О датировке договора князя Федора Львовича Воротынского с великим князем литовским Казимиром

Размещено на http://www.allbest.ru/

О датировке договора князя Федора Львовича Воротынского с великим князем литовским Казимиром

Р.А. Беспалов, Независимый исследователь

Договор между князем Федором Львовичем Воротынским и великим князем литовским Казимиром сохранился в копии конца XVI в. В его датировке год и индикт не соответствуют друг другу и имеют расхождение на пять лет. В данном исследовании предпринята попытка определить подлинную дату заключения договора.

Ключевые слова: Великое княжество Литовское, Великое княжество Московское, Новосильско-Одоевская земля, верховские княжества, дипломатика

About the dating of the treaty between prince Fyodor Lvovich Vorotynsky and the grand duke of Lithuania Casimir

Roman A. Bespalov, Independent researcher

The treaty between Prince Fyodor Lvovich Vorotynsky and the Grand Duke of Lithuania Casimir was preserved in a copy made in the late 16^th century. In its dating the year and the indiction do not match and have a five-year discrepancy. In this study, an attempt was made to determine the true date for the conclusion of the treaty.

Keywords: Grand Duchy of Lithuania, Grand Duchy of Moscow, Novosil-Odoyev Land, Upriver Principalities, diplomatics

В конце июля -- начале августа 1427 г. князья новосильского дома во главе с великим князем Юрием Романовичем принесли присягу великому князю литовскому Витовту и заключили с ним договор о службе Литве. По своей форме он представлял собой присяжно-договорную грамоту¹. Продолжением этого «Витовтова докончания», видимо, уже в начале правления великого князя литовского Свидригайла в 1432 г. стали два договора, которые затем продлевались независимо друг от друга. Так, во-первых, возникла серия литовско-одоевских договоров, в которых контрагентами великого князя литовского с новосильской стороны были одоевские и белёвские князья; во-вторых, серия литовско-воротынских договоров, в которых контрагентами были воротынские князья, также сохранявшие за собой титул новосильских и одоевских [Беспалов, 2015, с. 49-51]. До наших дней дошли два литовско-одоевских договора: 1459 и 1481 г.² -- и два литовско-воротынских: 1440-х и 1483 г.³ Каждый из таких договоров имел два противня: один был составлен со стороны литовского господаря и передавался князьям новосильского дома (см. противень 1483 г.); другой составлялся со стороны новосильских князей и передавался литовскому господарю (см. противни 1440-х, 1459, 1481 г.).

Самый ранний из них, договор князя Федора Львовича Воротынского (Новосильского и Одоевского) с великим князем литовским Казимиром, сохранился в особом фрагменте пятой книги записей Литовской метрики, представляющем собой памятник конца XV в. в составе книги-копии конца XVI в.⁴ В 1770-х годах в Варшаве с нее была снята новая копия польской транскрипцией⁵. Затем в конце XVIII в. под руководством А.С. Нарушевича по варшавской копии ряд литовско-новосильских грамот был переведен на латынь⁶. В 1821-1822 г. также с варшавской копии К.И. Буссе сделал список литовско-новосильских грамот для коллекции графа Н.П. Румянцева⁷.

В списке конца XVI в. интересующий нас литовско-воротынский договор имеет датировку: «А писано в Троцехъ, под леты Рожества Христова 1447, месяца февраля 20 день, инъдик 5». На левом поле рукописи перед последней строкой текста имеется пометка XIX в.: «1447». Проблема датировки состоит в том, что год и индикт не соответствуют друг другу.

Первая публикация грамоты (1836 г.) была выполнена П.А. Мухановым по варшавской копии XVIII в. (в переложении с польской на русскую транскрипцию), в ней был указан 1447 г.⁸ Следующую публикацию (1846 г.) И.И. Григорович делал по списку конца XVI в. В заголовке и в тексте самой грамоты без всяких оговорок он указал 1442 г., отступив от рукописи и приведя год в соответствие с индиктом 5⁹. В 1876 г. Ю. Шуйский издал перевод грамоты на латынь из папок А.С. Нарушевича конца XVIII в. Как и в публикации П.А. Муханова, несоответствие «Anno a Nativitate Domini 1447» с «indictuone quinta» никак не комментировалось¹⁰. Следующие три публикации были выполнены по списку конца XVI в. Л.В. Черепнин (1950 г.) в заголовке к грамоте указал 1442 г., в тексте грамоты напечатал «1447», но в сноске заметил, что «должно быть: 1442»¹¹. В публикации, подготовленной Э. Банионисом (1993 г.), в сноске и в примечаниях высказано другое мнение. Замечено, что здесь «явная ошибка переписчика», вероятно, сделанная при копировании грамоты еще в XVI в. За основу датировки предложено брать 1447 г., а «инъдик 5» считать ошибкой, поскольку 20 февраля 1447 г. соответствует индикту 10¹². В новой публикации пятой книги записей Литовской метрики 2012 г. издатели А. Балюлис, А. Дубонис и Д. Антанавичус в заголовке к грамоте вернулись к датировке 1442 г. По поводу даты, записанной в ее тексте, в сноске указали: «так в рукописи, должен быть 10 индикт; ([в заголовке же]. - Р.Б.) 1442 год указан в соответствии с 5 индиктом»¹³.

В историографии в основном использовалась датировка 20 февраля 1442 г. без попыток установить, какая из двух датировок верная [Довнар-Запольский, с. 41-42; Kuczynski, s. 131-133, 135; Шеков, с. 140-141]. Лишь М. М. Кром связал заключение договора в это время со сменой великого князя на литовском престоле [Кром, 1995, с. 39-41]. В двух публикациях 2012 г. мной также приводились доводы в пользу того, чтобы датировать интересующий нас литовско-воротынский договор 1442-м годом [Беспалов, 2012а, с. 50-51, примеч. 28; Беспалов, 2012б, с. 32-33]. Однако следует признать, что они являются лишь косвенными и не решают вопрос окончательно. Наряду с ними можно предложить аргументы и о датировке грамоты 1447-м годом.

Предварительно уточним наблюдения предшественников: ошибка датировки договора содержится или в единичном разряде года, или в обозначении индикта. Она была допущена либо при составлении копии конца XV в., либо при составлении копии конца XVI в., а затем отразилась в последующих более поздних списках.

В литовско-новосильских докончаниях почти не содержится каких-либо примечательных сведений, которые были бы характерны только для времени их составления, что дало бы подсказку для датировки. Напротив, форма договоров застыла со времен «Витовтова докончания» 1427 г., поэтому некоторые их свидетельства сделались анахроничными¹⁴, некоторые старые положения перестали соответствовать новым реалиям¹⁵, не хватало описания новых возникших обстоятельств¹⁶ [Беспалов, 2015, с. 40-42].

К уникальным чертам относятся место и время заключения каждого договора. Однако итинерарий Казимира для датировки интересующей нас грамоты дает мало. Известно, что 14 февраля 1442 г. литовский господарь находился в Троках¹⁷, где мог пребывать и через шесть дней. Также сохранился акт судебного дела от 14 февраля 1447 г., составленный именем «короля Литвы» Казимира в Перемышле¹⁸, что довольно далеко от Трок (более 600 км). Однако Г. Рутковска указала на то, что составление подобных актов не требовало присутствия самого Казимира, и не включила Перемышль в перечень посещенных им мест [Rutkowska, s. 70, prz. 84]. Также она выразила сомнение в необходимости его присутствия и при заключении договора с князем Федором Львовичем [Rutkowska, s. 65, prz. 43]¹⁹.

В литовско-одоевских договорах 1459 и 1481 г. (в противнях грамот одоевских и белёвских князей, данных Казимиру) имеются списки одоевских и белёвских бояр. В интересующем нас литовско-воротынском договоре список воротынских бояр отсутствует. Поэтому можно думать, что князь Федор Львович Воротынский лично приезжал в Троки. В феврале 1442 г. Казимиру было всего 14, а в феврале 1447 г. -- 19 лет. Хотя он и представлял собой верховную власть, но столь важные государственные дела готовили паны рады, которые своим решением посадили Казимира на великое литовское княжение. В раду входили высшие государственные чиновники: некоторые литовские князья, виленский (католический) епископ, виленский воевода, трокский воевода, земский маршалок и другие.

Их перечень наверняка был в противне докончания Казимира, выданном князю Федору Львовичу (см. докончание 1483 г.). Паны рады также утверждали жалованную грамоту, выданную Казимиром князю Федору Львовичу в 1455 г.²⁰ Среди них выделим пана Ивана Кгастовта (Яна Гаштольда). К 1440-м годам, наряду с виленским епископом Матеем, он был самым опытным членом господарской рады. Состоял в ней как минимум с 1426 г., когда стал служить дворным маршалком. В этой связи наверняка хорошо знал о прежней службе князя Федора Львовича Витовту. Затем в той же должности стал служить Свидригайлу, но в 1432 г. оказался на стороне Сигизмунда и при нем с 1436 до начала 1440 г. был смоленским наместником [Любавский, 1901, с. 320-321, 324-325, 327-328; Пятраускас, с. 229-230].

Покинул Смоленск по письму Сигизмунда, но не застал его в живых. По смерти Сигизмунда был одним из инициаторов приглашения малолетнего Казимира на литовский престол и способствовал утверждению его власти²¹. В 1440-1442 г. был трокским, а в 1443-1458 г. -- виленским воеводой [Wolff, s. 56, 72]. Поэтому можно думать, что пан Иван Кгастовт играл далеко не последнюю, если не главную роль в подготовке докончания Казимира с князем Федором Львовичем.

В «Витовтовом докончании» 1427 г. была предусмотрена возможность продолжения службы новосильских князей Литве после смерти одного из контрагентов: великого князя литовского или старшего новосильского князя. Условия службы должны были скрепляться таким же договором, иначе предыдущий договор считался бы расторгнутым. По различным причинам возобновление предыдущих литовско-новосильских договоров могло несколько затягиваться. После смерти Витовта (f 27 октября 1430 г.) в июне 1432 г. новосильские князья возобновили прежнее докончание со Свидригайлом. По смерти князя Федора Львовича (f между концом 1480 и осенью 1482 г.)²², в 1483 г. его потомки стали его преемниками в отношениях с Казимиром и заключили с ним новый договор [Бяспалау, Палехау, с. 218-223]. После смерти Казимира (f 1492 г.) князь Семен Федорович Воротынский предпринял безуспешную попытку возобновить литовско-воротынский договор с великим князем литовским Александром²³. По смерти князя Ивана Юрьевича Одоевского (f после 14 марта 1477 г.)²⁴, в 1481 г. его сыновья стали его преемниками в отношениях с Литвой [Казакоу, с. 297-300].

Из этой общей схемы явно выпадает договор князя Ивана Юрьевича Одоевского с Казимиром 1459 г. Тем не менее ранее вслед за М.М. Кромом мной предполагалось, что заключение договора князя Федора Львовича Воротынского с Казимиром могло состояться в рамках принятых ранее соглашений и установившейся практики. В 1440 г. на литовском престоле сменился великий князь -- в этой связи новый литовско-воротынский договор мог быть заключен февраля 1442 г. [Беспалов, 2012а, с. 50-51, примеч. 28; Беспаловом, 1995, с. 39-40].

Однако здесь следует учесть и то, что на службе Свидригайлу князья новосильского дома действовали против Сигизмунда и даже вступали в вооруженную борьбу с ним²⁵. После падения власти Свидригайла около 1436-1437 г. они вынуждены были перейти на московскую службу. Позже Иван III заявлял литовским послам: «...отцу нашему, великому князю (Василию II. -- Р.Б.), и намъ и при самом короле (Казимире IV. -- Р.Б.) техъ князей деды и отци служили съ своими отчинами: князь Иванъ и князь Семенъ Одоевские, и князь Федоръ Воротынский, и белевские князи и ихъ дети»²⁶. В родословных книгах сохранилось свидетельство о том, что великий князь московский Василий свел белёвских князей Федора и Василия Михайловичей на Волок Ламский в опале, а их город Белёв забрал себе²⁷. Как видим, во второй половине 1430-х годов предусмотренный «Витовтовым докончанием» порядок продления или возобновления литовско-новосильских договоров нарушился. Поэтому смерть Сигизмунда (20 марта 1440 г.) не гарантировала заключения нового литовско-воротынского договора именно в 1442 г.

Некоторые основания для датировки может дать одно важное следствие из литовско-новосильских договоров. По докончанию, Казимир должен был жаловать князя Федора Львовича за службу, в том числе наделять его земельными пожалованиями [Беспалов, 2015, с. 22-30]. Согласно третьей книге записей Литовской метрики, некогда князь Федор Львович получил от Казимира волость Демену в Смоленской земле, которая, видимо, и была его первым пожалованием²⁸. Можно восстановить довольно насыщенную картину смены землевладельцев Демены в начале правления Казимира. После гибели Сигизмунда в Смоленской земле начался мятеж черных людей. Господарская власть в Смоленске была восстановлена только к 1 декабря 1440 г.²⁹ В подавлении мятежа участвовал пан Иван Кгастовт [Полехов, с. 192-196; Lazutka, Gudavicius, p. 82, 85, 86].

В итоге от имени Казимира он получил в вотчину смоленские владения князя Андрея Дмитриевича Дорогобужского, которого мятежники избрали своим воеводой³⁰. Несмотря на то, что пан Кгастовт уже не был смоленским наместником, он еще оформил несколько пожалований местным служилым людям. Ивану Носину было дано поле Кухапарище на Демене. Иван Хлюпа получил в Деменской волости Снопот (Снопоток)³¹. Затем пан Кгастовт дал Снопоток князю Дмитрию Всеволодичу (Мезецкому), а Ивану Хлюпе выделил другое кормление³². Позже князь Дмитрий Всеволодич получил от панов рады волости Шую и Демену «в хлебокормленье»³³. Затем уже после него Григорий Мишкович получил в Шуе село Лашенку, а в Демене -- Снопотец³⁴. Должно быть, еще позже Григорий Мишкович получил всю Шую до воли великого князя³⁵. Очевидно, лишь после князя Дмитрия Всеволодича по распоряжению Казимира Демена отошла к князю Федору Львовичу. Затем 10 февраля 1448 г. воротынский князь получил новую грамоту. По ней к Демене добавился Снопотец, который ранее держал Григорий Мишкович, и целый ряд других пожалований в вотчину. В 1455 г. князю Федору Воротынскому и его детям в числе прочего было подтверждено вотчинное владение Деменой³⁶.

Если полагать, что князь Федор Львович поступил на литовскую службу 20 февраля 1442 г. и получил свое первое пожалование Демену, то смену владельцев Снопотка и всей волости Демены от Ивана Хлюпы, князя Дмитрия Всеволодича, Григория Мишковича -- до князя Федора Воротынского придется уместить в очень короткий период: с 1 декабря 1440 г. -- до 20 февраля 1442 г. Из них, например, мезецкие князья сами были крупными вотчинниками³⁷. М.К. Любавский показал, что «в хлебокормленье» села и волости обычно отдавались вследствие какого-то бедствия, произошедшего с владениями получателей, до тех пор, пока потенциал их собственных владений не будет восстановлен [Любавский, 1892, с. 592-596]. Владение «хлебокормленьем» подразумевало сравнительно длительный срок (обычно не менее года). К сожалению, в перечисленных записях Литовской метрики отсутствуют точные датировки. Однако изложенные обстоятельства заставляют усомниться, что князь Федор Львович мог получить Демену в 1442 г. Тем более вряд ли в это время он служил без пожалования Казимира, которое ему полагалось по договору о службе Литве.

В интересующем нас литовско-воротынском докончании содержится еще ряд примечательных моментов. Из семи литовско-новосильских грамот, имеющих полную датировку, шесть датированы в летоисчислении от Сотворения Мира (далее -- С.М.) и только одна грамота -- от Рождества Христова (далее -- Р.Х.)³⁸. Тем самым договор князя Федора Львовича с Казимиром выделяется среди других.

Датировки от Р.Х. проникали в русскоязычную письменность Великого княжества Литовского под влиянием западной (католической) традиции еще в XIV в. В первую очередь они использовались в русскоязычных актах сношений литовских князей с Польшей³⁹. То же касается актов сношений с Немецким орденом и Ливонией⁴⁰. Главным образом датировки от Р.Х. закрепились в русскоязычных грамотах Галицко-Волынских земель и Малого Подолья, которые рано попали под влияние Польши, а затем были разделены между Польшей и Литвой. Некоторые из этих грамот сохранились как на русском языке, так и на латыни⁴¹. Вместе с тем писари великих князей литовских Сигизмунда и Казимира устойчиво использовали датировки от С.М. в грамотах внешних сношений со своими русскими соседями⁴² и Молдавией⁴³, а также во внутренних грамотах, касающихся большинства русских земель Великого княжества Литовского⁴⁴.

Датировки докончаний Казимира с Псковом 1440 г. и с князем Федором Львовичем Воротынским (Новосильским и Одоевским) оказываются довольно редкими отклонениями от сложившейся практики⁴⁵. Возможно два объяснения этому явлению: либо они составлялись писарями, привыкшими к западной традиции, либо одновременно с русскоязычной составлялась немецкоязычная или скорее латиноязычная копия этих договоров.

В предыдущих публикациях мной было замечено, что если не дошедший до нас оригинал был бы датирован на латыни, то в поздних списках погрешность датировки составляла бы всего один символ «V». Отсюда расхождение даты на пять лет [Беспалов, 2012а, с. 50-51, примеч. 28; Беспалов, 2012б, с. 32-33]. При более подробном рассмотрении предполагаемая процедура возникновения ошибки выглядела бы так: если в оригинале имелась датировка MCCCCXLII (1442) и если после разряда десятков имелась бы случайная помарка, похожая на «V», тогда спустя значительное время (когда настоящая дата была позабыта) ее датировка могла быть воспринята как MCCCCXLVII (1447) и записана русскими буквами под титлом как «ЗДУМЗ». Однако эта цепочка допущений состоит из череды случайностей и не выглядит убедительно.

Позже мной был реконструирован формуляр литовско-новосильского договора 1427 г. («Витовтова докончания») -- противень грамоты новосильских князей, данной великому князю литовскому. Оказалось, что по отношению к формуляру грамота князя Федора Львовича, данная Казимиру, имеет ряд изъянов [Беспалов, 2015, с. 37-58]. Обратим внимание на следующие: Перечисленные ошибки означают, что сначала был составлен противень грамоты Казимира князю Федору Львовичу. Потом по нему был составлен противень грамоты князя Федора Львовича Казимиру. Некоторые правильные формулировки грамоты Казимира неосмотрительно были буквально переписаны в грамоту князя Федора Львовича, в контексте которой оказались ошибочными. Противень грамоты Казимира был предназначен для передачи князю Федору Львовичу, поэтому сложно предположить, что он был написан на латыни. Вполне очевидно, что это был русскоязычный текст. Нас же, во-первых, должен интересовать утраченный противень грамоты князя Федора Львовича, переданный Казимиру и хранившийся затем в литовском великокняжеском архиве; во-вторых, списанная с него копия конца XV в., с которой в конце XVI в. была сделана новая копия, дошедшая до наших дней.

В копии конца XVI в. имеется ошибочная датировка: «ЗДУМЗ, индикт Е» (1447, индикт 5). Если бы в оригинале (или в копии конца XV в.) стояла дата «ЗДУМВ, индикт Е» (1442, индикт 5), то предполагаемую довольно компактную букву «В» писарь должен был бы распознать неверно и в копии превратить ее в выразительную букву «З» с длинным «хвостом», что маловероятно. Если в оригинале (или в копии конца XV в.) стояла бы дата «ЗДУМЗ, индикт I» (1447, индикт 10), то предполагаемую букву «I» в копии писарь должен был бы превратить в букву «Е». В русскоязычном письме Великого княжества Литовского XV--XVI в. десятичная буква «I» зачастую представляла собой вертикальную черту, пересеченную тремя (иногда двумя) горизонтальными чертами, вытянутыми вправо. Она часто была похожа на букву «Е», обозначавшую цифру 5 (Рис. 1. № 1). Поэтому такая ошибка писаря, делавшего копию грамоты, вполне вероятна (см.: [Pietkiewicz, s. 268-270; Груша, с. 94-95, 104]).

Рис. 1. Датировки литовско-воротынских грамот: № 1: «под леты Рожества Христова 1447, месяца февраля 20 день, инъдик 5». РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Ч. 1. Ед. хр. 5. Л. 298 об.-299 об.; № 2: «Писанъ в Троцехъ, в лето 6956, февраля 5 день, инъдикъ 11» Там же. Л. 300-300 об.; № 3: «А писанъ у Троцех, в лето 6955, месяца февраля 5 день, индикъ 11» Там же. Л. 299 об.--300.; № 4: «Писану Вильни, в лето 6991, месяца априля 10 день, индикт 1» РГАДА. Ф. 19. Оп. 3. Ед. хр. 2. Л. 2--2 об.

Это не единственный случай порчи датировки литовско-воротынских грамот в Литовской метрике. Две другие грамоты, судя по их содержанию, были составлены в один день 5 февраля 1448 г., индикта 11. Однако в одной из них датировка испорчена: «ЦНЕ, индикт АЬ>. В оригинале было: «ВЦН, индикт АІ». Ошибка переписчика связана с тем, что исходную букву «S» с загнутым вправо хвостом он принял за букву «Е», которую и отобразил в копии (Рис. 1. № 2, 3). С большой долей уверенности можно даже предположить, что проблемы возникли именно у писаря конца XVI в. при прочтении скорописи конца XV в.

Хотя мы не имеем исходных грамот-оригиналов и снова говорим о вероятностях, данные рассуждения теперь не предполагают длинной череды случайностей, а основаны на вполне конкретных палеографических наблюдениях. Они склоняют к мысли о том, что в оригинале докончания князя Федора Львовича с Казимиром, в том противне, который хранился в литовском великокняжеском архиве, а также, видимо, еще и в его копии конца XV в. имелась датировка «ЗДУМЗ, индикт I» (1447, индикт 10).

Аргументы для подкрепления этой датировки можно найти в более поздних источниках. В 1493 г. по поводу службы князей Семена Федоровича Воротынского, Андрея и Василия Васильевичей Белёвских Литве Иван III заявлял послам великого князя литовского Александра Казимировича: «те князи воротынские и белевские наши слуги старые, деды и отци ихъ, служили нашимъ предкомъ великимъ княземъ, а не въ згоду отца нашего великого князя (Василия II. -- Р.Б.) те князи были у его отца у короля (Казимира. -- Р.Б.)»⁴⁶. В свою очередь, в 1567 г. князь Михаил Иванович Воротынский заявлял польскому королю Сигизмунду Августу: «предкове наши невзгодами своими [в] предковъ вашыхъ съ своими отчинами въ руки пришли»⁴⁷.

С самого начала великого княжения Василия II время для Великого княжества Московского было неспокойным. Однако начало 1440-х годов не выделялось какими-то особыми «невзгодами», то есть политическими бедствиями, несчастьями, трудными и неблагоприятными обстоятельствами. Можно вспомнить, что в это время князь Дмитрий Шемяка находился в ссоре с Василием II, искал себе союзников и даже привлек на свою сторону князя Ивана Можайского. Однако князь Дмитрий Шемяка был еще слаб. Осенью 1441 г. Василий II сам разорвал с ним мирные отношения и совершил поход на его вотчину Углич. Князь Дмитрий Шемяка бежал, а затем 31 августа 1442 г. заключил с великим князем договор на его условиях. Князю Ивану Можайскому Василий II уступил Суздаль и в военный конфликт с ним не вступал [Зимин, с. 94-95]. Середина же 1440-х годов стала началом больших потрясений для Василия II.

В битве под Суздалем 7 июля 1445 г. Василий II попал в плен к татарам. В октябре того же года в сопровождении большой татарской свиты он был отпущен за обещание большого выкупа. Князья Дмитрий Шемяка и Иван Можайский составили против него заговор, обвинив в наведении на Русь татар. В феврале 1446 г. заговорщики схватили Василия II, ослепили его и отправили в заточение в Углич. Тогда князь Василий Ярославич Серпуховский и другие сторонники Василия II бежали в Великое княжество Литовское, где получили от Казимира поддержку. Под давлением обстоятельств 15 сентября 1446 г. князь Дмитрий Шемяка выпустил Василия II из заточения и дал ему Вологду. Однако Василий II бежал в Тверь, где получил поддержку от великого князя Бориса Тверского.

Московские беглецы стали объединяться вокруг Василия II. Поэтому уже в ноябре того же года князья Дмитрий Шемяка и Иван Можайский собрали большие войска и встали на Волоке Ламском. Однако сторонники Василия II совершили маневр и 25 декабря 1446 г. заняли Москву. Услышав об этом, князья Дмитрий Шемяка и Иван Можайский вынуждены были оставить Волок Ламский и спасаться бегством. Уже в самом начале 1447 г. они капитулировали, а 17 февраля Василий II с победой вернулся в Москву. С большим трудом князю Ивану Можайскому удалось на время примириться с Василием II. Борьба великого князя с князем Дмитрием Шемякой продолжилась до 1453 г. и окончилась гибелью последнего. Затем летом 1454 г. Василий II выступил в поход на Можайск, и князю Ивану Можайскому с женой и детьми пришлось бежать в Великое княжество Литовское [Зимин, с. 103-162].

Потеря зрения, власти (на время), части государственной территории, затем вынужденная многолетняя борьба со своими внутренними неприятелями, несомненно, были большим бедствием для Василия II. Именно в эти годы стали устанавливаться союзные отношения Василия II с королем Казимиром. В марте 1448 г. в Москву приезжал литовский посол Семен Гедиголдович⁴⁸. Переговоры завершились заключением «вечного докончания» от 31 августа 1449 г.⁴⁹ В 1494 г. литовская сторона предлагала Ивану III возобновить договор по докончанию 1449 г. Однако московская сторона отказалась заключать новый договор на тех же условиях, мотивируя это тем, что прежний договор был заключен в «незгоду» Василия II⁵⁰. То есть в Москве период 1445-1449 г. (видимо, и далее до 1453 г.) явно воспринимался как «невзгода».

Какое же бедствие в это время постигло лично князя Федора Львовича Воротынского? Он находился на московской службе, но приходился тестем князю Ивану Можайскому и был его союзником. Поэтому поражение князей Дмитрия Шемяки и Ивана Можайского в конце 1446 -- самом начале 1447 г. вело к краху московской карьеры князя Федора Львовича. Очевидно, эта «невзгода» и привела воротынского князя на литовскую службу. Должно быть, и белёвские князья были недовольны утратой своей исконной вотчины и положением служилых заложников на Волоке Ламском. По-видимому, они вернули себе Белёв именно в 1446 г. -- в несчастное для Василия II время, о котором в 1493 г. упоминал Иван III. Более позднюю легенду родословцев о том, что якобы сам Василий II отдал им Белёв⁵¹, можно понять и так, что великий князь уже по факту произошедшего вынужден был признать их право на их Белёвский удел Новосильско-Одоевской земли. Во всяком случае, ко времени заключения московско-рязанского докончания от 20 июля 1447 г. никто из князей новосильского дома уже не находился на московской службе⁵².

В начале 1448 г. князь Федор Львович Воротынский составил заговор с Казимиром, принявшим к тому времени польскую корону. По условиям их сделки, если король помог бы князю Ивану Можайскому занять московский престол, тот был готов идти на большие уступки Литве. При этом можайский князь без предварительных условий передавал в литовское подданство город Козельск⁵³. В тот же день 5 февраля 1448 г. Казимир передал князю Федору Львовичу Козельск в наместничество⁵⁴, а также существенно увеличил его земельные пожалования, переданные ему в вотчину⁵⁵. В итоге князь Федор Львович обратил свою московскую «невзгоду» в большую выгоду на литовской службе.

Таким образом, датировка докончания князя Федора Львовича с Казимиром 20 февраля 1447 г. в первую очередь исходит из палеографических наблюдений. Также она согласуется с показаниями Ивана III 1493 г. и князя Михаила Ивановича Воротынского 1567 г., которые характеризовали момент перехода князя Федора Львовича Воротынского на службу к Казимиру IV как время «невзгод» для Василия II и для самого воротынского князя. Кроме того, такая датировка хорошо вписывается в известный исторический контекст.

палеографический воротынский казимир датировка договор

Литература

1. Беспалов Р.А. Литовско-одоевский договор 1459 года: обстоятельства и причины заключения // Istorijos salting tyrimai. Vilnius, 2012. T. 4. P. 45--62.

2. Беспалов Р.А. О хронологии жизни князя Федора Львовича Воротынского // Вестник РГГУ. Серия «Исторические науки. Историография. Источниковедение. Методы исторических исследований». 2012. № 21 (101). С. 24--40.

3. Беспалов Р.А. Реконструкция докончания Витовта с князьями новосильского дома 1427 года // Очерки феодальной России. М.; СПб., 2015. Вып. 18. С. 3--48.

4. Бычкова М.Е. Состав класса феодалов России в XVI в. Историко-генеалогическое исследование. М., 1986. 224 с.

5. Бяспалау Р., Палехау С. Псторыя літоуска-навасільскіх дагаворау 1427--1491 гадоу і літоуска-варатьінскія граматы 1483 і 1488 гадоу // Беларускі пстарычны агляд. Мінск, 2018. Т. 25. Сш. 1--2 (48--49). С. 173--227.

6. Голубев С.Т. Древний помянник Киево-Печерской лавры (конца XV и начала XVI столетия) // Чтения в Историческом обществе Нестора летописца. Киев, 1892. Кн. 6. Приложение. С. I--XIV, 1--88.

7. Груша А.І. Беларуская юрылганая палеаграфія: Вучэбны дапаможнік для студэнтау пстарычнага факультета. Минск, 2006. 142 с.

8. Довнар-Запольский М.В. Государственное хозяйство Великого княжества Литовского при Ягеллонах. Киев, 1901. Т. 1. 807 с.

9. Домбровски Д. Поиски древнерусских предков со стороны семей ВКЛ и Московии XVI -- первой половины XVII вв. (избранные примеры) // Древняя Русь после Древней Руси: дискурс восточнославянского (не)единства. М., 2017. С. 170-183.

10. Зимин А.А. Витязь на распутье: Феодальная война в России в XV в. М., 1991. 286 с.

11. Казакоу А.У. Невядомае даканчанне караля польскага і вялікага князя літоускага Казіміра і князя Навасільскага і Адоеускага Міхаіла Іванавіча 1481 г. // Studia Historica Europae Orientalis = Исследования по истории Восточной Европы. Минск, 2010. Вып. 3. С. 291-300.

12. Каманин И. Сообщение послов Киевской земли королю Сигизмунду I о Киевской земле и киевском замке, около 1520 г. // Сборник статей и материалов по истории Юго-Западной России, издаваемый Киевской комиссией для разбора древних актов. Киев, 1916. Вып. 2. С. 1-10.

13. Кром М.М. Меж Русью и Литвой. Западнорусские земли в системе русско-литовских отношений конца XV -- первой половины XVI в. М., 1995. 304 с.

14. Кром М.М. «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30-40-х годов XVI века. М., 2010. 888 с.

15. Леонид (Кавелин), архим. Описание Лихвинского Покровского Доброго мужского монастыря // ЧОИДР. М., 1875. Кн. 4. V. Смесь. С. 104-159.

16. Любавский М.К. Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания первого литовского Статута. М., 1892. VIII, 884, C, VI с.

17. Любавский М.К. Литовско-русский сейм. Опыт по истории учреждения в связи с внутренним строем и внешнею жизнью государства. М., 1901. 850, 232, LXXII с.

18. Описание русских и славянских рукописей Румянцевского музеума, составленное Александром Востоковым. СПб., 1842. III, 899 с.

19. Полехов С.В. Смоленское восстание 1440 года // Исторический вестник. 2014. Т. 7 (154): Литва, Русь и Польша XIII--XVI вв. М., 2014. С. 160--197.

20. Пятраускас Р. Лггоуская знаць у канцы XIV--XV ст.: Склад -- структура -- улада. Смаленск, 2014. 386 с. Шеков А.В. Верховские княжества. Середина XIII -- середина XVI вв. М., 2012. 364 с.

21. Katalog rkopisow Biblioteki Zakladu Nar. im. Ossolinskich. Lwow, 1881. T. 1. 760 s.

22. Kuczynski S.M. Ziemie Czernihowsko-Siewerskie pod rz^dami Litwy. Warszawa, 1936. 412 s.

23. Lazutka S., GudaviciusE. Deodato Septenijaus Gostaut^ «Panegirika» // Lietuvos istorijos metrastis. 1976 metai. Vilnius, 1977. P. 81-89.

24. Malinowski M. Dzieje Korony Polskiej i Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego od roku 1380 do 1535. Przez Bernarda z Rachtamowic Wapowskiego. Wilno, 1847. T. 2. 518 s.

25. Pietkiewicz K. Paleografia ruska. Warszawa, 2015. 596 s.

26. Rutkowska G. Itinerarium Krola Kazimierza Jagiellonczyka (1440-1492). Warszawa, Neriton, 2014. 442 s.

27. Wolff J. Senatorowie i dygnitarze Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego 1386-1795. Krakow, 1885. VIII, 354 s.

Размещено на Allbest.ru