Детское погребение на могильнике черняховской культуры Войтенки

Размещено на http://www.allbest.ru/

Детское погребение на могильнике черняховской культуры Войтенки

Э. Шультце, М.В. Любичев, А.Д. Козак

Отдельная публикация материалов детского погр. 231 могильника Войтенки с археологическим и антропологическим анализом является важной, ибо этот комплекс отличается особенностями инвентаря, позволяющих исследовать социальное положение ребенка и его семьи.

Ключевые слова: позднеримское время, черняховская культура, детское погребение, антропологическое исследование, патологические признаки.

E. Schultze,

М. V. Lyubichev, A. D. Kozak

CHILDREN'S GRAVE AT THE CEMETERY OF THE CHERNYAKHIV CULTURE VOYTENKI

The children's graves at the cemeteries of the Chern- yakhiv / Sintana de Mure§ culture are the relevant problem for the archaeology of the period. Children's burials at the cemeteries of this culture have been the subject of special study for more than fifteen years. At the cemetery Voytenky 15 graves of children of various ages were discovered (graves 6, 34, 50, 72, 79, 85, 94, 97, 99, 103, 126, 217, 218, 220, 231). Their analysis is envisaged within the framework of the project on the reconstruction of the social structure of the population of the Chernyakhiv culture on the basis of the cemetery Voytenki.

The publication of materials from grave 231 of the cemetery Voytenki includes archaeological and anthropological analysis. Inventory features of the complex allow determination of the social status of the child and his family.

The burial's inventory includes 24 vessels. A specific feature of this complex is the presence of an amphora. The burial belongs to the phase «C» after the relative chronology of the «classical» Chernyakhiv culture horizon in the Dnepr-Donetsk forest-steppe (after M. Lyubichev). This correlates with stages C3, C3/D1 by J. Tejral, and in absolute dates can be attributed to the third quarter of the 4^th century.

The age of the child determined as (1.5) 2--2.5 years. Pathological lesions on the skeleton diagnosed as traces of scurvy, probably anemia, and viral or bacterial meningitis. Their presence permits raise the question of adaptation of the children of particular social class to their living conditions. Presumably, some adults of this social stratum belonged to the mobile part of the population or were in close contact with migrants. Migrations could be seen as one of the reasons, led to the emergence of new infections, which primarily affected children.

The grave with the amphora testifies to the strong economic position of the family, whose child was buried. This family probably participated in an interregional exchange.

Keywords: Late Roman Period, Chernyakhiv Culture, children's grave, anthropological research, pathological sings.

Е. Шультце, М. В. Любічев, О. Д. Козак

ДИТЯЧЕ ПОХОВАННЯ НА МОГИЛЬНИКУ ЧЕРНЯХІВСЬКОЇ КУЛЬТУРИ ВОЙТЕНКИ

Дитячі поховання на могильниках культури Черняхів / Синтана-де-Муреш є актуальною проблемою у археології та антропології. Дитячі поховання на могильниках цієї культури вже понад п'ятнадцять років є предметом спеціального вивчення. На могильнику Війтенки відкрито 15 поховань дітей різного віку (поховання 6, 34,50, 72, 79, 85, 94, 97, 99, 103, 126, 217, 218, 220, 231). Їх аналіз передбачено у межах проекту з реконструкції соціальної структури носіїв черняхівської культури могильника Війтенки. Публікація матеріалів поховання 231 могильника Війтенки включає археологічний та антропологічний аналіз. Особливості інвентаря, які формують комплекс дозволяють визначити соціальний стан дитини та її родини.

Інвентар поховання включає 24 посудини. Особливістю цього керамічного комплексу є наявність амфори. Поховання відноситься до фази «С» відносної хронології горизонта «класичної» черняхівської культури у дніпро-донецькому лісостепу (за М. Лю- бичевим), яка співвідноситься із ступенями С3, С3/ D1 Я. Тейрала. В абсолютних датах поховання може бути датоване періодом до третьої чверті IV ст.

Вік дитини визначено як (1,5) 2--2,5 роки. Патологічні ознаки на скелеті діагностовані як наслідки цинги, імовірно анемії та вірусного або бактеріального менінгіту. Їх присутність в цьому похованні дозволяє поставити питання про адаптацію дітей певного соціального класу до умов життя. Допускається, що дорослі представники визначеного соціального стра- туму входили до мобільної частини популяції або ж знаходились у тісному контакті з мігрантами. Міграції можуть бути розглянуті як одна з причин появи нових інфекцій, від яких в першу чергу страждали діти. Поховання з амфорою свідчить про міцні господарські позиції родини, дитина якої була похована. Ця родина імовірно приймала участь у міжрегіональному обміні.

Ключові слова: пізньоримський час, черняхівсь- ка культура, дитяче поховання, антропологічне дослідження, патологічні ознаки.

Введение

детское погребение войтенки черняховская культура

Детские погребения на могильниках черняховской культуры уже более пятнадцати лет являются предметом специального изучения. В 2004 г. Э. Шультце на материалах могильников Гавриловка, Коблево, Лазо / Сло- бодзия Кишкэрень, Оселивка, Ружичанка, Жу- равка-Ольшанская проанализировала детские погребения в таких аспектах как: а) соотношение с общим количеством погребенных на могильнике; б) особенности размещения на площади могильника; в) соотношение с глубиной и размерами погребений взрослых; г) особенности погребальной конструкции и комплекса инвентаря.

Сделан вывод об ограниченности выборки детских погребений, связанной, в том числе, с трудностью определений погребений младенцев и новорожденных. Был поставлен вопрос связи социального статуса семьи с инвентарем погребения ребенка (Schultze 2004).

Публикация О. В. Петраускаса погребения 132 могильника Великая Бугаевка содержит раздел о социальном статусе погребенной девочки (Петраускас 2004, с. 179--181). Исследователь считает, что появление «богатых» детских погребений на финальном этапе черняховской культуры является закономерным результатом постепенной социальной стратификации общества.

За столетие существования «бугаевской» общины семьи смогли накопить определенные материальные ценности и власть в общине. Наделение погребенного ребенка атрибутами, которыми семья владела в реальной жизни, свидетельствует о формировании института наследования в черняховском обществе на финальном этапе его существования (Петраускас 2004, с. 181).

Количество известных детских погребений на могильниках культуры Черняхов / Сынта- на-де-Муреш постоянно увеличивается в связи с дальнейшим исследованием самих могильников. Проблема их анализа остается актуальной в том числе и в направлении социальной реконструкции носителей культуры.

Рис. 1. Могильник Войтенки: 1 -- могильник в ареале культуры Черняхов / Сынтана де Муреш (на карте: Гей 1993); 2 -- положение погребения 231 на могильнике (по исследованиям 2005--2018 гг.)

Описание погребения 231

На могильнике Войтенки Могильник является частью археологического комплекса позднеримского времени -- начала эпохи Великого переселения народов у с. Войтенки (Валковский р-н, Харьковская обл., Украина) в области днепро-донецкого водораздела на реке шестого порядка днепровской системы, относится к поселению с участками и комплексами ступеней C1b--C2 и C3--D1 (рис. 1: 1). В ходе совместных исследований Германо-Славянской археологической экспедиции Харьковского национального университета имени В. Н. Каразина и Евро- азийского отдела Германского археологического института в 2005--2019 гг. открыто 241 погребение (119 ингумаций, 121 кремация, один кенотаф), относящихся к ступеням С3--D1 в системе Я. Тейрала (Tejral 1992, S. 234--246) или к фазам «В»--«Е» горизонта «классической» черняховской культуры в области днепро-донецкой лесостепи (Любичев 2019, с. 32--36). Исследование могильника продолжается, некоторые его комплексы опубликованы (напр.: Любичев 2009; Lyubichev 2013; Schultze, Lyubichev 2017). открыто 15 погребений детей различного возраста (погр. 6, 34, 50, 72, 79, 85, 94, 97, 99, 103, 126, 217, 218, 220, 231) Антропологический анализ проводили: Т. А. Рудич по раскопкам 2004--2010 гг.; А. Д. Козак по исследованиям 2017 г. (Козак 2018).. Располагалось в юго-восточной части исследованной площади могильника (рис. 1: 2). В заполнении погребальной ямы встречены остатки древесины. Погребальное сооружение овальной в плане формы, с небольшим расширением в южной части, ориентировано по линии север--юг с отклонением на восток 15°. Подбой и входная яма располагались параллельно друг другу. Обрушенный подбой, находился к западу от входной ямы. В восточной, южной и северной частях ямы выполнена полка, в южной части которой сделана ступенька (рис. 2: 1, 3--5). Параметры ямы приведены в приложении.

Скелет ребенка лежал на спине по линии север--юг с отклонением 330° поверх сосудов 2-- 5, 7, 9, 20, 23 (рис. 4: 2--5, 9, 21, 23), головой на север. Частично отсутствовали позвонки и правая рука. Левая рука отведена в сторону от скелета, ноги разведены в стороны (рис. 2: 1). Параметры скелета описаны в приложении.

Инвентарь компактно сгруппирован в западной и юго-восточной частях погребального сооружения. В западной части, под скелетом и вокруг него, находились 17 круговых сосудов (сосуды 1--12, 19--23). Амфора (сосуд 1; рис. 4: 1) с остатками винного камня внутри размещалась на боку между черепом и северо-западной стеной. Вокруг шейных позвонков в сосуде 2 (рис. 4: 2) находилась низка из 83 бусин (рис. 3: 1) и две парные бронзовые щитковые фибулы (рис. 3: 2, 3). В сосуде 3 (рис. 4: 3), под правой кистью находилась подвеска 6 (рис. 3: 7), под левым бедром -- подвеска 5 (рис. 3: 6). В сосуде 7 (рис. 4: 7), между нижними конечностями -- подвески 1--3 (рис. 3: 8--10). В сосуде 8 (рис. 4: 8) -- подвеска 4 (рис. 3: 11). Между сосудами 6--8 (рис. 4: 6--8), возле правой большой и малой берцовыми костями лежало пряслице 2 (рис. 3: 13). Возле сосуда 11 (рис. 4: 11) -- пряслице 1 (рис. 3: 12). В северо-западном углу, среди остатков жертвенной пищи, находился железный нож (рис. 3: 5) и фрагмент рогового гребня (рис. 3: 4). В сосуде 6 (рис. 4: 6) размещались фрагменты гончарного сосуда 24 (рис. 4: 16), перемешанные с углями. В юго-восточной части погребального сооружения находились шесть гончарных сосудов (сосуды 13-- 18; рис. 4: 13--15, 17--19). В сосудах 12, 13, 18 зафиксированы остатки древесины на уровне 1,30--1,37 м. Описание инвентаря погребения приведены в приложении.

Жертвенная пища представлена двумя скоплениями: первое -- возле сосуда 1 (рис. 4: 1; кости мелкого рогатого скота) на уровне 1,37-- 1,49 м; второе -- между сосудами 7 и 12 (рис. 4: 7, 12; скорлупа яиц и угли) на уровне 1,47 м (рис. 2: 1).

Рис. 2. Погребение 231: 1 -- план; 2 -- расположение находок в области шеи и плеч костяка; 3--5 -- разрезы погребального сооружения. Вещи на плане: 1 -- роговой гребень; 2 -- железный нож; 3 -- «скопление 1» (см. рис. 2: 2); 4--8, 10 -- подвески 1--6; 9, 10 -- пряслица 1, 2; 12--34 -- сосуды 1--23; 35 -- «скопление 2» (сосуд 24, угли); 36 -- кости животного; 37 -- яичная скорлупа

Хронология погребения

По набору хронологических индикаторов (ХИ) первого (двухпластинчатые фибулы) и второго (подвески из

раковин морских моллюсков) уровней погребение относится к фазе «С» относительной хронологии горизонта «классической» черняховской культуры в днепродонецкой лесостепи (Любичев 2019, 1, с. 95--97; 2, с. 32, 34), которая соотносится со ступенями С3, С3/И1 Я. Тейрала и в абсолютных датах может быть отнесена к третьей четверти IV в. (Любичев 2019, 1, с. 99; 2, с. 36). Узкогорлая светлоглиняная амфора типа Шелов--Диденко F3 в черняховских комплексах датируется рубежом третьей--четвертой четвертей IV в. (Діденко 2018, с. 68).

Особенности погребения

Инвентарь погребения включает 24 сосуда (параметры см. в таблице), это самое большое количество керамической посуды в погребении из всех, обнаруженных до настоящего времени на могильнике. Обычно в неразрушенных ингумациях встречаются 2--4 (33 %) или 5--8 сосудов (26 %). Только в четырех погребениях (погр. 86/1, 96, 101, 231) находились 15 сосудов или более (6 %).

Особенностью этого керамического комплекса является наличие амфоры (рис. 4: 1). Фрагменты амфор происходят из ареала поселения, а отдельные фрагменты присутствуют в культовом слое могильника. Но целая амфора пока известна только лишь в погр. 231.

Амфоры в инвентаре погребений могильников культуры Черняхов / Сынтана-де-Муреш редки, но характерны для культуры в целом. В ареале черняховской культуры на территории современной Украины известно 24 находки целых амфор из которых 16 происходит из закрытых комплексов -- погребений (Діденко 2018, с. 265--282). К сожалению, в нашем распоряжении имеется ограниченное количество антропологически определенных погребений с амфорой. Но по имеющейся выборке это погребения мужчин.

Рис. 3. Вещи из инвентаря погребения 231 могильника Войтенки: 1 -- бусы (1 -- янтарь; 2--33, 35--40, 42, 44 -- одноцветное стекло; 34, 41, 43 -- полихромное стекло); 2, 3 -- фибулы, цветной металл; 4 -- фрагменты гребня, рог; 5 -- нож, железо; 6-- 11 -- подвески (6, 7 -- раковина морского моллюска; 8--11 -- рог); 12, 13 -- пряслица, глина

Из 54 погребений с амфорой в ареале культуры Черняхов / Сынтана-де-Муреш 18 (третья часть) содержат в составе инвентаря пряслице, ожерелье из большого количества бус, парные фибулы, что свидетельствует об их принадлежности взрос-лым женщинам или девочкам.

Традиционно светлоглиняные узкогорлые амфоры типа Шелов F и, в частности, Шелов-- Диденко F3 считаются средством транспортировки вина из Гераклеи Понтийской (напр.: Arsen'eva et al. 1997; Внуков, 2006, с. 48--57; Діденко 2018, c. 31, 32).Остатки виного камня на стенках амфоры из погр. 231 позволяют предположить, что эта амфора попала в погребение со своим первоначальным содержанием. Сосуд являлся частью «питейного набора», который обычно включал в себя горшок, миски различных типов, вазу / трехручную вазу, одноручный / двуручный кувшины, стеклянный или керамический кубок. Такие «питейные наборы» с меньшим количеством сосудов встречаются и в других погребениях.

Следующей особенностью керамического набора погребения является наличие кружки (рис. 4: 14). Помимо погр. 231 она присутствует в погр. 96, а на поселении этот тип сосуда довольно редок.

В составе инвентаря выделяются бронзовые двухпластинчатые фибулы (рис. 3: 2, 3), которые пока не встречены ни в одном погребении могильника. Пирамидальные костяные подвески (рис. 3: 8--11) происходят из трех кремаций (погр. 10, 52, 67). Одна подвеска сохранилась в разрушенной в древности ингумации (погр. 167), два экземпляра -- также в разрушенной ингумации (погр. 215). В последнем случае пирамидальные подвески выступают в комплексе с подвесками из раковин и потому это погребение является аналогией для погр. 231. Другие части инвентаря -- роговой гребень, бусы, пряслица встречаются в погребениях гораздо чаще. Погребения с многочисленными вещами: комбинацией металлических деталей костюма, предметов туалета и домашней утвари обычно всегда связаны с различными сосудами, а иногда и с «полным питейным сервизом» (Шультце, Любичев 2018).

Рис. 4. Керамические сосуды из погребения 231 могильника Войтенки

Параметры керамических сосудов из погр. 231 могильника Войтенки, см

Сосуд	Высота	Диаметр	Сосуд	Высота	Диаметр
№	Тип		венчика	тулова	днища	№	Тип		венчика	тулова	днища
1	Амфора	50,8	5,6	15,8	4,9	13	Миска	4,0	15,0	15,6	4,8
2	Миска откры-					14	Кружка	5,5	5,1	6,8	3,2
	того типа	8,1	17,6	17,1	6,4	15	Миска открытого типа
3	То же	5,2	10,4	10,8	5,7			5,2	14,1	13,0	4,6
4	Горшок	11,0	9,6	10,9	5,7	16	Ваза	17,0	16,2	20,0	8,4
5	То же	9,4	7,8	11,4	4,2	17	Двуручный
6	То же	7,7	7,9	9,4	5,8		кувшин	22,5	9,6	17,6	7,2
7	То же	16,6	11,7	14,3	6,2	18	Ваза	14,0	14,3	17,1	7,3
8	Миска закры-					19	Миска закрытого типа
	того типа	6,6	12,0	12,7	5,4			4,4	9,1	10,2	5,5
9	Горшок	8,9	8,8	10,2	4,9	20	То же	5,5	11,5	12,0	5,2
10	То же	8,9	8,2	10,4	5,3	21	То же	6,6	11,7	13,7	5,7
11	То же	6,7	6,4	8,6	4,3	22	Кубок	8,1	6,5	8,0	3,4
12	То же	12,4	11,3	15,0	7,0	23	Горшок	9,1	7,8	9,3	4,4
						24	То же	сохр.4	--	--	реконст. 16

Пол, возраст и следы заболеваний на скелете. Сохранность детских останков в погребениях могильника Войтенки в целом умеренная. Она зависит в первую очередь от глубины погребения, от локальных изменений состава почвы, и от факторов внешней среды в момент погребения. По нашим наблюдениям, возраст и пол ребенка, а также его социальный статус не имеют критического влияния на состояние костной ткани в погребении (Козак 2017).

В погр. 231 сохранность костей плохая, однако, достаточная для поло-возрастных и палеопатологических определений (рис. 5). Поверхность костей большей частью эродирована, на нейвидны следы, оставленные корнями растений. Консистенция костной ткани варьирует от хрупкой до плотной, в зависимости от типа кости.



Рис. 5. Сохранность костей скелета ребенка из погребения 231 могильника Войтенки

Возраст ребенка определяли по длине костей конечностей без эпифизов (Baker et al. 2005; Schaefer et al. 2009), по порядку прорезания зубов (Ubelaker 1978), а также по степени формирования зубной коронки и корня (схема, адаптированная White, Folkens 2005, p. 367).

Роднички и нижнечелюстной синостоз закрыты, что происходит в среднем после 2 лет. Удалось измерить длину бедренной кости (138 мм), большой берцовой кости (114 мм) и ширину подвздошной кости (56 мм). Эти размеры соответствуют возрасту 1--2 года. Длина ключицы (64 мм) попадает в пределы вариантов 1,5--2,5 лет. Состояние прорезывания зубов соответствует возрасту 1,5--2,5 лет с некоторой задержкой прорезывания клыков. В целом возраст ребенка можно определить как (1,5) 2--2,5 года.

Существует несколько методик определения пола неполовозрелых индивидов по их костным останкам (Weaver 1980; Schutkowski 1993; Molleson et al. 1998; Loth, Henneberg 2001; Scheuer 2002; Reinman 2015; Luna et al. 2017). Эти определения основываются преимущественно на морфологии таза и нижней челюсти, их достоверность колеблется от 60 до 80 % в разных исследованиях. Кроме того, используют морфологию ключицы.

Изгиб ключицы достаточно слабый (рис. 6: 1), как и изгиб подвздошной кости (Schutkowski 1993). У гол большой седалищной вырезки больше 120°. Аурикулярная поверхность асимметрична, имеет L-форму (рис. 6: 2), что соответствует женскому полу (Luna et al. 2017). Аурикулярная поверхность приподнята над верхним краем седалищной вырезки (W eaver 1980; Mittler, Sheridan

1992) , задняя линия седалищной вырезки пересекает аурикулярную поверхность (Schutkowskx . Нижняя челюсть имеет квадратный подбородочный выступ, смягченную линию ветви и сглаженные вертикальные абрисы, что, в конечном итоге, соответствует скорее женскому, чем мужскому полу (Loth, Henneberg 2001). Таким образом, судя по морфологическим признакам, скелет принадлежит, скорее, девочке.

Рис. 6. Полоопределяющие признаки: 1 -- изгиб ключиц, 2 -- строение подвздошной кости

Кости скелета грацильные. На них выявлены следы активных ростовых процессов. В местах прикрепления крупных мышц присутствуют борозды и разрастания. На губной поверхности левого нижнечелюстного клыка расположен одиночный гипопластический дефект эмали в виде капли, размером около 3 мм (рис. 7). Линии Харриса случайно обнаружены на сломах длинных костей. Они расположены недалеко от метафизарных зон, и, значит, образовались незадолго до гибели ребенка.

Поверхность лицевых костей и костей черепа пористая, местами покрытая пленочкой новообразованной костной ткани. Особенно четко пористость определяется на дне орбит, дне и стенках носовой полости, на альвеолярном крае, подорбитальной поверхности, теле и ветвях нижней челюсти, на поверхности твердого неба, базилляр- ной части затылочной кости, в надостной ямке и на подостной поверхности крыла лопатки, а также на медиальной поверхности большеберцовой кости. Пористая пленка новообразованной кости расположена на своде орбиты (рис. 8), вокруг питательных отверстий, отверстий сосудов в основании черепа, в расширенных пальцевидных вдав- лениях на внутренней поверхности костей свода черепа (рис. 9). Характер этих новообразований несколько различен. Так, пленка в пальцевидных вдавленнях имеет различную толщину, пронизана множественными кустовидными и сетчатыми бороздами мелких сосудов, однако создает впечатление относительно плотной костной ткани. Пленка в орбите более рыхлая, мелкопористая, в то время как изменения вокруг отверстий сосудов имеют вид кружевной, мелкопористой недавно образованной ткани. Исходя из морфологии и характера признаков, все они представляют разные стадии геморрагической реакции.

Кроме того, на шейке бедренной кости присутствуют «разрежения» поверхностной пластинки, соответствующее симптому cribra femo- ris, а также несколько нарушены процессы костеобразования в эпиметафизарных зонах длинных костей.

Анализ патологических изменений костей в контексте среды обитания

Следы деструктивных и пролиферативных процессов костной ткани в местах прикрепления сухожилий мышц у девочки 1--2 лет можно рассматривать как травмы, связанные с процессами роста. Не - которые исследователи считают, что такие изменения обусловлены особенностями прикрепления сухожилий и строения периоста у детей (Villotte, Knusel 2013). Наиболее часто их фиксируют в местах прикрепления больших мышц (m. pectoralis major, soleus, gluteus maximus etc.). В средневековых сериях, исследованных на территории Украины А Д. Козак, эти признаки практически всегда коррелируют с изменениями скелета, вследствие нарушений обмена веществ у детей и подростков.

Рис. 7. Нижняя челюсть. Пятно гипоплазии на молочном клыке

Рис. 8. Изменения в орбите ребенка

Рис. 9. Внутренняя поверхность теменной кости. Пористая пленка в пальцевидных вдавлениях

На скелете девочки обнаружен ряд других патологий, свидетельствующих о нарушениях обмена веществ. В первую очередь это следы метаболических процессов, связанных с дефицитом определенных витаминов. К ним относятся пористость поверхности лицевых костей и следы оссифицированных и частично кальцинированных геморрагий на костях черепа. Причиной таких изменений может быть хрупкость сосудов вследствие авитаминоза С (и в дальнейшем -- цинги). Диагноз подтверждается симптомом «скорбутного лица» (рис. 10), видимым на верхнечелюстных костях и рыхлостью краев и стенок альвеол, вызванных пародонтопатиями (Ortner, Ericksen 1998; Козак, Шульц 2007; Brickley, Ives 2008, р. 56--60; Козак 2010, с. 149--156; Lewis 2018, р. 215--217). Причиной появления дефекта эмали клыка нижней челюсти или так называемой локальной ги-поплазии молочных клыков: LHPC (Skinner 1986) или Skinner's teeth (Lewis 2018 p. 85, 86) считают механическую травму формирующейся эмали вследствие временного истончения альвеолярной кости (остеопения). Это, в свою очередь, обусловлено дефицитом кальция в материнском молоке (Skinner, Hung 1989), недостатком солнечного света у детей, рожденных в зимние месяцы (Lewis 2018) или низким потреблением жиров, необходимых для усвоения витамина А и каротиноидов (Skinner et al. 1994; Skinner, Newell 2000), то есть, состояниями, связанными с дефицитом витаминов А и Д, или кальция. Ослабление связок и сухожилий периодонта и кровотечения в области десен, вызванные авитаминозом С также могут вызвать нарушение целостности альвеолярной кости или деформацию стенок альвеол, соответственно, привести к травмам формирующейся коронки (Kalnins 1950). Другие изменения, которые указывают на возможные метаболические нарушения -- пористость шейки бедренной кости (cribra femoris), что является одним из симптомов анемии (Lewis 2018, p. 194). Разрежение поверхности кости в зонах эпиметафизов сопровождает различные заболевания, в том числе и нарушение обмена веществ.



Рис. 10. Верхняя челюсть ребенка. Симптом «скорбутного лица»

Однако, дефицитные заболевания у ребенка из социально обеспеченного слоя населения, кажутся, по крайней мере, сомнительными, до той поры, пока мы считаем эти заболевания лишь последствием голода. Недостаток витаминов и микроэлементов может быть спровоцирован также их повышенным потреблением вследствие инфекции, с которым борется организм. Геморрагии на внутренней поверхности черепных костей, наряду с увеличенными пальцевидными вдавлениями (симптом повышенного внутричерепного давления), могут быть следствием реакции мозговых оболочек на бактериальную или вирусную инфекцию (Шультц, Козак 2008). С другой стороны, к таким последствиям может привести ухудшение качества материнского молока или же раннее прекращение грудного вскармливания вследствие заболевания или смерти матери.

Низкое поступление жира или кальция с молоком матери в период формирования коронки клыка (от 6 месяцев до года), в дальнейшем могли вызвать снижение иммунитета или же привести к хроническим диареям, вызвавшим истощение организма.

Интересно, что подобный набор симптомов (цинги, анемии, следов бактериального менингита как следствия осложнения среднего отита и др.), обнаружен у ребенка из другого погребения с богатым инвентарем на исследуемом могильнике (погр. 217), а также у ребенка из погребения 218. Оба эти погребения располагались в десятке метров к северо-западу от исследуемого.

Таким образом, можно предположить, что метаболические и дефицитные состояния, приводящие к гибели грудных детей, могли быть обусловлены какими-то явлениями в общине, условиями жизни. Такие же изменения часто выявлены у детей и на других могильниках черняховской культуры (Козак 2016). Причину гибели детей поможет выявить исследование патологических процессов и смертности у взрослых.

Отметим, что время образования линейной гипоплазии эмали, маркирующей эпизоды острых и обострения хронических болезней, а также голоданий в детском возрасте в популяции Войтенков соответствует 2--4 годам (Мамчур, Козак 2020 в печати), то есть как раз возрасту, близкому к гибели девочки. Возможно, именно этот период был наиболее критичным в процессе адаптации детей к условиям среды.

Не исключено, что не выжившие дети рождались в периоды голода, вызванного неурожаем, падежом скота, или во время эпидемий. Хозяйственный уклад черняховских популяций -- преимущественное земледелие и скотоводство -- делало население зависимым от погодных условий и урожаев. Немалую роль в колебаниях здоровья играли миграции. Постоянный приток населения нарушал микробиомы, успевшие образоваться в относительно ограниченном пространстве общины. Это приводило к появлению новых инфекций, от которых в первую очередь страдали дети.

Подобные погребения на черняховских могильниках

Погр. 231 находится в юго-восточной части исследованной площади могильника. Его окружали как ингумации, так и кремации. Ближайшим погребением к югу является погр. 229 -- ингумация, ориентированная по линии север--юг с инвентарем, включающим две фибулы, две пряжки, игольник с иглой, бусы, 10 круговых сосудов и жертвенную пищу. Немного восточнее размещалось погребение-кремация 230 с урной в виде горшка и фрагментами трех других сосудов (рис. 1: 2). Детские погребения находятся в разных частях могильника и не образуют отдельной группы. Часто они отделены друг от друга достаточно большими площадями, на которых располагаются другие погребения. Особая ситуация прослежена в 12--15 м к северо-западу от погр. 231: там находится группа из трех детских погребений (погр. 217, 218, 220; рис. 1: 2).

Корректным является сравнение рассматриваемого «богатого» детского погребения из Войтенков с подобным комплексом, погр. 132 могильника Великая Бугаевка. Речь идет о погребении девочки в возрасте 7 лет (Петраускас 2004; Рудич 2004). В простой яме находился скелет в вытянутом положении. Присутствует лишь одно скопление керамики -- 9 сосудов были сгруппированы выше черепа и лишь один находился у бедра. Скелет не лежал на сосудах (Петраускас 2004, рис. 1, 2). Керамический набор состоит из 6 горшков, 4 мисок (Петраускас 2004, рис. 2: 1--10; 4) одну из которых (самую большую; Петраускас 2004, рис. 2: 10) можно рассматривать как вазу. Кувшин и амфора здесь отсутствуют. О. В. Петраускас называет один сосуд миской-кубком (Петраускас 2004, рис. 2: 4; 4: 5), но можно предполагать, что и маленький горшок у бедра (Петраускас 2004, рис. 2: 1; 4: 8) служил кубком. Следовательно, набор сосудов из погр. 132 Великой Бугаевки отличается от погр. 231 Войтенков, являясь «неполным питейным сервизом». Предметы туалета и утвари в обеих погребениях состояли из гребня, ножа, но в погр. 231 Войтенков находилось пряслице, а в погр. 132 Великой Бугаевки -- клюковидная булавка, костяная иголка, ладан. Жертвенная пища обнаружена только в погр. 231. Набор металлических деталей костюма сходен в обоих погребениях. Следует отметить парные бронзовые фибулы, пряжку, украшения с бусами. В погр. 132 бусы найдены не только в скоплении в области шеи, но и у пояса, за черепом. О. В. Петраускас реконструировал из бусин в области шеи два ожерелья (Петраускас 2004, рис. 7). В обоих погребениях между ногами лежал амулет из костяных пирамидальных подвесок и подвесок из раковин морских моллюсков, который первоначально был прикреплен к поясу.

Детали костюма и украшения свидетельствуют, что в этих погребениях детей находятся вещи взрослой женщины. Если принимать во внимание керамический сервиз, то возможно предположить, что инвентарь не отражает реальное положение этих девочек в обществе, но он отражает их будущее в другом мире. Одновременно особенности инвентаря свидетельствуют об экономических возможностях семьи родственников умерших. Погребение с амфорой свидетельствуют о прочных хозяйственных позициях семьи. Эта семья, вероятно, участвовала в межрегиональном обмене, что нельзя сказать обо всех жителях поселения. Возможно, амфора с вином здесь выполняет некую идеологическую нагрузку, связанную, вероятно с культом плодородия и продолжения рода, в том числе и в потустороннем мире. Амфора сочетается с амулетом, из двух подвесок-раковин и пирамидальных роговых подвесок. Этот амулет в погребениях могильников во всем ареале культуры связан с девочками, девушками, не рожавшими женщинами и явно имеет отношение к магии рождения детей и продолжения рода (Lyubichev 2013, p. 244--246).

Инвентарь взрослых в погребениях детей встречен в различных частях ареалах черняховской культуры. Другим примером является погр. 67 могильника Нагорное 2, где плохая сохранность костей не позволила провести антропологический анализ, а археологические остатки свидетельствуют о погребении ребенка (Gudkova, Schultze 2017, 223, Taf. 55--57). Инвентарь похож на сравниваемые выше два комплекса. Парные серебряные фибулы и бусы, как обычно, находились возле плеч, а подвески из раковин и пирамидальная подвеска находились в скоплении в северо-восточном углу ямы. Возможно, эти вещи находились в кулаке и представляли собой подарок.

Литература

1. Амброз, А. К. 1966. Фибулы юга Европейской части СССР. Свод археологических источников, Д 130. Москва: Наука.

2. Внуков, С. Ю. 2006. Причерноморские амфоры I в. до н. э. -- II в. н. э. II: Петрография, хронология, проблемы торговли. Санкт Петербург: Алетейя.

3. Гей, О. А. 1993.Черняховская культура. Хронология. В: Рыбаков, Б. А. (ред.). Славяне и их соседи в конце I тыс. до н. э. -- первой половине Iтыс.н. э. Москва: Наука, с. 146-155.

4. Гопкало, О. В. 2008. Бусы и подвески черняховской культуры. Киев: Корвін-Піотровський А. О.

5. Діденко, С. В. 2018. Античний керамічний імпорт у черняхівській культурі на території України. Дисертація к. і. н. Київ, ІА НАН України

6. Козак, О. Д. 2010. Кияни княжої доби. Біоархео- логічні студії. Київ: Академперіодика.

7. Козак, О. Д. 2016. Землероби у верхів'ях Південного Буга (палеопатологічне дослідження могильника біля с. Лісові Гринівці). Oium, 5: Черняхівська культура: до 85-річчя від дня народження І. С. Винокура, с. 116-126.

8. Козак, О. Д. 2017. Антропологічний аналіз інгу- маційних поховань на могильнику Війтенки, відкритих у 2017 році. В: Любичев, М. В., Филатов, Д. А., Мызгин, К. В., Шультце, Э., Варачева, К. Г., Руснак, В. В. Отчет о работе Германо-Славянской археологической экспедиции Харьковского национального университета имени В. Н. Каразина в 2017 г. НА ІА НАН України, ф. 64, с. 208-221.

9. Козак, О. Д., Шульц, М. 2007. Палеопатологія та діагностика цинги (на антропологічних матеріалах з давньоруського Києва). Археологія, 4, с. 60-69.

10. Любичев, М. В. 2009. Погребение с римским импортом на могильнике черняховской культуры Войтенки (Восточная Украина). Ostrogothica. Археология Центральной и Восточной Европы позднеримского времени и Эпохи Великого переселения народов, с. 72-90.

11. Любичев, М. В. 2019a. Ранняя история днепро- донецкой лесостепи I--Vвеков. 1, 2. Ostrogothica- Serie, 2. Харьков: Естет принт.

12. Мамчур, Б., Козак, О. 2020. Зубні захворювання та маркери стресу у мешканців поселення Війтенки. Ostrogothica, 3, с. 516-527.

13. Петраускас, О. В., 2004. Поховання багатої дівчинки на могильнику черняхівської культури. В: Козак, Д. Н. (ред.). Археологія давніх слов'ян. Дослідження і матеріали. Київ: Корвін Пресс, с. 165-188.

14. Рудич, Т. О. 2004. Антропологічне визначення решток скелету з поховання № 132. Додаток. В: Петра- ускас, О. В. Поховання багатої дівчинки на могильнику черняхівської культури. В: Козак, Д. Н. (ред.). Археологія давніх слов'ян. Дослідження і матеріали. Київ: Корвін Пресс. с. 184.

15. Шультц, М., Козак, A. Д. 2008. Морфология и классификация следов менингиальных реакций на древних черепах (проблемы диагностики на примере средневековых популяций Киева). Опус: Междисциплинарные исследования в археологии, 6, с. 276299.

16. Шультце, Э., Любичев, М. В. 2018. Группа погре- бений-ингумаций в северо-западной части могильника черняховской культуры Войтенки: вопросы хронологии. Ostrogothica-Serie, 3: Хронология и монетные находки позднеримского времени и эпохи Великого переселения народов. Актуальные археологические исследования в Центральной и Восточной Европе, с. 121-145.

17. Arsen'eva, T., Kassab Tezgor, D., Naumenko, S. 1997. Un depotoir d'atelier d'amphores a pate Claire. Commerce entre Heraclee du Pont et Tanais a 1'epoque romaine. Anatolia Antiqua, V, p. 187-198.

18. Baker, B. J., Dupras, T. L., Tocheri, M. W. 2005. The Osteology of Infants and Children. Texas: A&M University.

19. Brickley, M., Ives, R. 2008. The Bioarchaeology of Metabolic Bone Disease. Amsterdam; London: Elsevier.

20. Gavritukhin, I. 2002. On the study of double-plate fibulas of the first subgroup. A nyiregyhazi Josa Andras Mhzeum Evkonyve, 44, р. 113-184.

21. Gudkova, A. V., Schultze, E. 2017. Graberfeld und SiedlungNagoroe 2. Ein Fundplatz des Santana de Mure$--Cernjachov-Kultur an der Unteren Donau. Archaologie in Eurasien, 35. Bonn: Habelt.

22. Kalnins, V. 1952. Developmental Disturbances of Enamel in Scurvy. Journal of Dental Research, 31, p. 440-452.

23. Lewis, M. 2018. Paleopathology of Children. Identification of Pathological Conditions in the Human Skeletal Remains of Non-Adults. Elsevier, Academic Press.

24. Loth, S. R., Henneberg, M. 2001. Sexually Dimorphic Mandibular Morphology in the First Few Years of Life. American Journal of Physical Anthropology, 115, 2, p. 179-186.

25. Luna, L., Aranda, C., Santos, A. L. 2017. New Method for Sex Prediction Using the Human Non-Adult Auricular Surface of the Ilium in the Collection of Identified Skeletons of the University of Coimbra. International Journal of Osteoarchaeology, 27, 5, p. 898-911.

26. Lyubichev, M. 2013. The secondary used artifact in grave 41 of the chernyakhov cemetery of Voytenki. In: Khrapunov, I., Stylegar, F.-A. (ed.). Inter ambo maria. Northern Barbarians from Scandinavia towards the Black sea. Kristiansand; Simferopol, p. 236-248.

27. Mittler, D., Sheridan, S. 1992. Sex Determination in Subadults Using Auricular Surface Morphology: a Forensic Science Perspective. Journal of Forensic Sciences, 37, 4, р. 1068-1075.

28. Molleson, T., Cruse, K., Mays, S. 1998. Some Sexually Dimorphic Features of the Human Juvenile Skeleton and their Value in Sex Determination in Immature Juvenile Remains. Journal of Archaeological Science, 25, 8, р. 719-728.

29. Ortner, D. J., Ericksen, M. F. 1998. Bone Changes in the Human Skull probably Resulting from Scurvy in Infancy and Childhood. International Journal of Osteo- archaeology, 7, 3, р. 212-220.

30. Reinman, A. S. 2015. Sex Estimation in Subadult Skeletons: a Test of Eight Nonmetric Traits of the Mandible and Ilium. Thesis Submitted to the Faculty of Dorothy F. Schmidt College of Arts and Letters In Partial Fulfillment of the Requirements for the Degree of Master of Arts. Florida Atlantic University Boca Raton.

31. Schaefer, M., Black, S., Scheuer, L. 2008. Juvenile Osteology: a Laboratory and Field Manual. New York: Academic Press.

32. Scheuer, L. 2002. Brief Communications: a Blind Test of Mandibular Morphology for Sexing Mandibles in the First Few Years of Life. American Journal of Physical Anthropology, 119, р. 189-191.

33. Schultze, E., 2004. Zu den Kindergrabern im Bereich der Cernjachov-Kultur. In: Kokowski, A. (ed.). Europa Barbarica. Cwierc wieku archeologii w Maslompczu IV. Monumenta Studia Gothica. Lublin: UMCS, S. 415-425.

34. Schultze, E., Lyubichev, M. V. 2017. A Cremation Grave of the Chernyakhov Culture with Spurs and Knop Bow Fibula (Bugelknopffibel): Regional Context and Interregional Comparison. Swiatowit, Supplement Series C: Pontica et Caucasica, 1: The Crimea and the Nothern Black Sea Coast in Archaeological Research 1956--2013, p. 277-294.

35. Schutkowski, H. 1993. Sex Determination of Infant and Juvenile Skeletons: I. Morphognostic Features. American Journal of Physical Anthropology, 90, 2, р. 199-205.

36. Skinner, M. F. 1986. An Enigmatic Hypoplastic Defect of the Deciduous Canine. American Journal of Physical Anthropology, 69, 1, р. 59-69.

37. Skinner, M. F., Hung, J. T. W. 1989. Social and Biological Correlates of localized Enamel Hypoplasia of the Human Deciduous Canine Tooth. American Journal of Physical Anthropology, 79, 2, р. 159-175.

38. Skinner, M., Newell, E. 2000. A Re-Evaluation of Localized Hypoplasia of the Primary Canine as a Marker of Craniofacial Osteopenia in European Upper Paleolithic Infants. Acta Universitatis Carolinae Medica, 41, p. 41-58.

39. Skinner, M. F., Hadaway, W., Dickie, J. 1994. Effects of Ethnicity, Nutrition and Birth Month on Localized Enamel Hypoplasia of the Primary Canine. ASDC Journal of Dentistry for Children, 61, 2, p. 109-113.

40. Tejral, J. 1992. Einige Bemerkungen zur Chronologie der Spaten Romischen Kaiserzeit in Mitteleuropa. In: Godlowski, K., Madyda-Legutko, R. (eds.). Probleme der relativen und absoluten Chronologie ab Latenezeit bis zum Frtihmittelalter. Krakow, S. 227-248.

41. Thomas, J. A., Temple, D. H., Klaus, H. D. 2019. Crypt Fenestration Enamel Defects and Early Life Stress: Contextual Explorations of Growth and Mortality in Colonial Peru. American Journal of Physical Anthropology, 168, 3, p. 582-594.

42. Thomas, S. 1960. Studien zu den germanischen Kammen der Romischen Kaiserzeit. Arbeits- und For- schungsberichte zur Sachsischen Bodendenkmalpflege, 8, S. 54-120.

43. Ubelaker, D. H. 1978. Human Skeletal Remains: Excavation, Analysis, Interpretation. Chicago: Aldine.

44. Villotte, S., Knusel, C. J. 2013. Understanding Enthe- seal Changes: Definition and Life Course Changes. International Journal of Osteoarchaeology, 23, 2: Special Issue: Entheseal Changes and Occupation: Technical and Theoretical Advances and Their Applications, p. 135-146.

45. Weaver, D. S. 1980. Sex Differences in the Ilia of a Known Sex and Age Sample of Fetal and Infant Skeletons. American Journal of Physical Anthropology, 52, 2, p. 191-195.

46. White, T. D., Folkens, P. A. 2005. Human Bone Manual. Elsevier, Academic Press.

REFERENCES

1. Ambroz, A. K. 1966. Fibuly yuga Evropejskoj chasti SSSR. Svod arheologicheskih istochnikov, D 1-30. Moskva: Nauka.

2. Vnukov, S. Yu. 2006. Prichernomorskie amfory I v. do n. e. -- II v. n. e. II: Petrografiya hronologiya problemy tor- govli. Sankt Peterburg: Aletejya.

3. Gej, O. A. 1993. Chernyahovskaya kul'tura. Hronologiya. In: Rybakov, B. A. (ed.). Slavyane i ih sosedi v koncze I tys. do n. e. -- pervoj polovine I tys. n. e. Moskva: Nauka, s. 146-155.

4. Gopkalo, O. V. 2008. Busy i podveski chernyahovskoj kul- tury. Kiev: Korvin-Piotrovskij A. O.

5. Didenko, S. V. 2018. Antychnyi keramichnyi import u cher- niakhivskii kulturi na terytorii Ukrainy. Dyssertaciia k. i. n. Kyiv, IA NAN Ukrainy.

6. Kozak, O. D. 2010. Kyiany kniazhoi doby. Bioarkheolo- hichni studii. Kyiv: Academperiodika.

7. Kozak, O. D. 2016. Zemleroby u verkhiv'iakh Pivdennoho Buha (paleopatolohichne doslidzhennia mohylnyka bilia s.Lisovi Hrynivtsi). Oium, 5: Cherniakhivska kultura: do 85- richchia vid dnia narodzhennia I. S. Vynokura, s. 116-126

8. Kozak, O. D. 2017. Antropolohichnyi analiz inhumat- siinykh pokhovan na mohylnyku Viitenky, vidkrytykh u 2017 rotsi. In: Lyubichev, M. V., Filatov, D. A., Myzgin, K. V., Shul'tcze, E., Varacheva, K. G., Rusnak, V. V. Otchet o rabote Germano-Slavyanskoj arheologicheskoj ekspediczii Harko- vskogo naczional'nogo universiteta imeni V. N. Karazina v 2017g. NA IA NAN Ukrainy, f. 64, s. 208-221.

9. Kozak, O. D., Schultz, M. 2007. Paleopatolohiia ta diah- nostyka tsynhy (na antropolohichnykh materialakh z dav- noruskoho Kyieva). Arkheolohiia, 4, s. 60-69.

10. Lyubichev, M. V. 2009. Pogrebenie s rimskim importom na mogilnike chernyahovskoj kultury Vojtenki Vostochnaya Ukraina. Ostrogothica. Arheologiya Czentralnoj i Vostochnoj Evropy pozdnerimskogo vremeni i Epohi Velikogo pereseleniya narodov, s. 72-90.

11. Lyubichev, M. V. 2019. Rannyaya istoriya dnepro-donecz- koj lesostepi I--V vekov. 1, 2. Ostrogothica-Serie, 2. Har'kov: Estet print.

12. Mamchur, B., Kozak, O. 2020 Zubni zakhvoriuvannia ta markery stresu u meshkantsiv poselennia Viitenky. Ostrogo- thica, 3, s. 516-527.

13. Petrauskas, O. V., 2004. Pokhovannia bahatoi divchynky na mohylnyku cherniakhivskoi kultury. In: Kozak, D. N. (ed.). Arkheolohiia davnikh slovian. Doslidzhennia i materialy. Kyiv: Korvin Press, s. 165-188.

14. Rudych, T. O. 2004.Antropolohichne vyznachennia resh- tok skeletu z pokhovannia N 132. Dodatok. In: Petrauskas, O. V, 2004. Pokhovannia bahatoi divchynky na mohylnyku cherniakhivskoi kultury. In: Kozak, D. N. (ed.). Arkheolohiia davnikh slov'ian. Doslidzhennia i materialy. Kyiv: Korvin Press, s. 184.

15. Schultz, M., Kozak, A. D. 2008. Morfologiya i klassifikac- ziya sledov meningialnyh reakczij na drevnih cherepah (problemy diagnostiki na primere srednevekovyh populyaczij Kieva). Opus: Mezhdiscziplinarnye issledovaniya v arheologii, 6, s. 276-299.

16. Schultze, E., Lyubichev, M. V. 2018. Gruppa pogrebenij-in- gumaczij v severo-zapadnoj chasti mogil'nika chernyahovskoj kul'tury Vojtenki: voprosy hronologii. Ostrogothica-Serie, 3: Hronologiya i monetnye nahodki pozdnerimskogo vremeni i epo- hi Velikogo pereseleniya narodov. Aktual'nye arheologicheskie issledovaniya v Czentral'noj i Vostochnoj Evrope, s. 121-145.

17. Arsen'eva, T., Kassab Tezgor, D., Naumenko, S. 1997. Un depotoir d'atelier d'amphores a pate Claire. Commerce entre Heraclee du Pont et Tanais a l'epoque romaine. Anatolia An- tiqua, V, p. 187-198.

18. Baker, B. J., Dupras, T. L., Tocheri, M. W. 2005. The Osteology of Infants and Children. Texas: A&M University.

19. Brickley, M., Ives, R. 2008. The Bioarchaeology of Metabolic Bone Disease. Amsterdam; London: Elsevier.

20. Gavritukhin, I. 2002. On the study of double-plate fibulas of the first subgroup. A nyiregyhazi Josa Andras Muzeum Evkonyve, 44, p. 113-184.

21. Gudkova, A. V., Schultze, E. 2017. Graberfeld und Sied- lung Nagoroe 2. Ein Fundplatz des Santana de Mure§-- Cernjachov-Kultur an der Unteren Donau. Archaologie in Eurasien, 35. Bonn: Habelt.

22. Kalnins, V. 1952. Developmental Disturbances of Enamel in Scurvy. Journal of Dental Research, 31, p. 440-452.

23. Lewis, M. 2018. Paleopathology of Children. Identification of Pathological Conditions in the Human Skeletal Remains of Non-Adults. Elsevier, Academic Press.

24. Loth, S. R., Henneberg, M. 2001. Sexually Dimorphic Mandibular Morphology in the First Few Years of Life. American Journal of Physical Anthropology, 115, 2, p. 179-186.

25. Luna, L., Aranda, C., Santos, A. L. 2017. New Method for Sex Prediction Using the Human Non-Adult Auricular Surface of the Ilium in the Collection of Identified Skeletons of the University of Coimbra. International Journal of Osteoarchae- ology, 27, 5, p. 898-911.

26. Lyubichev, M. 2013. The secondary used artifact in grave 41 of the chernyakhov cemetery of Voytenki. In: Khrapunov, I., Stylegar, F.-A. (ed.). Inter ambo maria. Northern Barbarians from Scandinavia towards the Black sea. Kristiansand; Simferopol, p. 236-248.

27. Mittler, D., Sheridan, S. 1992. Sex Determination in Subadults Using Auricular Surface Morphology: a Forensic Science Perspective. Journal of Forensic Sciences, 37, 4, p. 10681075.

28. Molleson, T., Cruse, K., Mays, S. 1998. Some Sexually Dimorphic Features of the Human Juvenile Skeleton and their Value in Sex Determination in Immature Juvenile Remains. Journal of Archaeological Science, 25, 8, p. 719-728.

29. Ortner, D. J., Ericksen, M. F. 1998. Bone Changes in the Human Skull probably Resulting from Scurvy in Infancy and Childhood. International Journal of Osteoarchaeology, 7, 3, p. 212-220.

30. Reinman, A. S. 2015. Sex Estimation in Subadult Skeletons: a Test of Eight Nonmetric Traits of the Mandible and Ilium. Thesis Submitted to the Faculty of Dorothy F. Schmidt College of Arts and Letters In Partial Fulfillment of the Requirements for the Degree of Master of Arts. Florida Atlantic University Boca Raton.

31. Schaefer, M., Black, S., Scheuer, L. 2008. Juvenile Osteology: a Laboratory and Field Manual. New York: Academic Press.

32. Scheuer, L. 2002. Brief Communications: a Blind Test of Mandibular Morphology for Sexing Mandibles in the First Few Years of Life. American Journal of Physical Anthropology, 119, p. 189-191.

33. Schultze, E., 2004. Zu den Kindergrabern im Bereich der Cernjachov-Kultur. In: Kokowski, A. (ed.). Europa Barbarica. Cwierc wieku archeologii w Mastom^czu IV. Monumenta Stu- dia Gothica. Lublin: UMCS, S. 415-425.

34. Schultze, E., Lyubichev, M. V. 2017. A Cremation Grave of the Chernyakhov Culture with Spurs and Knop Bow Fibula (Bugelknopffibel): Regional Context and Interregional Comparison. Swiatowit, Supplement Series C: Pontica et Cauca- sica, 1: The Crimea and the Nothern Black Sea Coast in Archaeological Research 1956--2013, p. 277-294.

35. Schutkowski, H. 1993. Sex Determination of Infant and Juvenile Skeletons: I. Morphognostic Features. American Journal of Physical Anthropology, 90, 2, p. 199-205.

36. Skinner, M. F. 1986. An Enigmatic Hypoplastic Defect of the Deciduous Canine. American Journal of Physical Anthropology, 69, 1, p. 59-69.

37. Skinner, M. F., Hung, J. T. W. 1989. Social and Biological Correlates of localized Enamel Hypoplasia of the Human Deciduous Canine Tooth. American Journal of Physical Anthropology, 79, 2, p. 159-175.

38. Skinner, M., Newell, E. 2000. A Re-Evaluation of Localized Hypoplasia of the Primary Canine as a Marker of Craniofacial Osteopenia in European Upper Paleolithic Infants. Acta Uni- versitatis Carolinae Medica, 41, p. 41-58.

39. Skinner, M. F., Hadaway, W., Dickie, J. 1994. Effects of Ethnicity, Nutrition and Birth Month on Localized Enamel Hypoplasia of the Primary Canine. ASDC Journal of Dentistry for Children, 61, 2, p. 109-113.

40. Tejral, J. 1992. Einige Bemerkungen zur Chronologie der Spaten Romischen Kaiserzeit in Mitteleuropa. In: Godlowski, K., Madyda-Legutko, R. (eds.). Probleme der relativen und absoluten Chronologie ab Latenezeit bis zum Fruhmittelalter. Krakow, S. 227-248.

41. Thomas, J. A., Temple, D. H., Klaus, H. D. 2019. Crypt Fenestration Enamel Defects and Early Life Stress: Contextual Explorations of Growth and Mortality in Colonial Peru. American Journal of Physical Anthropology, 168, 3, p. 582594.

42. Thomas, S. 1960. Studien zu den germanischen Kammen der Romischen Kaiserzeit. Arbeits- und Forschungsberichte zur Sachsischen Bodendenkmalpflege, 8, S. 54-120.

43. Ubelaker, D. H. 1978. Human Skeletal Remains: Excavation, Analysis, Interpretation. Chicago: Aldine.

44. Villotte, S., Knusel, C. J. 2013. Understanding Entheseal Changes: Definition and Life Course Changes. International Journal of Osteoarchaeology, 23, 2: Special Issue: Entheseal Changes and Occupation: Technical and Theoretical Advances and Their Applications, p. 135-146.

45. Weaver, D. S. 1980. Sex Differences in the Ilia of a Known Sex and Age Sample of Fetal and Infant Skeletons. American Journal of Physical Anthropology, 52, 2, p. 191-195.

46. White, T. D., Folkens, P. A. 2005. Human Bone Manual. Elsevier, Academic Press.

Приложение

ПАРАМЕТРЫ И КАТАЛОГ ИНВЕНТАРЯ ПОГРЕБЕНИЯ 231

Параметры погребального сооружения (м):

длина -- 1,92; ширина: в северной части -- 1,18; в центральной части -- 1,27; в южной части -- 1,34; полки: северная часть: длина -- 0,31, ширина -- 0,18, высота -- 0,09; восточная часть: длина -- 0,80, ширина -- 0,62, высота -- 0,1; южная часть: длина -- 1,17, ширина -- 0,31, высота -- 0,11; ступеньки в южной части: длина -- 0,46, ширина -- 0,2, высота -- 0,05; глубина от уровня современной поверхности: в северной части -- 1,49; в центральной части -- 1,49; в южной части -- 1,48; глубина ступени -- 1,32; глубина дна ямы от уровня материка -- 0,35--0,56.

Параметры скелета (м):

правая плечевая кость -- 0,087, левая плечевая кость -- 0,093; правая бедренная кость -- 0,137; левая бедренная кость -- 0,111.

Инвентарь

1. Фрагменты рогового многочастного гребня (рис. 3: 4) -- плечики, предплечья и ножки -- прямые, сохранились 4 бронзовых штифта, циркульный орнамент на пластинах-накладках. Параметры (см): высота -- 3,3; толщина -- 0,9; тип Thomas III (Thomas 1960).

2. Фрагменты железного ножа (рис. 3: 5) -- сильно коррозирован, спинка -- прямая. Параметры (см): сохр. длина -- 7,4; ширина клинка -- 1,6; толщина клинка -- 0,1--0,6.

3. Бусина (рис. 3: 1: 1) -- янтарь, фрагмент, округлая уплощенная, цвет -- бордовый, непрозрачная, канал -- конический; параметры (см): диаметр -- 0,8; высота -- 0,8; диаметр канала -- 0, 2--0,1. Тип Гопкало Я I/1& (Гопкало 2008).

...