [33, с. 88].

Особо важным являлось индивидуальное политическое действие руководителей первичных партийных организаций. Но оно, как правило, было направлено на поддержку официальной партийной линии и проведение ее в жизнь. Так, на одном из партсобраний в 1952 году секретарь парткома Кемеровского театра музыкальной комедии Г. А. Лиров говорил о «засоренности» в прошлом репертуара театра «венскими безыдейными спектаклями», имея в виду классические мировые оперетты. Однако после указаний бюро обком ВКП(б) «наш театр совершенно отказался от венского репертуара и взял правильную линию на советский классический спектакль» [5, с. 25; 25, л. 31].

Ликвидацией жанра классической оперетты, очевидно, были недовольны многие актеры и зрители. Но это недовольство проявлялось в разговорах на домашних кухнях и не находило общественного проявления. Элементы открытого политического действия в период «позднего сталинизма» полностью сменились закрытым индивидуальным поведением, политической иммобильностью.

Культура индивидуального политического действия воинствующих коммунистов, наоборот, отличалась наступательностью и идеологической непримиримостью даже по отношению к лицам, лично не замеченным в идеологическом нонконформизме. Восприняв насаждаемую партийно-государственным аппаратом политическую культуру «железного занавеса», такие коммунисты задавали на партсобраниях вопросы вновь вступавшим в партию о проживавших за границей родственниках. Они дотошно расспрашивали у вступавших о материальном и социальном положении родственников, их взаимоотношениях с органами МВД - МГБ.

Достаточно посмотреть протоколы собраний первичной партийной организации Кемеровского государственного педагогического института за 1951-1953 годы. В некоторых из них особо отмечалось, что у принимавшихся в партию «из родственников за границей никого нет» [26, л. 50-51]. При приеме в партию т. Р. Г. Круссера на собрании 18 июля 1952 года было обращено внимание на то, что его отец в 1934 году был арестован органами НКВД по политической статье [40, с. 98]. Принятие его в партию, несмотря на это, явилось исключением. А. П. Сосновскому было отказано в приеме в партию, несмотря на его заявление: «Отец осужден в 1937 году органами НКВД, связи с ним не имею» [27, л. 113].

Тов. С. К. Голубевой при приеме в партию в 1953 году коммунисты пединститута с активной жизненной, партийной позицией и непримиримой культурой индивидуального политического действия задали вопросы: «Почему в год коллективизации (1929) Ваши родители покинули с/х и уехали на производство? Есть ли у Вас подтверждающий документ, что родители не были раскулачены?» [27, л. 101]. Из-за отсутствия такого документа коммунисты решили от приема С. К. Голубевой в партию воздержаться.

Таким образом, культура индивидуального политического действия коммунистов Кузбасса в рассматриваемый период определялась накопленным партией политико-культурным опытом и системой базовых ценностей политической культуры как партии в целом, так и ее региональных партийных комитетов. При этом роль парткомов всех уровней часто сводилась к трансляции норм культурных ценностей и политического поведения сакрализированного партийного центра и высшей партийно-государственной номенклатуры.

Культурно-поведенческие установки воспринимались средним и низшим звеном номенклатуры и передавались рядовым коммунистам, часть из которых, настроенная на общепартийный мейнстрим, восприняла экстремизм как основу культуры индивидуального политического действия и способствовала изгнанию из партии и репрессиям за малейшее нарушение сложившихся культурно-поведенческих норм и индивидуальных политических действий. Другая часть, лишенная возможности открытого политического действия, вынуждена была ограничиться проявлением нонконформизма и иммобильности. Политическое неучастие, абсентизм стали в период «позднего сталинизма» основой индивидуального политического действия большинства рядовых коммунистов Кузбасса.

Литература

Белгороков А., Пивоваров Р. Партийная культура в метафизическом измерении [Электронный ресурс]. - ШП: http://maqazmes/rass/ru/nz/2007/3/be7/html (дата обращения: 09.10.2018).

Бозаджиев В. Л. Политическая культура личности // Междунар. журн. прикл. и фундамент, исследований. - 2014. - № 3 (1). - С. 144-152.

Генина Е. С. Кампания по борьбе с космополитизмом в Сибири (анализ современной отечественной историографии проблемы) // Вест. Кемеров. гос. ун-та. - 2015. - № 1 (61), т. 3. - С. 139-146.

Генина Е. С. Кампания по борьбе с космополитизмом в Сибири (1949-1953). - Кемерово: Кемеров. гос. ун-т, 2009. - 255 с.

Генина Е. С., Макарчук С. В. Борьба с космополитизмом: политические дела и разоблачения в Кемеровской области (1949-1953 годы). - Кемерово: КРИРПО, 2018. - 176 с.

Гончаров Д. В. Теория политического участия. - М.: Юрист, 1997. - 208 с.

Государственный архив Кемеровской области (ГАКО). - Ф. П-1436. - Оп. 1. - Д. 46.

ГАКО. - Ф. П-1. - Оп. 6. - Д. 28.

ГАКО. - Ф. П-75. - Оп. 2. - Д. 393.

ГАКО. - Ф. П-1. - Оп. 6. - Д. 1.

ГАКО. - Ф. П-127. - Оп. 16. - Д. 2.

ГАКО. - Ф. П-1. - Оп. 5. - Д. 147.

ГАКО. - Ф. П-1. - Оп. 6. - Д. 13.

ГАКО. - Ф. П-123. - Оп. 10. - Д. 2.

ГАКО. - Ф. П-119. - Оп. 10. - Д. 1.

ГАКО. - Ф. П-119. - Оп. 11. - Д. 1.

ГАКО. - Ф. П-81. - Оп. 10. - Д. 1.

ГАКО. - Ф. П-81. - Оп. 10. - Д. 2.

ГАКО. - Ф. П-88. - Оп. 10. - Д. 1.

ГАКО. - Ф. П-88. - Оп. 12. - Д. 1.

ГАКО. - Ф. П-35. - Оп. 12. - Д. 1.

ГАКО. - Ф. П-75. - Оп. 2. - Д. 390.

ГАКО. - Ф. П-75. - Оп. 2. - Д. 426.

ГАКО. - Ф. П-88. - Оп. 14. - Д. 15.

ГАКО. - Ф. П-444. - Оп. 1. - Д. 8.

ГАКО. - Ф. П-1436. - Оп. 1. - Д. 48.

ГАКО. - Ф. П-1436. - Оп. 1. - Д. 49.

Зимин В. А., Морозова Г. А. Партии - субъекты и носители политической культуры // Историческая и социально-образовательная мысль. - 2014. - № 1 (23). - С. 111-117.

Капитонов Э. А., Зинченко Г. П. Корпоративная культура: теория и практика. - М.: Альфа-Пресс, 2005. - 352 с.

Кимерлинг А. С. Выполнять и лукавить: политические кампании поздней сталинской эпохи. - М.: Высш. шк. экономики, 2017. - 217 с.

Коновалов А. Б. Культурные потребности регионов Западной Сибири в представлениях партийного руководства эпохи «позднего сталинизма» (1945-1953 годы) // Вестн. Кемеров. гос. ун-та культуры и искусств. - 2017. - № 40. - С. 87-96.

Костырченко Г. В. Сталин против «космополитов». Власть и еврейская интеллигенция в СССР. - М.: Рос. полит. энцикл. (РОССПЭН), Фонд Первого Президента России Б. Н. Ельцина, 2009. - 415 с.

Макарчук С. В., Генина Е. С. Политическая культура комитетов ВКП(б) - КПСС Кемеровской области в период борьбы с космополитизмом. Конец 1940-х - начало 1950-х годов // Вестн. Кемеров. гос. ун-та культуры и искусств. - 2019. - № 46. - С. 80-92.

Окатов А. В., Соловьев Д. А. Понятие и виды корпоративной культуры // Вестн. Тамбов. гос. ун-та. Сер.: Общ. науки. - 2017. - Т 3, вып. 3 (11). - С. 35-47.

Папков С. А. Обыкновенный террор. Политика сталинизма в Сибири. - М.: РОССПЭН, 2012. - 440 с.

Плотников Т. В. Политическое поведение в России (социально-философский анализ): дис. ... д-ра филос. наук. - Ростов н/Д.: РГУ, 2004. - 356 с.

Пфетцер С. А. Теоретико-методологические основания анализа проблемы политического участия // Вестн. Кемеров. гос. ун-та. - 2013, - № 3 (55), т 1. - С. 103-110.

Сафаров И. Ю. Основные факторы формирования политической культуры личности: автореф. ... дис. канд. филос. наук. - М.: МГИК, 1991. - 26 с.

Советское государство и общество в период позднего сталинизма. 1945-1953 годы: мат-лы VII Между- нар. науч. конф. - Тверь, 4-6 дек. 2014 года. - М.: Полит. энцикл., Президентский центр Б. Н. Ельцина, 2015. - 719 с.

Тихонов В. В. Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х - 1953 год) - М.; СПб.: Нестор-История, 2016. - 424 с.

Шейн Э. Х. Организационная культура и лидерство. - СПб.: Питер, 2002. - 336 с.



References

Belgorokov A., Pivovarov R. Partiynaya kul'tura v metafizicheskom izmerenii [Party culture in the metaphysica dimension]. (In Russ.). Available at: http://maqazines/russ/ru/nz/2007/3/be7/html (accessed 09.10.2018).

Bozadzhiev VL. Politicheskaya kul'tura lichnosti [Political culture of personality]. Mezhdynarodnyy zhurnal prikladnykh i fundamentalnykh issledovaniy [International magazine applieds and foundation research], 2014, no. 3 (1), pp. 144-152. (In Russ.).

Genina E.S. Kampaniya po bor'be s kosmopolitizmom v Sibiri (analiz sovremennoy otechestvennoy istoriografii problemy) [Campaign against cosmopolitanism in Siberia (analysis of modern Russian historiography of the problem)]. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta [Bulletin of Kemerovo State University], 2015, no. 1 (61), vol. 3, pp. 139-146. (In Russ.).

Genina E.S. Kampaniya po bor'be s kosmopolitizmom v Sibiri (1949-1953) [Campaign against cosmopolitanism in Siberia (1949-1953)]. Kemerovo, Kemerovo State University Publ., 2009. 255 p. (In Russ.).

Genina E.S., Makarchuk S.V. Bor'ba s kosmopolitizmom: politicheskie dela i razoblacheniya v Kemerovskoy oblasti (1949-1953) [The fight against cosmopolitanism: political affairs and exposures in the Kemerovo region (1949-1953)]. Kemerovo, KRIRPO Publ., 2018. 176 p.

Goncharov D.V Teoriya politicheskogo uchastiya [Theory of Political Participation]. Moscow, Yurist Publ., 1997. 208 p. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-1436, Op. 1, D. 46. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-1, Op. 6, D. 28. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-75, Op. 2, D. 393. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-1, Op. 6, D. 1. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-127, Op. 16, D. 2. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-1, Op. 5, D. 147. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-1, Op. 6, D. 13. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-123, Op. 10, D. 2. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-119, Op. 10, D. 1. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-119, Op. 11, D. 1. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-81, Op. 10, D. 1. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-81, Op. 10, D. 2. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-88, Op. 10, D. 1. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-88, Op. 12, D. 1. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-35, Op. 12, D. 1. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-75, Op. 2, D. 390. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-75, Op. 2, D. 426. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-88, Op. 14, D. 15. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-444, Op. 1, D. 8. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-1436, Op. 1, D. 48. (In Russ.).

Gosudarstvennyy arkhiv Kemerovskoy oblasti [The State Archive of the Kemerovo Region], F. P-1436, Op. 1, D. 49. (In Russ.).

Zimin V.A., Morozova G.A. Partii - sub”ekty i nositeli politicheskoy kul'tury [Parties - subjects and carriers of political culture]. Istoricheskaya i sotsial'no-obrazovatel'naya mysl' [Historical and socio-educational thought], 2014, no. 1 (23), pp. 111-117. (In Russ.).

Kapitonov E.A., Zinchenko G.P. Korporativnaya kul'tura: teoriya i praktika [Corporate culture: theory and practice]. Moscow, Alfa Press, 2005. 352 p. (In Russ.).

Kimerling A.S. Vypolnyat' i lukavit': politicheskie kampanii pozdney stalinskoy epokhi [Perform and dissemble: political campaigns of the late Stalinist era]. Moscow, Vyssh. shkola ekonomiki Publ., 2017. 217 p. (In Russ.).

Konovalov A.B. Kul'turnye potrebnosti regionov Zapadnoy Sibiri v predstavleniyakh partiynogo rukovodstva epokhi «pozdnego stalinizma» (1945-1953) [Cultural needs of the regions of Western Siberia in representation party leadership of the era of “late stalinism” (1945-1953)]. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv [Bulletin of the Kemerovo State University of Culture and Arts], 2017, no. 40, pp. 87-96.

Kostyrchenko G.V Stalin protiv "kosmopolitov". Vlast' i evreyskaya intelligentsiya v SSSR [Stalin against "cosmopolitans". Power and the Jewish intelligentsia in USSR]. Moscow, Rossiyskaya politicheskaya entsiklopediya (ROSSPEN); Fond Pervogo Prezidenta Rossii B.N. Eltsina Publ., 2009. 415 p. (In Russ.).

Makarchuk S.V., Genina E.S. Politicheskaya kul'tura komitetov VKP(b) - KPSS Kemerovskoy oblasti v period bor'by s kosmopolitizmom. Konets 1940-kh - nachalo 1950-kh godov [Political Culture of the Committees of the CPSU (B.) - CPSU Kemerovo region during the fight against cosmopolitanism. Late 1940s - early 1950s]. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta kul 'tury i iskusstv [Bulletin of the Kemerovo State University of Culture and Arts], 2019, no. 46, pp. 80-92.

Okatov A.V., Solovyev D.A. Ponyatie i vidy korporativnoy kul'tury [Concept and types of corporate culture]. Vestnik Tambovskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Obshchestvennye nauki [Tambov. state university. Series: total science], 2017, vol. 3, iss. 3(11), pp. 35-47. (In Russ.).

Papkov S.A. Obyknovennyy terror. Politika stalinizma v Sibiri [Ordinary terror. The policy of Stalinism in Siberia]. Moscow, ROSSPEN Publ., 2012. 440 p. (In Russ.).

Plotnikov T.V. Politicheskoe povedenie v Rossii (sotsial'no-filosofskiy analiz): diss. ...dokt. filos. nauk [Political behavior in Russia (socio-philosophical analysis). Diss. ... Dr. of Philosophical Sciences]. Rostov-na-Donu, RGU Publ., 2004. 356 p. (In Russ.).

Pfettser S.A. Teoretiko-metodologicheskie osnovaniya analiza problemy politicheskogo uchastiya [Theoretical and methodological foundations of the analysis of the political problem participation]. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta [Bulletin of the Kemerovo State University], 2013, no. 3(55), vol. 1, pp. 103-110. (In Russ.).

Safarov I.Yu. Osnovnye faktory formirovaniya politicheskoy kul'tury lichnosti: avtoref dis. ...kand. filos. nauk [The main factors in the formation of the political culture of the individual. Author's abstract of diss. PhD in philosophy]. Moscow, MGIK Publ., 1991. 26 p. (In Russ.).

Sovetskoe gosudarstvo i obshchestvo v period pozdnego stalinizma. 1945-1953. [The Soviet state and society in the period of late Stalinism. 1945-1953]. Materialy VII mezhdunarodnoy nauchnoy konferentsii. Tver, 4-6 dekabrya 2014 goda [Materials VII international scientific conference]. Moscow, Politicheskaya entsiklopediya; Prezidentskiy tsentr B.N. Eltsina Publ. 2015. 719 p. (In Russ.).

Tikhonov V.V. Ideologicheskie kampanii "pozdnego stalinizma" i sovetskaya istoricheskaya nauka (seredi- na 1940-kh - 1953 god) [The ideological campaigns of "late stalinism" and the Soviet historical science (mid. 1940s-1953)]. Moscow, St. Petersburg, Nestor-Istoriya Publ., 2016. 424 p. (In Russ.).

Sheyn E. Kh. Organizatsionnaya kul'tura i liderstvo [Organizational culture and leadership]. St. Petersburg, Peter Publ., 2002. 336 p. (In Russ.).

...