Государев двор в истории России последней четверти XV-XVI в.

Размещено на http://www.allbest.ru/

змещено на http://www.allbest.ru/

Государев двор в истории России последней четверти XV-XVI в.

А.Л. Корзинин, СПбГУ

Обзорная статья посвящена рассмотрению эволюции Государева двора в едином Русском государстве в последней четверти XV - XVI в. В центре внимания находятся проблемы исследования Государева двора в отечественной историографии, источники по изучению двора, основные тенденции развития двора, сюжеты, касающиеся его состава, структуры, земельного и материального обеспечения, проанализированы преобразования двора в контексте внутренней политики московских великих князей.

Ключевые слова: Государев двор, дворянство, аристократия, XVI век, социальная история.

Sovereign court in the history of Russia of the last quarter of the 15^th - 16^th centuries

Alexandr L. Korzinin, Saint Petersburg State University

The review article is devoted to the research of the evolution of the Sovereign Court in the Russian state in the last quarter of the 15^th - 16^th centuries. The author analyses the main trends in the development of the Court, sources for its study, its composition, structure, land and material basis for its existing, as well as the transformation of the Court in the context of the internal policy of Moscow Grand Princes.

Keywords: Sovereign Court, nobility, aristocracy, 16^th century, social history

государев двор князь политика

Государев двор, важнейший социально-политический институт Русского государства, неравномерно изучен в отечественной историографии. До настоящего времени не проведено комплексного исследования эволюции Государева двора в последней четверти XV - XVI в., хотя некоторые аспекты этой актуальной для понимания развития русской государственности темы получили отражение в ряде исследований советских и российских историков. В первую очередь необходимо отметить монографии С.Б. Веселовского о боярских родах XV-XVI в. и А.А. Зимина о составе боярской аристократии второй половины XV - первой трети XVI в., объединившие в себе многолетние разыскания историков в области генеалогии и дипломатики [Веселовский, 1969; Зимин, 1988].

Отдельные работы В.Д. Назарова посвящены проблемам состава великокняжеского двора конца XV в. и середины XVI в., разным стратам и чиновным группам (княжеской и нетитулованной знати, жильцам, постельникам), а также особой статусно-чиновной группе служилых князей [Назаров, 2001; Назаров, 2002; Назаров, 2000; Назаров, 2008; Назаров, 1999]. В.Д. Назаров коснулся и вопроса об особенностях употребления термина «дворянин» в источниках XV-XVI в. [Назаров, 2007б; Назаров, 2007в]. Царский двор середины XVI в. через призму документов, отразивших его состав и структуру (боярских списков, Тысячной книги, Дворовой тетради), исследован в работах Б.Н. Флори, В.Д. Назарова, А.П. Павлова, А.Л. Корзинина [Флоря, 1974; Назаров, 1975; Назаров, 1982; Павлов, 1992, с. 86-100; Корзинин, 2016а]. Опричный двор проанализирован в работах С.Б. Веселовского, В.Б. Кобрина и других историков [Веселовский, 1963; Кобрин, 2008; Зимин, 1964; Скрынников]. Система служебных отношений, созданная в XVI в., формирование и развитие служилых городов (уездных корпораций служилых землевладельцев), поместные раздачи и введение окладов оказались в центре внимания в новейшей монографии М.М. Бенцианова [Бенцианов, 2019]. А.Л. Станиславским опубликованы боярские списки конца XVI - начала XVII в., важнейшие источники по изучению двора, и на их основе рассмотрен Государев двор рубежа XVI-XVII в. [Станиславский, 2004]. А.П. Павлов посвятил фундаментальное исследование изучению Государева двора и политической борьбы в правление Федора Ивановича и Бориса Годунова [Павлов, 1992]. Несмотря на то что великокняжеский (Государев) двор периода образования и развития Русского государства изучен фрагментарно, благодаря проведенным исследованиям можно попытаться в общих чертах представить эволюцию двора на протяжении последней четверти XV - XVI в.

Время возникновения княжеского (княжего) двора как института социальной организации высших и привилегированных слоев русского общества относится к середине XII в. С 1175 г. в источниках встречается термин «дворяне», с конца XII в. - «двор» [Назаров, 1978; Назаров, 2007а; Свердлов, с. 55]. Термин «двор» соответствовал дружине князя и объединял в себе бояр и дворян (со второй половины XIII в. дворяне стали именоваться в источниках «слугами вольными», а примерно с 1433 г. вместо «слуг вольных» стало употребляться словосочетание «дети боярские») [Горский, с. 80, 81, 85; Флоря, 1971, с. 110113, 115; Кучкин].

Особенностью взаимоотношений между великокняжеской властью, с одной стороны, и боярами и слугами вольными - с другой, в XIV - первой половине XV в. было право отъезда. В межкняжеских договорах право отъезда формулировалось так: «А боярам и слугам межи нас вольным воля». Феодалы имели возможность переходить на службу к великим и удельным князьям и при этом не терять своих пожалованных прежним владетельным князем владений. В этом выражался договорный характер отношений между вассалами и их сюзереном. Судом и данью по земле и воде бояре и слуги вольные продолжали «тянуть» тому князю, где находились их земли [Веселовский, 1969, с. 471; Стефанович, с. 148-163, 209-267]¹.

К концу XV в. Государев (великокняжеский) двор представлял собой административное, военное, придворное объединение служилых людей «по отечеству» (то есть по происхождению, так как служба была наследственной). Служилые люди Государева двора занимали важнейшие посты в центральной и местной администрации, участвовали в походах, посольских миссиях, судопроизводстве, придворных службах, назначались на дворцовые должности (дворецких, казначеев), получали думные чины (окольничих, бояр). Боярская дума являлась верхней частью Государева двора.

При Иване III в связи с завоеванием и присоединением к Великому княжеству Московскому основной части русских земель, завершением объединительной политики, созданием единого Русского государства московский двор приобрел общерусский характер², великокняжеский двор трансформировался в институт государственной власти [Корзинин, 2017а]. С конца XV в. происходит становление единого военно-служилого сословия, служилого города, формируются чины двора. Изменяются положение и роль служилых людей. Вольная служба бояр и детей боярских перерастает в систему подданства, служилые люди попадают в прямую зависимость от центральной власти, договорные отношения постепенно заменяются обязательным характером службы с земли [Назаров, 2004].

В последней четверти XV - первой трети XVI в. складывается сложная иерархическая система родов при дворе великого князя Московского. Верхушку составляли титулованные лица: литовская по происхождению знать, потомки великого князя Литовского Гедимина князья Бельские, Булгаковы, Щенятевы и др., и потомки когда-то самостоятельных правящих династий Северо-Восточной Руси, ведущие родословие от великого князя Владимирского Всеволода Большое Гнездо князья Суздальские, Ростовские, Ярославские, Стародубские. Высокое положение при дворе занимали и другие Рюриковичи: Тверские князья (Холмские, Микулинские, Телятевские) и Рязанские князья (Пронские), а также Чернигово-Северские князья Юго-Западной Руси (Оболенские, Воротынские, Одоевские, Мезецкие и др.) [Зимин, 1979; Сергеев, 2018].

Могущественным и весьма многочисленным при Государевом дворе в конце XV - начале XVI в. являлось нетитулованное старомосковское боярство, потомки Ратши (Товарковы, Хромые, Челяднины), Морозовы, Сабуровы и Годуновы, Плещеевы. Заметную роль играли потомки Редеги (Хабаровы, Глебовы, Гусевы, Поджогины), Заболоцкие, Кутузовы, Новосильцевы, тверские и рязанские боярские роды (Борисовы, Житовы, Карповы, Нащокины, Нагие, Денисьевы-Булгаковы, Вердеревские, Измайловы) и др. [Веселовский, 1969; Зимин, 1988].

Князья Бельские, Воротынские, Белевские, Трубецкие, Мосальские, Мезецкие, прибывшие на Русь из Великого княжества Литовского в разгар войны с ним в конце XV - первой трети XVI в., были включены в состав «служебных», или служилых, князей, особой группы титулованной знати внутри великокняжеского двора³. Они попадали под юридическую норму межкняжеских договоров о конфискации их земель в случае отъезда к удельным князьям⁴. С определенного времени некоторые выехавшие из Литвы князья утратили статус служилых (например, князья Мезецкие, низведенные до положения обычных княжат), другие, прибывшие позже в Россию, напротив, попали в состав служилых князей (Глинские, Мстиславские). Служилые князья в конце XV - первой трети XVI в. были включены в структуры Государева двора и обычно назначались воеводами, выполняя военныеи придворные функции. Показательно, что список двора великого князя Ивана Васильевича в 1495 г. возглавил служилый князь Ф. И. Бельский, приехавший на Русь из Литвы в 1481/1482 г.⁵ В марте 1542 г. на приеме литовских послов в Москве среди князей, которые «в думе не живут, но при послах были» (то есть не входили в Боярскую думу, но присутствовали на аудиенции), первыми были записаны служилые князья Р.И. Одоевский, С.И. Трубецкой, В.И., М.И. и А.И. Воротынские⁶. В конце правления Василия III служилые князья попали в Боярскую думу. Князь Д.Ф. Бельский, старший сын Ф.И. Бельского, стал боярином к февралю 1527 г. [Корзинин, Штыков, с. 332].

Служилые князья обладали разным статусом. Крупнейшими из них были члены великокняжеской семьи князь В.С. Стародубский (сын Семена Ивановича Можайского, правнука Дмитрия Донского) и князь Василий Иванович Шемячич (внук врага Василия Темного Дмитрия Юрьевича Шемяки). В отличие от остальных служилых князей они подобно братьям Василия III владели городами, волостями и обширными землями на литовско-русской границе.

Следующую группу служилых князей составляли перешедшие на московскую службу правители «Верховских княжеств» князья Воротынские, Одоевские, Трубецкие и Белевские. В княжение Василия III они занимали военные и административные должности. В статье 30 Судебника 1497 г. зафиксирован размер оплаты расходов судебного пристава до Одоева, Белева, Воротынска, из чего можно сделать вывод, что судебной экстерриториальностью на этих землях Верховские князья не обладали Памятники русского права / под ред. Л. В. Черепнина. Вып. 3. М., 1953. С. 364.. Однако в их руках сохранилось право управления городами на родовых землях.

Некоторые служилые князья прибыли на Русь без родовых вотчин (Глинские, Мстиславские) и были пожалованы московским государем землями (городами, волостями) во владение, вероятно, в вотчину [Павлов, 1992, с. 160-161]. Другие князья перешли на московскую службу с наследственными землями и первое время их сохраняли (князья Белевские, Вяземские), но затем их родовые земли были изъяты, а они переведены в другие регионы России [Зимин, 1988, с. 129, 131, 137]. Служилые князья занимали особое место между удельными князьями и князьями Северо-Восточной Руси, но в отличие от удельных князей владели наследственными вотчинами на правах пожалования великим князем при условии обязательной военной службы. Удельные же князья владели общерусскими землями, данными им по завещанию великим князем [Зимин, 1988, с. 143-144].

В середине XVI в. служилыми князьями числились Бельские, Трубецкие, Воротынские, Одоевские, Глинские, Черкасские Переезд на Русь князей Черкасских Сибока с сыном Кудадеком (в православии Александром) и братом произошел в августе 1555 г. (ПСРЛ. Т. 13. М., 2000. С. 259)., воеводичи Мутьянские (были родом из Валахии, расположенной между Карпатами и Дунаем, на юге современной Румынии). О высоком статусе служилых князей говорит то, что в Дворовой тетради 1550-х годов они были записаны после бояр, окольничих, дворецких, казначеев, постельничих и дьяков Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов XVI в. М.; Л., 1950. С. 117-118.. Проблемы служебного положения и эволюции служилых князей в настоящее время далеки от разрешения и требуют углубленного и обстоятельного изучения с учетом их различного статуса, суверенных прав и проч. [Зимин, 1975; Назаров, 1969; Кобрин, 1985, с. 64-65; Антонов; Кром, с. 83- 153; Грязнов].

После служилых князей в Тысячной книге 1550 г. и Дворовой тетради зафиксированы князья Оболенские, Ростовские, Суздальские, Ярославские, Стародубские и Мосальские, образовывавшие особые княжеские корпорации и служившие по княжеским спискам. Поскольку княжеские списки внесены в начальную часть Тысячной книги и Дворовой тетради, очевидно, речь идет о верхнем слое дворянства, титулованной аристократии, потомках некогда самостоятельных правителей. Исследователи склоняются к мнению, что служба знатных лиц по особым княжеским спискам в конце XV - первой половине XVI в. свидетельствовала о наличии княжеских корпораций и о сохранении у титулованной аристократии родовых вотчин в пределах бывших независимых княжеств [Кобрин, 1985, с. 48-79; Скрынников, с. 77, 255-256; Павлов, 1992, с. 154-155; Городилин, с. 55-65; Сергеев, 2014, с. 7-8, 45, 131-132; Корзинин, 2016а, с. 503-538]. Однако к середине XVI в. часть членов княжеских родов уже не значилась в княжеских списках, а была связана службой с территориальными корпорациями уездного дворянства, с городами, где у них находились поместья либо, реже, вотчины. Так, из Стародубских князей, по данным Дворовой тетради 1550-х годов, Гагарины служили из Вязьмы, Твери и Клина, Гундоровы из Вязьмы, Ромодановские из Бежецкого Верха. Из Ярославских князей Дуловы выступали в походы из Ржева и Зубцова, Хворостинины из Коломны и Белой, Щетинины из Ржева, Морткины из Бежецкого Верха и Ржева. Князья Ростовские-Приимковы числились по Кашину.

Нижний уровень Государева двора в последней четверти XV - начале XVI в. был представлен детьми боярскими. Они делились на дворовых и городовых. Впервые термин «дети боярские из городов» встречается в разрядных книгах при описании боевых действий России с Великим княжеством Литовским. Воеводе передового полка князю В.В. Шуйскому было велено в Вязьме «людей у себя оставить из своих людей, которые у нево, 500 человек голов детей боярских, опричь тех, которыя с ним князи и дети боярские из двора и из городов»¹⁰. Городовые дети боярские служили резервом для набора в состав Государева двора, и со временем некоторые из них поднимались в ряды дворовых детей боярских. Дети боярские из городов принимали активное участие в военных походах [Веселовский, 1969, с. 35; Ивина, с. 95]. Весной 1469 г. государь Иван Васильевич отправил под Казань «рать в судех» под командованием воеводы К.А. Беззубцева, «а с ним многие дети боярские, из всех градов своих и из всех отчин братиа своеа потому же»¹¹. В 1496 г. Иван III выслал к Казани «многых детеи боярских двора своего и понизовых городов дети боярскые, новгородцы, и муромцы, и костромичи, и иных городов мнози»¹².

С целью увеличения военных и административных кадров, земельного обеспечения служилых людей в конце XV в. началось их испомещение. В 1480-1490-е годы после ликвидации независимости Новгородской республики оттуда были выселены местные бояре, владельцы обширных наследственных вотчин, а их владения переданы московским «детям боярским», но уже как «поместье», то есть земля, пожалованная в обмен на службу. За счет такого поместья служилый человек должен был обеспечить себе существование и возможность явиться при необходимости на службу к князю. Бывшие новгородские бояре также получили поместья, но уже на окраине Московского государства. Поместье в отличие от вотчины (наследственной земельной собственности) нельзя было продавать, дарить, завещать, обменивать. В случае прекращения службы земельный надел служилого человека переходил в казну. Существование новой формы условного владения землей было отражено в статье 63 «О землях суд» Судебника 1497 г.¹³ Опыт создания поместной системы в конце XV - первой половине XVI в. был перенесен из Новгородских земель на другие уезды, поместная система приобрела общерусский характер [Зимин, 1959; Алексеев, Копанев; Кобрин, 1985, с. 90-135]. В Тверской земле поместья начали раздаваться с конца 80-х годов XV в. Первые помещики в Вяземском уезде, присоединенном в 1492/1493 г., появились уже в конце XV в. Тогда же в конце XV в. возникли поместья в Коломенском и Каширском уездах. В Можайском уезде поместье появилось в самом начале XVI в. После присоединения Пскова в 1510 г. почти сразу там были испомещены служилые люди в основном из Новгородской земли. Первые достоверные известия о помещиках в Смоленске (завоеван в 1514 г.) относятся к началу 40-х годов XVI в. После взятия Казани (в 1552 г.) первая раздача земель в поместья в Казанском уезде произошла в 1557 г. [Бенцианов, 2019, с. 132-203].

Поместная система существовала в нескольких вариантах. В Новгородской и Псковской землях государство изначально осуществляло контроль за размером доходов, который помещик мог получать с крестьян. Сумма доходов фиксировалась в писцовой книге и в выдававшейся помещику отдельной выписке. Землевладельцу предоставлялась судебная власть над крестьянами поместья за исключением суда по важным уголовным преступлениям [Флоря, 2009, с. 128-131]. В 40-50-е годы XVI в. в центральных уездах Русского государства появляется целый ряд ввозных грамот на поместья, где право устанавливать размеры оброка с переданных землевладельцу крестьян и иметь господскую пашню, «где себе учинит», передавалось в руки помещика. Во второй половине XVI в. в связи с хозяйственным разорением русских земель в целях поддержки дворянского ополчения правительство отказалось от регулирования натурального и денежного оброка. При проведении очередной переписи Новгородской земли в начале 80-х годов XVI в. сведения о повинностях крестьян в пользу помещика перестали включать в текст писцовых книг. В конечном счете отказ от фиксации и регулирования крестьянских повинностей и неуклонное расширение барского хозяйства способствовали превращению землевладельца в полного хозяина своего владения [Флоря, 2009, с. 134].

Параллельно с появлением поместий шло создание окладной системы обеспечения земельными наделами служилых людей. Ее основы были заложены в ходе массовых поместных раздач в Новгородской земле в конце XV в. По мнению М. М. Бенцианова, в связи с отсутствием значительного фонда свободных земель в центре страны, резким увеличением числа помещиков и отсутствием действенного контроля со стороны правительства над перераспределением земель, через несколько десятилетий наметился разрыв между номинальными окладами помещиков и их фактическим наполнением. Унификация окладов в соответствии с едиными служебными нормами, проводимая в середине XVI в. в общероссийском масштабе, не была завершена. Однако в целом функционирование окладной системы сыграло важную роль в формировании дворянства как единого сословия [Бенцианов, 2016].

Поместная система позволила в короткий срок создать многочисленное вооруженное конное войско, состоявшее из служилых землевладельцев, материально заинтересованных в преданной службе государю. Она определила всю дальнейшую организацию военно-служилой системы в Русском государстве, привела к трансформации высшего сословия. Старое боярство периода феодальной раздробленности постепенно переходит на службу к московским князьям. Получая земли на правах поместий, в первой половине XVI в. оно преобразуется в единое военно-служилое сословие [Скрынников, с. 73-76]. С помощью земельных пожалований на поместном праве государственная власть получила возможность воздействовать на формирование политической элиты, строить отношения с ней в желательном для власти ключе, ослаблять связь представителей элиты с определенной территорией, сохраняя за собой право верховной собственности на переданные им земли, ставить их в отношения зависимости от власти [Флоря, 2011, с. 12]. Немаловажно и то, что по милости государя дворяне получали жалованье за службу уже в 20-е годы XVI в., о чем нам известно со слов имперского посла С. Герберштейна, посетившего в то время Московию¹⁴.

В первой половине XVI в. и дворовые, и городовые дети боярские имели поместья и жили в уездах, не в столице, но служилые люди из городов, хотя находились на военной службе, в великокняжеский двор не входили. Дворовые дети боярские помимо поместий могли иметь и вотчины и в отличие от городовых детей боярских призывались для службы в столицу, участвовали в общегосударственных делах (военных походах, посольских приемах, дипломатических миссиях, центральном и местном управлении). Городовые дети боярские могли иметь не только поместья, но и небольшие вотчины. Городовые дети боярские вместе с дворовыми выступали в общерусские походы, отправлялись в дальнюю конную службу, а также защищали свой родной город, в окрестностях которого лежали их владения. Верхушка уездного дворянства часто была связана родством с лицами из состава столичного двора [Новицкий, с. 1-6, 10, 11, 14; Веселовский, 1969, с. 35; Ивина, с. 89].

В боярское правление в источниках впервые упоминаются дворовые дети боярские из Новгорода и Рязани на службе в великокняжеском дворе. Если в 20-30-е годы XVI в. рязанские бояре еще служили в Рязанской земле, то первый случай привлечения наиболее видных рязанских детей боярских к воеводской службе за пределами Рязанского уезда произошел в августе 1538 г. и, вероятно, был связан с преобразованиями двора. С 1538 г. новгородские дети боярские, как и рязанцы, стали привлекаться к военной службе за пределами Новгородской земли [Бенцианов, 2000, с. 78-79, 115-117; Бенцианов, 2019, с. 131]¹⁵. Привлечение к «дворовой» службе новгородцев и рязанцев за пределами района их проживания, возможно, было вызвано кадровым дефицитом, необходимостью располагать опытными воеводами среднего звена для общегосударственных, а не только локальных военных задач.

Государев двор как столичная служилая корпорация складывался на протяжении длительного времени. В древности каждый из владетельных князей имел свой двор, поэтому в каждом княжестве были свои служилые люди. Когда возникло Московское государство, они разделились на тех, кто был взят в Москву, и тех, кто остался «на местах». В военных походах уездные дети боярские нередко именовались ростовцами, ярославцами, владимирцами, устюжанами, новгородцами и т.д. В конце XV в. преобладало территориальное устройство двора. Столичный двор объединял лиц из прежде независимых княжеств, с которыми они продолжали поддерживать прочные связи. Из источников видно, что даже в середине XVI в. в основе комплектования двора сохранялись два принципа: территориальный и чиновный. Лица, входившие в состав Государева двора, имели различные столичные чины, но в то же время являлись еще членами местных служилых корпораций и значились в специальных документах по тем «городам», с которыми они исторически были связаны службой и землевладением [Павлов, 1992, с. 86].

В конце XV - первой половине XVI в. сложилась определенная лестница чинов великокняжеского двора. В него входили носители думных чинов (бояре и окольничие), дворцовых чинов (дворецкие, оружничие, кравчие, постельничие, конюшие, ясельничие, сокольничие, ловчие, шатерничие), представители великокняжеской казны (казначеи и печатники), чины стольников, стряпчих, жильцов, дьяки (делились на больших, дворцовых, казенных, конюшенных, ямских) и дворовые дети боярские.

Специальным механизмом, регулировавшим отношения внутри правящей элиты, особым социальным институтом в XVI в., являлось местничество. Местничество - это порядок назначения на высшие должности в военных походах, в центральной и местной администрации, который зависел от происхождения, знатности аристократа и от службы данного лица и его предков великим князьям Московским [Шмидт, с. 330-373]. Как показал А.А. Зимин, местничество в конце XV - первой трети XVI в. имело скромные размеры. Первоначально оно было распространено среди старомосковской нетитулованной аристократии [Зимин, 1970]. В связи с переходом литовской знати и князей Северо-Восточной Руси на московскую службу местничество постепенно приобретает вид системы, сочетавшей в себе родство и службу. От времени правления Елены Глинской местнические разбирательства неизвестны, однако после ее смерти, с лета 1539 г., вследствие отсутствия верховного арбитра и обострения внутриполитического кризиса конфликты внутри знати, суды чести стали повседневным явлением. Ю.М. Эскин в исследовании по истории местничества пришел к выводу, что местничество играло роль регулятора, активно используемого правительством при выстраивании отношений с правящими социальными группами, который позволял ему широко манипулировать разрешением знатным лицам местничать в определенное время или на определенной службе [Эскин, с. 403]. С другой стороны, местничество препятствовало попаданию в состав аристократии худородных лиц, превращало элиту в замкнутую генеалогическую корпорацию. Однако со второй половины XVI в. местничество приобретает больше служилый, чем родословный характер, зависит от служебных назначений, продвижения по службе членов рода, чему способствовало издание приговора о местничестве 1550 г., составление Государева родословца 1555 г., Государева разряда 1556 г. [Шмидт, с. 346-366].

До середины XVI в. многие лица, входившие во двор, получали от великого князя за службу помимо наград (золотых монет, ценных вещей, поместий и вотчин) также временные «кормления», то есть определенные территории (города, волости) в управление. Это означало, что служилый человек на несколько лет определялся в город или волость представлять великого князя (выполнять военные, судебно-административные функции, поддерживать порядок) и в виде жалованья за службу «кормиться» (то есть получать натуральные и денежные сборы) за счет подвластного населения.

Б.Н. Флоря обратил внимание на статью 26 «о бесчестье» Судебника 1550 г., где дети боярские подразделяются на две категории: «за которыми кормленья» и «которые... емлют денежное жалованье»¹⁶. Под первыми, кормленщиками, исследователь имеет в виду феодалов, составлявших великокняжеский (затем царский) двор, а под последними, получавшими денежное жалованье, городовых детей боярских, несших службу на местах в составе «города» - уездной дворянской корпорации [Флоря, 1983, с. 71-73]. Правда, вопрос о том, получали ли кормления одни только члены двора - были ли исключены из этой системы городовые дети боярские, остается пока открытым и нуждается в дальнейшем исследовании [Носов, 1969, с. 410-411].

Рост поместного землевладения вел к сокращению юрисдикции кормленщиков и их доходов, так как помещики достаточно часто получали освобождение от кормов. Одновременно увеличилось количество кандидатов на получение кормлений. Показания кормленных грамот и свидетельства С. Герберштейна говорят о том, что общий срок пребывания на кормлении на рубеже XV-XVI в. составлял полтора года, затем срок мог быть продлен великим князем на несколько месяцев. После этого наступал перерыв в 6 лет, когда служба проходила без кормления, «даром» [Флоря, 1971, с. 118-119]. В связи с этим наместники и волостели стремились извлечь из подвластного населения максимум доходов (наместничья администрация взимала с населения гораздо больше поборов, чем было зафиксировано в уставных грамотах). Постепенно формировались предпосылки для кризиса традиционной системы местного управления [Флоря, 1963, с. 96-97; Пашкова, с. 47-49]. Центральная власть стремилась регулировать отношения кормленщиков с населением выдачей уставных грамот и доходных списков, расширением практики участия в суде представителей населения.

Злоупотребления кормленщиков своим должностным положением особенно возросли в период боярского правления. В результате Земской реформой 1550-х годов важнейшие судебные функции от наместников и кормленщиков были переданы представителям уездного дворянства (губным старостам) и выборным от местных жителей (земским старостам и целовальникам). Как показал Н.Е. Носов, многие представители новой власти на местах, губные старосты, были дворовыми детьми боярскими, их имена указаны в Тысячной книге 1550 г. и Дворовой тетради 1550-х годов [Носов, 1957, с. 333-339]. В 1550-1560-е годы кормленная система была отменена по всей стране (за исключением ряда городов Северо-Запада, пограничных с Литвой, Ливонским Орденом и Швецией, а также юго-восточных окраин), вместо наместников и волостелей были введены должности воевод, сосредоточивших в своих руках военные и административно-судебные функции в городах. Компетенция воевод значительно уступала власти прежних наместников, пользовавшихся правом сбора доходов с населения и имевших значительные судебные полномочия. Замена наместников воеводами началась не сразу после отмены кормлений, а только во второй половине 1570-х - начале 1580-х годов. Воеводы за выполнение своих служебных обязанностей ежегодно получали жалованье из государевой казны, из четвертных приказов [Носов, 1969; Аракчеев, с. 383-396].

В соответствии с местническими счетами знать получала наиболее доходные кормления. В Судебнике 1550 г. размер штрафа «за бесчестье» определялся размером дохода с кормления. Однако в едином Русском государстве к середине XVI в. установился порядок, явившийся результатом целенаправленной правительственной политики, когда администратор получал кормление не там, где располагались его земельные владения, где он жил, а в других районах. В итоге разрушалась связь между местожительством феодала и переданной ему в управление территорией. С одной стороны, кормленщик оказывался не связан с местным обществом, с другой стороны, одновременно ослаблялась его связь с родовыми владениями, где он был нечастым гостем [Флоря, 2011, с. 8, 9, 11, 12]. Аналогичную направленность имели военные и прочие административные поручения, которые, как правило, не были связаны с уездом, откуда был родом служилый человек, где находилось его землевладение. Данные меры способствовали превращению бояр, дворовых детей боярских в общерусскую государственную элиту, находившуюся под контролем великокняжеской власти.

Большое значение в процессе трансформации княжеско-боярской знати в служилую знать имело Уложение о службе 1555/1556 г., которое закрепило принцип обязательной службы с земли тех вотчинников, которые раньше никому не служили. С первых 100 четвертей земли (50 десятин) служилый землевладелец должен был вооружиться сам, а с каждых оставшихся 100 четвертей выставлять по одному конному вооруженному ратнику. В случае несоблюдения этого порядка служилого человека ожидала конфискация земли¹⁷.

Дворовые дети боярские, хотя и считались частью двора, вследствие увеличения его состава к середине XVI в. стали оседать по городам, редко призываться в столицу для служебных поручений [Павлов, 1992, с. 86]. Постепенно они все больше отрывались от разраставшихся численно «московских чинов» и со временем перестали входить в Государев двор, превратившись в верхушку уездных корпораций. Среди записанных в Дворовую тетрадь 1550-х годов, Каширскую десятню 1556 г., книгу Полоцкого похода 1562/1563 г. дворовых детей боярских только небольшая часть числилась в составе Государева двора.

Для службы при дворе в столице в середине XVI в. уже необходимо было иметь подмосковное владение (поместье либо вотчину), позволявшее служилому человеку регулярно бывать в Москве, обеспечивать себя продовольствием, в любой момент быть готовым незамедлительно выполнить государево служебное поручение, быть у царя под рукой. У верхушки двора имелись не только поместья и вотчины в Подмосковье, но и дома (дворы) в столице, окруженные хозяйственными постройками, огородами и садами и часто занимавшие значительную часть городской застройки. У среднего слоя служилых людей подмосковных поместий не было.

В 1550 г. была проведена так называемая Тысячная реформа царского двора. Она была задумана для того, чтобы Государев двор по составу и численности соответствовал возросшим нуждам власти. В Тысячную книгу (делопроизводственный документ, который содержал имена примерно 1070 служилых людей), от которой реформа получила свое название, были записаны «лучшие слуги» - родовитые молодые люди, предки которых активно служили московским государям. Они должны были получить земли в Московском и частично в близлежащих к нему Звенигородском, Рузском и Дмитровском уездах и стать главной опорой государя. По указу 1550 г. не только сами «тысячники», но и их дети, прочие знатные служилые землевладельцы должны были обеспечить постоянное пополнение Государева двора («которой по грехом ис той тысечи вымрет, а сын его не пригодитца к той службе, ино в того место прибрать иного»)¹⁸.

Именно тысячники положили начало «выборному дворянству», новому чину служилых людей из городов, первые упоминания о которых в источниках относятся к июню 1552 г. [Корзинин, 2016а, с. 218]. Выборные дворяне комплектовались прежде всего из этих «лучших слуг» и представляли собой верхнюю часть уездных детей боярских (их статус был выше дворовых детей боярских), призванных для несения службы в составе царского двора и обеспечивавшихся, как и тысячники, поместьями в Подмосковье.

Больше всего «лучших слуг» было испомещено вблизи столицы, в Московском уезде, меньше - в Рузском, Дмитровском и Звенигородском уездах. Поместья тысячников плотным кольцом подступали к Москве. Наделение их землями происходило за счет раздачи дворцовых (великокняжеских) и черносошных (государственных) земель, а также перераспределения в пользу «тысячников» подмосковных поместий некоторых детей боярских невысокого ранга, следствием чего стало постепенное исчезновение фонда свободных земель в Московском уезде. Начиная с Тысячной реформы, служба в составе двора стала сопровождаться обеспечением дополнительными поместьями под Москвой.

Однако вопрос о том, насколько данные Тысячной книги отражали реальную раздачу земли, остается сложным¹⁹. Вероятно, не все лица, обозначенные как тысячники, получили свои подмосковные поместья. Во-первых, не получили земель те, у кого уже были поместья и вотчины в Московском, Дмитровском, Рузском и Звенигородском уездах, а таких землевладельцев было немало. Во-вторых, наделение землей происходило медленно, и значительное число тысячников, погибших в 1550-1553 г. под Казанью, не успело получить того, что им причиталось. В-третьих, поместная собственность не досталась основной массе «лучших слуг», происходивших из Великого Новгорода, Пскова, Торопца и Великих Лук по причине их отдаленности от Москвы и специфики службы: нужно было отражать непрерывные нападения со стороны Великого княжества Литовского, Ливонского Ордена и Швеции. Поэтому только в виде исключения новгородских служилых землевладельцев переводили на службу в центр страны, но при этом они порывали с новгородской службой и лишались поместий в Новгородской земле.

В отличие от помещиков Северо-Запада, записанных в Тысячную книгу, подавляющее большинство «лучших слуг» из Замосковных городов после 1550 г. было включено в царский двор, привлекалось для разнообразных служб (военной, посольской, административной) и именных царских поручений, было наделено дополнительными поместьями. Вследствие Тысячной реформы Государев двор был упорядочен, но со временем его численность возросла. За 1550-1565 г. вместе с тысячниками он насчитывал около 2000 человек [Корзинин, 2016а, с. 194-258].

Однако реформа середины XVI в. не привела к ликвидации служебных и корпоративных связей членов Государева двора с уездным дворянством. По-прежнему сохранялся территориальный принцип устройства двора, дворовые дети боярские фиксировались в документах второй половины 50-х-начала 60-х годов XVI в. как костромичи, суздальцы, переяславцы и т. д. и по традиции рассматривались как представители местного дворянства.

Изменения в составе и структуре Государева двора в начале опричнины отразил приговор Земского собора 1566 г. В приговорной грамоте служилые землевладельцы, дворяне были записаны по двум статьям²⁰. Состав участников Земского собора 1566 г. достаточно подробно изучен [Зимин, 1962; Зимин, 1964, с. 159-211; Назаров, 1990, с. 298-299; Павлов, 1992, с. 100-101], тем не менее идут споры о том, являлись ли присутствовавшие на соборных заседаниях дворяне представителями двора, были ли они выборными или московскими дворянами, какие изменения в устройстве двора отражает состав лиц на заседаниях.

Б.Н. Флоря показал, что между постатейным распределением служилых людей в соборной грамоте и структурой Тысячной книги 1550 г. не было полного соответствия и что первая и вторая статьи приговора 1566 г. не тождественны первым двум статьям Тысячной книги.

Данное обстоятельство привело исследователя к выводу о том, что к 1566 г. дворовая элита составляла уже единую (в отличие от Тысячной книги, где верхушка двора распределялась по двум статьям) монолитную группу, которая противостояла низшему слою Государева двора [Floria, s. 40-45]. Б.Н. Флоря вслед за Н.В. Мятлевым полагает, что дворяне, записанные в первую статью в приговоре Земского собора 1566 г., являлись московскими дворянами (на собор было созвано практически все столичное дворянство), а те, кто попал во вторую статью, представлял выборное дворянство [Мятлев, с. 83; Floria, s. 43-45].

Трудно определенно говорить о том, что дворяне первой и второй статей принадлежали к Государеву двору. А.П. Павлов обоснованно допускает, что во второй статье могли находиться и представители уездных детей боярских, не входивших в Государев двор [Павлов, 1992, с. 101]. Обращает на себя внимание то, что среди дворян, записанных в первую статью, на Земском соборе оказались лица более знатного и аристократического положения, чем те соборные участники, кто был включен в состав дворян второй статьи. Среди записанных как в первую, так и во вторую статью на соборе 1566 г. встречается немало московских и выборных дворян. В первой статье служилых людей, которые в дальнейшем по боярским спискам 70-80-х годов XVI в. отмечены как выборные и московские дворяне, больше по сравнению с дворянами второй статьи: 4 московских и 5 выборных дворян, во второй статье 3 московских и 11 выборных дворян [Корзинин, 2011].

По всей видимости, деление дворян на первую и вторую статьи было условным и соответствовало местническому порядку. Сам термин «дворяне» в приговорной грамоте, вероятно, носил условный характер и не подразумевал обязательную принадлежность всех записанных к Государеву двору, но подчеркивал особый статус призванных на соборные заседания лиц из различных городов Русского государства. Уже В. О. Ключевский отметил, что привлечение дворянства из западных (Можайска, Вязьмы) и северо-западных городов (Новгорода, Пскова, Торопца) было продиктовано их непосредственным участием в боевых действиях с Великим княжеством Литовским [Ключевский, с. 299-300; Зимин, 1964, с. 166176]. В целом порядок записи детей боярских и распределение их по статьям в приговорной грамоте Земского собора 1566 г. отражают дальнейший процесс консолидации правящей элиты, возвысившейся над уездными детьми боярскими.

Последовавшая за реформами 1550-х годов опричнина Ивана Грозного (1565-1572 г.) способствовала разрушению земельных связей служилых людей с уездами, где они владели землями, привела к кардинальным кадровым перестановкам и земельным перемещениям, внесла серьезные коррективы в земельную программу правительства. Поместное обеспечение членов двора в Подмосковье фактически было приостановлено, а в ряде случаев отменено. Прямые и косвенные свидетельства утраты подмосковных поместий оставшимися на службе к 1565 г. тысячниками в период опричнины при сохранении ими вотчин в Московском и соседних уездах говорят в пользу целенаправленной политики по изъятию у «лучших слуг» дополнительных поместий в Подмосковье и перераспределению их в пользу других лиц, как правило, не служивших при дворе. Подмосковные поместья отписывали даже у тысячников, ставших опричниками [Корзинин, 2016а, с. 262-266].

Изучение результатов Тысячной реформы и судеб членов доопричного двора дает возможность утверждать, что в годы опричнины земельные экспроприации нанесли сильнейший удар по вотчинному землевладению княжат и нетитулованных членов двора, имели следствием ослабление их экономического и политического положения. В связи с включением в состав территории опричнины уездов, где сохранялось родовое княжеское землевладение (Суздальского, Ростовского, Ярославского и др.), последовавшего за этим упадка родового княжеского землевладения прекратили свое существование особые княжеские служилые корпорации. После 1565 г. до конца 1580-х годов, когда княжеские списки были временно восстановлены, в источниках отсутствуют сведения о княжеских корпорациях. В конце XVI в. в условиях утверждения новой чиновной структуры Государева двора княжеские списки потеряли свое прежнее значение и включали имена только тех князей, служебное положение которых соответствовало чину московских дворян [Павлов, 1992, с. 107; Станиславский, 2004, с. 129].

Опричная политика ускорила процесс разрушения родовой княжеско-боярской вотчины, ослабила корпоративную солидарность правящей элиты, привела к утрате знатью влияния на местах, к ее обособлению от уездного дворянства и в конечном счете стала решающим фактором в процессе трансформации во второй половине XVI в. родовой и вотчинной аристократии в служилую аристократию, зависимую от самодержавной власти [Павлов, 1992, с. 202-203]. Опричнина с ее земельными переселениями содействовала разрушению вотчинного землевладения дворянства в целом, привела к резкому росту удельного веса поместных земель, о чем свидетельствуют анализ землевладения детей боярских Рязанского уезда в период опричнины, проведенный С.И. Сметаниной [Сметанина, с. 12-16].

Помимо земельных конфискаций ослаблению позиций боярской аристократии и дворянства способствовал опричный террор, казни в опричнину и послеопричное время. Из известных по Синодику опальных лиц примерно 30 % принадлежавших к Государеву двору в доопричный период было убито и казнено. В опричнину и после нее оказалось уничтожено около 40 % тысячников, упоминавшихся на службе после 1565 г. Эти цифры свидетельствуют о направленности царских казней против представителей Государева двора середины XVI в., что подтверждает мнение С. Б. Веселовского о противостоянии царя со «старым Государевым двором» и о противопоставлении ему «нового Опричного двора», который стал опорой в борьбе Ивана Грозного с неугодными ему людьми из доопричного двора [Веселовский, 1963, с. 143-144; Корзинин, 2016а, с. 273-336].

Что касается персонального состава Опричного двора, то, учитывая все известные имена представителей Опричного корпуса, можно признать, что некоторая часть удельных слуг (не более 30 %) происходила из рядов худородного дворянства, городовых детей боярских. Все же остальные опричники, не менее двух третей личного состава, были выходцами из прежнего доопричного двора и представляли дворянские роды, давно известные своей верной службой великим князьям московским [Садиков, с. 40; Веселовский, 1963, с. 143-144; Зимин, 1964, с. 358-359; Кобрин, 2008, с. 128-132; Володихин, с. 220; Корзинин, 2016б].

В ноябре 1572 г. была отменена опричнина, но на смену Опричному двору вскоре пришел новый Особый (или «Особный») двор, о существовании которого есть данные весной 1573 г. Фактически «Особный» двор заменил собой Опричный двор, но руководство прежнего Опричного двора осталось у власти. Верхушку Особого двора в 1573-1575 г. составляли несколько руководителей прежней Опричной Боярской думы, бывшие опричники из среднего командного звена (дворовые воеводы, рынды и поддатни, полковые головы). В удельном дворе, особенно в его среднем и нижнем слоях, преобладали незнатные фамилии [Станиславский, 1976; Корзинин, 2017в]. Многие из дворовых были молодыми людьми, еще только поступившими на службу, не отличались знатным и родовитым происхождением. Среди них были новгородцы, в том числе несколько бывших тысячников, их детей и родственников.

В июле - августе 1575 г. в результате разгоревшейся придворной борьбы была проведена чистка Особого двора, за которой последовали существенные перемены во власти. 30 октября 1575 г. царь Иван Васильевич вновь, как в начале 1565 г., объявил об отречении от престола. На свое место он посадил татарского хана Симеона Бекбулатовича, титуловавшегося «великим князем» [Мордовина, Станиславский]²¹. Одновременно с поставлением хана Симеона проводилась очередная чистка Особого двора. Были казнены крупные фигуры, ранее известные своей службой в опричнине, когда-то руководившие опричной думой, другие дворяне.

В конце августа 1576 г. хан Симеон Бекбулатович был сведен с великого княжения. Однако возвращение Ивана Грозного на царский престол почти никак не повлияло на судьбу «Особного» двора. Верхушка двора в 1577-1584 г. была представлена Годуновыми, князьями Шуйскими и Трубецкими. Костяк Особого двора составляли худородные дворяне, получившие доступ в Боярскую думу благодаря получению ими чина думных дворян (Р.В. Алферьев, М.А. Безнин Нащокин, Б.Я. Бельский, А.Ф. Нагой, Е.В. Воейков, В.Г. Зюзин, Р.М. Пивов, И.П. Татищев, Д.И. Черемисинов) [Корзинин, 2017б].

После смерти Ивана Грозного в марте 1584 г. Особый двор с царским уделом были ликвидированы. Был воссоздан единый Государев двор. Что касается бывших удельных дворовых, то в результате пересмотра персонального состава двора почти все худородные лица были понижены в чинах. В ходе придворной борьбы, разгоревшейся в начале царствования Федора Ивановича, победу удалось одержать царскому шурину Борису Годунову. В июле 1584 г. родственник Малюты Скуратова могущественный временщик Б.Я. Бельский попал в опалу, вскоре утратили влияние думные дворяне М.А. Безнин, Р. В. Алферьев, Р.М. Пивов, Б.В. Воейков, В.Г. Зюзин и др. [Павлов, 1992, с. 30-43, 251]. Б.Ф. Годунов увеличил число своих сторонников в Боярской думе, центральных государственных учреждениях, сосредоточил в своих руках значительную власть, что позволило ему провести важные преобразования.

Несмотря на утрату всеми «лучшими слугами» своих подмосковных поместий, опыт дополнительного обеспечения членов двора землями поблизости от столицы был успешным. Правительство Бориса Годунова вернулось к идеям реформ двора середины XVI в., направленных на консолидацию верхов служилого сословия вокруг престола на условиях верной службы царю. В 1586/1587 г. был издан указ о наделении поместьями в Подмосковье членов Государева двора. Согласно закону, поместья возле столицы должны были получить бояре (по 200 четвертей), стольники, стрелецкие головы, московские дворяне (по 100 четвертей), стрелецкие сотники (по 60 четвертей), выборные дворяне (по 50 четвертей)²². Указ 1586/1587 г. реализовывался на практике. Поместья активно получали представители как верхних, так и нижних чинов царского двора [Павлов, 1992, с. 140-146].

Во второй половине XVI в. происходил постепенный переход от административно-территориального к чиновному устройству Государева двора, закрепленному в боярском списке 1577 г. Вместо дворовых детей боярских окончательно сформировался институт выборного дворянства, призывавшегося для несения государевой службы из различных уездов страны. В выборное дворянство попала верхушка провинциального дворянства. Над выборным дворянством возвышались дворяне московские, которые в конечном счете заменили собой выборное дворянство. Впервые московские дворяне упомянуты в земском боярском списке 1577 г. Наиболее ранний полный перечень представителей этого чина сохранился в боярском списке 1588/1589 г. Дворяне московские фиксировались в боярских списках после чинов стольников, стряпчих и жильцов, но перед выборными дворянами [Станиславский, 2004, с. 42, 129, 130, 194, 195, 213-218; Павлов, 1992, с. 107, 113-117]. Московские дворяне принадлежали большей частью к княжеско-боярской аристократии и в отличие от стольников, стряпчих и жильцов, исполнявших придворные поручения преимущественно в столице, несли общегосударственную службу и отправлялись в разного рода «посылки» за пределы Москвы.

Дворяне московские полностью обособлялись от уездных корпораций и несли службу исключительно по «московскому списку» [Павлов, 1992, с. 101-102, 107].

Разрушение прежней территориальной структуры двора было ускорено опричной политикой земельных переселений, вследствие которой были нарушены традиционные связи членов двора с местными (уездными) корпорациями. В результате выборные дворяне все реже призывались в Москву, и со второй половины 70-х годов XVI в. постепенно начали оседать в городах, стали служить по тем уездам, где у них располагались земли, в составе уездных корпораций («с городом вместе»). В сложившихся обстоятельствах происходила консолидация уездных корпораций, укрепление связи выборных дворян с городовыми детьми боярскими.

Во второй половине XVI - начале XVII в. выборные дворяне еще попеременно несли дворовую службу и службу «с городом», то есть продолжали входить в Государев двор. К 1602/1603 г. выбор оформился в городах к востоку от Москвы в Поволжье (Нижнем Новгороде, Арзамасе, Мещере, Лухе), на южных окраинах в Карачеве, Орле, Одоеве и т. д. [Станиславский, 2004, с. 131-133; Павлов, 1992, с. 119-122, 129]. Окончательно процесс оседания выборных дворян по городам и прекращения их службы при Государевом дворе завершился к 30-м годам XVII в.

Выборные дворяне Северо-Запада России с конца 80-х годов XVI в. перестают рассматриваться как члены двора (в боярском списке 1588/1589 г., более поздних боярских списках конца XVI - начала XVII в. уже нет выборных из Великого Новгорода, Пскова, Великих Лук, Торопца) и начинают служить на воеводских и прочих должностях преимущественно в Новгородской земле [Павлов, 2003, с. 143, 144].

Подводя итоги развитию двора в последней четверти XVI в., необходимо отметить, что правительство Бориса Годунова стремилось к консолидации правящей элиты и препятствовало включению в Государев двор численно возросшего уездного дворянства. Московская чиновная знать, прошедшая длительный путь трансформации из старинной вотчинной аристократии в аристократию служилую, превратилась в главную опору правления Годунова [Павлов, 1992, с. 130-131, 250-253].

В результате эволюции Государева двора к началу Смутного времени уездное дворянство фактически оказалось отстранено от участия в управлении страной, власть сосредоточилась в руках носителей высших думных чинов, московского дворянства, приказной бюрократии. В то же время московская знать не обладала единством, а была разделена рядом чиновных перегородок в отличие от местных дворянских обществ, консолидировавшихся и усиливших свою корпоративную сплоченность. В разделении, расколе служилого сословия на столичную знать и уездное дворянство, в углублении противоречий между служилыми людьми центра и окраин заключалась одна из главных причин Смуты в России начала XVII в.