Едигей во главе Золотой Орды: опыт чагатайской эмиграции

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Едигей во главе Золотой Орды: опыт чагатайской эмиграции

В.В. Трепавлов

ИРИ РАН, Москва

Во второй половине XIV в. в улусных ханствах бывшей Монгольской империи происходило угасание харизмы правящих чингисидских династий. Реальная власть оказывалась в руках могущественных представителей тюркской родоплеменной аристократии. Самым ярким примером деградации царственных прерогатив монархов-Чингисидов было полновластие Тимура в Чагатайском улусе. В статье показано, как мангытский бек Едигей во время своего долгого пребывания при дворе Тимура вдохновился этим примером и воплотил основные принципы его правления в Золотой Орде. На протяжении двух десятилетий Едигей вручал ханский трон своим избранникам, при которых состоял главным беком. Кроме того, тесные контакты с богословами из окружения Тимура сформировали духовные ориентиры Едигея, что позднее проявилось в развернутой им кампании по исламизации кочевников Золотой Орды.

Ключевые слова: Едигей, Тимур, Золотая Орда, Чингисиды, беклербек

Vadim V. Trepavlov

Institute of Russian History of the Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia

EDIGU AT THE HEAD OF THE GOLDEN HORDE: THE EXPERIENCE OF HIS CHAGATAI EMIGRATION

In the second half of the 14^th century in the ulus Khanates of the former Mongol Empire happened fading Chinggisid ruling dynasties' charisma has ebbed. The real power found itself in the hands of powerful representatives of Turkic tribal aristocracy. The most striking example of degradation of Chinggisids' royal prerogatives was sovereignty of Timur in the Chagatai Ulus. The article shows how Mangyt Edigu Beq, during his long stay at the Timur's court, was inspired by this example and embodied the basic principles of his rule in the Golden Horde. For two decades Edigu handed the throne to his henchmen, and under all of them he was the chief lord (beqlerbegi). Furthermore, close contacts with the theologians of the environment of Timur formed the spiritual guidance of Edigu that manifested later in his campaign of Islamization of the Golden Horde nomads.

Keywords: Edigu, Timur, Golden Horde, Chinggisids, beqlerbegi

едигей орда чагатайская эмиграция

В конце XIV -- начале XV в. бек из тюркского племени мангытов Едигей (Эдиге, Идигу) был одним из самых влиятельных политиков Восточной Европы. Многолетнее распоряжение всеми делами Золотой Орды в высшей государственной должности беклербека, смена покорных ханов на сарайском троне по своему усмотрению, сокрушительный разгром литовского войска на Ворскле в 1399 г., осада Москвы в 1408 г. -- эти и прочие события и обстоятельства его правления хорошо известны. Однако вне внимания историков остается вопрос об источниках, стимулах, примерах и прецедентах такого его могущества и всевластия. Этот «степной Макиавелли» обычно ставится в один ряд с беклербеком Мамаем, который полустолетием раньше так же распоряжался ордынским престолом, хотя и распространял свою власть на менее обширную территорию.

Появление этих «делателей королей» чаще всего выводится из особенностей развития Золотой Орды (Улуса Джучи) во второй половине XIV в. Распространенное объяснение -- разорение государства в ходе войн, смут и междоусобиц, ослабление ханской власти, усиление удельных правителей-Чингисидов, а также «родоплеменной» аристократии. Одна часть этой династической и нединастической элиты сумела пробиться к верховной государственной власти, другая -- начать независимое существование в управляемых ими провинциях (улусах и вилайетах) с их автономной самодостаточной экономикой (см.: [Золотая Орда, с. 729--742; История татар, с. 691--694]). Несомненно, всё это были важнейшие предпосылки для успешной карьеры Едигея, потенциальные возможности для нее. Однако посягательство на неоспоримые монархические прерогативы «золотого рода» Чингисхана не вытекало непосредственно из военных катаклизмов и разрухи. Феномен полновластных беклербеков был подготовлен как особенностями развития государств, на которые некогда распалась Монгольская империя, так и деяниями самих удачливых политиков. В отношении Едигея пример для подражания такому политику можно видеть в правителе Чагатайского улуса Тимуре/Тамерлане.

Но прежде, чем перейти к рассмотрению этого примера, отметим, что со второй половины XIV в. в улусных ханствах бывшей Монгольской империи стало заметным постепенное угасание харизмы правящего клана Чингисидов. Это проявлялось, в частности, в том, что управление государством осуществлялось от лица подставных ханов. Предназначение их заключалось в том, чтобы своими сакральными персонами и молчаливым присутствием освящать, оправдывать всевластие действительных правителей. Институт таких ханов-марионеток практиковался в 1360--1370-х годах в западной части правого крыла Улуса Джучи («Мамаевой Орде»). В середине XIV -- начале XV в. это явление получило распространение в Чагатайском улусе и в государстве Тимуридов, где покорных Чингисидов возводили на трон местные эмиры.

Для формирования политических и религиозных воззрений Едигея представляется принципиальным его пребывание при чагатайском дворе. В течение долгого времени мангытский бек мог наблюдать действие своеобразного сосуществования номинального хана-Чингисида и реального правителя Мавераннахра¹ -- эмира/бека Тимура. Тот достиг верховной власти во многом благодаря таким же дезинтеграционным социальным и экономическим процессам у чагатаев, которые разворачивались на севере, в Улусе Джучи. В 1370 г. Тимур посадил на чагатайский трон чингисида Суюргатмыша, от имени которого стал управлять своим растущим государством, а после смерти Суюргатмыша в 1388 г. организовал воцарение его сына Султан-Махмуда (1388--1398) -- столь же безвластной марионетки. Впоследствии потомки Тимура превратили угасающие царственные прерогативы «золотого рода» в еще большую фикцию (см.: [Бартольд, т. 2, ч. 2, с. 98, 99; Бартольд, т. 5, с. 48, 158]). Позднейший бухарский хронист довольно индифферентно описал этот идеологический «тектонический сдвиг», явно примирившись с ним: «...Чагатайский улус, согласившись с потомками Тимура... совершенно вышел из повиновения потомкам Чингиз-хана и имеет намерения быть независимым и полновластным в управлении государством и завоевании мира»².

Едигей впервые появился при дворе Тамерлана в 1375 или 1376 г., в свите будущего хана Тохтамыша, когда тот, терпя неудачи в борьбе за власть, прибыл в Мавераннахр³. Впоследствии мангытский бек находился некоторое время при воцарившемся в Джучиевом улусе Тохтамыше в качестве «одного из главных эмиров левой стороны», то есть левого крыла -- восточной половины Золотой Орды⁴. Но в 1389 г. он упоминается уже как противник хана (мы не будем рассматривать здесь причины такой перемены).

Эмир Тимур, обладая званием гурагана (ханского зятя), управлял Чагатайским улусом и завоеванными впоследствии странами от имени вышеупомянутых подставных ханов. Их имена чеканились на монетах, произносились в хутбе, от их лица Тимур издавал указы и ярлыки. Но при этом вся полнота власти принадлежала ему. Наблюдавший эту парадоксальную ситуацию Едигей убеждался в преодолимости своего несмываемого статуса кара киши (простолюдина), в возможности достичь высшей власти, опираясь на послушных и безропотных номинальных правителей.

Современники и хронисты не акцентируют внимание на пребывании Едигея при чагатайском дворе. Судя по пересказу кастильским послом Р. Клавихо письма Тамерлана к Едигею, последний «прожил с ним (Тимуром. -- В. Т.) двадцать лет и был тем, кому он более всех доверял»⁵. Это доверие косвенно иллюстрируется запечатленной в сибирско-татарской и казахской фольклорной традиции легендарной женитьбой Едигея на «прекрасной тамерлановой дочери Бердазис (или Фердаус), плененной было калмыцким ханом», которого Едигей якобы убил [Ischboldin, р. 166]. В многочисленных вариантах дастана «Эдиге» рассказывается, что Едигей, уехав от хана Тохтамыша, много лет служил в войске Тамерлана (Шахтемира, Сатемира), женился на его дочери и отправился воевать с Тохтамышем, сопровождаемый войском, которое вверил ему «Шахтемир»⁶.

Бек сопровождал Тимура в походе на Золотую Орду в 1391 г. По одним сведениям, он был лишь проводником армии, по другим -- активным участником военных действий против ордынцев⁷. Когда Тимур возвращался из похода, Едигей тайком послал гонца к своим родичам и соседям, а также ко всем племенам левого крыла, с приказанием откочевать в степную глушь, недоступную для внешних нападений. Затем он под благовидным предлогом уехал из ставки гурагана в Дешт-и Кипчак⁸. Вдали от грозного Тимура племена под началом Эдиге смогли оправиться от последствий внутренних усобиц и вражеских нашествий и вскоре стали мощной опорой своему предводителю.

С тех пор на протяжении двух десятилетий, до своей гибели в 1419 г., Едигей вручал ханский трон своим избранникам -- как сидевшим в стольных поволжских городах (Тимур-Кутлуг, 1391--1399; Шадибек, 1399-- 1407; Пулад, 1407--1411; Тимур, 1411--1412), так и получавшим «корону» из его рук во время его последующих скитаний по Дешт-и Кипчаку (Чекре, 1414--1416; Дервиш, 1417--1419). При всех них он состоял главным беком. Эта схема отношений была всегда одинаковой и выражалась формулой, которая у разных хронистов отличается лишь словесными деталями: «один был ханом, другой был беком»⁹. То есть он воспроизвел структуру правления, которую долго, давно и успешно практиковал Тамерлан и которую Едигей наблюдал и впитывал, находясь при его самаркандском дворе.

Эта структура была наглядно проиллюстрирована в послании Едигея московскому князю Василию Дмитриевичу в 1408 г., в преддверии татарского похода на Москву. Этот документ, подлинность которого сейчас представляется надежно установленной (см.: [Горский, с. 127--132]), начинается со знаменательной фразы: «От ЕдегЬа поклон к Василью да много поклонов, како ти поклоны приидутъ и царевъ ярлыкъ» [Горский, с. 196]. Приказ хана Пулада стоит после «многих поклонов» (кир salam) от бека. При этом Едигей не обозначает свой ранг, представляясь просто по имени, что, кажется, указывает на покровительственные, семейно-патриархальные отношения, которые он желал бы иметь с московским данником [Григорьев, с. 66; Трепавлов, с. 81]. Примечательно, что в послании Едигея и хана Тимур-Кутлуга к Тамерлану, привезенном в Самарканд в августе 1398 г., нет ни малейшего следа подобного покровительственного оттенка: «И мы -- те же самые рабы и слуги [его, как и все], слуги и подчиненные, какими мы были»¹⁰.

Время от приезда Едигея к Тимуру в 1375/1376 г. до отъезда бека в Дешт-и Кипчак в 1391 г. короче названного Клавихо двадцатилетия. Или испанский автор округлил срок, или неточно передал содержание Тамерланова письма. Совсем не укладывается в данный период и лояльная служба Едигея Тохтамышу в золотоордынской столице. Очевидно, наезды мангытского бека к хану в Сарай не означали полного расставания с Мавераннахром.

Таким образом, практика посажения покорных ханов и управления от их имени, почерпнутая в государстве Тимура, была задействована беклербеком Едигеем в разоренной и ослабленной Золотой Орде. Поэтому в цитированном выше его послании к Тимуру 1398 г. с полным основанием говорилось: «Мы все выкормлены милостью его величества, счастливого государя...»¹¹.

Впрочем, активного дипломатического диалога между двумя государствами не складывалось. Контакты были эпизодическими. Известно, что в 1398 и 1400 г. фактический правитель Золотой Орды присылал к Тимуру с примирительными предложениями¹². После смерти Тимура (1405), в 1409--1410 г., Едигей, его тогдашний ставленник хан Пулад и дядя Едигея Иса направили совместное посольство к Шахруху б. Тимуру в Герат. От Шахруха выехала в Золотую Орду ответная миссия, а через год в столицу Хорасана прибыл уже сам Едигей, вынужденный уехать из Орды, где разгоралась очередная смута. Преемник Тимура отнесся к гостю с севера весьма благосклонно; к тому же тот заявил, что является «рабом и слугой государя (Шахруха. -- В. Т.), готовым исполнить все, что ему заблагорассудится повелеть»¹³. Позднее Едигей выдал дочь за Шахрухова сына¹⁴ [Сафаргалиев, с. 440].

Идейные истоки в Мавераннахре могла, по нашему мнению, иметь также кампания по активной исламизации ордынских кочевников, предпринятая Едигеем в период его полновластия. Потомки беклербека характеризовали его так: «Сего света держава на великих местех, счастливои осподарь, умнои как Бюрека, ум ся о него родил, вере надежа, людем подпора, Богом возлюблен, а от людеи почтен, над судьями судья, а великие люди слову его были ради, иных осподарей вернее был и салтанов -- Эдигеи князь»¹⁵.

Полагаю, что названный здесь «Бюрека» -- это сподвижник и духовный наставник Тимура шейх Береке. Он был родом с арабского Востока, принадлежал к обособленной привилегированной категории сайидов (потомков Пророка) и пользовался огромным почетом в державе Тимура. Именно он в 1370 г. вручил Тимуру символы государственной власти -- знамя и барабан, и именно молитвами Береке перед сражениями хронисты объясняют победы чагатайских войск над Тохтамышем¹⁶. Тимур дал Береке в удел город Андхой и, по некоторым сведениям, был похоронен в одном мавзолее с Береке, причем лицо правителя было обращено в сторону наставника [Бартольд, т. 2, ч. 2, с. 43, 448--450]. Возможно, во время своих приездов в Мавераннахр Едигей познакомился со знаменитым богословом и беседовал с ним на политические и религиозные темы (так можно трактовать фразу «ум ся о него родил»).

Тесные контакты с богословами из окружения Тамерлана, в том числе с Береке, сформировали духовные ориентиры Едигея, что проявилось позднее в его мерах по распространению ислама в степях. Не случайно поздняя ногайская традиция приписывает Едигею мусульманские имя и почетное звание «Шеабуддин-шейх» [Семенов, с. 427] (то есть шейх Шиха.б ад-Дин -- а.ра.б. «светоч веры»). Известно, что сперва, он почитался как образец мудрости и благочестия, его изречения цитировались наравне с классическими стихами¹⁷. Затем его образ оказался по-настоящему сакрализован, и Едигей превратился в святого героя древности для казахов, а каракалпаки чтили его еще и как покровителя лошадей [Валиханов, 1904, с. 224; Валиханов, 1968, с. 491, 492; Камалов, с. 132].

Подобно Тимуру, Едигей породнился с «золотым родом» через свою женитьбу на дочери Тохтамыша и сам выдал дочь за одного из джучидских царевичей и будущих ханов -- «чтобы этим родством уменьшить недоброжелательные сплетни»¹⁸. Однако он не имел в арсенале еще одного средства легитимации, которым обладал Тимур [Manz, с. 14, 15], -- харизмы удачливого завоевателя. Поэтому ему пришлось прибегнуть к искусственной сакрализации своей родословной.

Укреплению власти Едигея и последующему освящению его образа бека помогла генеалогическая легенда о происхождении его рода от халифа Абу Бекра и потомка последнего, Ходжа-Ахмеда Баба-Туклеса (см.: [Трепавлов, с. 64, 86, 87; DeWeese, гл. 4--6]). Ряд исследователей резонно видит в прообразе Баба-Туклеса суфийского подвижника XII в. Ходжа-Ахмеда Ясави. Причем в некоторых версиях ногайских родословий в эту генеалогию вставлялся великий персидский поэт-суфий XIII в. Джалал ад-Дин Руми¹⁹ (что лишь подчеркивает искусственность данной генеалогической конструкции).

При подобных идеологических установках родство с Чингисидами уже не имело решающего значения. Гораздо больший отзвук среди подданных Едигея имело происхождение от первого халифа, а потомки Едигея еще больше укрепили свой повышенный статус через породнение с бухарскими ходжами из фамилии Джуйбари, возглавлявшими суфийский тарикат («орден») Накшбандия [DeWeese, с. 388, 392--396].

Таким образом, можно видеть, как кризис чингисидской государственности проявлялся в разных частях бывшей Монгольской империи. В улусных ханствах происходило угасание харизмы правящих династий, и, соответственно, реальная власть ими утрачивалась. Самым ярким и успешным примером деградации царственных прерогатив монархов-Чингисидов было полновластие Тимура в Чагатайском улусе. Вдохновленный этим примером джучидский беклербек Едигей воплотил основные принципы его правления в Золотой Орде. Но если Тамерлан скончался на вершине славы и могущества, то Эдиге не смог удержать в руках власть над слабевшим и распадавшимся государством и погиб в войне с отпрысками Тохтамыша, оттесненными им от престола. И в этом он повторил судьбу Мамая -- своего предшественника по всевластному беклербекству.

Литература

Бартольд В. В. Сочинения. М., 1964. Т. 2. Ч. 2; М., 1968. Т. 5.

Валиханов Ч. Ч. Сочинения. СПб., 1904.

Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений. Алма-Ата, 1968. Т. 4.

Горский А. А. Москва и Орда. М., 2000.

Григорьев А. П. «Ярлык Едигея»: анализ текста и реконструкция содержания // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. Л., 1988. Вып. 11. С. 55--93.

Золотая Орда в мировой истории. Казань, 2016.

История татар с древнейших времен. Т. III. Улус Джучи (Золотая Орда). XIII -- середина XV в. Казань, 2009.

Камалов С. К. О географических названиях в эпосе «Эдиге» // Историко-географические аспекты развития Ногайской Орды. Махачкала, 1993. С. 132--134.

Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды // На стыке континентов и цивилизаций (из опыта образования и распада империй

X-XVI вв.). М., 1996. С. 277-526.

Семенов Н. Туземцы Северо-Восточного Кавказа (рассказы, очерки, исследования, заметки о чеченцах, кумыках и ногайцах и образцы поэзии этих народов). СПб., 1895.

Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. М., 2001.

DeWeese D. Islamization and Native Religion in the Golden Horde. Baba Tukles and Conversion to Islam in Historical and Epic Tradition. University Park (Penn.), 1994.

Ischboldin B. Essays on Tatar History. 2^nd ed. New Delhi, 1973.

Manz B. F. The Rise and Rule of Tamerlane. N. Y.; Port Chester; Melbourne; Sydney, 1989.

Размещено на Allbest.ru