Состав заказчиков рукописных книг XVI в. и проблемы формирования русской военно-служилой элиты

Размещено на http://allbest.ru

МГИМО МИД РФ

Российский государственный гуманитарный университет

Состав заказчиков рукописных книг XVI в. и проблемы формирования русской военно-служилой элиты

А.С. Усачев

Москва, Россия

Аннотация

В статье рассматривается социальный состав заказчиков русских рукописных книг XVI в. Устанавливается, что в их число не входили находящиеся на русской службе татары. Это связывается с динамикой книгопроизводства в России, численностью служилых татар в различные периоды, географией их земельных владений, а также особенностями их социальной и культурно-конфессиональной интеграции в русское общество. Исследование основано на материале выходных записей манускриптов 1500--1600 гг., прочих записей на книгах, вкладных, приходо-расходных книг русских монастырей, актов, писцовых книг и некоторых других источников.

Ключевые слова: XVI век, рукописная книга, Русская церковь, служилые татары, крещение, ислам, православие, толерантность, христианско-исламское взаимодействие, культурная политика XVI век в российской истории занимает особое место.

Речь идет о первом столетии существования единого государства, созданного трудами Ивана III и его предков. Именно на этот период приходится складывание системы центрального и местного управления, а также военно-служилой элиты.

Последняя составила ядро российского дворянства, игравшего исключительную роль в отечественной истории вплоть до начала XX в. Очевидно, что формирование класса служилых землевладельцев, с одной стороны, испытало на себе влияние непростого и в XVI в. еще далекого от завершения процесса создания единого государства и его институтов, с другой -- само оказало влияние на него.

Приступая к рассмотрению истории складывания военно-служилой элиты России эпохи позднего Средневековья и раннего Нового времени, исследователь на своем пути встречает целый ряд сложностей. Они обусловлены отрывочностью дошедших источников. В последней трети XVI в. существенно сокращается поток летописных известий общерусского характера, на которых традиционно основывались ученые. Важнейшие источники для изучения социально-экономической и политической истории -- акты, писцовые и разрядные книги -- содержат сведения далеко не по всем уездам и периодам. Насущной задачей является введение в научный оборот иных источников, что позволило бы создать более объемную картину истории России в первое столетие ее существования как единого государства. Привлечение дополнительных данных даст возможность во многом по-новому взглянуть и на процесс формирования элиты Российского государства, которым ей будет суждено управлять несколько веков. К числу таких массивов источников относятся выходные записи на книгах.

По самым предварительным и неполным подсчетам, до настоящего времени дошло около 12--14 тысяч русских рукописных книг XVI в. В 44 архивохранилищах нам удалось выявить 734 (то есть около 5--6 % от общего числа) манускрипта 1500--1600 г., содержащих датированные выходные записи. Помимо даты они в целом ряде случаев сообщают о местах переписки книг, а также сведения об их писцах и заказчиках. Систематически материал записей ранее еще не анализировался. Это связано с тем, что он рассыпан по сотням рукописных собраний, содержащихся в 44 архивохранилищах, которые расположены более чем в двух десятках городов [Усачев, 2018а, т. 1, с. 19--58]. Недавно вышедшая в свет публикация данного вида источников [Усачев, 2018а, т. 2, № 1--733, 324а] дает возможность привлечь их не только для решения книговедческих задач, но и для рассмотрения исторических проблем. Эти источники, сообщая имена и социальный статус многих сотен писцов и заказчиков, проживающих на территории всей страны, раскрывают перед исследователями огромные -- в полной мере еще не оцененные в науке -- возможности для изучения истории отдельных социальных групп. При этом, конечно, следует помнить, что при разработке данного, как и любого другого, массива источников возможности ученого ограничены сохранившимся материалом. Именно на нем мы и будем основываться, отдавая себе отчет в том, что появление новых, не учтенных нами, сведений, скорее всего, потребует корректировки или даже пересмотра представляемой ниже авторской гипотезы.

В книжную культуру России XVI в. в роли заказчиков, писцов, читателей и владельцев книг так или иначе были вовлечены представители самых разных слоев населения [Усачев, 2018а, т. 1, с. 200--446]. Неизбежен вопрос: представители каких социальных групп в нее не были включены или были включены в наименьшей степени? Ответ на него важен для изучения не только истории книжной культуры, но и отдельных социальных групп. Ниже свое внимание мы сосредоточим на служилых землевладельцах, составивших костяк военно-политической элиты Русского государства.

Нам удалось выделить 48 лиц соответствующего статуса1 (включая новгородских своеземцев). Речь идет как о представителях родов, входящих в верхушку Государева двора (князьях Булгаковых-Куракиных, Воротынских, Вяземских, Сицких, Ушатых, а также Бутурлиных, Годуновых, Тучковых-Морозовых и др.), так и о лицах, статус которых на государевой службе был существенно ниже (Апрелевых, Дубровских, Репьевых, Скрябиных, Судимантовых и др.) [Усачев, 2018а, т. 1, с. 375--410, 416]. Перечень заказчиков соответствующего статуса будет неполным без упоминания объединения помещиков Михайловского стана Великолукского уезда («всех детей боярских Михайловского стана»), поручивших переписать Евангелие-тетр для местной Успенской церкви (от их лица непосредственно заказ осуществил А. С. Хомутов) [Усачев, 2018а, т.2, № 446]. С учетом этого речь идет о 48 лицах2, а также об одном объединении служилых землевладельцев. Несомненно, к числу служилых землевладельцев принадлежала и какая-то часть заказчиков, статус которых нам определить не удалось. На это, в частности, указывает то, что в ряде случаев рукописи переписывали подчиненные им лица (вероятно, слуги) [Усачев, 2018а, т. 1, с. 419-420].

Для последующего изложения важно обратить внимание на географию переписки соответствующих книг. Речь идет практически обо всей территории страны. Рукописи для служилых землевладельцев переписывали на Северо-Западе (Великолукский уезд, Новгород, Ладога, Ивангород), на Западе (окрестности Вязьмы), в Центре (Москва и Подмосковье, Суздаль, Тверь), на Севере (окрестности Шенкурска, территория Новгородской и Ростовской епархий), на Северо-Востоке (Костромской уезд, Галич) страны, а также в Среднем (Васильсурск, Свияжск) и Нижнем (Астрахань) Поволжье. Манускрипты создавались не только на территории владений тех или иных заказчиков, но и в тех местах, где они несли военную, административную или дипломатическую службу.

Не малое значение имеет и распределение соответствующих книг по хронологии. По десятилетиям 57 датированных манускриптов, переписанных по поручению представителей военно-служилой элиты, распределяются следующим образом: 1500-е годы -- 5 книг, 1510-е годы -- 3, 1520-е годы -- 5,1530-е годы -- 6,1540-е годы -- 8, 1550-е годы -- 7, 1560-е годы -- 5,1570-е годы -- 1, 1580-е годы -- 2, 1590-е годы -- 15. Несмотря на неравномерность в распределении переписанных книг по хронологии3, очевидно, что они создавались на протяжении всего столетия. Как видим, несомненно отрывочно сохранившийся материал, с одной стороны, покрывает почти всю территорию России XVI в., с другой -- охватывает весь рассматриваемый период.

Для последующего изложения особое значение имеет состав заказчиков с точки зрения их происхождения4. С известной долей условности можно выделить несколько групп.

1. Находящиеся на службе русских государей князья Рюриковичи, представляющие самые разные ветви этого рода: потомки черниговских (Воротынские, Белевские, Болховские), ярославских (Сицкие, Ушатые), смоленских (Вяземские и, вероятно, Кропоткины) и стародубских (Татевы) князей;

2. Перешедшие на русскую службу Гедиминовичи (князья Булгаковы-Куракины);

3. Менее знатные выходцы из Литвы (Судимантовы);

4. Представители родов нетитулованной старомосковской знати (Белеутовы-Рябчиковы, Бутурлины, Воронцовы-Вельяминовы, Годуновы5, Замыцкие, Колычевы, Кутузовы, Слизневы, Третьяковы, Тучковы-Морозовы, Ховрины-Головины);

5. Менее знатные служилые землевладельцы русского происхождения (Апрелевы, Висковатые, Гневашевы, Давыдовы-Минчаковы6, Дубровские, Карачаровы, Кобяковы, Нагие, Панины, Репьевы, Скрипицыны, Семеновы, Скрябины, Сукины, Хитрово);

6. Новгородские своеземцы (Едемские и Шейкины).

Генеалогическая гетерогенность заказчиков рукописных книг хорошо согласуется с очевидным фактом -- с полиэтничностью русской служилой знати эпохи позднего Средневековья и раннего Нового времени. В ее состав влились представители самых разных (в том числе с этнической и конфессиональной точек зрения) групп: потомки бояр первых московских князей, служилых князей русского и литовского происхождения, князей и бояр присоединенных к Москве земель, служилых татар7, а также в XVI в. еще сравнительно немногочисленных выходцев из Европы на русской службе (греков, немцев, голландцев и т. д.)8. Как нетрудно заметить, в представленном выше перечне заказчиков книг есть очень значимый пропуск -- в нем нет потомков служилых татар. Нам не удалось выявить книг, заказанных в рассматриваемый период Канбаровыми, Кутумовыми, Мавкиными, Сеитовыми, Сулешевыми, Теукечевыми, Урусовыми, Черкасскими, Шейдяковыми, Юсуповыми и прочими. Не находим их мы и среди писцов, владельцев, продавцов и вкладчиков книг, имена которых приводят многочисленные записи на манускриптах. С чем это может быть связано?

Но прежде остановимся на вопросе о том, о насколько многочисленной части служилого слоя применительно к XVI в. может идти речь. Точными цифрами исследователи не располагают. Однако приведенные в историографии сведения, полученные на основе обобщения и анализа отрывочных данных источников, позволяют составить пусть и самое общее представление на этот счет.

Численность служилых татар, часть которых была крещена, со второй половины XV в. составляла, по крайней мере, многие сотни9. По подсчетам А. В. Белякова, в России в XV--XVII в. проживало 215 одних только представителей «золотого рода» потомков Чингисхана [Беляков, 2011а]. Из записок А. Контарини известно, что во второй половине 1470-х годов фактически находящийся на русской службе некий «татарин» (вероятно, касимовский «царь») «на княжеское жалованье держал пятьсот всадников»10. Не меньшим было число находящихся на русской службе татар и в XVI в. Так, например, в казанском походе 1551 г. в русском войске было 500 татар11. Согласно И. Вашари, к 1556 г. на русской службе находилось 130 родов, основатели которых имели татарское происхождение [Вашари, с. 27] (ср.: [Halperin, p. 111]).

В литературе назывались и иные -- более высокие -- цифры относительно числа служилых родов с татарскими корнями12. Судя по всему, в целом ряде случаев они являлись несколько завышенными. В специальной литературе установлено, что для России раннего Нового времени возведение того или иного боярского или дворянского рода к выходцу «из Прус», «из Немец», из Литвы или из Орды являлось вполне обычной практикой. Широко распространенная в этот период мода на иностранное происхождение тех или иных родов захватила многих составителей родословных росписей раннего Нового времени13.

Однако, даже с учетом вышесказанного, очевидно, что число татар на русской службе было очень значительным. Так, А. В. Беляков, применительно к XVI в. считая цифру в 10 тысяч преувеличенной, приводит данные о находящихся на службе русских государей отдельных отрядах чаще всего численностью до 100 человек. Лишь владетели Касимова могли выставить 500 и, возможно, более воинов. Мещера в целом (в первой половине XVI в. основной район проживания татар на русской службе), согласно подсчетам историка, могла дать до 1500 человек [«...И бе их столько, еже несть числа», с. 127]14. В Романовском уезде в конце XVI в. было испомещено около 100 служилых татар (главным образом, князей Юсуповых и их послужильцев), которые могли выставить отряд общей численностью в 225 человек [Гурлянд; Демкин; Антонов, 2007; Моисеев, 2004]. В 1577--1578 г. в Коломенском уезде располагались владения 121 служилого татарина [Моисеев, 2017, с. 237]. На территории Новгородской земли источники 1571--1606 годов фиксируют не менее 418 служилых татар (речь шла о двух поколениях ). В 1606 году их было 245 человек [Селин, с. 96, 101--102]. В литературе неоднократно приводится очень значительная цифра -- до 10 % от общей численности русской поместной конницы XVI в. [Чернов, с. 95; Габдуллин, с. 21; Илюшин, с. 776]15 (вероятно, данная пропорция справедлива для конца столетия16). Ее численность в этот период составляла несколько десятков тысяч всадников17. В более поздний период численность татар на русской службе несколько возросла. Так, в боевых действиях последних лет Смуты одномоментно принимали участие отряды от нескольких десятков до 2 тысяч татар, которые составляли в этот период от 4 до 28 % от общей численности русских ратей (в исключительных случаях их удельный вес поднимался до 45 и даже до 85 %) [Илюшин, с. 769-776]. К концу XVII в., по разным оценкам, доля русских дворянских родов, имевших татарские корни, достигала 13,1 % [Вашари, с. 36, примеч. 3], 17 % [Ostrowski, p. 56-57] или даже 20 % [Halperin, p. 111; Трепавлов, 1995, с. 130] от общего числа.

Рассматривая переписку книг по поручению представителей служилых слоев, следует иметь в виду еще одно обстоятельство. Хотя татары начали переходить на службу к московским князьям еще в XIV в., массовый характер переходы приобрели лишь с середины XVI в. Это во многом было связано с присоединением к России в 1550-е годы территории Среднего и Нижнего Поволжья, значительную часть населения которой составляли татары.

В связь с этим поставим исключительно важный факт из истории русского книгописания. В условиях относительно благополучного социально-экономического развития России в 15001550-е годы производство рукописных книг велось наиболее интенсивно: в эти годы было переписано наибольшее число известных нам датированных манускриптов XVI в. Его вторая половина (за исключением 1590-х годов) характеризуется резким спадом книгописных работ по всей стране. Это было обусловлено глубоким социально-экономическим кризисом (его пик пришелся на 1570-е годы). Лишь 1590-е годы в стране, которая в той или иной степени преодолела кризисные явления в социально-экономической сфере, отмечены новым всплеском активности писцов [Усачев (в печати)]. Таким образом, время перехода значительного числа татар на русскую службу с их последующим испомещением совпало с периодом, который в целом характеризовался падением темпов книгопроизводства.

С чем еще можно связывать отсутствие известных нам русских рукописей XVI в., заказанных представителями достаточно многочисленных татарских родов? Обратим внимание на ряд обстоятельств.

Как было установлено нами в ходе локализации нескольких сотен дошедших датированных рукописных книг, меньше всего сохранилось манускриптов, произведенных на Юго-Западе, Юге, в Среднем и Нижнем Поволжье [Усачев, 2018а, т. 1, с. 196; Усачев (в печати)]. Известно, что именно в этих регионах -- прежде всего, на территории Мещеры, Казанского и некоторых других уездов -- в XVI в. было испомещено большинство служилых татар18.

Впрочем, значительные их земельные владения располагались и в иных регионах, сохранность книг которых существенно выше19. Источники фиксируют владения татар на Северо-Западе, в Центре и частично на Северо-Востоке страны: на территории Новгородской земли, Ростовского, Яр ославского, Московского, Коломенского, Владимирского и особенно Романовского уездов, а также других20. Подавляющее большинство известных нам рукописных книг в рассматриваемый период переписывалось именно в этих регионах. Также следует иметь в виду, что, как уже отмечалось выше, книги по заказу служилых землевладельцев переписывали и далеко за пределами их земельных владений -- на местах их службы (военной, административной и дипломатической). Соответственно, происхождение, по крайней мере, части манускриптов, созданных по поручению служилых людей, с территорией их владений непосредственно связано не было.

Как видим, география земельных владений служилых татар если и являлась причиной отсутствия известных нам книг, переписанных по их поручению, то лишь одной из возможных. С чем еще можно связывать рассматриваемый казус?

Обратим внимание на назначение книг, которые переписывались по поручению служилых землевладельцев. Какая-то их часть, несомненно, создавалась для личного пользования (для И. Н. Бутурлина, М. В. и В. М. Тучковых-Морозовых, окольничего И. П. Головина, М. Ф. Карачарова и др.). Однако основная часть известных нам книг предназначалась не им. Судя по вкладным записям, нередко соседствующим с выходными, значительная часть манускриптов переписывалась для вклада либо в церкви, либо в монастыри, с которыми соответствующие лица так или иначе были связаны. В большинстве случаев речь шла о церквях (реже -- монастырях), располагавшихся на территории их владений. Именно на ктиторе лежала обязанность обеспечения церкви и обители всем необходимым, в том числе и книгами21. Церквям и монастырям предназначались книги, переписанные по поручению И. А. Белеутова-Рябчикова, князя М. И. Воротынского, И. Г. и Д. И. Годуновых, И. М. Семенова и др. С назначением значительной части манускриптов (вероятно, большинства), заказанных служилыми землевладельцами, хорошо согласуется их репертуар. Среди этих книг безусловно преобладают списки служебных миней, Евангелия-тетр, Евангелия-апракос, Псалтири, Октоиха, Пр олога и некоторых других книг, которые, как правило, находились в приходских библиотеках22. Ни с чем подобным мы не встречаемся в случае с известными нам даже самыми знатными и состоятельными землевладельцами татарского происхождения23. В чем причина?

Обратим внимание на число крещеных служилых татар. Точно оно не установлено. Однако известно, что весьма значительная часть татар, игнорируя заманчивые перспективы, которые раскрывались перед ними после принятия православия (повышение поместных окладов и жалованья, продвижение по службе, облегчение наказаний за совершенные преступления и т. д.24), вплоть до второй половины XVIII в. продолжала исповедовать ислам [Габдуллин, с. 31--32, 56, 60--67; Мартин, 2010, с. 154--155; Моисеев, 2016; Селин, с. 95--107; Ходарковский, с. 272--286]. Применительно к XVI в. мы не располагаем точными цифрами, показывающими соотношение между новокрещенами и татарами-мусульманами. Учитывая усилия, которые прилагало русское правительство для крещения служилых татар, можно полагать, что последних оставалось немало. Например, среди почти сотни помещиков татарского происхождения Романовского уезда, судя по именам, в конце XVI в. лишь единицы были крещены [Антонов, 2007]. Как отмечает писцовая книга Алатырского уезда 1624--1626 г., на его территории владениями располагали: 1 мордовский князь, 11 арзамасских татарских мурз, 2 кадомских мурзы, 12 алатырских мурз, 65 мордовских мурз, 9 неслужилых мурз и лишь 5 новокрещенов (то есть менее 5 %)25. Ситуация не сильно изменилась и два десятилетия спустя: подавляющее большинство служилых татар, фигурирующих в смотренном списке Алатырского уезда 1643 г., судя по именам, не были крещены26. В 1660-е годы новокрещенов в Казани было лишь около трети -- 337 человек; прочих служилых мурз и татар в два раза больше -- 779 человек [Амерханова, с. 727]. Медленнее всего шла христианизация татар, проживавших большими группами (Мещера, Романовский уезд) [Беляков, 2015б, с. 64] (см. также: [Хамамото, с. 285-286]). Так, начало крещения мещерских татар относится лишь к 1600 -м гг., но даже в первой половине этого столетия данный процесс еще не приобрел массового характера [Беляков, 2015б, с. 65]27. На некоторых других территориях, правда, процесс крещения шел существенно быстрее. Например, в 1580-е годы в отдельных регионах Новгородской земли, населенных по преимуществу татарами, помещики-мусульмане составляли 6-6,5 % от общего числа [Martin, 1990, p. 21]. К 1606 г. среди новгородских помещиков было 197 новокрещенов и только 48 татар-мусульман [Селин, с. 101-102]. Вероятно, приведенные Д. Мартин данные о «сотнях» новокрещенов и «тысячах» татар-мусульман на русской службе [Martin, 2001, p. 20] в целом верно отражают соотношение крестившихся и оставшихся верными исламу татар в XVI в.

Применительно к наиболее знатным татарам на русской службе -- прежде всего, Чингисидам - речь могла идти о сознательной политике русского правительства на сохранение ими ислама (см., например: [Martin, 2001, p. 12]). Как отметил А. В. Беляков, «для проведения успешной восточной политики Москве требовались служилые Чингисиды, оставшиеся верными вере предков. Это же одновременно был сигнал всем мусульманам России. Им заявляли, что, несмотря на активную политику христианизации Нижнего Поволжья, запретительных мер по отношению к исповедыванию ислама не будет» [Беляков, 2011а, с. 84].

Демонстрируя веротерпимость, русское правительство, в частности, в середине XVI в. развернуло каменное строительство в Касимове, в ходе которого среди прочего была возведена мечеть. По крайней мере, иногда русские власти одаривали служилых татар по случаю не только православных, но и мусульманских праздников [Беляков, 2011а, с. 359]. Последовательные попытки массового насильственного крещения служилых татар начали осуществляться властями лишь с середины -- второй половины XVII в. Окончательную точку в этом вопросе поставили указы 1713 и 1715 г. , предписавшие крещение неправославных помещиков под страхом конфискации их земельных владений [Беляков, 2015б, с. 65--71]. Наряду со знаменитым указом о единонаследии 1714 г. , по замыслу Петра I, они должны были консолидировать во многом гетерогенную служилую элиту не только службой государю, но и общими правами и ценностями. Создавая «регулярное государство», самодержец стремился превратить значимую его часть - благородное сословие -- не только в социальное, но и в культурно-конфессиональное целое28.

Это было трудно осуществимо в условиях конфессионального плюрализма, присущего ненавистному реформатору Московскому царству29. Правовую точку в процессе формирования благородного сословия поставила Екатерина II, даровав ему в 1785 г. знаменитую жалованную грамоту. Однако в XVI--XVII в. культурное и социальное полотно России было гораздо более пестрым. В условиях еще только формирующегося центрального аппарата управления и включения в состав страны в 1550-е годы значительных анклавов, по преимуществу с неправославным населением, прагматично настроенное русское правительство было готово мириться со значительными элементами социокультурного разнообразия. Этим и определялась гибкость конфессиональной политики Русского государства в отношении неправославных -- как мусульман, так и католиков и протестантов (об этом см., например: [Каппелер, с. 216--222; Hamamoto]). С одной стороны, русские власти были заинтересованы в крещении своих подданных, а также служилых иноземцев. С другой, стремясь избежать массовых волнений в недавно присоединенных регионах (прежде всего, в Среднем и Нижнем Поволжье), а также недовольства достаточно многочисленной группы служилых людей, правительство старалось избегать массовой насильственной христианизации30.

На это, в частности, указывает хорошо известный в науке текст наказа первому казанскому архиепископу Гурию (Руготину) (1555 г.). Он предписывал воздержаться от насильственной христианизации жителей Казанского края, крестить только тех татар, которые «похотят крестится своею волею, а не от неволи». «Жестью» разговаривать с татарами относительно их крещения наказ Гурию не рекомендовал. Их предписывалось «приводити любовию на крещение, а страхом их ко крещению никак не приводити»31.

Проанализировав тексты посланий митрополита Макария царю Ивану IV периода казанских походов, летописные известия и некоторые другие источники32, М. В. Моисеев заключил, что рекомендации Гурию не носили декларативного характера. Прагматично настроенное русское правительство, стремясь обеспечить политическую стабильность в регионе, в целом воздерживалось от применения силы при крещении татар [Моисеев, 2016]33. Обобщив материал об отдельных случаях их насильственного крещения, М. В. Моисеев показал, что речь шла «не о целенаправленной миссии, а скорее об индивидуальном рвении» отдельных лиц (впрочем, порой весьма влиятельных34), на свой страх и риск обращавших мусульман в православие [Моисеев, 2016, с. 49] (см. также: [Дмитриев, с. 256--273]). На отсутствие у правительства планов массового и немедленного крещения казанских татар в середине XVI в. указывает и то, что, судя по всему, начало книгопечатания (прежде всего, деятельность так называемой анонимной и федоровской типографий) не было напрямую связано с планами массовой христианизации населения недавно присоединенных земель. Как показали итоги анализа состава библиотек Казани и Свияжска 1560-х годов, на эту территорию поступила лишь мизерная часть тиражей первых русских изданий (Евангелия-тетр, Псалтири, Триоди цветной и постной, Апостола).

Основная часть экземпляров распространялась в Центре страны [Усачев, 2017]. На это же указывают и предпринимаемые русскими властями меры по сбору и хранению, по крайней мере, минимальных сведений об исламе. Так, согласно описи Царского архива XVI в., в нем хранился список Корана. Перевод его фрагментов, вероятно, был выполнен в 1572 г. служащими Посольского приказа. И то, и другое было связано со стремлением русских властей в рамках имеющегося (по сути, поликонфессионального) правового поля выстроить отношения с мусульманами -- находящимися на службе русскому царю татарами и дипломатами из Крыма и Ногайской Орды [Зайцев, 2016, с. 83--88]. Их клятва на Коране рассматривалась как залог надежности достигнутых договоренностей (см., например: [Ходарковский, с. 70--71]).

Прагматизм определял действия русского правительства и по отношению к прочим иноверцам. Нуждаясь в европейских специалистах -- главным образом, в военно-технической сфере, власти в XVI в. и позднее допускали возможность сохранения не только чуждого России вероисповедания необходимыми ей профессионалами, но и их известную автономию в культурно-конфессиональной и бытовой сферах (наглядный пример -- знаменитая Немецкая слобода [Ковригина]). Тем самым власти «Третьего Рима» демонстрировали гораздо более высокую степень политической гибкости и конфессиональной толерантности, нежели правители прежнего центра православного мира -- Византии, не предусматривавшие проживания на ее территории неправославного населения [Шукуров, 2013; Шукуров, 2017, с. 310--317]. Массовое поселение перешедших на русскую службу татар, многие из которых (вероятно, большинство) сохраняли приверженность исламу, привело к созданию в России компактных очагов мусульманской культуры. Это касалось не только регионов, близких к территории осколков Золотой Орды (Среднее и Нижнее Поволжье, Мещера), но и весьма удаленных от нее уездов.

В XVI-XVII в. главным очагом исламской культуры продолжавших исповедовать ислам татар на русской службе был Касимов, ставший своего рода сакральным центром мусульман в России. Основная часть некрещеных татарских царевичей была похоронена именно там. Как установил А. В. Беляков, в богатом на русско-татарские столкновения XVI в. казанские, крымские и ногайские татары ни разу не предприняли попытки напасть на Касимов [Беляков, 2004, с. 156--159]. Вероятно, это могло быть связано с многочисленными контактами перешедших на русскую службу Чингисидов не только друг с другом, но и со своими родственниками за пределами России. Крупным центром мусульманской культуры являлся и Ярославль, в округе которого поместья получили немало татар. Очевидно, что их включенность в соответствующую культуру определяла и их книжные интересы.

Так, судя по всему, в среде татар, продолжавших исповедовать ислам, создавались манускрипты, только не на русском, а на восточных языках. В районах компактного расселения татар, по крайней мере, до второй половины XVII в. переписывались и хранились рукописи на восточных языках, а также на них создавались литературные памятники. Вероятно, в 60-80-е годы XVII в. в Ярославле, в окружении вдов сибирского царевича Алтаная б. Кучума, было написано продолжение исторического сочинения Утемиш-хаджи «Кара таварих», в котором приводятся сведения по истории династии сибирских ханов Шибанидов конца XVI - середины XVII в. [Б еляков, 2018]. По сообщениям современников, последний касимовский царевич Василий Арсланович (Сеит-Бурхан б. Арслан), крестившийся в зрелом возрасте (ему было около 30 лет), знал восточную философию, а также помимо русского и татарского еще арабский, турецкий и персидский языки. Очевидно, что это было невозможно без наличия у владетелей Касимова собрания восточных рукописей, которое начало формироваться не позднее первой половины XVI в.35

У сына сибирского хана Кучума царевича Азима источники фиксируют «книги бусурманские» и «часовник татарский». После смерти Азима они перешли к князю Василию Агишевичу Тюменскому, который также, по-видимому, питал интерес к рукописям на восточных языках [Б еляков, 2011а, с. 132]. Известны создаваемые и бытовавшие в среде русских мусульман произведения и содержащие их манускрипты на татарском и арабском языках и более позднего времени [Усманов; Зайцев, 2009].

Случаи заказа и покупки русских книг неправославными лицами в России XVI в. известны, хотя и не слишком многочисленны. Так, для английских купцов русские писцы переписывали манускрипты. Это делалось с целью обеспечения их материалом для изучения языка страны, с которой велись выгодные торговые дела [Усачев, 2018б]. У татар такой необходимости не было. Не приходится сомневаться в том, что они вне зависимости от своего вероисповедания, по крайней мере, в какой-то мере владели русским языком. Судя по актам, выдаваемым служилым татарам по их «челобитью», более или менее значительная их часть владела и русской грамотой.

Еще одним обстоятельством, которое следует учитывать, являлась незавершенность процесса культурной интеграции принявших крещение татар (их число в XVI в., по-видимому, было относительно невелико). Вероятно, мы имеем дело с культурно-конфессиональной инерцией. Как правило, переходившие на русскую службу татары крестились уже в достаточно зрелом возрасте, будучи длительное время связанными с мусульманской культурой. Как отметил В.В. Трепавлов, «конфессиональные и культурные несовпадения, этнопсихологические различия не позволяли развернуться активной ассимиляции татар в России. Хотя крестившиеся султаны и мурзы свободно владели русским языком, носили русскую одежду и имена, основная масса служилых татар старалась селиться компактно вокруг Касимова и Романова и в меньшей степени была подвержена культурному и бытовому влиянию окрестного русского населения» [Трепавлов, 1995, с. 133]. Медленно шла ассимиляция даже среди крещеных татар и в других регионах. Проанализировав биографии 418 служилых татар Новгородской земли XVI -- начала XVII в. А.А. Селин заключил, что «постепенный переход большинства “татар” Северо-Запада России в православие не вел к немедленной интеграции их с другими новгородскими служилыми людьми» [Селин, с. 107] (см. также: [Khodarkovsky, 1997, с. 263--264; Martin, 1990; Martin, 2001, p. 20, 22-23]).

Степень глубины и специфику культурно-конфессиональной интеграции крещеных татар демонстрируют вкладные и приходо-расходные книги ряда монастырей. Они дают более или менее полную картину социального и персонального состава дарителей, фиксируя поступившее от них в обители имущество, включая и манускрипты.

Итоги ознакомления с соответствующими материалами XVI в. Симонова, Троице-Сергиева, Кирилло-Белозерского, Иосифо-Волоколамского, Соловецкого, серпуховского Высоцкого и некоторых других монастырей не дали нам возможности выявить ни одной рукописной или печатной книги, которую вложили бы в эти обители служилые татары. Прочие вклады в русские монастыри представителей данной социальной группы крайне редки. Они ни в какое сравнение не могут идти с многими тысячами вкладов служилых людей русского и литовского происхождения, которые в XVI в. фиксируют акты, вкладные и приходо-расходные книги монастырей, записи на книгах и предметах искусства (как правило, церковной утвари). К числу крайне немногочисленных примеров можно отнести вклад князя Афанасия Шейдякова в Симонов монастырь в Москве (1585 г.) [Беляков (в печати)]. Единственным известным нам татарином, с именем которого был связан целый ряд вкладов в различные русские обители, являлся знаменитый Симеон Бекбулатович. Во второй половине XVI - начале XVII в. он делал вклады деньгами, колоколами и прочей церковной утварью (его вклады книгами неизвестны) в Симонов, Чудов, ярославский Спасо-Преображенский, Соловецкий и Новоторжский Борисоглебский монастыри, а также в некоторые церкви. Общая сумма вкладов Симеона и его супруги Анастасии Ивановны (урожденной княжны Мстиславской) оценивается в 1262 рубля [Беляков, 2011а, с. 363-369; Беляков, 2011б, с. 180, 184-185]. Вероятно, исключительная щедрость Симеона может быть связана с тем, что в отличие от большинства перешедших на русскую службу татар крещение он принял в достаточно юном возрасте (ему было около 13 лет) и, по-видимому, воспитывался в православной среде [Беляков, 2011а, с. 84-85; Беляков, 2011б, с. 163-164, 166-167]. Недаром среди членов двора Симеона источники не фиксируют не принявших православие татар. Известно, что на его средства осуществлялось См. также упоминания о случаях частной переписки служилых татар в XVII в. (не всегда речь шла о новокрещенах) строительство церквей [Беляков, 2011б, с. 175, 180--181]. Скорее всего, он же их обеспечивал и необходимой утварью (в том числе и книгами). Вероятно, уникальная для новокрещена глубина погружения Симеона в православную среду в немалой степени повлияла на его возведение, пусть и формальное, на русский престол в 1575 г.

Вклады по служилым татарам делали их русские жены. В середине XVI в. от Елены Долголядской в Иосифо-Волоколамский и Троице-Сергиев монастыри поступили вклады по ее мужу царевичу Федору Меликдаировичу. В 1605/1606 и 1611 г. княгиня Анастасия Ивановна дала вклады в Троицу за здравие своего супруга -- Симеона Бекбулатовича [Беляков, 2011а, с. 363--366]. Княгиня Елена Никитична дала вклад по своем супруге князе Афанасии Шейдякове в 1602 г. в Симонов монастырь в Москве [Беляков (в печати)]. Вклады по знатным татарам делали и русские цари. Согласно предположению А. В. Белякова, Иван IV сделал очень крупный вклад земельными владениями в столичный Архангельский собор по душе казанского царя Александра Сафакаиреевича. В этом же ряду лежат и вклады государя в Симонов на помин души царевича Петра (Худайкула), по астраханским царевичам Михаиле Кайбуловиче (Мартаза-Али б. Абдула) и его сыне Дмитрии, по душе казанского царя Симеона Касаевича в Новодевичий и Троице-Сергиев монастыри. Царь Иван IV дал вклады по татарскому царевичу Федору Меликдаировичу и его вдове в Иосифо-Волоколамский и Кирилло-Белозерский монастыри [Беляков, 2011а, с. 362--368]. Очевидно, что в случаях с женами татар и царем речь идет о лицах, родившихся и воспитанных в православной культуре. Число вкладов, которые делали непосредственно служилые татары, в рассматриваемый период невелико. Этот казус можно поставить в один ряд с отсутствием известных нам случаев заказа ими рукописных книг -- в XVI в., как правило, богослужебных. книгопроизводство россия манускрипт элита

Очевидно, что процесс социальной интеграции (получение земельных владений, установление родственных связей с представителями русской знати, продвижение по службе и т. д.) существенно опережал процесс культурной интеграции в русское общество татар, основная часть которых продолжала исповедовать ислам37. Вероятно, с этим можно связывать то, что в XVI в. более или менее значительная часть относительно недавно перешедших на русскую службу татар даже после принятия православия не испытывала потребности в приобретении книг (как правило, богослужебных) для церквей и монастырей и тем более для личного использования, а также в обеспечении «своих» приходов прочей утварью38. Очевидно, что служилые татары в целом независимо от их вероисповедания предпочитали демонстрировать свою лояльность русским властям в первую очередь на военной и дипломатической службе и лишь во вторую -- в бытовой сфере. На наш взгляд, были возможны различные варианты. В тех случаях, когда территории приходов охватывали владения не только татарских, но и русских помещиков, скорее всего, эта обязанность ложилась на последних. Как показал М. В. Моисеев, как правило, в таких уездах служилым татарам села во владение не давали. Это объяснялось тем, что именно в них находились церкви: правительство, наделяя татар землей, старалось не допустить ущемления центров приходов со стороны мусульман, пусть и находившихся на русской службе39. Такой вариант наиболее вероятен для тех территорий, на которых не сложилось крупных компактных анклавов татарского землевладения (например, в Коломенском уезде и Новгородской земле).

В ряде случаев, вероятно, приход обеспечивал себя всем необходимым сам. Возможности у них для этого были: в районах поселения татар сохранялась «церковная земля» (то есть земельные владения приходов)40. Также известно, что церковные общины вскладчину осуществляли приобретение необходимой приходам утвари (в том числе и книг) [Усачев, 2018а, т. 1, с. 429 -- 440]. Писцовая книга Алатырского уезда 1624--1626 г., описывая принадлежащее некрещеному татарину Мирясу Мустофину село, отмечает: «Село Сунеево, а в нем храм древян, клецки, Михаила Архангела, а в нем строение, образ пресвятая запрестольная, образ месной архистратига Михаила, двери царские на празелени, да книг: триодь постная печатная, триодь цветная письмяная, минея общая письменная, служебник, псалтырь, часовник писменые, ризы полятняной, оплечье выбойчатое, две свечи поставных в десеть гривенок, два колокола в полпуда. В каких-то случаях помощь в пополнении приходских библиотек могли оказывать местные архиереи. Так, вологодский архиепископ Иона (Думин) (1588--1603 г.) «государева жалованья 200 книг, печатных Триодей, постных и цветных» повелел раздать по церквям своей епархии [Буланин, с. 74].

Заключение

Подводя итоги, отметим, что отсутствие известных нам случаев переписки русских рукописных книг по заказу служилых татар могло быть связано с рядом обстоятельств.

1. Число татар на русской службе в первой половине XVI в., на которую пришелся самый интенсивный период в истории книгопроизводства, было ниже, нежели во второй половине этого столетия, после присоединения территории Казанского и Астраханского ханств. 1570-1580-е г. в России отмечены резким спадом переписки книг.

2. Основная часть земельных владений татар в XVI в. находилась на близкой к границе территории Юга, Среднего и Нижнего Поволжья. По историческим причинам книг, переписанных в этих регионах, сохранилось немного.

3. Значительная часть служилых татар (по-видимому, большинство) даже к началу XVII в. сохраняла верность исламу.

4. Степень вовлеченности относительно недавно принявших крещение татар в православную культуру, судя по всему, была весьма условна. Вероятно, с этим следует связывать сравнительную немногочисленность их вкладов в монастыри.

Сказанное выше не оставляет сомнений в том, что процесс складывания русской военнослужилой элиты в социокультурное целое к началу XVII в. был далек от своего завершения. Понадобилось еще почти два столетия для превращения гетерогенного в этническом, культурном и конфессиональном отношении слоя в консолидированное благородное сословие, пронизанное не только вертикальными связями -- службой государю, но и горизонтальными -- прежде всего, общими правами и ценностями.

Литература

1. Амерханова Э. И. Служилые новокрещены Казани в XVII в. // Сословия, институты и государственная власть в России (Средние века и раннее Новое время): сборник статей памяти академика Л. В. Черепнина. М., 2010. С. 725-729.

2. Антонов А. В. Акты служилых татар 1525-1609 годов // Русский дипломатарий. М., 2001. Вып. 7. С.219-232.

3. Антонов А. В. Землевладельцы Романовского уезда по материалам писцовой книги 1593-1594 годов // Архив русской истории. М., 2007. Вып. 8. С. 574-601.

4. Баскаков Н. А. Русские фамилии тюркского происхождения. М., 1979. 279 с.

5. Белова Л. Б., Ефимова Н. А. Рукописные книги церковных приходов в Архангельском собрании Библиотеки Российской академии наук // Книжные собрания Русского Севера: проблемы изучения, обеспечения сохранности и доступности. Архангельск, 2013. Вып. 6. С. 147-160.

6. Беляков А. В. Касимов XV-XVII вв. как сакральный центр Чингизидов в России // Верхнее Подонье: природа, археология, история. Тула, 2004. Т. 2. С. 153-161.

7. Беляков А. В. Формирование этно-религиозной картины в Мещере XV-XVII вв. // Фаизхановские чтения. Материалы Пятой ежегодной научно-практической конференции «Российские мусульмане на пути к религиозному и образовательному единству». Н. Новгород, 2009. С. 37-43. [Беляков, 2009а] Беляков А. В. Служилые татары Мещерского края XV-XVII вв. // Единорог. Материалы по военной истории Восточной Европы эпохи Средних веков и Раннего Нового времени. М., 2009. Вып. 1. С. 160-195. [Беляков, 2009б]

8. Беляков А. В. Чингисиды в России XV-XVII веков. Просопографическое исследование. Рязань, 2011. 512 с. [Беляков, 2011а]

9. Беляков А. В. Симеон Бекбулатович // Единорог. Материалы по военной истории Восточной Европы эпохи Средних веков и раннего Нового времени. М., 2011. Вып. 2. С. 159-191. [Беляков, 2011б] Беляков А. В. Абызы (хафизы) в Московском государстве XVI-XVII веков // Средневековые тюркотатарские государства. 2015. № 7. С. 40-45. [Беляков, 2015а]

10. Беляков А. В. Крещение мусульман и проблема их интеграции в России XVI-XVII веков // Национальная политика России в контексте современных вызовов: идеи, практики, перспективы. Сборник трудов по итогам работы научно-исследовательских секций «Конгресса народов России - 2015». Н. Новгород, 2015. С. 56-74. [Беляков, 2015б]

11. Беляков А. В. Канбаровы (Камбаровы) в Московском государстве XVI-XVII вв. // Средневековые тюрко-татарские государства. 2017. № 9. С. 15-20.

12. Беляков А. В. О времени и месте написания продолжения сочинения Утемиш-хаджи «Кара таварих» (комментарии к тексту) // Золотоордынское обозрение. 2018. Т. 6. № 2. С. 370-392.

13. Беляков А. В. Ураз-Мухаммед ибн Ондан и Исиней Карамышев сын Мусаитов. Опыт совместной биографии. Алматы, 2019. 206 с.

14. Беляков А. В. Князья и мирзы Шейдяковы в России XVI-XVIII вв. (в печати).

15. Беляков А. В., Морохин А. В. Отношение центральной власти к насильственным крещениям на местах в первой половине XVII в. // Очерки феодальной России. М.; СПб., 2015. Вып. 18. С. 168-188. Бенцианов М. М. «Князья, бояре и дети боярские». Система служебных отношений в Московском государстве в XV-XVI вв. М., 2019. 350 с.

16. Буланин Д. М. Владимирский Рождественский монастырь как культурный центр Древней Руси //ТОДРЛ. Л., 1981. Т. 36. С. 71-79.

17. Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России XVI в.: историко-генеалогическое исследование. М.,1986. 221 с.

18. Бычкова М. Е. Русское и иностранное происхождение родоначальников боярских родов: исторические реалии и родословные легенды // Элита и этнос средневековья. М., 1995. С. 53-58.

19. Бычкова М. Е. Легенды московских бояр. М., 1997. 51 с.

20. Вашари И. Роды татарского происхождения в Московской Руси XIV-XVI веков // Место России в Европе и Азии. Будапешт; М., 2010. С. 17-38.

21. Вельяминов-Зернов В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. Ч. 1-4. СПб.,1863-1887.

22. Веселовский С. Б. Из истории древнерусского землевладения: род Дмитрия Александровича Зернова (Сабуровы, Годуновы и Вельяминовы-Зерновы) // Исторические записки. М., 1946. Т. 18. С. 56-91.

23. Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. 583 с. Габдуллин И. Р. От служилых татар к татарскому дворянству. М., 2006. 320 с.

24. Гурлянд И. Я. Романовские мурзы и их служилые татары. Тверь, 1904. 12 с.

25. Демкин А. В. Феодальное землевладение Романовского уезда в конце XVI в. // Аграрный строй в феодальной России. XV - начало XVlII в. М., 1986. С. 99-120.

26. Дмитриев М. В. Московская Русь перед лицом «иноверия»: восточнохристианская модель религиознокультурного плюрализма? // Средневековая Европа: Восток и Запад. М., 2015. С. 233--324. Европейское дворянство XVI--XVII вв.: границы сословия. М., 1997. 272 с.

27. Зайцев И. В. Крымская историографическая традиция XV--XIX веков. Пути развития (рукописи, тексты и источники). М., 2009. 301 с.

28. Зайцев И. В. Из истории перевода Корана на русский язык в XVI--XVII вв.: первый перевод суры «Очищение веры» (1572) // Ислам в современном мире. 2016. Т. 12. № 2. С. 81--92.

29. Зимин А. А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV -- первой трети XVI в. М., 1988. 350 с.

30. «...И бе их столько, еже несть числа»: форум // Петербургские славянские и балканские исследования = Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2009. № 1-2 (5-6). С. 120-150.

31. Илюшин Б. А. Российские служилые татары в войнах против поляков и шведов в 1613--1618 гг. // Золотоордынское обозрение. 2018. Т. 6. № 4. С. 766--782.

32. Кавельмахер В. В. К вопросу о времени и обстоятельствах постройки церкви Рождества Христова в Юркине // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник.1995. М., 1996. С. 421-436.

33. Каппелер А. Включение нерусских элит в российское дворянство. XVI-XIX вв. (Краткий обзор проблемы) // Сословия и государственная власть в России. XV - середина XIX вв. Международная конференция -- Чтения памяти академика Л. В. Черепнина. Тезисы докладов. Москва, 13-16 июня 1994 г. М., 1994. Ч. 2. С. 215--225.

34. Кобрин В. Б. Материалы по генеалогии княжеско-боярской аристократии XV--XVI вв. М., 1995. 238 с.

35. Ковригина В. А. Немецкая слобода Москвы и ее жители в конце XVII -- первой четверти XVIII вв.М., 1998. 434 с.

36. Корогодина М. В. Автограф Юрия Ивановича Токмакова: книжника или воеводы? // Вспомогательные исторические дисциплины в современном научном знании. Материалы XXIX Международной научной конференции. Москва, 13--15 апреля 2017 г. М., 2017. С. 198--201.

37. Кром М. М. О численности русского войска в первой половине XVI в. // Российское государство в XIV--XVII вв.: сборник статей, посвященный 75-летию со дня рождения Ю. Г. Алексеева. СПб., 2002. С. 67--82.

38. Кром М. М. Еще раз о численности русского войска в XVI в. (по поводу статьи А. Н. Лобина) // Петербургские славянские и балканские исследования = Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2009.№ 1--2 (5--6). С. 79--90.

39. Кузьмин А. В. На пути в Москву. Очерки генеалогии военно-служилой знати Северо-Восточной Руси в XIII -- середине XV в. М., 2014. Т. 1. 335 с.; М., 2015. Т. 2. 435 с.

40. Курбатов О. А. Отклик на статью А. Н. Лобина «К вопросу о численности вооруженных сил Российского государства в XVI в.» // Петербургские славянские и балканские исследования = Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2009. № 1--2 (5--6). С. 104--119.

41. Лобин А. Н. К вопросу о численности вооруженных сил Российского государства в XVI в. // Петербургские славянские и балканские исследования = Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2009.№ 1--2 (5--6). С. 45--78.

42. Мартин Д. Татарские помещики в Московии (60--70-е годы XVI века) // Место России в Европе и Азии. Будапешт; М., 2010. С. 150--159.

43. Моисеев М. В. К истории землевладения рода Юсуповых в начале XVII века // Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10. С. 197--202.

44. Моисеев М. В. Мусульманская политика Русского государства в эпоху Ивана Грозного: дискуссионные аспекты // Questatio Rossica. 2016. Т. 4. № 1. С. 37--54.

45. Моисеев М. В. Землевладение служилых татар в Коломенском уезде в конце XVI в. (предварительные замечания) // Вестник Университета Дмитрия Пожарского. 2017. № 2 (6). С. 236--247.

46. Назаров В. Д. Нетитулованная знать по походному списку двора Ивана III в 1495 г. // Российское государство в XIV--XVII вв.: сборник статей, посвященный 75-летию со дня рождения Ю. Г. Алексеева. СПб., 2002. С. 567--582.

47. Назаров В. Д. Рюриковичи Северо-Восточной Руси в XV в. (о типологии и динамике княжеских статусов) // Сословия, институты и государственная власть в России (Средние века и раннее Новое время): сборник статей памяти академика Л. В. Черепнина. М., 2010. С. 382--427.

48. Новохатко О. В. Россия. Частная переписка XVII века. М., 2018. 664 с.

49. Опарина Т. А. Иноземцы в России XVI--XVII вв. Очерки исторической биографии и генеалогии. М.,2007. 384 с.

50. Павлов А. П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584--1605 гг.). СПб., 1992. 279 с.

51. Пенской В. В. Некоторые соображения по поводу статьи А. Н. Лобина «К вопросу о численности вооруженных сил Российского государства в XVI в.» // Петербургские славянские и балканские исследования = Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2009. № 1--2 (5--6). С. 91--103.

52. Пенской В. В. Военное дело Московского государства. От Василия Темного до Михаила Романова. Вторая половина XV -- начало XVII в. М., 2018. 351 с.

53. Правящая элита Русского государства IX -- начала XVIII вв. (Очерки истории). СПб., 2006. 547 с. Рождественский С. В. Служилое землевладение в Московском государстве XVI века. СПб., 1897. V, 403, IV с.

54. Селин А. А. Татары-мусульмане и новокрещены в Новгородской земле: формирование и функционирование малой социальной группы (конец XVI -- начало XVII в.) // Quaestio Rossica. 2016. Т. 4. № 3. С. 93-110.