Образцовое просопографическое исследование истории сотен родов, воссоздавших Российское государство

Размещено на http://www.allbest.ru/

дворянство земской правительство абсолютизм

Статья по теме:

Образцовое просопографическое исследование истории сотен родов, воссоздавших Российское государство

Владимир Аракчеев

Vladimir Arakcheev (Russian State Archive of Ancient Acts): The Exemplary prosopographic study of the history of hundreds of genera that recreated the Russian State

Двухтомная монография А.П. Павлова является логичным продолжением его предшествующих трудов: книги о Государевом дворе при Борисе Годунове (а точнее, во второй половине XVI в.) и осуществлённой в соавторстве фундаментальной публикации осадного списка 1618 г. Ключевым по своей значимости вкладом Павлова в науку в новой монографии стала концепция реставрации самодержавия, опиравшегося на «новую придворную аристократию» (Т. 1. С. 42--259, 776). Ещё Е.Д. Сташевский показал, что утвердившееся в историографии представление о победе среднего дворянства в «первые времена после Смуты» покоилось на четырёх предположениях: 1) соотношение сил во Втором ополчении; 2) принятие Уложения 1649 г., выразившего интересы средних классов; 3) значительная роль Земских соборов в 1610-х и 1630-- 1640-х гг.; 4) сосредоточение земель в руках дворянства и трансформация их поместий в вотчины. Исследователь отверг изложенные объяснения и пришёл к выводу о сохранении властных позиций за родовитым боярством и дьячеством. Как показал А.П. Павлов, и в правление Филарета, и после его кончины в административном управлении страной возрастала роль аристократии и Думы, восстановившей влияние на законодательный процесс, а также на внешнюю политику и ведение войны (Т. 1. С. 470). Этот вывод является логичным продолжением сформулированной ещё в монографии 1992 г. концепции, согласно которой служилый характер русской аристократии предопределял и статус царской Думы, остававшейся высшим органом законодательной власти при царе. Её роль в регулировании служебных отношений, выражавшаяся в приговорах о местничестве, в управлении бояр и окольничих отдельными приказами и городами, в замещении высших командных постов в армии, продолжала оставаться первостепенной.

Павлов детально и с опорой на недвусмысленные показания источников обосновал вывод о падении в 1613 г. влияния руководителей временного земского правительства кн. Д.Т. Трубецкого и кн. Д.М. Пожарского в борьбе с формировавшимся окружением царя. В то же время автор показал, что заслуги Пожарского в дальнейшем были оценены: вопреки закону от 30 ноября 1613 г. за ним и его сыновьями сохранили дворцовую Пурехскую волость, а сам он в 1616--1618 гг. состоял судьёй приказа Сбора пятинных и запросных денег. Длившаяся до 1640 г. активная служба Пожарского, несомненно, являлась следствием его высокой репутации и выдающихся административных способностей (Т. 1. С. 149-156, 496-497).

Чрезвычайно важны отдельные наблюдения, складывающиеся в стройную концепцию. Тот факт, что непосредственно по взятии Москвы оказалось не так много желающих из числа служивших Сигизмунду московских бояр перейти в земское правительство, свидетельствует о крайней осторожности думской аристократии (Т. 1. С. 48--49). Новым словом в науке является вывод о репрезентативности состава подписей на «Утвержденной грамоте» 1613 г. и цепочка умозаключений о составе избирательного собора. Показанные Павловым особенности политической ситуации февраля 1613 г. позволили ему говорить об избрании Михаила Романова «снизу», без широкой поддержки правящей элиты и дворянства (Т. 1. С. 107).

На основе детального анализа источников автор отверг представления Е.Д. Сташевского и П.П. Смирнова об «абсолютизме» Филарета в период его патриаршества (1619-1633). Тот факт, что в управлении приказами за годы его правления приняло участие большинство (78%) бояр и окольничих, позволяет утверждать, что влияние Боярской думы не стало меньшим, а роль его ближайших «друзей» не была всеобъемлющей. Показательно и то, что кн. Б.М. Лыков, которого ранее относили к «друзьям» патриарха, до 1634 г. не привлекался к участию в «ответных» комиссиях на дипломатических переговорах (Т. 1. С. 456, 483). Исключительный интерес представляет анализ новых пожалований в бояре и окольничие при Филарете. С одной стороны, автору удалось показать роль родственных и свойственных связей при новых назначениях; с другой стороны, статус пожалованных формировался с учётом и их генеалогии, и служебных заслуг. В пожаловании кн. С.В. Прозоровского в окольничие в 1630 г. роль успешной службы как полководца, очевидно, была не меньшей, нежели его близость к Шуйским и Романовым (Т. 1. С. 367--370). Из цепи пожалований в Думу вырисовывается некая система, которую можно охарактеризовать как политику «примирения». Зримым примером такой системы является пожалование в бояре в 1634 г. И.П. Шереметева, в 1612 г., в бытность костромским воеводой противившегося продвижению нижегородского Ополчения к Ярославлю (Т. 1. С. 522-523).

Первая половина XVII в. даёт возможность полнее представить не только служебные, но и интеллектуальные достижения думцев, многие из которых счастливо сочетали административные и литературные таланты, как, например, кн. Ф.Ф. Волконский, защитник крепости Белой, член комиссии по составлению Уложения 1649 г. и автор оригинального автобиографического летописца (Т. 1. С. 529). В этом контексте иную окраску принимают доказанные автором факты заметного сокращения в Думе представительства первостепенной княжеской знати (Т. 1. С. 673). Очевидно, что факты фаворитизма (в случае воспитания при дворе и последующего возвышения князя-сироты Б.А. Репнина) не должны затмевать предположения об острой конкуренции между служилыми людьми Государева двора, что не могло не приводить к выдвижению на первенствующие позиции инициативных и деловитых администраторов и воевод.

Важным научным выводом является доказательно обоснованное заключение о времени возврата родовых вотчин потомкам княжат XVI в. Часть этих фактов была известна ранее, но А.П. Павлов впервые в науке смог обосновать вывод о массовом возвращении в 1610--1620-х гг. потомкам суздальских, стародубских, ярославских, оболенских князей принадлежавших их непрямым предкам вотчин, частично выморочных, а частично конфискованных в период опричнины и позднее (Т. 1. С. 451; Т. 2. С. 53, 71, 74, 83, 93, 119, 125, 152, 156, 176). Чуть ли не единственным примером сохранения в полном объёме родовых вотчин являлись служившие в опричнине князья Сицкие-Ярославские. Таким образом, Павлов опроверг весьма влиятельную в историографии 1980-- 1990-х гг. концепцию В.Б. Кобрина о незначительном воздействии опричной земельной политики на состояние княжеско-боярского землевладения. Крайне важными представляются наблюдения о незавидном состоянии землевладения потомков видных деятелей XVI в.: весьма скромными были вотчины внука известного опричника Андрея Ивановича Очина-Плещеева и многих других потомков слуг Ивана Грозного (Т. 1. С. 308--309).

Генеалогические штудии Павлова по истории правящего сословия России в конце XVI -- первой трети XVII в. сопоставимы с вкладом С.Б. Веселовского в изучение «класса служилых землевладельцев» средневековой Руси. К крайне важным выводам подталкивают сведённые воедино данные о массовом пресечении в это время 23 княжеско-боярских родов (Т. 1. С. 724--726). По сути дела, с политической сцены сошла целая генерация служилой аристократии, создавшей вместе с потомками Калиты единое национальное государство. Совпавшая с кризисом Смутного времени, смена правящей элиты не могла не оказать влияния на ход и проявления этого кризиса.

Ряд верных выводов автора может быть подкреплён дополнительными аргументами. Исследованное им падение клана Салтыковых, чья отставка состоялась в октябре 1623 г. (Т. 1. С. 278), несомненно, происходило постепенно. Это хорошо видно по росписи откупов, подготовленной в 1623/24 г., из которой следует, что уже к сентябрю 1623 г. Салтыковы и их агенты-откупщики утратили не менее четырёх доходных мест. Это было явным признаком падения их влияния: окружение Филарета в первую очередь старалось лишить противоборствующую группу доступа к монетизированному доходу. Если в 1618/19 г. боярин Б.М. Салтыков и окольничий М.М. Салтыков руками своих крестьян собирали откупа с с. Ростуново Боровского уезда (6 руб.), с посадов Соли Великой (27 руб. 20 алт.) и Соли Малой (13 руб. 21 алт.), с посада Зубцова (7 руб. 11 алт.), то в 1623/24 г. за ними осталась лишь волость Судиславль (179 руб. 6 алт.). Разница в доходах в данном случае видимая: в 1623/24 г. сумма откупа с Соли Великой, уплаченного посадским человеком, превысила 102 руб. вместо 27 руб. пятью годами ранее, что свидетельствует о преднамеренном занижении суммы откупа при получении прав на него в 1618 г.

А.П. Павлов полагает, что «к моменту возвращения Филарета страна находилась в состоянии серьёзного политического кризиса», признаки которого он усматривает в злоупотреблениях властью, касавшихся главным образом вмешательств в местнические споры и интриги по расстройству свадьбы царя с Марией Хлоповой (Т. 1. С. 247--255). Представляется, однако, что кризис был системным и выражался в том числе в некомпетентности приказных дьяков и пренебрежении государственными делами со стороны представителей правящей элиты. Важнейшие четвертные приказы, в руках которых сосредоточился сбор налогов с большей части тяглого населения страны и суд по гражданским делам, находились под руководством двух администраторов: Устюжской четвертью и приказом Казанского дворца управлял глава внешнеполитического ведомства думный дьяк П.А. Третьяков, а Владимирской, Галицкой, Костромской и Новгородской четями с 1616 по 1618 г. ведал боярин кн. Г.П. Ромодановский. В этих условиях все нити управления приказами находились в руках дьяков. В частности, дьяки Новгородской четверти А. Витовтов, П. Матюш- кин, В. Семёнов «ложно» оформляли не существовавшие боярские приговоры. В 1617/18 г. в процессе расследования о неправомерно «сложенных» доходах с Каргополя выяснилось, что кн. Г.П. Ромодановский, по сути, устранился от процесса повседневного управления приказами: «И боярин князь Григорей Петрович сказал, что он о складках и о зачетех не приговаривал, и что имать по новому дозору з живущего, а с пуста не имать, и государевых денег никаких не складывал и не зачитывал, и по новым дозором никаких доходов з живущего имати, а с пуста складывати не веливал, и приговоров таких писати на челобитной о зачетех не веливал; а только бы ему государевы доходы складывати или зачитати, и он бы де то, выписав в доклад, ходил ко государю и к бояром, и государя бы докладывал, и з бояры говорил вверху, а по празникам у церквей говорил, а без государева он указу и без боярского приговору ни одново алтына не складывал, те де приговоры и на челобитье дьяки писали ложно». Изложенное свидетельствует, что злоупотребления проистекали из-за отсутствия надлежащего контроля за деятельностью дьяков со стороны Боярской думы и царя и затрагивали не только местнические споры или патримониальные дела дворца, но и ключевую сферу государственного управления -- финансы.

Крайне сложным методологическим вопросом является анализ политической истории времени правления Михаила Фёдоровича. Естественно, что в просопографическом исследовании, посвящённом верхним слоям Государева двора, всё внимание уделено составу Думы, служебным назначениям и чиновным пожалованиям, матримониальным делам царской семьи. Представляется, однако, что далеко не все подобного рода события и факты следует интерпретировать как «политические». Исследование автора начинается с детального анализа деятельности Земского собора 1613 г., однако в дальнейшем соборы со страниц монографии «исчезают». Методологически верным представляется следование автора концепции Р.О. Крамми, пришедшего к выводу о том, что главную роль при формировании придворных групп играли не экономические или социальные интересы, а семейные отношения, брачные союзы и системы патронажа (Т. 1. С. 20). Однако совокупность этих отношений влияла на формирование придворных групп, но не на правительственную политику, и полагать, что последняя ограничивалась совокупностью этих отношений, было бы не вполне верным.

Так, 1637--1642 гг. стали временем не только усиления придворной борьбы, но и ведения реальной политической борьбы между верхами служилого сословия и провинциальными детьми боярскими. Зримые следы этой борьбы воплощены в коллективных челобитных служилых и посадских людей, выступлениях московских дворян Н. Беклемишева и Т. Желябужского на Земском соборе 1642 г. Предметами обсуждения в челобитных и на заседаниях соборов были вопросы, составлявшие нерв политики того времени: засилье иностранного купечества на национальном рынке, право сыска и возврата беглых крестьян без урочных лет, реформа местного и центрального суда, возможность и необходимость войны за Азов. Очевидно, что верхушка правящей элиты (кн. И.Б. Черкасский, Ф.И. Шереметев, кн. Б.А. Репнин) включалась в осмысление этих вопросов и работу над изменением законодательства не в меньшей степени, чем в интриги при дворе, что, собственно, и составляло политику того времени.

Это отнюдь не умаляет гигантского вклада, внесённого Павловым в осмысление событий царствования Михаила Фёдоровича, и, самое главное, в изучение персонального состава правящей элиты в системе её патримониальных и служебных связей. Фундаментальная монография автора представляет собой образцовое просопографическое исследование истории сотен родов, чьи представители в первой половине XVII в. воссоздавали основательно порушенное государство. Благодаря исследованию А.П. Павлова последующая трёхсотлетняя история национального государства, переросшего в империю, основывается на непоколебимом фундаменте объединённых в систему достоверных фактов.

Размещено на Allbest.ru