Дело о "панисламистской повстанческой организации" в Средней Азии 1940 г.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Дело о «панисламистской повстанческой организации» в Средней Азии 1940 г.

The case of the «Pan-Islamic insurgent organization» in Central Asia, 1940

Юлия Гусева, Жанна Бегасилова

Julia Guseva (Samara branch of Moscow City University, Russia), Zhanna Begasilova (Abai Kazakh National Pedagogical University, Almaty, Kazakhstan)

Репрессии 1930-x rr. в СССР постоянно находятся в поле зрения академического сообщества ввиду масштабов своего влияния на дальнейшую судьбу национальных республик и российского социума в целом. Бесспорно, одной из актуальных остаётся проблема изучения воздействия религиозного и национального факторов (и их совокупности) на динамику репрессивных процессов и характер государственно-конфессиональных отношений.

Данная статья посвящена следственному делу № 035 с эффектным названием «Цепь Корана», где речь идёт о «панисламизме», который устрашал (и продолжает держать в напряжении) людей, малознакомых с тенденциями и спецификой развития исламского мира Российской империи и Советского Союза. Цель исследования -- на основе ранее не известных документов показать, как работники НКВД СССР «весьма умело» использовали фактор «панисламистской» угрозы для достижения целей, мало связанных с универсалистской идеологией политического объединения всех мусульман, а также механизм возникновения и разрастания соответствующих управленческих фобий и особенности влияния «мусульманского» фактора на советскую репрессивную политику.

Обнаруженные в ведомственных и региональных архивах бывших республик Советского Союза материалы позволили ввести в научный оборот уникальные, связанные с историей репрессий среди советского мусульманского населения сведения, которые корректируют устоявшиеся представления о характере, масштабах и хронологических рамках этих событий. Ведь в большинстве исследований по данной тематике О репрессиях в Средней Азии см.: История органов безопасности Казахстана. Кн. 1. Алматы, 2003; Койгелдиев М.К Сталинизм и репрессии в Казахстане 1920--1940-х годов. Алматы, 2009; Крас-ный террор: политическая история Казахстана: Сборник документальных материалов политических репрессий 20--50-х годовXXвека/ Под ред. М.К. Койгелдиева. Алматы, 2008; ХристофоровВ.С. «В це-лях изоляции Алихана Букейханова от казахского населения выслать его в Москву» (по материалам ЦА ФСБ России) // Российская история. 2017. № 4. С. 63--74; Pianciola N. Interpreting an Insurgency in Soviet Kazakhstan: The OGPU, Islam and Qazaq «Clans» in Suzak, 1930 // Islam, Society and States across the Qazaq Steppe (18th - early 20th centuries) / Eds. N. Pianciola, P. Sartori. Wien, 2013. P. 297-340; О репрес-сиях православного духовенства см.: Святые новомученники и исповедники, в земле Казахстанской просиявшие. Книга-альбом / Авт.-сост. Л.А. Головкова, В.В. Королёва, О.И. Хайлова. М., 2008; Курма-нов З.К. Политическая борьба в Кыргызстане, 20-е годы / Отв. ред. В.М. Плоских. Бишкек, 1997; Баты- рбаева Ш.Д. Эпоха сталинизма в Кыргызстане в человеческом измерении. М., 2010; Репрессия. 1937-- 1938 годы. Документы и материалы. Вып. 1. Ташкент, 2005; Репрессия. 1937--1938 гг. Документы и мате-риалы / Сост. Р.Т Шамсутдинов, М. Абдуллаев, Э.П. Дусматов, Х.Р. Курбанов. Вып. 3. Ташкент, 2008., в том числе и освещающих преследования мусульман в Волго-Уральском регионе и на Северном Кавказе О разных аспектах этой проблемы см.: Сулаев ИХ. Государство и мусульманское духовенство в Дагестане: история взаимоотношений (1917--1991 гг.). Махачкала, 2009; Набиев РА. Ислам и го-сударство: культурно-историческая эволюция мусульманской религии на Европейском Востоке. Казань, 2002; Юнусова А.Б. Ислам в Башкортостане. Уфа, 1999; и др., 1937--1938 гг. указаны как пиковый период работы репрессивного механизма в масштабах всего СССР. Тем большую научную ценность имеют новые факты и архивные источники, в частности, устанавливающие логические и фактические связи между репрессиями мулл и верующих в различных «мусульманских» регионах страны.

Выявленные нами в ведомственном архиве Комитета национальной безопасности Республики Казахстан докладная записка «О ходе агентурно-оперативной и следственной работы по делу “Цепь Корана”» Архив Департамента Комитета национальной безопасности по г. Алматы (далее -- Архив ДКНБ РК по г. Алматы), on. 1, д. 702. Архивное дело состоит из двух частей: аналитическая (пояс-нительная записка) и 29 протоколов допросов и очных ставок десяти обвиняемых. Каждая из частей (готовились разными работниками НКВД Казахстана) имеет отдельную порядковую нумерацию; при итоговой подготовке в октябре 1940 г. они были объединены в единое дело (при ссылке на вто-рую, допросную, часть архивного дела указан порядковый номер страницы этой части, в скобках -- сквозной, общий для всего дела). и «Обвинительное заключение по делу участников повстанческих панисламистских организаций» Там же, д. 703. -- фактически две части дела о «крупной панисламистской повстанческой организации на территории среднеазиатских республик» «Цепь Корана» Хотя не доступна третья часть документов -- восемь томов с протоколами допросов всех об-виняемых, -- выявленные нами материалы дают исчерпывающую картину происходившего.. Кроме того, в статье использованы некоторые материалы Восточного отдела (ВО) ГПУ (ОГПУ) Подробнее о его создании, основных функциях и направлениях работы см.: Христофо-ров В. С. Документы Центрального архива ФСБ России по истории Афганистана 1920--1930 годов // Восточный архив. 2010. № 1(21). С. 69-75., отражающие специфику «восточной» внутренней политики Советского государства в 1920-х гг.

При этом следует обратить внимание на два существенных момента. Во-первых, налицо одно из крупнейших по количеству подозреваемых и масштабу обвинений «мусульманское» дело о де-факто международном «заговоре» мусульман, «ниточки» которого вели в Москву, Уфу, Тегеран, Стамбул и Кабул. Более 350 подозреваемых в Казахстане, Туркмении, Узбекистане и Таджикистане и за рубежом оказались «скованы» «Цепью Корана», но, как показали наши изыскания, информации о нём (даже на уровне констатации) нет ни в советской и современной литературе, ни в публикациях документов, ни в картотеках и базах данных о репрессированных в СССР. Об этом деле не содержится никаких упоминаний и в материалах спецхрана ГА РФ См.: ГА РФ, ф. Р-5325., и в обстоятельных, подготовленных на основе документов информационно-аналитических справках, написанных специалистами архивного дела в 1944 г. по вопросам пантюркизма и панисламизма в Средней Азии Там же, оп. 4, д. 117. Историческая справка под грифом «Совершенно секретно» «Панисла-мистское и пантюркистское движение в Средней Азии» была составлена 15 августа 1944 г. в Таш-кенте и подписана начальником Центрального государственного архива Октябрьской революции УзССР Л.М. Ландой (Там же), а справка «Панисламистско-пантюркское движение в Средней Азии и Таджикистане» -- 18 июля 1944 г. в Душанбе (Сталинабаде) и завизирована начальником отдела государственных архивов НКВД Таджикской ССР лейтенантом госбезопасности Д. Фаньяном (Там же, д. 107). Оба документа введены в научный оборот впервые.. И почти во всех этих источниках констатируется, что с панисламистским движением «было покончено» в 1937 г. Например: «Эти изменники родины во главе с бвівшими руководителями Таджикской респуб-лики, до конца остававшиеся веривши панисламистско-пантюркистским идеям, бвіли разоблаченві советской разведкой и уничтоженві в 1937--38 гг.» (Там же, д. 117, л. 51). Во-вторых, любопытна датировка этого дела -- 1940 г., хотя наиболее активный период работы репрессивного механизма в масштабах всего СССР - 1937-1938 гг. панисламизм повстанческий следственный

Каковы же обстоятельства этого во многом типичного и по-своему уникального дела? 14 октября 1940 г. на имя первого секретаря Центрального комитета Коммунистической партии большевиков Казахской ССР Н.А. Скворцова был доставлен пакет. В сопроводительной записке, напечатанной на стандартном бланке НКВД республики и завизированной наркомом внутренних дел республики, майором государственной безопасности А.Н. Бабкиным Бабкин Алексей Никитич (1906--1950) -- нарком НКВД Казахской ССР с 10 октября 1940 г. по 26 февраля 1941 г. Следователвно, материалы были переданы в ЦК Казахстана уже на третий денв после его вступления в должноств. При этом в сопровождающей докладной записке имеется пометка: «По состоянию на 1 октября 1940 г.». Таким образом, оперативной разработкой и коор-динацией руководил его предшественник -- С.Н. Бурдаков, занимавший эту должноств с января 1939 г. по октябрв 1940 г. Посколвку «начало» дела относят к 1918 г., то материалы для агентурных дел, из которых «коваласв» «Цепв Корана», накапливалисв фактически с момента становления си-стемы контрразведки в регионе. В настоящий момент сложно сказатв, кто именно составлял текст докладной записки, но, очевидно, автором был работник НКВД Казахстана., значилось: «Препровождаю для ознакомления записку и последние материалы по ликвидируемой панисламистской повстанческой организации. Прошу по ознакомлении вернуть» Архив ДКНБ РК по г. Алматы, on. 1, д. 702, л. 1..

Как следует из докладной записки «О ходе агентурно-оперативной и следственной работы...» Пояснителвная записка подписана А.Н. Бабкиным, но с учётом даты его назначения на должноств (10 октября) и датировки документа (13 октября) можно усомнитвся в её принадлежно-сти перу наркома. Сегодня сложно сказатв, кто автор данного документа., 20 июня 1940 г. действительно произошло слияние различных агентурных дел по Казахстану «в результате объединения ряда ранее существовавших агентурных разработок» -- по УНКВД Южно-Казахстанской и Актюбинской областей. Сотрудники данных структур «перепроверили» материалы, что «позволило выявить организаторов панисламистского подполья, его связи и более глубоко проникнуть в повстанческие замыслы» Архив ДКНБ РК по г. Алматы, on. 1, д. 702, л. 2..

Отправной точкой в раскрытии дела стало задержание («негласное изъятие») одного из участников оперативного дела «Табынец», который «был изобличён и дал развёрнутое показание об организации, её связях, характере деятельности, руководящем составе и своей роли в организации, подтвердив в основном агентурные материалы» Там же, л. 3..

Поразительна и, увы, типична схема работы работников НКВД Казахстана по сбору доказательств: «ликвидацию этого дела» произвели на основе изучения оперативных материалов, которые «в ходе ликвидации полностью затем подтверждены были следствием», т.е. доказательства обнаружили в процессе следствия, а оно опиралось на конструкты, заложенные работниками НКВД в соответствующие разработки. Следующая ремарка также выдаёт «с головой» механизм создания дела: «Несознавшаяся часть относится к числу последних арестов» Там же, л. 2.. Местные работники госбезопасности явно не собирались останавливаться на достигнутом «На руководящий актив организации в Казахстане, стянутый из областей в Наркомат, след-ствие заканчиваем и в ближайшие дни передаём на рассмотрение трибунала. Следствие по осталь-ным арестованным продолжаем с задачей наиболее полно выявить и изобличить, и изъять состав других участников организации, их практическую антисоветскую деятельность. В Актюбинскую, Южно-Казахстанскую и Гурьевскую области для помощи в агентурно-следственной работе коман-дированы из Наркомата оперативные группы» (Там же, л. 13)..

В ходе «разработки» было установлено «наличие организованной антисоветской и шпионской деятельности панисламистов, линии контрреволюционных связей в Казахстане на Узбекистан, Таджикистан, Туркмению и закордон -- Иран и Афганистан. Выявлены были связники и эмиссары (два человека. -- Авт.), перебрасывавшиеся из-за кордона, а также “ходаки” (так в источнике. -- Авт.) из Казахстана за кордон» Там же..

Что же касается масштаба дела, то «к моменту ликвидации по агентурному делу проходило 242 выявленных и учтённых участников панисламистских формирований» Там же, л. 2. (234 подозреваемых жили на территории СССР, восемь являлись выходцами из среднеазиатских республик и были обозначены как представители эмигрантских центров в Иране и Афганистане) Там же, л. 14.. По данным казахстанских контрразведчиков, «Цепь Корана» «опутала» мусульман РСФСР (в лице лидеров муфтията, уфимского Центрального духовного управления мусульман (ЦДУМ), жителей Уфы и Орска), Казахстана, Туркмении, Таджикистана, Узбекистана, а также их единоверцев в Иране и Афганистане. Наибольшее число «панисламистов» «обнаружилось» в Южно-Казахстанской (119 человек) и Актюбинской областях (68) Казахской ССР.

М. Койгелдиев справедливо указывает на 1937--1938 гг. как на апогей репрессий в Казахстане: узловым стало дело о панисламистской повстанческой шпионско-диверсионной организации (с центром в Ташкенте), действовавшей на территории Южного Казахстана и в Узбекистане. Она, в глазах следователей, претендовала на роль объединяющей для всей Средней Азии, и соответствующее дело тоже складывалось из нескольких агентурных разработок Койгелдиев М.К. Сталинизм и репрессии в Казахстане... С. 256--311.. Интересно, что именно материалы по Южному Казахстану легли в основу единого дела «Цепь Корана», «объединившего» республики Средней Азии и РСФСР. Следовательно, южно-казахстанский сюжет 1937--1938 гг. был лишь началом большой репрессивной «волны», достигнувшей своего пика в 1940 г. О принципиальной схожести многих пунктов обвинения и специфических чертах рассматриваемого дела см. таблицу.

В обвинительном заключении по следственному делу № 035 читаем: «Органами Наркомвнудел Казахской ССР в июне 1940 года на территории Южно-Казахстанской, Актюбинской и Гурьевской областей были вскрыты и оперативно ликвидированы активно действовавшие повстанческие панисламистские организации, возглавляемые и руководимые повстанческо-басмаческими и панисламистскими авторитетами -- агентами японской и турецкой разведок (имелись в виду члены ЦДУМ М. Магкулов и К. Тарджиманов. -- Авт.) » Архив ДКНБ РК по г. Алматы, on. 1, д. 703, л. 1.; «повстанческие панисламистские организации, ставившие своей целью вооружённую борьбу с Советским государством и посредством этих организаций подготавливали вооружённое восстание казахского населения» Там же, л. 37.. Якобы участники, осведомлённые о неких планах стран Ближнего Востока по подготовке интервенции против СССР (под влиянием Англии и Франции), «добивались более регулярных связей с эмигрантами в Иране и Афганистане для установления контакта и согласования планов антисоветской работы» Там же, д. 702, л. 10. Один из обвиняемых подозревался в подготовке диверсионного акта на алма-атинской нефтебазе: «Дал согласие в случае военных действий, т.е. войны СССР с капитали-стическими странами, поджечь алма-атинскую нефтебазу» (Там же, л. 17). Весьма схожие «упрёки» содержались в деле о южно-казахских панисламистских организациях 1937--1938 гг. с той лишь раз-ницей, что речь уже шла о Японии. В аналитических материалах деятельность в пользу зарубежных разведок одновременно означала и «подрывную» работу внутри страны, в том числе и в Среднеази-атском регионе: «Как показали процессы над врагами народа, прошедшие в 1937--1938 гг., панис- ламистско-пантюркистские деятели Средней Азии были тесно связаны с троцкистско-бухаринской бандой изменников родины и вместе с ней явились прямой находкой для агентуры враждебных Советскому Союзу империалистических держав и, прежде всего, фашистской Германии» (ГА РФ, ф. Р-5325, оп. 4, д. 117, л. 35)..

«Шпионская», «антисоветская», «крупная панисламистская мулльско-байская повстанческая» -- вот перечень эпитетов, применявшихся в отношении «организации», и они, увы, во многом не оригинальны В современных работах коллег из Татарстана, Казахстана и Узбекистана имеются развёрну-тые данные о фабрикации череды «антисоветских заговоров» 1930-х гг. в национальных республи-ках (Койгелдиев М.К. Сталинизм и репрессии в Казахстане...; Миннуллин ИР Мусульманское духо-венство и власть в Татарстане, 1920--1930-е гг. Казань, 2006; Шамсутдинов Р. Т. Репрессивная поли-тика советской власти в Узбекистане и её последствия. Кн. 1. Ташкент, 2012; и др.).. Работники НКВД подчёркивали общую для всех подозреваемых групп установку на объединение мусульманских народов, именовавшуюся ими «панисламизм»: «Цель и задачи всех панисламистских формирований, вскрытых по делу “Цепь Корана”, были едины, в основном направленные к созданию единого мусульманского государства и восстановлению религиозных законов “Шариата”... Этого арестованные нами панисламисты добивались путём широкой антисоветской пропаганды в массах мусульманского населения и подготовки их к вооружённому восстанию под флагом “священной войны” против “кяфиров-большевиков”» Архив ДКНБ РК по г. Алматы, on. 1, д. 702, л. 9..

Нелегко понять, что вкладывали советские контрразведчики в понятие «панисламизм». В изученных нами документах ВО ОГПУ 1920-х гг. и материалах дела эта дефиниция отсутствует Лишь историческая справка 1944 г. «Панисламистско-пантюркское движение в Средней Азии и Таджикистане» содержала весьма спорную трактовку этого явления: «Панисламизм выдви-гает на первый план объединение всех мусульман под знаменем защиты ислама, не отрицая в то же время руководящей роли Турции в их государственном объединении» (ГА РФ, ф. Р-5325, оп. 4, д. 107, л. 1).. Чётко зафиксированных критериев не существовало: аналитики испытывали явное затруднение с разделением мусульманского духовенства и национальных лидеров по отношению к перспективам развития мусульманских народов. Религиозный лидер, выступавший за единение всей «мусульманской массы» страны, в глазах работников внутренней разведки априори попадал в категорию «панисламистов», а тот, кто настаивал на самоорганизации по национальному признаку, получал клеймо «националист, пантюр- кист». С учётом этого несложно понять, почему любые усилия по объединению общественных организаций из представителей так называемых мусульманских народов были обречены на жёсткий прессинг со стороны властных структур.

Таблица

Сравнительные данные о делах «панисламистских» организаций в республиках Средней Азии 1937--1940 гг.

Составлено по: Архив ДКНБ РК по г. Алматы, on. 1, д. 702, 703; ГА РФ, ф. Р-5325, оп. 4, д. 117; Койгелдиев М.К. Сталинизм и репрессии в Казахстан...

'Умартюряев Юсупхан (1878-1937) - уроженец кишлака Карабулак Сайрамского района Южноказахстанской обл., узбек, беспартийный, на момент ареста без определённых занятий и жительства, крупный религиозный авторитет -- ишан (суфийский шейх). Согласно материалам обвинительного заключения, был вовлечён в «названную организацию» белоэмигрантом М. Чокаевым в 1917 г., английскими агентами Ак-ишаном, Шами-Хазретом в 1923 г. и М. Сейдхановым в 1929 г. Расстрелян. Данных о реабилитации нет.

** Джангирходжаев Алькен (1873-1937) - уроженец аула Баба-ата Сузакского района Южно-Казахстанской обл., казах, беспартийный, крупный религиозный авторитет - ишан; происходил из семьи мусульманского духовенства; на момент ареста 9 октября 1937 г. без определённого места жительства, с 1929 г. находился в бегах от уголовного преследования. Расстрелян. Данных о реабилитации нет.

*** Магкулов Магди -- казн (судья) ЦДУМ, член делегации Мекканского конгресса (1926) от духовенства г. Петропавловска.

**** Тарджиманов Кашаф (Кашаффутдин) - заместитель муфтия ЦДУМ, в апреле 1936 г., после смерти муфтия Р. Фахретдинова, претендовал на пост муфтия; в мае 1936 г. арестован; проходил как основной фигурант по «Делу ЦДУМ» (1936--1938) -- «крупной контрреволюционной иностранной диверсионной группы» на территории СССР. Обвинялся в связях с японской и турецкой разведками; содержался в тюрьме Уфы. Дальнейшая его судьба неизвестна. Предположительно умер в тюрьме в начале 1940-х гг. (данные предоставлены проф. А.Б. Юнусовой).

***** Чкаловская обл. -- наименование Оренбургской обл. в 1938--1957 гг.

Всей деятельности уфимского ЦДУМ (и в 1920-е гг. направленной на поддержание и расширение сфер своего влияния в СССР и за рубежом) был приклеен ярлык «панисламистская» Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (далее -- ЦА ФСБ России), ф. 2, on. 1, д. 690, л. 9., а его лидеров как «антисоветчиков» и «шпионов» репрессировали в 1936--1938 гг. По поводу дела о «заговоре руководителей ЦДУМ» см.: Юнусова А.Б. Ислам в Башкортоста-не. С. 172-189. В усилиях по объединению мусульманских организаций на просторах СССР уфимский муфтият в 1920-х гг. выстраивал линию на включение духовных управлений и их лидеров (в том числе и среднеазиатских) в орбиту своего влияния. В частности, в 1926 г. в Казахстане производились сборы с населения в пользу делегатов на всесоюзный съезд духовенства, проходивший в Уфе Цит. по: Ислам и советское государство / Под ред. Д.Ю. Арапова и Г.Г. Косача. Вып. 1. М., 2010. С. 50., а в составе ЦДУМ имелся специальный «казахский» отдел ЦА ФСБ России, ф. 2, оп. 6, д. 493, л. 1.. Всё это подтверждает курс на объединение усилий обеих сторон, их взаимный интерес, но не даёт оснований подозревать их в антигосударственной деятельности.

Важно обратить внимание на длительность и подготовленность процесса над предполагаемыми участниками «Цепи Корана». Первая партия подозреваемых была задержана согласно плану арестов от 7 сентября 1940 г. К1 октября под следствием находился 51 человек (ещё 19 планировалось задержать), из которых 31 дал признательные показания Архив ДКНБ РК по г. Алматы, on. 1, д. 702, л. 3.. Однако работа по сбору материала для конструирования «подполья» началась фактически со дня создания местных органов разведки и контрразведки. Получалось, что «панисламистские» организации существовали с момента укрепления большевиков в Средней Азии. Как значилось в различных документах ВО ОГПУ и НКВД, в 1918--1938 гг. в республиках возникали и «активно действовали» «аналогичные контрреволюционные, панисламистские организации» «Шуройи исломия» Россия -- Средняя Азия. Т. 2. М., 2011. С. 117. Вполне логичное определение давали ей со-ветские наблюдатели: «контрреволюционная националистическая» (ГА РФ, ф. Р-5325, оп. 4, д. 117, л. 4 об.)., «Иттихад-ислам» Создан в 1920-х гг. в Японии при поддержке известного сторонника тюркского и мусульман-ского единства А. Ибрагимова. и «Иттихад-Ва-Тараки» ГА РФ, ф. Р-5325, оп. 4, д. 117, л. 3.. В 1918--1921 гг. осуществляла деятельность «националистическая подпольная организация «Итти- хад-и милий/Милий Иттихад» В аналитических материалах спецхрана значилось: «Организация ставила своей целью кон-солидацию всех националистических сил» (Там же, л. 6)., под руководством муфтия Садр ад-дина Шариф Ходжи (1878-1921?) «Последний составляет письма на имена японского и британского консулов с просьбой по-мочь организации в борьбе с большевиками»; однако в апреле 1921 г. письма «перехватили» органы ГПУ (Россия - Средняя Азия. Г. 2. С. 119)..

В записке ВО ОГПУ «О мерах борьбы с мусдуховенством» (октябрь 1926 г.) в числе «антисоветских деяний» мулл Средней Азии значилось: «Агитируя массы на момент объединения на религиозной основе, духовенство тем самым тянет крестьянство к панисламизму и к худшим его проявлениям. Здесь необходимо иметь в виду, что борьба духовенства против нас руководится и подогревается именно пантюркистски-панисламистической верхушкой националистических организаций, противопоставляющих себя в той или иной форме советской] власти на всех окраинах нашего Союза» Ислам и советское государство (1917-1936): Сборник документов / Сост. Д.Ю. Арапов. Вып. 2. М„ 2010. С. 90.. Очевидно, аналитики «вписывали» все явления противодействия советской модернизации в единую схему борьбы местных элит, придавая ей характер глобальной «контрреволюционной деятельности».

Осложняли положение обвиняемых фактор их происхождения (четверо из «организаторов» были баями) или связи с крупными ишанскими родами (среди «активистов» -- двое ишанов и шестеро мулл), поэтому «все панисламистские кадры, так называемые мюриды» Архив ДКНБ РК по г. Алматы, on. 1, д. 702, л. 5(20); мюрид -- ученик, последователь ишана. автоматически находились в первом круге подозреваемых В сводках ВО ОГПУ 1920-х гг. по Средней Азии отмечались множественные факты «антисо-ветской», духовной деятельности религиозных лидеров, и наиболее активными из них были ишаны (цит. по: Ислам и советское государство. Вып. 1. С. 36, 41, 45). Подробнее о позиции государства в отношении ишанов и ишанизма в первой трети XX в. см.: Гусева Ю.Н. Ишанизм как суфийская традиция Средней Волги в XX веке. М., 2013; Шихалиев Ш.Ш. Трансформация суфизма в свете ре-лигиозной политики и переселений горцев в Дагестане 1930-1990-х гг. // Pax Islamica. 2012. № 3(11). С. 95..

Ишаны в Средней Азии в подавляющем большинстве случаев являлись наиболее консервативной частью религиозной элиты. Ещё в 1927--1928 гг. сотрудники ОГПУ в Казахстане убеждали Москву в необходимости послаблений в вопросе о религиозном обучении «для Кара-Калпакии, Сыр-Дарьи, Семиречья и пограничной полосы Семипалатинского округа» ЦА ФСБ России, ф. 2, оп. 6, д. 459, л. 144-145.. Причинами «особого» отношения являлись «сильное влияние ишанизма» и непримиримый антисоветский настрой ишанов по отношению к советским реформам Ислам и советское государство. Вып. 1. С. 58..

До начала масштабных «чисток» наибольшее беспокойство ВО ОГПУ вызывали регионы «второй группы» (Средняя Азия и Северный Кавказ), где ещё шла «борьба консерваторов и прогрессистов» с преобладанием консервативно настроенных верующих и религиозных лидеров. В этом раскладе на общем среднеазиатском фоне выделялся Казахстан -- расценивался наблюдателями как сравнительно модернизированная в плане религии территория, жителям которой была уготована участь волго-уральских мусульман, единоверцев Крыма и Сибири Там же.. По мнению сотрудников ВО ОГПУ, Казахстан, Крым и Сибирь отличались, к примеру, от Северного Кавказа доминирующим влиянием мусульманских лидеров прогрессивного (реформистского) крыла: «Организационное закрепление этой победы нашло своё выражение в создании ряда духовных управлений (ЦДУ, БДУ, Крым ДУ) и местных районных мухтасибатов. С этого момента консервативная часть духовенства была сломлена окончательно и в дальнейшем представляла собой только мелкие оппозиционные группы и группочки, особого значения не имеющие (курсив наш. -- Лет.)» Там же. С. 53.. На фоне этого заключения по меньшей мере странно выглядят позднейшие заявления и оценки НКВД, подчёркивавшие многолетнюю «подрывную» деятельность среднеазиатских национально-религиозных лидеров и их сторонников. В целом это свидетельствует о неоднозначности отдельных выводов специалистов спецслужб.

Проблема «внутреннего панисламизма» в понимании этих аналитиков тесно смыкалась с вопросами внешнего влияния на российскую мусульманскую общину (умму). Строительство мирового мусульманского государства, очевидно, оказалось невозможно без помощи извне. В этом смысле задача разведки была проста: начавшиеся в период сопротивления большевизации региона «эмиграционные волны» из регионов Средней Азии на приграничные территории (так называемое басмачество) не прекращались, а на рубеже 1920--1930-х гг. -- во время коллективизации и ужесточения антирелигиозной риторики, -- напротив, активизировались Подробнее об истории эмиграции из Среднеазиатского региона см.: Абдуллаев К.Н. От Синь- цзяня до Хорасана. Из истории среднеазиатской эмиграции XX века. Душанбе, 2009; «Совершен-но секретно»: Лубянка - Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.). Т. 9. М., 2013. С. 105-115.. По данным НКВД, к концу 1930-х гг. большое скопление бежавших из Союза «басмачей», баев, мулл, ишанов, мюридов имелось в г. Мазари-Шариф, в кишлаке Кыик-Мазар и других приграничных с Узбекистаном и Таджикистаном афганских селениях. Многие из них без труда перемещались из Самарканда и Термеза в афганские города Архив ДКНБ РК по г. Алматы, on. 1, д. 702, л. 7. Интересно, что статистические данные о чис-ле эмигрантов из Средней Азии в Афганистане и Восточном Синцзяне (Китай) сильно разнятся. По данным современных исследователей, в 1930-х гг. на эти территории переместилось от полумилли-она до миллиона человек (Абдуллаев К.Н. От Синьцзяня до Хорасана... С. 361; Койгелдиев М.К. Ста-линизм и репрессии в Казахстане... С. 245--249), а по сведениям, представленным в информаци-онно-аналитическом обзоре 1944 г., только в северных районах Афганистана в начале 1930-х гг. проживали не менее 4 млн человек -- мусульман-эмигрантов из СССР (ГА РФ, ф. Р-5325, оп. 4, д. 107, л. 32). Столь серьёзное расхождение вряд ли можно объяснить статистической погрешностью: мы имеем дело со стремлением властей подчеркнуть весомость фактора внешней «антисоветской» угрозы.. Доказать сохранение связей эмигрантских центров с теми, кто остался в Советском Союзе, учитывая исторические связи, слабо охраняемую границу, кочевой характер уклада многих среднеазиатских народов, не представляло особого труда.

Объективно «против» местных мусульман играли и факты, хорошо известные работникам НКВД: в приграничных мусульманских странах (Китай, Афганистан, Иран), государствах Европы (Германия, Франция, Турция) и Азии (Япония) были организованы эмигрантские объединения из представителей национально-религиозной элиты, ставившие своей целью противодействие советскому влиянию. В «Цепи Корана» упомянуты только два центра эмигрантов -- бывших участников Адаевского восстания Адаевское восстание - одно из серии крестьянских выступлений против коллективизации на территории Казахстана в 1929--1931 гг. В 1931 г. восстанием были охвачены Табынский, Уильский, Гурьевский районы тогдашнего Адаевского округа. Всего по делу Адаевского восстания были при-влечены 740 человек, из них 559 -- арестованы, более 130 -- приговорены к высшей мере наказания; практически их всех впоследствии реабилитировали. -- «Общество эмигрантов Бухары и Туркестана» Эта организация имела легальный центр в Дели, издавала журнал «Голос эмигранта»; её фи-лиалы функционировали в Бомбее и Стамбуле, Мекке и Берлине, Дамаске, Париже, Кабуле. и «Федерация национальных мусульманских общин Средней Азии» Организация была оформлена в нелегальных условиях в августе 1921 г. в Туркестане пред-ставителями местных мусульманских народов при активном участии башкирского национального деятеля Ахмет-Закки Валидова, первого председателя центрального комитета организации. Цель организации -- борьба за независимость Туркестана и объединение тюркских народов в единое го-сударство. С 1923 г. её деятельность протекала за рубежом. Структура получала финансовую по-мощь и организационную поддержку со стороны польской, германской и французской разведок. Печатными органами ТМБ являлись журналы «Новый Туркестан» и «Молодой Туркестан», изда-вавшиеся в разное время в Стамбуле, Париже и Берлине. Эта организация перестала существовать ориентировочно в 1942 г. (Абдуллаев КН. От Синьцзяня до Хорасана... С. 137, 241; Исхаков С.М. Ахмед-Закки Валидов: новейшая литература и факты его политической биографии // Вопросы истории. 2003. № 10. С. 147-159). Благодарим за консультацию проф. А.С. Эркинова., имевших, по данным спецслужб, связи с Ираном и Афганистаном.

На фоне длительного противодействия советизации региона в 1920-х гг. в сознании наблюдателей «басмачество» де-факто не исчезало, а лишь видоизменялось: «Вся вышибленная из пределов советской Средней Азии за годы Гражданской войны контрреволюционная свора нашла свой приют на этой территории, заразив местное население идеями религиозного и политического объединения мусульман» ГА РФ, ф. Р-5325, оп. 4, д. 107, л. 32.. Далее следовал вывод о том, что Афганистан превратился в центр агитации за «священную войну против неверных», в «очаг своих контрреволюционных интриг против Советского Союза» Там же, л. 33..

Итак, фактор внешнего влияния -- заинтересованности разведок различных государств в установлении своего влияния на приграничных территориях, в том числе путём воздействия на тюрко-мусульманскую эмиграцию, -- оспаривать нельзя Справедливости ради отметим, что советские разведчики фактически обвиняли зарубеж-ных коллег в том, к чему были причастны сами: «ОГПУ пытался внедрить своих агентов в каждый значительный басмаческий отряд для того, чтобы влиять на настроения и физически устранять лидеров. Для этой цели они зачастую использовали эмигрантов» (Абдуллаев К.Н. От Синьцзяня до Хорасана... С. 343).. Но удивительно, как разнообразно выглядело зарубежное вмешательство -- явно коррелировало с колебаниями советского внешнеполитического курса. В деле нет упоминания о «немецкой угрозе», хотя современные исследования ясно указывают на активизацию немецкой и японской разведок в Афганистане на рубеже 1930--1940-х гг. Абдуллаев К.Н. От Синьцзяня до Хорасана... С. 343. Идеи же создания единого мусульманского государства в мировом масштабе были тогда неактуальны, а халифатизм, популярный в разных частях исламского мира в 1920-х гг., канул в лету.

Дело № 035 закончилось трагически для большинства подозреваемых: они были арестованы и привлечены к суду, а 12 наиболее активных членов организации из Казахстана расстреляны Все обвинялись, согласно ст. 58 и 11 УК РСФСР. Большинство фигурантов дела уже были судимы в 1929--1931 гг. за «антисоветскую агитацию и деятельность».. «Цепь Корана» -- это последнее по хронологии из известных современным исследователям крупное дело о репрессиях мусульманской элиты в пределах СССР По количеству обвиняемых оно сопоставимо с репрессиями в Татарской АССР в 1937-- 1938 гг. См. данные, содержащиеся в работах о преследовании мусульман в Татарии (Миннул- лин ИР Мусульманское духовенство и власть в Татарстане...), Горьковской (Нижегородской) и Куй-бышевской (Самарской) областях (Сенюткина О.И., Гусева Ю.Н. Мусульмане Среднего Поволжья в тисках репрессивной политики советской власти (на материалах Нижегородской и Самарской областей). М.; Н. Новгород, 2013), Дагестане (Сулаев ИХ. Государство и мусульманское духовен-ство в Дагестане...).. Однако неясно, почему оно возникло не в 1930-х гг., ведь репрессии в среднеазиатских республиках вполне «укладывались» в общую для всей страны схему поиска и нейтрализации «внутреннего врага».

Анализируя принципиальные установки работников органов госбезопасности по «восточному» вопросу, необходимо признать наличие дифференцированного подхода к мусульманам различных регионов страны: учитывались фактор их готовности к секуляризации, связи с относительно модернизированными «мусульманскими» территориями Волго-Урала и ЦДУМ как идейно-организационным центром советских верующих.

Дела «О заговоре руководителей ЦДУМ» (1936-1938), «Идель-Урал» (1937-- 1938) Миннуллин И.Р. Мусульманское духовенство и власть в Татарстане... С. 137., «Цепь Корана», каки процессы над «врагами народа» в среднеазиатских республиках 1930-х гг., затрагивали светскую и религиозно-национальную мусульманскую элиты РСФСР, Волго-Уральского региона и Средней Азии. Веским аргументом становилась причастность к одному делу в пользу участия в другом. Вероятно, поэтому шло постепенное раскручивание маховика репрессий на окраинах СССР: степень давления на мусульман «внутренней» России и Средней Азии, Северного Кавказа была неодинаковой, силовые меры сначала (1937--1938) апробировались на более модернизированных регионах.

Следует учесть и особый интерес контрразведки к материалам, которые можно было «развернуть» в «красивое» дело Тепляков А.Г. «Отработанный материал»: массовая ликвидация секретной агентуры советских спецслужб в 1920-1930-е гг. // Российская история. 2013. № 4. С. 115.. Благодаря вол го-уральским «антисоветским» материалам аналитики смогли обстоятельно «доказать» к 1940 г. все свои предположения и подтвердить свидетельства агентов. Именно таким «красивым» и стало дело «Цепь Корана», вобравшее в себя все наработки, сделанные чекистами в предыдущие периоды на просторах Советского Союза В деле не «засветились» только материалы Крыма и Кавказа..

Эффект умолчания, в свою очередь, мог быть связан с ситуацией предвоенного периода: видимо, работники НКВД не успели довести дело до конца (было 242 подозреваемых, а арестовано только 70) и потому не направили документы в центр.

Факт наличия связей с ЦДУМ стал ещё одним, дополнительным, аргументом в пользу доказательства мнимой панисламистской опасности. Относительность и гипертрофированность оценок «мусульманской» угрозы в форме «панисламизма» вкупе с размытостью самого термина сыграли роковую роль в жизни российской уммы. Звеньями «Цепи Корана» стали все «призраки прошлого» -- «русское колонизаторство», «басмачество» и так или иначе связанные с ними люди. При этом вряд ли кто-то из сотрудников НКВД сомневался в наличии призывов противодействовавших большевизации региона прорелигиозно настроенных групп и духовных лидеров в духе «изгнать неверных, восстановить мусульманские государства под главенством одного халифа и образовать Средне-Азиатский халифат» ГА РФ, ф. Р-5325, оп. 4, д. 117, л. 6 об., а также финансовой и организационной поддержки эмигрантских организаций со стороны европейских держав и Японии. Тем не менее реальных оснований для осуществления подобного не было ни у одной из социальных и национальных групп, а надуманность «басмаческого подполья» стала очевидной уже в годы Великой Отечественной войны, когда «регион Средней Азии, включая Иран и Афганистан, был в целом надёжным тылом СССР» Абдуллаев К.Н. От Синьцзяня до Хорасана... С. 266--267.. И наконец, 27 августа 1959 г. все участники дела № 035 были реабилитированы с формулировкой: «За отсутствием состава преступления».

Очевидно, что контрразведчики использовали фактор внешнего влияния и смутной универсалистской идеи исламского единства для устрашения управленческой элиты и решения ряда внутриполитических задач. В этом смысле дело «Цепь Корана» не оригинально. Оно уникально по масштабу и подготовленности -- проект вполне мог быть задуман в Москве и по-своему «красиво» реализован на месте.

Размещено на Allbest.ru