К вопросу о логистике Куликова поля

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

К вопросу о логистике Куликова поля

М.А. Несин

Аннотация

В работе рассмотрены существующие в историографии концепции логистики Куликова поля, а также проблемы топографии Куликовской битвы. Обосновывается традиционная версия локализации боёв в низовьях реки Непрядвы, к югу от неё, однако, вопреки существующим представлениям о сражениях на локальном пространстве, автор, на основе свидетельств письменных источников и географии местности, приходит к выводу, что велись бои и на других участках. Кроме того, отмечается, что в XIV в. в Московском княжестве ещё не было устойчивой традиции брать с собой в военные походы большие обозы с припасами провианта и корма для коней, рассчитанными на многонедельный поход. Поэтому используемые начиная с 1980 г. подходы к определению численности русского войска в Куликовской битве по размеру поля боя или предполагаемому количеству обоза непродуктивны. Относительно проблемы численности русского войска на Куликовом поле отмечаются неточность существующих в историографии оценок и невозможность точно установить размеры армии. Доверять разноречивым нарративным данным и строить на их основе концепции о географии изучаемого сражения не представляется обоснованным. Рассматривая данные о построении русских войск в Куликовской битве, автор приходит к заключению, что поздние сведения о применении русскими войсками засадной тактики столь же ненадёжны, как и подвергаемые сомнению большинством учёных данные поздних источников о делении русских войск на 5 полков, не считая засадный.

Ключевые слова: Непрядва, Куликово Поле, Красивая Меча, Ока, Дмитрий Донской, логистика.

Abstract

Основная часть

Куликовская битва 8 сентября 1380 г. А. В. Журавель предложил датировать Куликовскую битву 1379 г. от Р. Х. [14, с. 146-168]. Однако основные его аргументы о хронологии битвы убедительно опроверг С. Н. Азбелев [2, с. 149-150]. Поэтому представляет-ся целесообразным придерживаться традиционной датировки сражения. между русскими и ордынскими войсками относится к числу известнейших баталий с участием русских войск. И, возможно, недаром, такая непопулярная в историографии вплоть до самого последнего времени проблематика, как логистика русских средневековых войск, берёт начало с изучения этой баталии. Имеющиеся в научном обороте сведения о Куликовской битве далеко не исчерпывающие, а те, что есть, не всегда надёжны. Неудивительно, что у исследователей издавна возникало желание расширить границы познания за счёт различных косвенных соображений. До последней четверти XX в. учёные доверяли разноречивым сведениям нарративных источников об участии в бою русских войск численностью свыше 100 тыс. чел.

В год 600-летия Куликовской битвы (1980), в двух московских журналах вышли статьи разных авторов, посвящённые её истории. По занятному совпадению, их авторы Д.Н. Зенин и Ф.Ф. Шахма - гонов независимо друг от друга одновременно задались вопросом об обозе войска Дмитрия Донского и пришли к выводу, что численность русских войск была значительно меньшей, чем указано в нарративных источниках [16, с. 10-11; 47, с. 11-13]. Кроме того, в работе Ф.Ф. Шахмагонова отмечалось, что на относительно небольшом пространстве в устье р. Непрядвы, где, как в то время предполагали, находилось место битвы, не могла разместиться гигантская армия с обозами [47, с. 12]. Заметим, что оба автора строили доводы не на основе свидетельств источников (в них обозы не упомянуты), а исходя из убеждения, что войска двигались стройной колонной и везли большой обоз с припасами, достаточными для питания всадников и коней на протяжении всей кампании (или, по крайней мере, по пути до Куликова поля). Однако исследователи впервые критически подошли к нарративным данным о численности войск и задались вопросом об их снабжении. В том же году в Ленинграде вышла монография А.Н. Кирпичникова о Куликовской битве, который писал, что на небольшом пространстве (определяемом в 10 км²) не могло развернуться свыше 45 тыс. чел. русского войска [18, с. 64-65].

Таким образом, в 1980 г. учёные попытались пересмотреть численность русских войск в Куликовской битве исходя из соображений о снабжении войска и размерах предполагаемого поля боя. В дальнейшем эти подходы получат развитие, чему способствовали исследования палеоботаников и палеопочвоведов, предпринятые ближе к концу XX в. в районе впадения р. Непрядвы в Дон, в результате которых, по заключению А.П. Александровского, выяснилось, что в средневековье левая сторона реки густо заросла лесами, так что битва могла быть лишь на правой, южной стороне, где были небольшие открытые пространства длиной до 2-3 км, шириной - менее 1 км [6, с. 60-70]. При этом учёный осторожно заметил, что такое тесное поле боя «может служить основанием для корректировки масштабов самой битвы» [6, с. 70]. В 2005 г. проводившие там археологические исследования М.И. Гоняный и О.В. Двуреченский заявили, что на таком участке могло разместиться лишь «от пяти до десяти тысяч как с той, так и с другой стороны» [48, с. 95-96].

В 2016 г. вышли работы В.В. Пенского, посвящённые логистике русских войск позднего средневековья. На основе материалов о кампаниях XVI в. учёный приходит к выводу, что русские войска обеспечивались обозами, перевозившими большие запасы провизии и корма для коней. И на «станах» каждый воин и конь получали паёк, определённый нормами выдачи. По мнению исследователя, в указанный период существовали «нормы» «сутодач и провианта» [31]. Историк распространил свои выводы и на предшествующий период, начиная с Куликовской битвы 1380 г. В интервью Л.Б. Усы - скину для журнала «Гефтер», посвящённом логистике Куликова поля, В.В. Пенской, исходя из вычисленных им нормативов, сообщил, что можно примерно определить размер обоза войск московского князя Дмитрия Ивановича в Куликовской битве. Автор «оценил, исходя из логистических проблем, которые нужно было решать московскому князю, численность его войска по верхней планке семь-восемь тысяч всадников максимум» [22]. В то же время его выводы во многом основаны на неверной интерпретации текста сказания о Мамаевом побоище, которое приписывает Дмитрию Ивановичу запрет отнюдь не грабить рязанцев, а убивать их - чтоб волос не упал с головы рязанца: «да аще кто поидеть по Резянской земли, тоже не коснися ни единому власу» [10, с. 216]. Даже если считать эту речь, вложенную в уста князю составителем позднего художественного произведения, в самом деле имевшей место, в ней нет запрета кормиться за счёт рязанцев. Кроме того, исследователь не прав, полагая, что русские войска должны были везти в обозе в августе-сентябре на Дон запасы сена для своих лошадей, равно как и много овса. Согласно рассказу жившего в XIV в. путешественника Ибн Батутты, степи и лесостепи Днепро-Донского междуречья кормили коней своими природными ресурсами: «никто не отпускает (особого) корму скотине, ни султан, ни другие. Особенность этой степи (заключается в том), что растения её заступают скоту место ячменя; такой особенности нет у других стран» [44, с. 282] Выражаю благодарность за это замечание А. Словохотову.. Касаясь вопроса численности русского войска по размерам поля боя, В.В. Пенской резюмирует, что вычисленная им «небольшая армия вполне помещается на том поле, где сражение традиционно локализуют» [22].

В последние годы вышли работы С.Н. Азбелева [1-4], который также полагает, что на таком небольшом участке не могло разместиться отмеченное в нарративных источниках огромное войско: свыше 100 тыс. чел. Но вместо переоценки численности войска он призывает искать новое место битвы в верховьях реки, где, по его мнению, в старину имелись более крупные открытые участки. Несложно заметить, что он, равно как и его оппоненты, также фактически исходит из идеи, что на одном поле будто бы встало сразу всё войско. И тоже прямо связывает численность армии с размером поля боя. Не вполне ясно, как при этих расчётах учитывается русский засадный полк, который, как обычно считается, засел в лесу или за лесом (данные авторы не отрицают его присутствия). Если признавать наличие засадного полка, то можно допустить, что он был сравнительно велик. Как известно, те источники, в которых он фигурирует, приписывают ему разгром татар, разбивших перед этим прочие русские отряды.

Впрочем, заметим, что в историографии был высказан и альтернативный взгляд. По словам А.В. Журавеля, одетый в доспехи воин мог биться около двух минут подряд. Таким образом, битвы в то время представляли собой систему отдельных «суймов» сменявших друг друга отрядов [14, с. 357]. Соответственно, одновременно в бою было задействовано меньшинство воинов. Согласно заключению учёного, в Куликовской битве даже на небольшом пространстве у устья р. Непрядвы могло участвовать 150 тыс. русских бойцов, только не сразу, а по очереди. Именно столько воинов требовалось для ведения боя в течение указанных в источниках нескольких часов [14, с. 357-358].

Выводы А.В. Журавеля оспорил C. Н. Азбелев [3, с. 78-79], указав, что на Куликовом поле помимо богато вооружённых профессиональных воинов могли быть ополченцы с более лёгким вооружением, а кроме того, уставшие ратники могли отдохнуть и вновь вступить в «суйм». Но это не опровергает вывода оппонента о бесперспективности высчитать размер войска исходя из топографии поля боя и наносит сильный удар по концепции С.Н. Азбелева. Ведь тот, по верному замечанию

В.В. Пенского, предлагает альтернативную концепцию места битвы, руководствуясь тезисом о технической невозможности нарративных сотен тысяч бойцов разместиться на небольшом участке в устье Непрядвы [31, с. 100]. Впрочем, надо учесть, что А.В. Журавель apriori подразумевает, что весь бой был рукопашным. А это не подтверждается данными источников. Не исключено, что бой русских и татар был таким, как его описал сто лет спустя немецкий историк А. Кранц: они, по обычаям обоих народов, выскакивали вперёд, метали друг в друга копья и вновь отскакивали [52, p. 207] Выражаю благодарность А. Г. Панкратову за это замечание. См. также выводы А. В. Зорина о суточных пайках и рационе воинов Московской Руси [17].. В этом случае версия о череде двухминутных суймов оказывается несостоятельной: так можно было биться в течение длительного времени, не уступая места отдохнувшим в очереди свежим силам.

Что сообщают нам источники об обозах средневекового войска, месте боя и расположении поля войск? Недавно мы показали, что даже в XV - начале XVI в. вычисленные В.В. Пенским логистические нормативы нередко не соблюдались: русские войска в ряде случаев ходили вообще без обозов [26] 4. В связи с этим попытки вычислить размер обоза не только на Куликовом поле, но и в других кампаниях до начала XVI в. оказывается непродуктивным (к приведённым в статье примерам можно добавить скорость передвижения великокняжеского отряда воеводы Ивана III П.Ф. Челядина, который с утра 30 июля 1472 г. до вечера 31 проскакал около 150 км от Москвы до левого берега Оки напротив тогдашнего Алексина, что исключает возможность использования гужевого обоза) [30, с. 21-22]. Также, по крайней мере, до конца 1470-х гг. русские войска не брали с собой больших запасов провианта даже в том случае, если с ними шёл сам великий князь, и привычно пополняли свои запасы грабежом окрестного населения [25] (эта практика имела древнюю традицию [24]). Более того, иногда у москвичей на этой почве случались трудности. Перед битвой с ордынцами на р. Пьяне многие воины разбрелись поживиться за счёт окрестного населения и оказались неготовыми отразить натиск татар. При этом автор московской летописной повести о битве на р. Пьяне сетует исключительно на неосторожность москвичей, а не на то, что те плохо запаслись провиантом перед походом [10, с. 150-151]. Едва ли это было связано со стремлением умолчать о легкомыслии московских властей. Просто традиции брать с собой большие запасы в Москве не сложилось даже к XV в. В 1467 г. москвичам пришлось возвращаться из-под Казани из-за бескормицы. Великокняжеский летописец пишет, что осень была студёная и дождливая, не стало доставать корма, а христиане в постные дни мясо ели (значит, дело было в Филиппов пост, длившийся с 15 ноября по 24 декабря). Их кони мерли от голода [39, с. 123; 40, с. 126]. Что касается людей, то они, видимо, в массе своей оставались живы, хотя по Типографской летописи, ели конину, т.е., своих остававшихся в живых лошадей [38, с. 183]). Это и имел в виду великокняжеский хронист, отмечая, что христиане в нарушение поста ели мясо [39, с. 123; 40, с. 126]. Да ещё конское… Любопытно, что, согласно великокняжеской летописи, многие побросали доспехи. Очевидно, это было связано с тем, что их теперь не на чем было везти. Великий князь не стал взыскивать за это со своих воинов и воевод. Ни Стрига-Оболенский, ни Патрикеев не утратили доверия Ивана III. А Холмский и вовсе в 1471 г. станет одним из главных и славнейших великокняжеских полководцев. В те времена (и позднее) бескормица считалась уважительным поводом отложить кампанию, а московские войска в XV в. обычно не брали больших запасов провианта и фуража, рассчитанных на многодневный, а тем более, многонедельный, поход, и для них было естественно ходить «по корм», обирая окрестное население. (В данном случае показательно вышеуказанное замечание летописца, что из-за холода и дождей не стало корма и у людей, и у коней. Очевидно, что здесь не может идти речи о подножном корме, годном разве что коням в пищу. Несомненно, подразумевалось, что у окрестного населения погибла часть урожая и войско Ивана III не могло вдоволь поживиться провиантом, а также фуражом для коней. Привычку русских войск к такому способу пополнения своих припасов официальный московский хронист считал обычной и не нуждавшейся в пояснениях. Но в тот раз на пути у воинства встала непогода, сгубившая крестьянский урожай). И если даже в XV в. в московском войске не было традиции регулярно запасаться большим количеством провизии и корма для коней на долгие походы, то насколько обоснованы суждения об обычаях брать с собой большие обозы в предшествующем XIV в.? А попытки оценить размер тогдашнего войска по обозу тем более представляются нерелевантными.

Что касается поля боя, то ныне его, как сказано выше, зачастую локализуют в районе устья р. Непрядвы, руководствуясь летописными свидетельствами о битве на «усть Непрядвы». И, опира-ясь на наблюдения палеопочвоведов и палеоботаников, полагают, что бои шли на сравнительно небольшом участке шириной менее 1 км, а длиной не более 3. При этом в последнее время при уточнения места битвы учитываются результаты археологических изысканий: обнаруженные там фрагменты доспехов и оружия домосковского периода связывают именно с Куликовской битвой. Тот же С.Н. Азбелев, опираясь на данный археологический материал, полагает, что итоговая фаза боя, происшедшая в ходе преследования отступавших татар, была в низовьях р. Непрядвы [1, с. 19].

Альтернативного мнения о месте битвы придерживается С.Н. Азбелев, полагающий, что она была в истоке Непрядвы, где, по его утверждению, могли разместиться армия в сотни тыс. чел. Ссылаясь на многозначность значения слова «устье» в средневековье, он настаивает, что «усть Непрядвы» надо понимать как район её истока из Волова озера, из которого она, по его мнению, в старину брала начало (вместе с тем, учёный не привёл ни одного факта о существовании в прошлом у реки истока из данного озера. В процитированном им отрывке Книги Большому чертежу названа лишь одна река, непосредственно берущая начало из озера - Упа [1, с. 15]. При этом по словам самого С.Н. Азбелева, на картах следующего, XVIII в., исток Непрядвы отделён от озера «сотней саженей» [1, с. 15] - порядка 200 м). Однако его выводы покоятся на шатких основаниях. Прежде всего, на некритическом восприятии нарративных данных о численности средневековых войск. Кстати, в случае с Куликовской битвой, весьма разноречивых - в разных источниках сообщается о 150, 200, о 303 и даже 400 тыс. русских бойцов (а составитель Никоновской летописи и вовсе запутался в своих оценках, упоминая то 200, то 400 тыс. русских, вышедших биться с татарами [36, с. 54-55, 56-65]) С. Н. Азбелев полагает, что цифра 400 тыс. в исходном тексте обозначала общую численность войск с обеих сторон [3, с. 96.] Но это предположение не имеет никаких обоснований. Учёный подкрепил его собственной гипотетической реконструкцией протографа.. Вместе с тем, современным исследователям надо быть весьма осторожными с подобными цифрами. П.В. Лукин привёл ряд примеров, когда средневековые хронисты приводили фантастические данные о численности войск (причём, иногда сами начинали путаться в своих показаниях), и даже порой применяли т. н. «обманчивую точность», нарочно называя не круглые цифры для придания своим сведениям более серьёзного вида [23, с. 455-460]. Новейшие исследователи Московской Руси отмечают, что нарративные сведения о численности войск Московского государства нередко далеки от действительности [21; 51]. Поэтому едва ли следует безоговорочно доверять разноречивым нарративным свидетельствам о численности войск на Куликовом поле, а тем более - строить на их основе концепцию о месте сражения. К сожалению, точные подсчёты численности войска на Куликовом поле осуществить сложно, а те, что проводились, весьма приблизительны и разноречивы: от 8-16 до нескольких десятков тыс. [32; 41, с. 27]. Даже представляя себе состав земель [12, с. 97-99], жители которых участвовали в битве, мы не располагаем надёжными данными о численности городских ополчений, которые даже в Москве до конца XIV в. считались обычными участниками войн наряду с профессиональным служилым войском. (В 1389 г. великий Московский князь Дмитрий Донской в договоре с Владимиром Андреевичем Серпуховским постановил: «а московьскага рать, хто ходил с воеводами, те и нонеч(а) с воеводами, а наж ихъ не приимати». Но при том Дмитрий Иванович ограничивал служилое сословие от пополнения выходцами из торгово-ремесленного городского населения: «а гости, и суконьниковъ, и городьскыхъ люд(и) и блюсти ны с одиного, а въ службу ихъ не при- имати» [13, с. 31; 29, с. 618]). Таким образом, расчеты В.В. Пенского, учитывавшего исключительно служилых людей [32], оказываются неполными. В то же время и подсчёты Е.А. Разина [41], исходившего из максимальных мобилизационных возможностей каждого участвовавшего в кампании региона, тоже представляются неточными: тот же Новгород, который, как ещё будет сказано, был втянут в войну против своих намерений: мог, к примеру, выставить небольшой отряд, чтобы отметиться перед московским великим князем. Но, это, конечно, не значит, что для уточнения примерной численности русских войск на Куликовом поле надо слепо верить нарративным данным.

Не обосновывает С.Н. Азбелев должным образом и свои выводы о наличии в средневековье в верховьях Непрядвы больших открытых пространств. Сам исследователь резонно отметил, что палеоботанические изыскания проводились только в низовьях реки [1, с. 18]. А там просторных открытых участков в средневековых слоях не обнаружили. И невозможно гарантировать, что в средневековье у истока реки имелись большие просторы, чем в низовье. Кроме того, опираясь на многозначность в средневековье слова «устье», сам С.Н. Азбелев учитывает только одно его значение: исток реки из озера (при том, что данных о вытекании Непрядвы в старину из Волова озера он, как уже отмечалось, привлечь не смог). А ведь было и другое, привычное нам, использования термина «устье» в средневековых источниках [26, с. 156]. Так, в 1300 г. шведы поставили крепость Ландскорону на «усть Охты» [33, с. 91] - у впадения её в р. Неву, там же, в нижнем течении р. Невы, потом было русское поселение «Невское устье» [45]. Летом 1471 г. войска московского князя Ивана III в район впадения р. Шелони в оз. Ильмень, «к Ильмерю озеру на усть Шелоны» [28, с. 146]. В 1477 г. Иван III велел идти псковичам в те места - на устье этой же реки. Псковичи проследовали со стороны Пскова через Сольцы (ныне г. Сольцы) в низовьях р. Шелонь и остановились в условленном месте на берегу Ильменя, поблизости от впадения в него Шелони [26, с. 138-139]. Так же было и в случае с устьем Непрядвы. Ведь если принять трактовку С.Н. Азбелева, то неясно, почему источники, созданные при жизни ветеранов Куликовской битвы, связывают сражение с р. Доном, а не с Упой, берущей начало недалеко от истока Непрядвы, а то и с Окой, протекавшей не намного дальше от истока Непрядвы, чем Дон. Так, например, составленные в Северо-Восточной Руси краткая и пространная летописные повести о Куликовской битве, называют её не иначе, как «Донским» побоищем и «побоищем на Дону» [34, с. 310, 324; 35, с. 455, 479; 37, с. 129-130]. Краткая повесть впервые дошла до нас в составе Свода митрополита Киприана 1408 г., а Пространная - Новгородско-Софийского свода 1418 г. [9, с. 128-160]. В Задонщине, составленной на рубеже XIV-XV вв. место битвы локализуется «у быстрого Дона, на поле Куликове», «у Дона великого». Другое дело, что в тексте этой повести, древнейший сохранившийся список которой, Кирилло - Белозерский, был написан уже в конце XV в., не исключены поздние вставки, как, например, отмеченный О.В. Шиндлером термин «калантарь», характерный, по словам исследователя, именно для второй половины XV в. [48, с. 84-85]. Но к «Дону» место этой битвы относит и новгородский синодик Борисоглебской церкви, составленный при людях, помнивших живых ветеранов Трудно согласиться с гипотезой Г. Е. Дубровина, согласно которой поминать павших земляков стали под влиянием прусско-плотницкого «промосковского крыла» боярства, лживо приписывавшего Новгороду участие в этой исторической баталии [12]. Такая афера была бы очень рискованна: многие новгородцы того времени лично помнили дедов, участников военных походов времён Дмитрия Донского, а в Борисоглебской церкви могли оказаться не только промосковски настроенные бояре. И если бы Новгород в Куликовской битве не уча-ствовал, то священников, поминавших павших в ней сограждан, легко уличили бы в ошибке [27, с. 293-294].. Ныне участие новгородцев в Куликовской битве можно считать доказанным [5; 27, с. 253-257].

Из множества источников, привлеченных С.Н. Азбелевым, серьёзного внимания заслуживают сведения скорбного новгородского синодика Борисоглебской церкви о павших на Дону новгородцах, а также свидетельства немецких источников о неких русских, ограбленных литовцами по пути с Куликова поля. Если бы среди пострадавших были бойцы Северо-Восточной Руси, этот инцидент, несомненно, нашёл бы отражение в тамошнем летописании. Речь, безусловно, идёт о новгородцах. Что касается синодика, то к аргументации С.Н. Азбелева нужно добавить то обстоятельство, что перечисление войн, в которых новгородцы несли потери, заканчиваются не просто сражением под Русой 1456 г. В источнике сообщается, что новгородцы пострадали при Василии II и в «Новгороде», и «на Руси» [49, с. 6-7] (т.е., в Московской земле. - М.Н.). Перед нами характерное именно для времён новгородской независимости употребление названия Руси в узком смысле, как синонима «Низов - ской» Руси (в данном случае, несомненно, Московского княжества, куда Василий Тёмный после боя под Русой отправил пленных новгородских бояр). Таким образом, интересующий нас перечень боёв, где пали новгородцы, относится ко временам внуков участников Мамаева побоища, помнивших живых ветеранов. В Новгороде битву тоже считали «донской».

Таким образом, источники, составленные при жизни участников Куликовской битвы, или людей, лично их помнивших, связывают место битвы именно с районом устья р. Непрядвы. А там, даже на правой, южной стороне реки, не было больших открытых пространств. И хотя составленные при жизни участников сражения новгородский летописный рассказ, а также краткая и пространная летописная повести как место битвы упоминают поле «чисто» у устья Непрядвы [33, с. 376; 34, с. 318; 35, с. 463; 37, с. 129], это, конечно, стоит связывать не с его истинными просторами, а с тем, что в то время на фоне других, густо заросших лесом берегов Непрядвы и Дона О растительности на противоположном берегу р. Дон см: [6, с. 70]., эти небольшие открытые участки зримо выделялись.

Малочисленные, но любопытные археологические находки предметов вооружения и фрагментов доспехов, обнаруженные в том районе [42], тоже склоняют к выводу о том, что, по крайней мере, часть сражения проходила на том небольшом пространстве к югу от реки, где её место обычно локализуют. Речь идёт о фрагментах кольчуги и панцирной пластине, датируемых не позднее первой половины XV в., а также о наконечниках сулицы и двух бронебойных копий, верхняя датировка кото-

рых тоже относится к XV в. Поскольку эти предметы, в отличие от найденных в районе Куликова поля наконечников копей-рогатин [15, с. 257], или даже стрел, нельзя связать с промысловой деятельностью: они определённо относились к воинскому снаряжению. А поскольку до XV в. в тех местах была лишь одна Куликовская битва, то их стоит связывать с ней.

В то же время в источниках нет информации, что расположение русских войск ограничивалось одним участком. К сожалению, существует мало надёжных данных о построении русских войск на поле боя. Наиболее подробные сведения об их построении и тактике содержатся в таких поздних и неоднозначных памятниках, как «Сказание о Мамаевом побоище», Никоновская летопись и Новгородская летопись по списку Дубровского, в которых сообщается о делении русских на 5 полков и об участии в битве особого засадного полка. Как известно, на базе этих сведений издавна строится хрестоматийная схема Куликовской битвы. При этом рассказы о делении войск на 5 полков исследователи обоснованно считают сомнительными для XIV в. и характерными для реалий второй половины XV-XVI вв. [8, с. 492-494; 11, с. 97-98; 19, с. 109-111; 20, с. 7; 24, с. 3-7] Даже Ю. В. Селезнёв, допускающий возможность наличия на Куликовом поле 5 полков и 1 засадного, до второй половины XV в. не находит таких прецедентов, а в битвах на Воже (1378 г.) и на Листвянке (1442-1443 гг.) отмечает деление войск всего лишь на 3 полка [44]., но упоминание засадного полка, отсутствующее в более ранних источниках, за редчайшим исключением Лишь Д. А. Моисеев заметил, что понятие «засадный полк» не характерно для XIV в. [24, с. 5]. Но автор со-средоточился лишь на терминологии, воздержавшись от оценки достоверности рассказа о засадной тактике. некритически принимается на веру и приводится как аксиома См., напр.: [7, с. 386].. В пространной летописной повести, созданной при жизни участников битвы, сообщается о делении русского воинства на сторожевой и большой полки. Сторожевой полк, в котором поначалу находился сам Дмитрий Иванович, первый начал бой с передовыми татарскими отрядами князя Теляка. Потом Дмитрий отъехал в большой полк, «изряди полки» и лишь затем в бой вступили основные силы русских и татар [36, с. 319; 38, с. 465].

Другое дело, что в источниках, созданных при жизни участников Куликовской битвы, содержится любопытная информация, свидетельствующая о том, что войска располагались не кучно на одном поле и бои шли в т. ч. за его пределами. Согласно новгородскому летописцу, первый этап боя был неудачен, «москвичи небывальцы» - новички в ратном деле, побежали от татар [33, с. 366-367]. Но Дмитрий Иванович с Владимиром Серпуховским выступили (видно, из какого-то другого места) со свежими силами и прогнали татар. Летописец не говорит о том, что это был удар из засады. Вероятно, это не было запланированной военной хитростью. Просто разные полки стояли в разных местах и неодновременно вступали в бой.

Новгородский хронист мог нарочно высмеять москвичей (для Новгорода участие в Куликовской битве не было предметом гордости: новгородские летописи не упоминают земляков среди участников боя). Но схожая информация про «небывальцев» содержится в среднерусской пространной летописной повести о Куликовской битве (причём уже после рассказа об участии в бою сторожевого полка, ближе к концу сражения [34, с. 319-320; 35, с. 465]). В Задонщине подробно сообщается о гибели русских воинов и воевод, после чего Дмитрий Иванович с Владимиром Серпуховским вступили в бой и обратили в бегство татар [10, с. 164-166]. В пространной летописной повести о Куликовской битве указано, что русские перед боем расположились на территории в 10 вёрст [34, с. 319; 35, с. 464]. Едва ли это простое преувеличение. В краткой и пространной летописной повестях говорится, что русские гнали ордынцев до р. Мечи (Красивая Меча) [34, с. 321; 35, с. 466; 37, с. 130]. Между тем эта река расположена от района устья р. Непрядвы на расстоянии не менее 45 км по прямой. Бой, по словам пространной летописной повести, шёл с 6 до 9 часов дня и закончился в 9 часу [34, с. 319-320; 35, с. 466]. Если учесть, что в походных условиях время, видимо, определяли на глаз по солнцу, а в сентябре в том регионе светает около 7 часов утра, то бой должен был завершиться приблизительно после 15 часов. Допустимо предположить, что какая-то часть боя была ближе к среднему течению р. Непрядвы, в районе пос. Михайловский, где между двумя реками самое короткое расстояние, ок. 30 км по прямой. Там-то, вероятно, и проходило преследование татар, ибо лишь оттуда до Красивой Мечи можно было успеть доехать на конях до глубокой ночи. (Едва ли стоит согласиться с А.В. Журавелем, что в источниках с Мечей по ошибке спутана иная река [14, с. 99]. В русском летописании известны случаи, когда хронист указывал неверное название местности, но всегда давал ей созвучное наименование - «межю берег» вместо «между Бурегами» [28, с. 146; 50, с. 391], или путал р. Полисть с р. Полой при описании вторжения в г. Русу в 1471 г. новгородской судовой рати [40, с. 237]. Но ведь никаких иных рек, с названием, похожим на «Мечу», поблизости от Непрядвы, нет). И, наконец, в новгородском летописном рассказе, краткой и пространной летописных повестях сообщается, что в сражении погибло множество татар, одни - от оружия, а другие утонули в реке [33, с. 376; 34, с. 321; 35, с. 466; 37, с. 130]. Река указана без названия, но, поскольку поле боя в этих источниках привязано к Непрядве: «поле чисто на усть Непрядвы реки» [33, c. 376; 34, с. 318; 35, с. 463; 37, с. 129], то, судя по контексту рассказа Новгородской I летописи, подразумевается она¹¹. А локализуемое исследователями поле битвы лежит к югу от неё и не выходит ни на неё, ни на Дон. Это подтверждает вывод, что боевые действия велись не только на маленькой территории к югу от р. Непрядвы, но и за её пределами, у самой реки.

Таким образом, применяемые с 1980 г. подходы к определению численности войск в Куликовской битве по размеру поля боя или количеству обоза оказываются непродуктивными. Мы можем судить лишь о том, что бои шли к югу от р. Непрядвы, в районе её впадения в р. Дон. Какие-то столкновения происходили скорее всего на том небольшом участке, который зачастую считают местом битвы. Но бои шли и за его пределами. Надёжных сведений о построении и тактике московских войск мы почти не имеем. По данным летописных рассказов, созданных при жизни ветеранов битвы, видно, что все русские войска не стояли скученно на одной поляне. Можно предположить, что Дмитрий Иванович, не зная точного маршрута движения татар, одновременно расставлял отряды на разных дорогах, в устье Непрядвы, на пути к донским бродам, а также западнее, где в районе нынешнего пос. Михайловский, вероятно, тоже с юга на север проходила дорога: судя по всему, русские гнали татар до Красивой Мечи по отличному тракту, иначе они едва ли успели бы преодолеть около 30 км до наступления ночи.

Список источников и литературы

1. Азбелев С.Н. География сражения на Куликовом поле // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2013. №4. C. 12-20.

2. Азбелев С.Н. К вопросу о месте и дате Куликовской битвы // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2014. №3. C. 145-151.

3. Азбелев С.Н. Куликовская битва по летописным данным // Исторический формат. 2016. №1. C. 73-109.

4. Азбелев С.Н. Место сражения на Куликовом поле по летописным данным // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2016. №3. C. 17-32.

5. Азбелев С.Н. Участие новгородцев в Куликовской битве // Чело. 2006. №1. C. 73-78.

6. Александровский А.Л. Палеопочвенные исследования на Куликовом поле // Куликово поле: Материалы и исследования. М.: ГИМ, 1990. С. 54-71.

7. Алексеев Ю.Г. Походы русских войск при Иване III. CTO.: Изд-во СПбГУ, 2009. 464 с.

8. Бегунов Ю.К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище» // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.; Л.: Наука, 1966. С. 447-523.

9. Бобров А.Г. Новгородские летописи XV в. СПб.: Дм. Буланин, 2001. 287 с.

10. Воинские повести Древней Руси. Л.: Лениздат, 1975. 495 с.

11. Горский А.А. Москва и Орда. М: Наука, 2003. 214 с.

12. Дубровин Г.Е. Легенды об участи новгородцев в Куликовской битве и прусско-плотницкое крыло «московской партии» Новгорода во второй половине XV в. // Новгородский исторический сборник. 2005. №10 (20). С. 82-93.

13. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XV и XVI вв. М.; Л.: АН СССР, 1950. 593 с.

14. Журавель А.В. «Аки молния в день дождя». М.: Русская панорама, 2010. Кн. 1. 424 с.

15. ЗвягинЮ. В. Загадки Куликова поля. М.: Вече, 2012. 320 с.

16. Зенин Д. Не числом, а умением // Техника - молодёжи. 1980. №9. С. 8-11.

17. Зорин А.В. Проблема средневековой логистики на Руси (отзыв на работы Пенского В.В. «»… И запас пасли на всю зиму до весны»: логистика в войнах Русского государства эпохи позднего Средневековья - раннего Нового времени» и Несина М.А. «Из истории логистики русских войск в XV - начале XVI в.») // URL: http://www.milhist.info/2016/06/24/zorin_1

18. Кирпичников А.Н. Куликовская битва. Л.: Наука, 1980. 122 с. Правда, в краткой и пространной летописных повестях подводится итог о жертвах среди татар после сообще-ния о бегстве ордынцев до р. Мечи. Но в рассказе ШЛ эпизод с погоней до Красивой Мечи отсутствует, поэто-му в нём определённо подразумевается Непрядва. А при том, что битва длилась часами и кончилась разгромом ордынцев, сомнительно, что павших в бою татар было мало по сравнению с числом погибших при отступлении. Стоит учесть, что у русских после битвы оставалось времени в обрез, чтобы до ночи преодолеть не менее 30 км до Красивой Мечи, поэтому им некогда было заниматься массовым истреблением татар. Надо было успеть про-гнать их за «Мечу» и разбить лагерь до наступления кромешной тьмы. Таким образом, летописцы резюмирова-ли именно боевые потери татар. И под указанной рекой подразумевали Непрядву.

19. Кучкин В.А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский в канун Куликовской битвы // Церковь, общество и государство в феодальной России. М.: Наука, 1990. С. 103-125.

20. Кучкин В.А. Победа на Куликовом поле // Вопросы истории. 1980. №8. С. 3-21.

21. Лобин А.Н. К вопросу о численности вооружённых сил русского государства в XVI в. // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2009. №1-2. C. 45-78.

22. Логистика Куликова поля. Пейзаж до битвы: первая тотальная мобилизация или добродетельное хозяйствование? // URL: http://gefter.ru/archive/18788

23. Лукин П.В. Новгородское вече. М.: Индрик, 2014. 608 с.

24. Моисеев Д.А. К вопросу о построении русских войск на Куликовом поле // Вестник СПбГУ. Сер. 2: История. 2007. №1. С. 1-7.

25. Моисеев Д.А. Снабжение продовольствием - «зажитье» (XII в.), «по корм» (XIII в.), «волость труще» (XIV в.) // URL: http://www.imha.ru/1144536804-snabzhenie-prodovolstviem-russkoy-armii.html

26. Несин М.А. Из истории логистики русских войск в XV - начале XVI в. (отзыв на работу Пенского В.В. «»… И запас пасли на всю зиму до весны»: логистика в войнах Русского государства эпохи позднего Средневековья - раннего Нового времени») // URL: http://www.milhist.info/2016/04/27/nesin_7

27. Несин М.А. Новгородские житьи люди в XV в. и их участие в войнах и внешней политике Великого Новгорода в XV в. Ч. 1: От рубежа XIV-XV вв. до второй половины 1471 г. // URL: http://www.milhist.info/ 2016/06/08/nesin_8

28. Несин М.А. О локализации места Шелонской битвы и иных боевых действий московско-новгородской войны 1471 года // Война и оружие. Новые исследования и материалы. Труды VII Междунар. науч.-практ. конф. 2016 г. СПб., 2016. Ч. 4. С. 139-148.

29. Несин М.А. Ответ на замечания Быкова А.В., изложенные в статье «Отзыв на статью О.В. Шиндлера «Смена доспешной моды на Руси во второй половине XV в.»» и отзыв на статью Шиндлера О.В. «Смена доспешной моды на Руси во второй половине XV в.» // URL: http://www.milhist.info/2016/10/28/nesin_9

30. Несин М.А. Участие касимовского царевича Данияра в военных походах великокняжеских войск 1471 и 1472 гг. // Средневековые тюрско-татарскиие государства. 2016. №8. С. 14-22.

31. Пенской В.В. «.И запас пасли на всю зиму до весны»: логистика в войнах Русского государства эпохи позднего Средневековья - раннего Нового времени // URL: http://www.milhist.info/2016/03/31/penskoy_8

32. Пенской В.В. О численности войска Дмитрия Ивановича на Куликовом поле // Военное дело Золотой Орды: проблемы и перспективы изучения. Казань: Фолиант, 2011. С. 158-161.

33. Полное собрание русских летописей [ПСРЛ]. М.: Языки славянской культуры. 2000. Т. 3. 720 с.

34. ПСРЛ. М.: Языки славянской культуры. 2000. Т. 4. Ч. 1. 728 с.

35. ПСРЛ. М.: Языки славянской культуры. 2000. Т. 6. №1. 312 с.

36. ПСРЛ. М.: Языки славянской культуры. 2000. Т. 11. 272 с.

37. ПСРЛ. М.: Языки славянской культуры, 2007. Т. 18. 328 c.

38. ПСРЛ. М.: Языки славянской культуры. 2000. Т. 24. 288 с.

39. ПСРЛ. М.; Л.: Наука, 1959. Т. 26. 413 с.

40. ПСРЛ. М.; Л.: Наука, 1962. Т. 27. 418 с.

41. Разин Е.А. История военного искусства. СПб.: Полигон, 1999. Т. 2. 655 с.

42. Реликвии Донского побоища. Находки на Куликовом поле. Авт.-сост. О.В. Двуреченский. М.: Квадрига, 2008. 90 с.

43. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. СПб.: Тип. Имп. академии наук, 1884. Т. 1. 588 с.

44. Селезев Ю.В. Уникальные сведения Новгородской IV летописи по списку Дубровского и расстановка войск великого князя Дмитрия на Куликовом поле // Новгородика - 2008. Ч. 1. В. Новгород, 2009. С. 185-189.

45. Сорокин П.Е. Ландскрона, Невское устье, Ниеншанц. 700 лет поселению на Неве. СПб.: Литера, 2001. 128 с.

46. Чеботарев А.В. В поисках Куликова поля (датированная 15-м августа 2005 г. беседа с руководителями Верхнее-Донской археологической экспедиции Государственного исторического музея) // Нескучный сад. 2005. №4 (15). С. 94-101.