К вопросу о летописных источниках похвалы Владимиру Васильковичу Волынскому

Размещено на http://allbest.ru

МГУ им. М. В. Ломоносова

К вопросу о летописных источниках похвалы Владимиру Васильковичу Волынскому

А.А. Пауткин

Москва, Россия

Аннотация

В статье рассматривается повествование о болезни и смерти Владимира Васильковича и похвала этому князю, читающаяся в Волынской летописи 1289-1290 г.

Эта часть южнорусского свода была составлена с использованием различных фрагментов киевского великокняжеского летописания XII в.

Целью анализа данного текста является установление источников и возможных причин обращения книжника конца XIII в. к похвалам Ростиславичам, а также определение принципов его работы с летописными источниками.

Ключевые слова: Волынская летопись, Владимир Василькович, Киевская летопись, Ростиславичи, похвала, топика, плач

Вторая часть Галицко-Волынской летописи, затмеваемая уникальным по форме Летописцем Даниила Галицкого, не так часто привлекала к себе внимание исследователей. Волынскую летопись конца XIII в. обычно противопоставляют дружинному по духу повествованию о деяниях Даниила Романовича, отмечая приверженность ее создателей киевской книжной традиции.

В историко-литературном отношении самая яркая часть летописи - так называемая повесть о болезни и смерти князя Владимира Васильковича. И. П. Еремин писал, что это повествование принадлежит «к лучшим страницам» летописи «по обстоятельности изложения, знанию мельчайших подробностей, теплоте чувства» [Еремин, с. 111].

Здесь с особой наглядностью предстают пристрастия и методы работы летописателей Владимира-Волынского, которые широко привлекали жанрово неоднородные тексты XI-XII в. Перед нами наглядное свидетельство проявления средневековой поэтики «готового слова». Масштабность этого повествования в значительной степени определяется именно заимствованиями.

Особую роль играют не только пространные цитаты из «Слова о Законе и Благодати» митрополита Илариона (см. об этом: [Пауткин, 2019]), но и фрагменты киевского великокняжеского летописания второй половины XII столетия. Показательно, что лишь около 30 % общего объема, если учитывать и финальный фрагмент похвалы, посвященный книжным вкладам князя (читается в Хлебниковском списке), представляют собой оригинальный нарративный текст, перемежающийся цитатными слоями различного происхождения. летописный князь волынский иларион похвала

Д. С. Лихачев отмечал: «В ряде жанров Древней Руси заимствования из произведений своих предшественников являются даже системой работы» [Лихачев, 1983, с. 264]. При создании интересующего нас пространного панегирика последовательно использовались целые блоки из некрологов Ростиславичей (потомков Ростислава Мстиславича Смоленского и Киевского), читающихся в Киевской летописи 1198 г.1 Это обстоятельство в немалой степени могло повлиять на оценки лингвистами языковой близости Волынской и Киевской летописей (см., например: [Юрьева]).

Еще С. М. Соловьев, приводя плачи и причитания из Волынской летописи, отмечал сходство одного из них с плачем новгородцев по Мстиславу Ростиславичу Храброму.

В примечании к третьему тому «Истории России с древнейших времен» он писал: «Значит, для причитаний была одна общая форма» [Соловьев, с. 338]. То есть тогда историк видел в этом сходстве некий жанровый топос, а не осознанное заимствование. Более подробно основные дословные совпадения представил И. П. Еремин. Не вдаваясь в детальный анализ, он предложил ряд параллельных чтений по некрологам Волынской и Киевской летописей, характеризуя стилевую близость двух памятников [Еремин, с. 113-114].

Уже давно сложилась традиция связывать некрологи Ростислава Мстиславича и его сыновей с именем выдубицкого игумена Моисея. Б. А. Рыбаков видел в нем «летописца Ростиславичей как династии». По его мнению, «именно он позаботился о том, чтобы Киевский свод был снабжен панегирическими некрологами самого Ростислава и его сыновей - Святослава, Романа, Мстислава, Давыда» [Рыбаков, с. 72].

Стилистически близкие периоды текстов, несколько устойчивых формул, на которые указывал еще М. Д. Присёлков [Присёлков, с. 88], действительно, могут свидетельствовать об одной руке их составителя или редактора. Но даже если не атрибутировать эти некрологи настоятелю Выдубицкого монастыря (см. об этом: [Конявская]), приходится признать, что данные тексты приобрели в среде южнорусских книжников репутацию эталонных в литературном отношении.

Вот как выглядит цепь планомерных действий составителя похвального произведения по использованию фрагментов великокняжеского летописания. Первыми заимствованными элементами становятся две предсмертные молитвы Давыда Ростиславича (умер в 1197 г.), вложенные в уста волынского князя: «воздЬвъ роуці свои на н(е)бо. моллшесА...»2 и «бесм(е)ртныи Б(о)же хвалю тебе.»3. Волынский книжник лишь добавляет, что молится Владимир Василькович «со слезами»4.

Буквально воспроизводимые молитвословия соседствуют с удивительным по детализации описанием последнего прихода больного князя в храм великомученика Георгия в Любомле: «и вниде во wлтарь малыи. идеже еріи совлачахоу ризы своа. тоу бо блшеть емоу (обычаи. всегда ставити. и сіде на столці. зане. не можеше стогати wm немочи»5. Это, безусловно, свидетельство очевидца, человека, к которому применимо признание древнего печерского летописца: «.быхъ азъ грЪшныи. первою самовидець. се же и скажю...»6.

Здесь же представлена «приписка элегического тона» [Присёлков, с. 88], на которую, как на маркер стилистического единства некрологов Ростиславичей, обращал внимание М. Д. Присёлков: «приложисл ко (лтцмь своїм и дЬдомъ. (лтдавъ (л>бщии долгъ егоже нЬс(ть) оубіжати вслкомоу роженомоу»7.

Далее из глубин Киевского свода извлекается фраза: «съ ч(е)стью и съ бл(а)гохвалными пЬс(нл)ми. и с кадилы бл(а)гооуханьными»8. Так, под 1179 г. говорится о погребении Мстислава Ростиславича. Волынский книжник здесь заменяет эпитет «благоуханный» на «добровоньныи»9.

Затем читаются два плача: плач княгини Романа Ростиславича (умер в 1180 г.), вложенный теперь в уста вдовы Владимира Васильковича, и стенания новгородцев по Мстиславу Ростиславичу10. В первом усилена эмоциональность звучания: Ольга Романовна «беспрестани плакашесл... слезы wm себе изливающи. аки водоу»11.

Исходный текст плача Новгородской земли подвергся переработке, подобно тому, как и при цитировании «Слова о Законе и Благодати» волынянин приспосабливал речения Илариона к семейным обстоятельствам своего господина. По Мстиславу Ростиславичу плакали знатные и бедные новгородцы, а также чернецы. Теперь круг горюющих жителей Владимира-Волынского значительно расширен.

К ним присоединились не только «моужи и жены и діти», но и выходцы из других земель, представители иных народов и конфессий: «Німци. и Соурожьці и Новгородци. и Жидове плакоусл. аки и во взлтье Иер(уса)л(и)моу. егда ведлхоуть га во полонъ Вавилоньскии»12. «Ліпшие мужи», как и в использованном плаче новгородцев, сравнивают усопшего с его дедом («поревновалъ и наслідиль поуть діда своего»).

Теперь это грозный Роман Мстиславич, применительно к которому неожиданным кажется скопированное утверждение: «створшемоу толикою свободоу. гакоже и дідь твои Романь. свободиль блшеть wm всихь и>бидь»13. Хотя в поэтической характеристике Романа в Галицкой летописи прежде всего отмечается отношение князя к врагам - половцам, из нее создается, пусть и гиперболизированный, образ в целом весьма жестокого правителя («... сердить же быс(ть) гако и рысь. и гоублше гако и коркодиль... »14).

В поиске образцов волынский автор погружается в текст Киевской летописи еще глубже. Он не смог пройти мимо изысканных по своей риторике славословий в адрес Андрея Юрьевича Боголюбского - могучего противника Ростиславичей.

К концу трагического XIII в. княжеские распри второй половины XII столетия ушли в прошлое и «житийно-панегирический некролог» [Адрианова-Перетц, с. 15-17] виднейшего представителя Мономахова племени понадобился во Владимире-Волынском, где помышляли об установлении церковного почитания Владимира Васильковича. Оподобныхнамерениях говорит завершающий повествование эпизод обретения его нетленных мощей15.

Использовав небольшой отрывок из похвалы Андрею Юрьевичу (со слов «и манастьірі многи созда...»16 до слов «.сего ц(а)рства земльного»17), волынский летописец позволил себе некоторое вмешательство в текст оригинала. Сообразно мозаичной структуре своей компиляции, он убрал свидетельство о ночных молениях князя, убитого заговорщиками. Щедроты Владимира Васильковича тоже будут представлены оригинальным повествованием о раздачах земель и имуществ.

Называя своего господина «философом великим», волынский автор не воспользовался здесь сравнением князя с Соломоном, предлагаемым источником. Библейский образ возникнет вскоре, но уже в протяженной цитате из «Слова о Законе и Благодати» Илариона.

Если проследить лишь хронологию обращений к летописи XII в., может создаться неверное впечатление, будто волынский книжник двигался в своей работе вспять по киевскому тексту, механистически заимствуя сначала более близкие по времени фрагменты, а затем погружаясь в глубинные пласты источника.

Однако логика его поисков была иной. В материале столетней давности определялись и выписывались необходимые содержательные блоки. Они располагались сообразно замыслу и композиции создаваемой грандиозной компиляции.

То есть в каждом из некрологов заимствовался свой конкретный, не повторяющийся в других похвалах элемент (молитва, плач, портрет, похвальное слово и т. д.).

Возможно, составитель принимал во внимание отдельные ситуативные, а также биографические аналогии (например, болезнь князя: «и оуга и болезнь кріпка» - о Мстиславе Ростиславиче18 или «Г(о)с(под)и призрі нанемощь мою» - о Давыде19).

Так, ДавыдРостиславич, скончавшийся после болезни на смоленском княжении, передал по духовному завещанию свои владения «сыновцю» - Мстиславу Романовичу20, который до этого какое-то время сидел в Галиче (ср. с передачей Владимиром Васильковичем своих владений двоюродному брату Мстиславу Даниловичу).

Почему составитель волынской похвалы обратился именно к некрологам Ростиславичей? Чем мог определяться подобный выбор? Как известно, дед Владимира Васильковича Роман Мстиславич первым браком был женат на дочери Рюрика Ростиславича Предславе.

Но в результате семейной ссоры Роман насильственно постриг не только нелюбимую жену, но и тестя с тещей. Даниил и Василько - дети от второго брака Романа. Их мать - Анна, происхождение которой определяется по косвенным данным противоречиво21. Поэтому подобное генеалогическое объяснение несостоятельно.

Мстислав Данилович, который, по словам летописца, «блшеть легосердъ»22, воспринимал своего двоюродного брата Владимира Васильковича как благодетеля. Похвала, да и все повествование о болезни и смерти волынского князя, писались, когда все споры о наследовании и преемственности власти остались в прошлом23.

Если принять во внимание, что Лев и Мстислав Даниловичи по материнской линии правнуки Мстислава Ростиславича Храброго, то можно предположить, что интерес к могущественной династической ветви Ростиславичей актуализировался в угоду новому правителю Владимиро-Волынского княжества.

Владимиро-Волынский скрипторий при епископах Марке и Евсигнии сохранял какие-то связи со старыми центрами летописания в разгромленном Киеве24. Правители Юго-Западной Руси XIII в. - потомки Всеволода Ярославича, основавшего Выдубицкую обитель.

Вспомним, что в драматический момент своей поездки в Орду Даниил Романович останавливался и молился о благополучном исходе этого опасного путешествия именно в Выдубицком монастыре: «и пришей в домъ архистратига Михаила. рекомыи Выдобичь и созва калоугеры. и мнискии чинъ. и рекъ игоуменоу и всеи братьи. да створ лть м(о)л(и)тв^ w немь. и створиша. да wm Б(ог) а м(и)л(о)сть полоучить. и быс(ть) тако и падъ пред архистратигомъ. Михаиломъ. изииде из манастырл. въ лодьи. вида бідоу страшьноу и грозноу»25.

Киевская летопись оказалась «хранилищем готовых средств выражения», выполняющих «инструментальную функцию» [Каравашкин, с. 662].

Обращение к своду игумена Моисея указывает не только на определенный характер книжных познаний волынянина, но и на то, что во Владимире-Волынском располагали каким-то списком великокняжеской летописи конца XII в.

Возможно, в княжение Мстислава Даниловича и произошло соединение юго-западного летописания с Киевским сводом 1198 г., а похвала Владимиру Васильковичу создавалась в ходе этой сводческой работы. Б. М. Клосс, характеризуя Ипатьевскую летопись в целом, высказал мнение по этому поводу, относя деятельность сводчиков к несколько более раннему времени: «Имеются основания полагать, что соединение... произошло во Владимире-Волынском, при князе Владимире Васильковиче» [Клосс, с. Е]. Подобной деятельности способствовало нарастающее церковно-политическое отдаление юго-запада от Владимиро-Суздальской Руси.

Каждый из компонентов панегирика обилен топосами, восходящими еще к ранним этапам печерского историописания. Это не только словесные формулы, но и смысловые общности.

В волынской похвале немало говорится о печалях Владимира Васильковича, обидах, нанесенных ему родственниками. В плаче княгини Ольги Романовны, представляющем собой, как уже отмечалось, заимствованный текст плача вдовы Романа Ростиславича, представлен этот мотив.

Данный смысловой топос оформился уже в некрологах «Повести временных лет». Особенно нагляден он в характеристиках перессорившихся сыновей Ярослава Мудрого: «печаль быс(ть) ему. w с(ы)новницих своих»26 - о Всеволоде Ярославиче; «многи напасти приемь wm людіи. и wm братьи своей»27 - об Изяславе Ярославиче. Подобным же образом говорится о невзгодах, постигших Ярополка Изяславича: «многы бЪды приемь без вины изгонимъ wm брат(ь)и своей»28. Слова о нанесенных обидах в летописном тексте могут как принадлежать самому повествователю, так и приписываться родственникам умершего князя, например сыну или вдове, облекаясь в форму прямой речи.

О. В. Творогов справедливо назвал летописную характеристику внешности волынского князя «редчайшим случаем» [Творогов, с. 124]. Конечно, это касается подробности данного фрагмента. Заметим, что широко известная портретная зарисовка распадается на две части.

Первая - всецело традиционна и дословно повторяет описание внешности Романа Ростиславича: «Сии же бл(а)говірньіи кнлзь Володимірь. возрастомь бі высокъ. плечима великь лицемь красень...»29. Подобные начатки словесного портрета представлены уже в «Повести временных лет». Лаконичные формулы несут слишком мало информации, являясь скорее частью идеальной перечислительной характеристики благоверного правителя.

Вот некоторые из них: Ростислав Владимирович «вьзрастом же ліпь. и красень лицемь»30; Глеб Святославич «взоромь красень»31; Изяслав Ярославич «мужь взоромь красень. тіломь великомь»32.

Эти же элементы похвальной топики, формировавшиеся на рубеже XI-XII в., можно заметить и в похвалах Ростиславичам, читающихся в Киевской летописи 1198 г. Так, Мстислав «вьзраЭстомь. середнии бі. и лицемь ліпь»33; Роман «бі возрастомь высокь. плечима великь. лицемь красень»34; Давыд «возрастомь бі середнии. wбразомъ ліпь»35.

За константным элементом летописного некролога, почерпнутым из сложившегося фонда топосов, в Волынской летописи следует оригинальное описание, поражающее своей жизненностью: «волосы иміи желты коудр абы. бородоустригыи. роукыже иміи красны. и ногы річь же блшеть в немь тольста и оустна исподнли добела .»36. Эти слова передают впечатление человека, близко знавшего волынского князя. Ему памятны даже манера речи и тембр голоса господина.

В свое время Д. С. Лихачев, сравнивая данное описание с некрологом ростовского князя Василька Константиновича37, полагал, что оба книжника «писали для вдов своих князей» [Лихачев, 1970, с. 69], которые выступали заказчицами.

Действительно, волынский автор внимателен к судьбе Ольги Романовны, однако подобная версия возникновения уникального летописного портрета представляется малоубедительной. Можно лишь констатировать соседство в данном тексте контрастных элементов, имеющих различное происхождение, тогда как характеристика ростовского князя всецело традиционна и бедна портретными деталями («лице^ красень. wчима світель и грозень»38).

Говоря о заимствованиях из некрологов Ростиславичей, отметим еще один существенный момент, проливающий свет на характер влияния переводной исторической литературы в заключительной части Волынской летописи.

В свое время А. С. Орлов, характеризуя образованность местного летописца, акцентировал внимание на ее оригинальной составляющей «не без склонности к церковной книжности» [Орлов,с. 121].

Действительно, фактов обращения к переводным текстам не так уж много. Под разными годами встречаются фразы и отдельные словосочетания, восходящие, главным образом, к славянскому переводу «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия (см.: [Пауткин, 1998]). Следы этого популярного в средневековой Европе сочинения исчезают в летописи после 1281 г.

Т. Л. Вилкул обнаружила в Киевской летописи ряд выражений, восходящих к «Александрии Хронографической». Их исследовательница назвала «микрозаимствованиями» [Вилкул, 2008, с. 428], учитывая краткость этих вставок.

По ее мнению, на летописные статьи 1170-х годов «приходится больше всего буквальных заимствований из Александрии» [Вилкул, 2010, с. 383].

Встречаются они и в статьях, повествующих о смоленских Ростиславичах. То есть следы влияния «Александрии» заметны и в тех частях Киевского свода, которые в конце XIII в. инкорпорировались в похвалу Владимиру Васильковичу Так, Т. Л. Вилкул называет плач новгородских мужей по Мстиславу Ростиславичу39 и вторую молитву Давыда Ростиславича40 [Вилкул, 2010, с. 386, 390-391].

В отличие от обращений к переводным сочинениям, отмечавшихся исследователями ранее, данные заимствования следует считать вторичными, не отражающими стратегию волынского автора.

Летописный рассказ о болезни и смерти Владимира Васильковича, дополненный целым собранием цитат из произведений XI-XII в. и актуализирующий разновременные источники, - свидетельство стремления искусного автора заявить о себе и, конечно, о своем скриптории как о наследнике угасшей киевской школы.

Сознательно были обработаны источники, обладавшие безусловным авторитетом в глазах составителя. Некрологи Ростиславичей стали арсеналом ряда малых форм, необходимых для построения грандиозной похвалы.

В ней звучит целый хор голосов южнорусских книжников трех столетий. Возникший под пером волынского летописца текст по-своему завершает и подытоживает целую литературную эпоху. Он явился ранним примером обращения к домонгольскому книжному наследию, тенденции, которая проявится много позже в иных обстоятельствах и географических пределах.

Литература

1. Адрианова-Перетц В. П. О реалистических тенденциях в древнерусской литературе (XI-XV вв.) // ТОДРЛ. М.; Л., 1960. Т. 16. С. 5-35.

2. Вилкул Т. Л. «Литредакция» летописи (о вставках из Александрии Хронографической в Киевском своде XII в.) // Герменевтика древнерусской литературы. М., 2008. Сб. 13. С. 425-446.

3. Вилкул Т. Л. О хронографических источниках Киевского летописного свода // ТОДРЛ. СПб., 2010. Т. 61. С. 382-397.

4. Еремин И. П. Волынская летопись 1289-1290 гг. // ТОДРЛ. Л., 1957. Т. 13. С. 102-117.

5. Каравашкин А. В. Литературный обычай Древней Руси (XI-XVII вв.). М.; СПб., 2018. 720 с.

6. Клосс Б. М. Предисловие к изданию 1998 г. // ПСРЛ. М., 1998. Т. 2. С. E-N.

7. Конявская Е. Л. Некрологи Ростиславичам в Ипатьевской летописи // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2017. № 4 (70). С. 85-92.

8. Котляр Н. Ф. Даниил, князь Галицкий: документальное повествование. СПб., 2008. 320 с.

9. Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970. 186 с.

10. Лихачев Д. С. Текстология. На материале русской литературы X-XVII веков. Л., 1983. 645 с.

11. Майоров А. В. Русь, Византия и Западная Европа: Из истории внешнеполитических и культурных связей XII-XIII вв. СПб., 2011. 801 с.

12. Насонов А. Н. История русского летописания XI - начала XVIII века. Очерки и исследования. М., 1969. 556 с.

13. Орлов А. С. Древнерусская литература XI-XVII веков. СПб., 2014. 428 с.

14. Пауткин А. А. Южнорусские летописцы XIII века и переводная историческая литература // Герменевтика древнерусской литературы. М., 1998. Сб. 9. С. 127-134.

15. Пауткин А. А. Волынский летописец XIII в. и риторическое наследие Илариона // Литература Древней Руси: материалы X Всероссийской конференции «Древнерусская литература и ее традиции в литературе Нового времени», посвященной памяти профессора Николая Ивановича Прокофьева. Москва, 6-7 декабря 2018 г. М., 2019. С. 45-58.

16. Присёлков М. Д. История русского летописания XI-XV вв. СПб., 1996. 280 с.

17. Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972. 523 с.

18. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. В 15-ти книгах. М., 1960. Кн. II (Т. 3-4). 783 с. Творогов О. В. Из истории словесного портрета в русской литературе XVI в. // Культурное наследие Древней Руси (Истоки. Становление. Традиции). М., 1976. С. 123-127.

19. Толочко А. П. О времени создания Киевского свода 1200 г. // Ruthenica. Кьіїв, 2006. Т. 5. С. 73-87. Юрьева И. С. Лингвистические параметры стилистических различий между Галицкой и Волынской летописями // Письменность Галицко-Волынского княжества: историко-филологические исследования. Olomouc, 2016. С. 65-77.

References

1. Adrianova-Peretts, V. P. O realisticheskikh tendentsiyakh v drevnerusskoi literature (XI-XV vv.) [On Realistic Tendencies in Ancient Russian Literature (11th - 15th Centuries)]. In Trudy Otdela drevnerusskoi literatury Instituta russkoi literatury. Moscow; Leningrad, 1960. Vol. 16. Pp. 5-35.

2. Eremin, I. P. Volynskaya letopis' 1289-1290 gg. [Volyn Chronicle of 1289-1290]. In Trudy Otdela drevnerusskoi literatury Instituta russkoi literatury. Leningrad, 1957. Vol. 13. Pp. 102-117.

3. Karavashkin, A. V. Literaturnyi obychai Drevnei Rusi (XI-XVII vv.) [The Literary Tradition of Old Rus' (11th - 17th Centuries)]. Moscow; Saint Petersburg, 2018. 720 pp.

4. Kloss, B. M. Predislovie k izdaniyu 1998 g. [Preface to the 1998 Edition]. In Polnoe sobranie russkikh letopisei. Moscow, 1998. Vol. 2. Pp. E-N.

5. Konyavskaya, E. L. Nekrologi Rostislavicham v Ipat'evskoi letopisi [The Rostislavichi Obituaries in the Hypatian Chronicle]. In Drevnyaya Rus'. Voprosy medievistiki. 2017. No. 4 (70). Pp. 85-92.

6. Kotlyar, N. F. Daniil, knyaz' Galitskii: dokumental'noe povestvovanie [Daniel, Prince of Galicia: a Documentary Narrative]. Saint Petersburg, 2008. 320 pp.

7. Likhachev, D. S. Chelovek v literature Drevnei Rusi [Man in the Literature of Old Rus']. Moscow, 1970. 186 pp.

8. Likhachev, D. S. Tekstologiya. Na materiale russkoi literatury X-XVII vekov [Textual Criticism. On the Material of Russian Literature of the 10th - 17th Centuries]. Leningrad, 1983. 645 pp.

9. Maiorov, A. V. Rus', Vizantiya i Zapadnaya Evropa: Iz istorii vneshnepoliticheskikh i kul'turnykh svyazei XII- XIII vv. [Rus', Byzantium and Western Europe: From the History of Foreign Policy and Cultural Relations of the 12th - 13th Centuries]. Saint Petersburg, 2011. 801 pp.

10. Nasonov, A. N. Istoriya russkogo letopisaniya XI - nachala XVIII veka. Ocherki i issledovaniya [History of Russian Annals of the 11th - the Beginning of the 18th Century. Essays and Research]. Moscow, 1969. 556 pp.

11. Orlov, A. S. Drevnerusskaya literatura XI-XVII vekov [Ancient Russian Literature of the 11th - 17th Centuries]. Saint Petersburg, 2014. 428 pp.

12. Pautkin, A. A. Yuzhnorusskie letopistsy XIII veka i perevodnaya istoricheskaya literatura [South Russian Chroniclers of the 13th Century and Translated Historical Literature]. In Germenevtika drevnerusskoi literatury. Moscow, 1998. Issue 9. Pp. 127-134.

13. Pautkin, A. A. Volynskii letopisets XIII v. i ritoricheskoe nasledie Ilariona [Volyn Chronicler of the 13th Century and the Rhetorical Legacy of Hilarion]. In LiteraturaDrevneiRusi: materialy X Vserossiiskoi konferentsii “Drevnerusskaya literatura i ee traditsii v literatureNovogo vremeni”,posvyashchennoipamyatiprofessoraNikolaya Ivanovicha Prokof'eva. Moskva, 6-7 dekabrya 2018 g. Moscow, 2019. Pp. 45-58.

14. Prisyolkov, M. D. Istoriya russkogo letopisaniya XI-XV vv. [History of Russian Annals of the 11th - 15th Centuries]. Saint Petersburg, 1996. 280 pp.

15. Rybakov, B. A. Russkie letopistsy i avtor “Slova o polku Igoreve” [Russian Chroniclers and the Author of “The Tale of Igor's Campaign”]. Moscow, 1972. 523 pp.

16. Solov'ev, S. M. Istoriya Rossii s drevneishikh vremen. V 15-ti knigakh [The History of Russia since Ancient Times. In 15 Books]. Moscow, 1960. Book II (Vol. 3-4). 783 pp.

17. Tolochko, A. P. O vremeni sozdaniya Kievskogo svoda 1200 g. [About the Time of Creation of the Kiev Corpus of 1200]. In Ruthenica. Kyiv, 2006. Vol. 5. Pp. 73-87.

18. Tvorogov, O. V Iz istorii slovesnogo portreta v russkoi literature XVI v. [From the History ofVerbal Portraiture in Russian Literature of the 16th Century]. In Kul'turnoe nasledie Drevnei Rusi (Istoki. Stanovlenie. Traditsii). Moscow, 1976. Pp. 123-127.

19. Vilkul, T. L. “Litredaktsiya” letopisi (o vstavkakh iz Aleksandrii Khronograficheskoi v Kievskom svode XII v.) [“Litredaktion” of the Chronicle (about Inserts from Alexandria Chronographic in the Kiev Corpus of the 12th Century)]. In Germenevtika drevnerusskoi literatury. Moscow, 2008. Issue 13. Pp. 425-446.

20. Vilkul, T. L. O khronograficheskikh istochnikakh Kievskogo letopisnogo svoda [About Chronographic Sources of the Kiev Chronicle Corpus]. In Trudy Otdela drevnerusskoi literatury Instituta russkoi literatury. Saint Petersburg, 2010. Vol. 61. Pp. 382-397.

21. Yur'eva, I. S. Lingvisticheskie parametry stilisticheskikh razlichii mezhdu Galitskoi i Volynskoi letopisyami [Linguistic Parameters of Stylistic Differences between the Galician and Volyn Chronicles]. In Pis'mennost' Galitsko-Volynskogo knyazhestva: istoriko-filologicheskie issledovaniya. Olomouc, 2016. Pp. 65-77.

Abstract

On the question of chronicle sources of the obituary praise to Vladimir Vasilkovich Volynsky

Alexey A. Pautkin Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia

The article discusses the story of the illness and death of Vladimir Vasilkovich and obituary of this Prince, contained in the Volynian Chronicle of 1289-1290. This part of the South Rus Chronicles was compiled using various fragments of the Kiev Grand-Ducal chronicle of the 12th century. The purpose of the analysis of this text is to establish the sources and possible reasons why the chronicler of the end of the 13th century referred to obituary praises of Princes Rostislaviches, as well as to define the principles of his work with the chronicle sources.

Keywords: Volynian Chronicle, Vladimir Vasilkovich, Kiev Chronicle, Rostislaviches, obituary, topic, crying

Размещено на Allbest.ru