Отражение в произведениях Александра Духновича фактов языкового контактирования русинов

Размещено на http://www.allbest.ru/

ОТРАЖЕНИЕ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ АЛЕКСАНДРА ДУХНОВИЧА ФАКТОВ ЯЗЫКОВОГО КОНТАКТИРОВАНИЯ РУСИНОВ

С.В. Зеленко

Белорусский государственный университет Республика Беларусь, г. Минск

Авторское резюме

В статье анализируются факты языкового контактирования русинов с представителями других славянских (русские, сербы, словаки) и неславянских (немцы, венгры) народов, отраженные в произведениях русинского будителя Александра Васильевича Духновича (1803-1865). Доказывается, что актуализация межъязыковых взаимодействий в педагогических трудах («Книжица читалная для начинающихъ», «Сокращенная грамматика письменнаго рускаго языка») и историографической работе «Истинная исторія карпато-россовъ или угорскихъ русиновъ» прецедентного для русинского лингвокультурного сообщества автора выражается в виде вербализированных и невербализированных коммуникационных актов, опосредующих восприятие данных текстов читательской аудиторией. В анализируемых произведениях А. Духновича случаи номинаций русинско-иноязычного контактирования сопровождаются либо констатирующими описаниями данных историко-культурных фактов без их индивидуально-авторских эмоциональных положительных и отрицательных оценок, либо негативными и нейтральными комментариями, выражающими отношение автора к определенному языку и / или его носителям. На невербальном уровне воззрения и коммуникативные установки А. Духновича на факты контактирования русинов с другими народами проявляются в виде редакторских правок в переизданиях 1847 и 1850 гг. педагогической работы «Книжица читалная для начинающихъ», например, как в случае с исключением текстовых фрагментов на венгерском языке из данного авторского произведения. В статье делается вывод о том, что рефлексивные интенции А. Духновича по отношению к фактам языкового контактирования русинов могут оказывать влияние на рецепцию его педагогических и историографических работ читателями в силу исключительной важности самой личности автора для представителей русинского лингвокультурного сообщества, а также опосредовать возникновение в национальной картине мира ряда негативных и позитивных ценностных установок к другим народам и языкам.

Ключевые слова: языковое контактирование, русины, Духнович, экстралингвистические факторы, русский язык.

language contacting of rusinsin the works by Alexander Dukhnovich

S.V. Zelenko

Belarusian State University Minsk, Belarus

Abstract

The article analyzes language contacting of Rusins with representatives of other Slavic (Russians, Serbs, Slovaks) and non-Slavic (Germans, Hungarians) peoples, as reflected in the works by the Rusin enlightener Alexander Vasilievich Dukhnovich (18031865). The author argues that the language interactions in pedagogical (“A Reader for Beginners”, “Abridged Grammar of the Written Russian language”) and historiographic works (“The True History of the Carpatho-Ross or the Ugric Rusins”) of this precedent author are expressed as verbalized and non-verbalized communication acts mediating the perception of the texts by the reading audience. The nominations of Rusin-foreign language contacting in the works under analysis are accompanied either by specifying descriptions of historical and cultural facts without individual (positive or negative) evaluations, or by negative and neutral commentary expressing the author's attitude to a particular language and / or its speakers. On the non-verbal level, A. Dukhnovich's views and communicative attitudes to Rusins' language contacts with other nations are manifested in the form of editorial changes in reprints of “A Reader for Beginners” in 1847 and 1850, for example, as in the case of excluding Hungarian text fragments. The author concludes that the reflexive intentions of A. Dukhnovich in relation to language contacting of Rusins can influence the readers' response to his pedagogical and historiographic works due to the exceptional importance of the author's personality for representatives of the Rusin cultural and linguistic community. They can also mediate the emergence of negative and positive attitudes towards other peoples and languages in the national picture of the world.

Keywords: language contacting, Rusins, Dukhnovich, extraLinguistic factors, Russian language.

языковый контактирование русин духнович

Языковое контактирование как близкородственных, так и неродственных лингвокультурных этнических сообществ заключается в опосредованном рядом взаимосвязанных факторов процессе усвоения (заимствования, калькирования) лексических, грамматических, фразеологических, фонетических единиц одного языка другим. Если не принимать во внимание насильственное насаждение культурных и языковых норм, а также сегрегационную и ассимиляционную политику правящих элит в государствах с неоднородным этническим составом по отношению к представителям определенных миноритарных лингвокультурных сообществ (например, полонизация этнических белорусов на территории Западной Беларуси после Рижского мирного договора 1921 г. (Сачанка 1991: 8); мадьяризация русинов в Австро-Венгрии (Каминскій 1925: 9; Суляк 2о08: 14; Суляк 2009: 62-63; Нам, Наумова 2015: 130 и др.)), то процессы языкового контактирования, которые перманентно протекают на приграничных территориях государств-соседей и между представителями разных языковых групп на территории одного государства в результате реализации культурно-исторических, финансово-экономических, политических, социально-бытовых, информационно-коммуникационных связей, можно считать естественными, натуральными.

Языковое контактирование одного народа с представителями другого лингвистического сообщества опосредуется рядом экстралингвистических (внеязыковых) факторов, к которым, по мнению В.Н. Поляковой (Полякова 2001: 41-128), можно отнести: а) общественно-исторический - сведения о состоянии определенного языка в установленный исторический период; б) этнокультурный - информация о социолингвистических характеристиках анализируемого языкового общественного единства; в) рефлексивный - сведения психологического содержания, которые отражают принадлежность определенной личности к языковой группе и предопределяют набор ценностных установок, создающих эмоциональный фон коммуникационного акта.

Изучению языковых контактов русинов в диахроническом и синхроническом аспектах посвящен ряд научных работ, значительное количество которых опубликовано в международном историческом журнале «Русин». Так, например, в работе академика Н.И. Толстого

«Литературный язык Подкарпатской Руси» (Толстой 2005: 73-75) наряду с общественно-историческим фактором (религиозные предпочтения русинов и их социально-политические взаимоотношения с другими народами), оказавшим влияние на установление и закрепление правил и норм языка русинов как части их культурного наследия, анализируется воздействие культурно-языковых традиций соседних народов и диалектов данного лингвокультурного сообщества (этнокультурный фактор) на формирование русинского литературного языка (язычия). Сотрудники Пряшевского университета (Словакия) В. Ябур и А. Плишкова в обзорно-аналитической статье «Некоторые черты русинских говоров Словакии» (Ябур, Плишкова 2005: 83), раскрывая сущность этнокультурного фактора, опосредовавшего языковое контактирование русинов с другими народами, указывают на влияние западноукраинских диалектов и западнославянских языков на карпатскую группу восточнославянских (русинских) диалектов. М. Горняк в статье «Обсяжно о нукашнєй структури руского язика» говорит о том, что язык русинов Воеводины «формовал ше у карпатским ареалу, на просторох дзе ше дотикаю восточнославянски и заходнославянски язики, та природне же ма характеристики и єдних и других» (Горняк 2005: 157). Заостряя внимание на общественноисторическом и этнокультурном факторах языкового взаимодействия русинов с представителями других лингвокультурных сообществ, М. Горняк утверждает, что, кроме праславянских элементов, в языке бачванских русинов присутствуют церковнославянизмы, германизмы, латинизмы, а также лексика из литературного языка угорских русинов (язычия), венгерского, румынского и сербского языков.

При этом за пределами научного внимания историков, культурологов и лингвистов, занимающихся проблемами языкового контактирования русинов, довольно часто остается еще один экстралингвистический фактор - рефлексивный, данное языковое взаимодействие также опосредующий. Таким образом, вполне оправдано изучение представлений (оценок, установок, комментариев, интенций, коммуникационных актов) о языковом контактировании русинов прецедентной (исключительно важной) для данного лингвокультурного сообщества личности. Современные ученые, представители различных направлений гуманитарной науки, утверждают, что «А.В. Духнович являлся одной из центральных фигур в жизни русинов» (Тудосе 2007: 23); «Духнович это руський Пушкин, негасимая свеча» (Погодин 2006: 139); «У русинов национальным символом является незабвенный, любимый многими русинскими поколениями Александр Духнович» (Алмаший 2006: 17).

Исходя из значимости личности русинского будителя А.В. Духновича для представителей данного лингвокультурного сообщества, остановим наше внимание на отражении в его литературных (историографических и педагогических) трудах вербально актуализированного и неактуализированного рефлексивного экстралингвистического фактора, который непосредственно и (или) опосредованно указывает на языковое контактирование русинов как со славянскими, так и с неславянскими народами. В отличие от интралингвистических проявлений языкового контактирования (например, прямых заимствований на лексическом и грамматическом уровнях), экстралингвистические (обусловленные социально) факторы, как правило, обнаруживаются в речевых отрезках с наименованиями «других» (контактных) языков и / или описанием прецедентных (исторически значимых для представителей определенного лингвокультурного сообщества) ситуаций, в рамках которых осуществлялось данное языковое взаимодействие.

Так, например, в историографической работе «Истинная исторія карпато-россовъ или угорскихъ русиновъ изданна народолюбцемъ, Александромъ Духновичемъ. 1853» автор констатирует генетическую связь языка «угро, или карпато-россовъ» с русским языком: «Я упомя- нутымъ согласуясь, узнаю угро, или карпато-россовъ по части происходить изъ Россіи, ибо то ихъ языкъ, имя, законъ и обыкновеыя довольно показують...» (Истинная исторія 1914: 532-533). Можно предполагать, что данным утверждением А. Духнович подчеркивает свое видение решения проблемы кодификации карпаторусинского литературного языка. Профессор Ф. Аристов, анализируя историографический труд А. Духновича, высказывает мысль о том, что выбор языка изложения исторического материала автором является концептуально важным (Аристовъ 1914: 154), поскольку, как отмечал сам русинский будитель, «современники, и соотечественники о народЪ семь очень мало, иностранцы же, и иноплемянные или ничего, или только что-нибудь погрЪшнаго во памятникахъ своихъ оставили» (Истинная исторія 1914: 528). Очевидно, что А. Духнович пытался отразить историю своего народа, во-первых, на понятном для него (народа) языке; во- вторых, на языке, который можно считать языком международного общения (международном языке), чтобы максимально увеличить читательскую аудиторию историографии «Истинная исторія карпатороссовъ.». Так, профессор Ф. Аристов утверждал: «До А.В. Духновича въ литературЪ употреблялись послЪдовательно церковнославянскій, латинскій и мадьярскій языки, и только онъ первый началъ писать по-русски: сперва на мЪстномъ нарЪчш, а затЬмъ и на общерусскомъ языке» (Аристовъ 1929: 24).

При этом в своей историографической работе А. Духнович приводит ссылку на труд «Notitia topographica, РоІШса Comitattus Zempliniensis. Buda 1803», автор которого, Антоний Сирмай, говорит, что «въ предЬлахь сихъ, (:Коло Бодрога рЬки:) прежде пришествія угров, (:мадяровъ:) обитали сарматы, кой съ россами, роксами, роксоланами, руссами, рутенами, москалями, и козаками одного суть рода, яко то поминають древнїи писатели: Беросъ, Ксенофонъ, Геродотъ, Кромеръ и иные» (Истинная исторія 1914: 533-534). Данное утверждение, в некоторых аспектах подтверждаемое и современными учеными (Седов 2006; Жих 2009; Суляк 2014), во-первых, можно рассматривать в качестве общественно-исторического фактора, опосредовавшего языковое контактирование русинов в исторической ретроспекции, во-вторых - как рефлексивный фактор, что доказывается эмоционально окрашенным комментарием А. Духновича к данной цитате: «Домашній писатель Антоній Сирмай <...> хотяй не много склонный кь русинамь какь мадярь, однакожь утаить правду не смЬя, такь говорить.» (Истинная Исторія 1914: 533).

Указывая на русинско-венгерское языковое контактирование, А. Духнович отражает в тексте своей работы определенную историкокультурную ситуацию, в которой данное взаимодействие двух языков происходило: «При семь когда бы льзя правду сказать, и тЬхь русскаго народа и племени усковь, семейства здЬсь исчислить, которые ради временныхь угод, и тщеславія русскаго рода отреклись, и почтенныя руская имена своя переворотили, или помадярили <...> Но Господи прости имь...» (Истинная исторія 1914: 532-533); «...нЬкоторыя древнія, и славныя угорскія (нынЬ мадярскія:) семейства и днесь еще руское наименованіе носять, хотя й и убили бы человЬка, если бы имь кто сказать тую правду осмЬливался...» (Истинная исторія 1914: 540). Как видно из приведенных примеров, А. Духнович сопровождает упоминание о русинско-венгерском языковом контактировании, актуализированном в авторском тексте соответствующей прецедентной ситуацией (мадьяризация русинов), эмоционально-оценочными суждениями («Но Господи прости имь», «хотя й и убили бы челов'Ька»), характеризующими негативное отношение представителя русинского лингвокультурного сообщества к данному историко-культурному событию. В данном случае, как нам кажется, будет уместно привести еще одну цитату из труда А. Духновича, в которой отражается как сам факт русинско-венгерского языкового контактирования, так и отношение автора к нему: «...мадярскій языкь выключая не много турецкихь, манжурскихь и моголскихь, потомь нЬмецкихь и латинскихь имень, и словь, по большей части изь русскаго сложень <...> Правда мадяре потверждають, или по крайней мЬрЬ вЬрить желають, что ихь какь народь, такь и языкь первокоренной, или со иными европейскими народами, и языками общаго ничего не имЬеть, или какь одинь дуракь, довести усиловался, и вь дурномь своемь сомнамбулисмЬ доводиль, что Створитель міра съ первыми іірародительми нашими въ Pat, по мадярски говорилъ, и что Адамъ, Ева. Каинъ, Абелъ и прочая имена мадярская суть, (:хотяй въ мадярскомъ языкЬ никакого не имЬють знаменованія)» (Истинная исторія 1914: 540).

В контексте нашего исследования представляют интерес не собственно исторические и лингвистические выкладки А. Духновича (иногда достаточно противоречивые) о формировании и лексических заимствованиях в составе венгерского языка, а непосредственное выражение в письменной речи отношения автора труда «Истинная исторія карпато-россовъ...» к представителям иноязычного сообщества. Так, характеризуя языковой шовинизм венгров по отношении к другим народам, А. Духнович использует экспрессивно окрашенную лексику («одинъ дуракъ», «въ дурномъ своемъ сомнамбулисмЬ»). Апелляция к стилистически сниженным лексическим ресурсам позволяет автору репрезентовать аудитории (главным образом русскоязычной) свое эмоциональное состояние (негодование, недовольство, раздражение), высказать негативное отношение к иноязычному речевому субъекту, противопоставить себя (как представителя определенного лингвокультурного сообщества) и носителя другого (чужого, чуждого) языка. Поскольку личность А. Духновича является прецедентной для русинов, то можно предполагать, что подобная авторская рефлексия, выраженная в отрицательных ценностных установках и реализованная в соответствующих высказываниях, будет опосредовать негативный эмоциональный фон восприятия информации о русинско-венгерском языковом контактировании как со стороны русинов, так и со стороны венгров.

Рассуждая о происхождении некоторых онимов (названий населенных пунктов и личных имен), бытовавших на территории проживания предков русинов, А. Духнович констатирует их принадлежность к славянскому языковому субстрату: «Россіяне какъ не новЬйшіе угровъ въ семъ краЬ, такъ окружными ихъ сподвижниками бывъ, равнымъ съ ними правомъ или новыя получили, или древнія владея своя содержали; по чему то множество удЬловъ, или столицъ, городовъ, мЬстъ, и деревнь отъ россынъ какъ начало, такъ и имена своя получило.» (Истинная исторія 1914: 532); «Что больше, рус- скихъ именъ, найпаче отъ способностей, и свойствъ тЬла, таже званія и достоинствъ, происходяшихъ, даже между древними мадярскими вождами слЬды находятся, ибо имена первоначальныхъ угорскихъ воеводъ на мадярскомъ языкЬ по большей части ничего, на русскомъ же способности тЬла, или свойства званію ихъ сходная знаменуютъ...» (Истинная исторія 1914: 538). Примечательно, что при упоминании данных фактов языкового контактирования русинов отсутствуют какие-либо авторские негативные оценки, что эмоционально контрастирует с приведенными выше примерами. В этом случае можно говорить не только о констатации языковой реалии, но и о ее индивидуальной оценке говорящим (А. Духновичем) - нейтральной либо положительной, поскольку описанная ситуация иллюстрирует процессы заимствования венграми лексических единиц из языков славянской группы, а не наоборот.

В параграфе «О имени русиновъ» (Истинная исторія 1914: 536541) А. Духнович приводит информацию как о самоназвании «угро, или карпато-россовъ», так и об их наименовании другими народами. Так, по мнению автора, «означенія русскаго, и россійскаго имени <...> къ угро-россамъ относится», «Славяне паки, и угро, или карпато-россы сами себя именуютъ: русинами, русаками, и руснаками...». Помимо упомянутых названий «угроросаанъ» А. Духнович приводит в своем труде некоторые их «помЬстныя имена»: «...лишакъ, лемакь, цопакь <...> Именуются еще они верховинцами <...> и подгорцами; дале бережанцами <...> ПослЬ: бляшаниками, льопаками, смоляниками, гуцулами, бойками, свЬчкарями, и грабляниками». Данное перечисление сопровождается своеобразной этимологической справкой: «По тому, что первые на подобіе щитовъ чресла, тайстры, или побочные изь шеи на ремени висящие карманы, и шапки бляхою украшають». При этом происхождение имени собственного «гуцулъ» А. Духнович связывает с экстралингвистическим фактором языкового контактирования русинов с другими народами: «...четвертые отъ гицля, и бивака подобнаго катЬ, или отъ волоскаго “гоцулъ” по тому, что они по молдавской, седьмоградской, буковинской, галицкой и угорской границамъ живущіе изь древле вЬроятно на сосЬдовъ своихъ нападали, и любили разбивать, и грабить.». В данном фрагменте также можно наблюдать наличие индивидуально-авторских отрицательных оценочных суждений А. Духновича по отношению к фактам языкового контактирования русинов - имеется в виду прослеживание автором этимологии этнонима «гуцул» от валашского наименования воинственных соседей.

Приводя в своей историографической работе наименования русинов, которые используют представители других народов, А. Духнович, как и при оценке факта русинско-венгерского языкового контактирования, сопровождает их авторскими комментариями, однако в данном случае без использования эмоционально окрашенной (стилистически сниженной) лексики: «НЬмецкіе паки писатели, и дипломатики именуютъ ихъ руссами, и рутенами, и презрительно русняками, rusniaken. Угры же, (:мадяре:) какъ и иные по Кавказкимъ горамъ живущіе татар- скіе, и могольскіе народы, и даже самые куманцы росаанъ какъ прежде, такъ и днесь именуютъ оросами, оруссами, уруссами <...> Такожде угорское уросъ, или урошъ, урачъ, uracs знаменуетъ господина, или молодого пана, панича; изъ чего слЪдствуетъ, что имя оросъ не такъ презрительно, какь нЪкоторые латинско-угорскіе писатели мыслить»; «нЪкоторые иноплеменники любять ихь презрительно, и посмЪшно русняками прозывать» (Истинная исторія 1914: 536-537). Приведенные примеры свидетельствуют о том, что автор труда «Истинная исторія карпато-россовъ...» русинский будитель А. Духнович через констатацию фактов «презрительного» наименования своих предков представителями других народов демонстрирует нейтрально-снисходительное отношение к подобному проявлению речевой агрессии, не отвечает на нее, противопоставляя ей исторические сведения о происхождении соответствующего этнонима.

В педагогических трудах А. Духновича также отмечается наличие фактов языкового контактирования русинов с другими народами. Однако рефлексивный фактор данного языкового взаимодействия реализуется в этих работах без вербализации авторских эмоциональных оценок. Так, например, в труде «Сокращенная грамматика письменнаго рускаго языка» А. Духнович объясняет правила произношения безударного [о], ссылаясь на артикуляцию краткого [а] в венгерском языке: «Буква О ежели не имЪетъ ударенія и стоить передъ слогомъ ударяемымъ, произносится какь венгерское краткое а» (Сокращенная грамматика 1853: 5). На сопоставлении двух языков автор строит и следующие орфоэпические правила: «Буква В звучить въ карпато-рускомъ языке какь ji <...> по письменному рускому языку же произносится какъ іе» (Сокращенная грамматика 1853: 6); «ТЪмъ которые славяцкій языкъ знаютъ, совЪтую, чтобъ они въ одинакихъ коренныхъ словахъ употребляли букву В гдЪ словяки употребляютъ въ тЪхъ же словахъ букву е...» (Сокращенная грамматика 1853: 7). Очевидно, что подобные апелляции к другим языкам вызваны авторской интенцией упростить восприятие предлагаемой информации читателями, находящимися в ситуации многоязычного взаимодействия, которое было опосредовано экстралингвистиче- ской ситуацией на территории проживания русинов на протяжении достаточно продолжительного времени.

Отметим, что использование А. Духновичем описанного приема, с точки зрения современной дидактики (Koudrjavtseva, Salimova, Snigireva 2015: 124-132), является приемлемым, поскольку позволяет реализовать этнометодическую, этнолингвистическую (точнее, этно-лингвокультурную) компетенции педагога. Таким образом, в данном случае автор труда «Сокращенная грамматика письменнаго рускаго языка» демонстрирует глубокое понимание особенностей процесса изучения неродного и второго родного языка в многоязычной (мультикультурной) среде, одной из которых является ценностная невербализированная установка на создание положительного эмоционального фона образовательного акта за счет апелляций к знакомым и понятным ученикам, уже усвоенным на другом языке реалиям.

Так, например, в работе «Сокращенная грамматика письменнаго рускаго языка» А. Духнович в виде сносок или отдельного примечания акцентирует внимание читателя на определенных особенностях русского языка в сопоставлении с другими славянскими: «Карпатскіе русины часто погрЬшають противъ буквы В потому что она у нихъ звучитъ какь И, а не какь у сербовь, или россіянь на іе, поэтому вь коренныхъ именахь и словах вмЬсто В пишуть И. Правильному употребленію сей буквы они только чрезь долгое упражненіе могуть обучиться» (Сокращенная грамматика 1853: 7); «Неокончательное наклоненіе такь вь церковно-славянскомь, какь и обыкновенно вь карпато-рускомь языкахь кончится на ти, однако нельзя сказать, чтобь это окончанше было общее славянское, потому что окончаніе ть употребляется не токмо вь письменномь рускомь языкЬ, но и вь славяцкомь язык'Ь, далЬе вь Венгріи находятся тоже рускія поселенія особенно вь Унгварскомь комитатЬ какь то Гливищи, Рыбница и Реметы...» (Сокращенная грамматика 1853: 29). Как видно из приведенных примеров, в данных текстовых фрагментах отражаются как этнокультурный (информация о социолингвистических характеристиках анализируемого языкового общественного единства), так и рефлексивный (отражение ценностных педагогических установок А. Духновича) факторы, опосредующие языковое контактирование русинов.

Отражение рефлексивного фактора языкового контактирования русинов с другими народами находим также в педагогическом труде А. Духновича «Книжица читалная для начинающихь» (Книжица 1847; Книжица 1850). Интересно, что в данном случае выявление ценностных установок автора издания как представителя определенного лингвокультурного сообщества по отношению к другим (отличным от его родного) языкам возможно при сопоставлении содержания первого и второго изданий «Книжицы». Так, в издание 1847 г. А. Духнович наряду с кириллической азбукой - «Изображеніе древныхь, и новыхь писмень славенскихь, печатныхь, и рукописныхь. Буквы» (Книжица 1847: 3-8) включает латинский (венгерский) алфавит - «Писмень оугорския печатныя, и рукописныя. Буквы» (Книжица 1847: 9-12). В издании же «Книжицы» 1850 г. приводятся только кириллические «Азь бука церковна малая», «Азь бука церковна великая», «Азь бука письмена» (Книжица 1850: 9-12). Однако в конце «Книжицы» 1850 г. дается сравнительная таблица «Сравненіе буквъ въ четырехъ языкахъ. Русскія. Готтицко-словенскія. НІмецкия. Римскія» (Книжица 1850: 107--112). Подобный элемент в издании 1847 г. отсутствует.

Следует отметить, что в издании «Книжицы» 1847 г. А. Духнович приводит сопоставление слогов на двух языках: «Писмена славенская» и «Писмена оугорская» (Книжица 1847: 13-16), подобным же образом в книгу включается двуязычное «Оупражненіе въ чтеніи» (Книжица 1847: 1б --20). Обращает на себя внимание, что в издание «Книжицы» 1850 г. автор вводит только кириллические слоговые сочетания букв: «Слози отъ согласныхъ», «Слози отъ самогласныхъ», «Двоеслози согласныхъ», «Двоеслози самогласныхъ» (Книжица 1850: 5-12), однако в конце этого издания приводятся небольшого объема тексты для чтения: «Упражненіе въ словянскомъ чтеніи» (Книжица 1850: 113-114), «Упражненіе въ нЬмецкомъ чтеніи» (Книжица 1850: 115-116), «Упражненіе въ мадярскомъ чтеніи» (Книжица 1850: 117-118).

Можно утверждать, что коррективы, внесенные А. Духновичем в издание «Книжицы» 1850 г., были опосредованы историческими событиями, произошедшими на обширной территории проживания русинов. К совокупности экстралингвистических факторов, повлиявших на А. Духновича при переиздании «Книжицы», можно, вероятно, отнести следующие: мадьярскую революцию 15 марта 1848 г., ввод осенью 1949 г. армии генерала И. Паскевича на подкарпаторусинские этнические территории, «рішеня офіційного Відня закласти (за націоналнов ознаков) єден русинськый адміністративньїй край - так называный Руськый дістрікт» (Падяк 2015: 9), а также его ликвидацию в марте 1850 г. При этом отметим, что перечисленные факторы следует рассматривать в т. ч. с точки зрения ценностных (рефлексивных) установок автора «Книжицы» по отношению к используемым в издании языкам, отличным от его родного: расширения объема авторского текста на русском языке, изъятия венгерского алфавита и соответствующих слоговых таблиц в начале издания, включения азбук и текстов для чтения на немецком, словацком и венгерском языках только в качестве приложения к основному тексту.

Таким образом, в историографических и педагогических трудах А. Духновича факты языкового контактирования русинов актуализируются через индивидуально-авторскую рефлексию. На вербальном уровне отношение прецедентного для русинов автора к контактам родного и неродного языков проявляется в виде комментариев. Так, упоминания в работах А. Духновича русинско-венгерского языкового взаимодействия зачастую имеют ярко выраженную негативную эмоционально-оценочную окраску, автор при этом использует стилистически сниженную лексику («одинъ дуракъ», «въ дурномъ своемъ сомнамбулисмЪ»). При упоминании языковых контактов русинов с другими славянскими и неславянскими народами комментарии А. Духновича носят констатирующий характер («Славяне паки, и угро, или карпато-россы сами себя именуютъ: русинами, русаками, и руснаками...»), а также имеют сентенциозную специфику («Карпатскіе русины часто погрЪшаютъ противъ буквы В потому что она у нихъ звучить какъ И, а не какъ у сербовъ, или россіянь на іе, поэтому въ коренныхъ именахъ и словах вмЪсто В пишутъ И. Правильному употребленію сей буквы они только чрезъ долгое упражненіе могутъ обучиться»); иногда они сопровождаются оценочными суждениями автора, как, например, в случае с русинско-немецким языковым контактированием («НЬмецкіе паки писатели, и дипломатики именуютъ ихъ руссами, и рутенами, и презрительно русняками»). К проявлениям невербализированных авторских рефлексий по отношению к языковому контактированию русинов с представителями других лингвокультурных сообществ, как показал анализ педагогических трудов А. Духновича, можно отнести авторскую корректировку издания «Книжица читалная для начинаю- щихъ» (1850), проведенную за счет изъятия из текста первого издания (1847) венгерского алфавита и соответствующих упражнений по сло- гочтению, а также введения в структуру книги приложения с текстами на немецком, словацком и венгерском языках.

Поскольку личность А. Духновича является прецедентной (сверхзначимой) для представителей русинского лингвокультурного сообщества, можно с достаточно высокой долей вероятности предполагать, что приведенные факты вербализированных и невербализированных авторских рефлексий при их рецепции читателями предопределяли (и, вероятно, продолжают определять) набор негативных и позитивных ценностных установок русинов по отношению к другим народам и языкам в национальной картине мира.

Литература

1. Алмаший 2006 - Алмаший М. Национальное кредо А. Духновича: «Я русин был, есмь и буду» // Русин. 2006. № 1 (3). С. 17-19.

2. Аристовъ 1914 - Аристовъ О.О. «Истинная исторія карпато-россовъ» А.В. Духновича. Значененіе А.В. Духновича какъ угро-русскаго историка // Русскій архивъ. 1914. № 5. С. 144-155.

3. Аристовъ 1929 - Аристовъ О.О. Карпато-русскіе писатели. Александръ Ва- сильевичъ Духновичъ. Ужгородъ: Типографія «Школьной помощи», 1929. 26 с.

4. Горняк 2005 - ГорнякМ. Обсяжно о нукашнєй структури руского язика // Русин. 2005. № 1 (1). С. 155-159.

5. Жих 2009 - ЖихМ. К проблеме ранней истории славян Прикарпатского региона (середина - вторая половина I тыс. н. э.) // Русин. 2009. № 1 (15). С. 25-44.

6. Каминскій 1925 - Каминскій І. Національное самосознаніе нашего народа. Въ память А. Духновича. Ужгородъ: Типографія «Школьной помощи», 1925. 20 с.

7. Книжица 1847 - Книжица читалная для начинающихъ. Будинъ Градъ: Всеучилища Пештанскаго, 1847. 115 с.

8. Книжица 1850 - Книжица читалная для начинающихъ. Будинъ: Ц.К. Оугорской книгопечатнй, 1850. 120 с.

9. Истинная исторія 1914 - Истинная исторія карпато-россовъ или угорскихъ русиновъ изданна народолюбцемъ, Александромъ Духновичемъ. 1853. Со- общ. 0.0. Аристовъ // Русскій архивъ. 1914. № 4. С. 528-559.

10. Нам, Наумова 2015 - Нам И.В., Наумова Н.И. Историческая память и национально-политическая идентификация русинов. 1914-1920 гг. // Русин. 2015. № 4 (42). С. 126-142. DOI: 10.17223/18572685/42/10

11. Падяк 2015 - Падяк В. Історія карпаторусинськой літературьі и културы: драматурґія и націоналньй театер на Підкарпатській Руси (1848-1989). Пряшів: Пряшівськьй універсітет у Пряшеві - Інстітут русинського языка и културы, 2015. 183 с.

12. Погодин 2006 - Погодин Б. Русины как призвание // Русин. 2006. № 1 (3). С. 137-142.

13. Полякова 2001 - Полякова В.Н. Экстралингвистические и интралингви- стические факторы формирования русской языковой личности: дис. ... канд. филол. наук. Ростов н/Д, 2001. 225 с.

14. Сачанка 1991 - Сачанка Б. Беларуская эм^рацыя. Мінск: Голас РадзЫы, 1991. 112 с.

15. Седов 2006 - Седов В. Этногенез ранних славян // Русин. 2006. № 1 (3). С. 175-193.

16. Сокращенная грамматика 1853 - Сокращенная грамматика письменна- го рускаго языка, изданная Александромъ Духновичемъ. Буда: Типографія Мартина Баго, 1853. 51 с.

17. Суляк 2008 - Суляк С. Русины: уроки трагической истории // Русин. 2008. № 3-4 (13-14). С. 7-34.

18. Суляк 2009 - Суляк С. Русины: прошлое, настоящее, будущее // Русин. 2009. № 3 (17). С. 61-70.

19. Суляк 2014 - Суляк С. Предки русинов и кочевники: вопросы этнокультурного взаимодействия // Русин. 2014. № 4 (38). С. 152-176. DOI: 10.17223/18572685/38/12

20. Толстой 2005 - Толстой Н. Литературный язык Подкарпатской Руси // Русин. 2005. № 1 (1). С. 73-75.

21. Тудосе 2007 - ТудосеВ. Карпаторусские писатели и общественные деятели XIX в. // Русин. 2007. № 1 (7). С. 17-32.

22. Ябур, Плишкова 2005 - Ябур В., ПлишковаА. Некоторые черты русинских говоров Словакии // Русин. 2005. № 1 (1). С. 76-84.

23. Koudrjavtseva, SaLimova, Snigireva 2015 - Koudrjavtseva E., Salimova D., Sni- gireva L. Russian as Native, Non-native, one of Natives and Foreign Languages. Questions of Terminology and Measurement of Levels of Proficiency // Asian Social Science. 2015. № 14. P 124-132. DOI: 10.5539/ass.v11n14p124

References

1. ALmashiy, M. (2006) NatsionaLnoe kredo A. Dukhnovicha: “Ya rusin byL, esm i budu” [A. Dukhnovich's national credo: “I was, am and wiLL be Rusin”]. Rusin. 1 (3). pp. 17-19.

2. Aristov, F.F. (1914) “Istinnaya istoriya karpato-rossov” A.V. Dukhnovicha. Znachenenie A.V. Dukhnovicha kak ugro-russkago istorika [“The true history of Carpatho-Ross” by A.V. Dukhnovich. Significance of A.V. Dukhnovich as a Ugro- Russian historian]. Russkiy arkhiv. 5. pp. 144-155.

3. Aristov, F.F. (1929) Karpato-russkie pisateLi. ALeksandr VasiLievich Dukhnovich [Carpatho-Russian writers. ALexander VasiLievich Dukhnovich]. Uzhhorod: ShkoL'naya pomoshch.

4. Gornyak, M. (2005) Obsyazhno o nukashnєy strukturi ruskogo yazika [About the structure of the Russian Language]. Rusin. 1 (1). pp. 155-159.

5. Zhikh, M. (2009) K probLeme ranney istorii sLavyan Prikarpatskogo regiona (seredina - vtoraya poLovina I tys. n. e.) [On the earLy history of the Carpathian SLavs (the middLe - the second haLf of the first miLLennium of the Common Era)]. Rusin. 1 (15). pp. 25-44.

6. Kaminsky, І. (1925) Natsіonal'noe samosoznan'ie nashego naroda. V”pamyat' A. Dukhnovicha [NationaL seLf-awareness of our peopLe. In the memory of A. Dukhnovich]. Uzhhorod: ShkoL'naya pomoshch.

7. Dukhnovich, A. (1847) Knizhitsa chitalnaya dlya nachinayushchikh” [A Reader for Beginners]. Budin Grad: VseuchiLishcha Peshtanskago.

8. Dukhnovich, A. (1850) Knizhitsa chitalnaya dlya nachinayushchikh” [A Reader for Beginners]. Budin: Ts.K. Ougorskoy Knigopechatny.

9. Anon. (1914) Istinnaya istoriya karpato-rossov” iLi ugorskikh” rusinov” izdanna narodoLyubtsem”, ALeksandrom” Dukhnovichem”. 1853. Soobshch. F.F. Aristov [“The True History of the Carpatho-Ross or the Ugric Rusin” pubLished by the peopLe-Lover ALexander Dukhnovich. 1853. Reported by F.F. Aristov]. Russkiy arkhiv. 4. pp. 528-559.

10. Nam, I.V & Naumova, N.I. (2015) Rusins' historical memory and nationaL and poLiticaL identification in 1914-1920. Rusin. 4 (42). pp. 126-142 (in Russian). DOI: 10.17223/18572685/42/10/

11. Padyak, V. (2015) Istoriya karpatorusins'koy Literatury i kuLtury: dramaturgiya i natsionaLnyy teater na Pidkarpats'kiy Rusi (1848-1989) [The history of

12. Carpatho-Russian Literature and culture: drama and national theater in Sub- carpathian Rus' (1848-1989)]. Presov: Presov University.

13. Pogodin, B. (2006) Rusiny kak prizvanie [Rusins as a mission]. Rusin. 1 (3). pp. 137-142.

14. Polyakova, V.N. (2001) Ekstralingvisticheskie i intralingvisticheskie faktory formirovaniya russkoy yazykovoy lichnosti [Extralinguistic and intralinguistic factors of the Russian language personality formation]. Philology Cand. Diss. Rostov-on-Don.

15. Sachanka, B. (1991) Belaruskaya emigratsyya [Belarusian emigration]. Minsk: Golas Radzimy.

16. Sedov, V. (2006) Etnogenez rannikh slavyan [Ethnogenesis of the early Slavs]. Rusin. 1 (3). pp. 175-193.

17. Dukhnovich, A. (1853) Sokrashchennaya grammatika pismennago ruskagoya- zyka izdannaya Aleksandrom Dukhnovichem [Abridged Grammar of the Written Russian Language]. Buda: Martin Bago.

18. Sulyak, S. (2008) Rusiny: uroki tragicheskoy istorii [Rusins: lessons of a tragic history]. Rusin. 3-4 (13-14). pp. 7-34.

19. Sulyak, S. (2009) Rusiny: proshloe, nastoyashchee, budushchee [Rusins: past, present, future]. Rusin. 3 (17). pp. 61-70.

20. Sulyak, S. (2014) The ancestors of the Rusins and the nomadic tribes: ethnocultural interactions. Rusin. 4 (38). pp. 152-176 (in Russian). DOI: 10.17223/18572685/38/12

21. Tolstoy, N. (2005) Literaturnyy yazyk Podkarpatskoy Rusi [Literary language of Subcarpathian Rus']. Rusin. 1 (1). pp. 73-75.

22. Tudose, V. (2007) Karpatorusskie pisateli i obshchestvennye deyateli XIX v. [Carpatho-Rusin writers and public figures of the 19th century]. Rusin. 1 (7). pp. 17-32.

23. Yabur, V. & Plishkova, A. (2005) Nekotorye cherty rusinskikh govorov Slovakii [Some features of the Rusin dialects of Slovakia]. Rusin. 1 (1). pp. 76-84.

24. Koudrjavtseva, E., Salimova, D. & Snigireva, L. (2015) Russian as Native, Nonnative, one of Natives and Foreign Languages. Questions of Terminology and Measurement of Levels of Proficiency. Asian Social Science. 14. pp. 124-132. DOI: 10.5539/ass.v11n14p124

Размещено на Allbest.ru