К проблеме антропологических связей между носителями срубной и алакульской культур позднего этапа эпохи бронзы в Южном Приаралье и западноказахстанских степях

Размещено на http://www.allbest.ru/

К проблеме антропологических связей между носителями срубной и алакульской культур позднего этапа эпохи бронзы в Южном Приаралье и западноказахстанских степях

Александр Александрович Хохлов Самарский государственный социально-педагогический университет, г. Самара, Российская Федерация

Егор Петрович Китов Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, г. Москва, Российская Федерация

Юлия Олеговна Капинус Самарский государственный социально-педагогический университет, г. Самара, Российская Федерация

Abstract

To the issue of anthropological contacts between the populations of the Srubnaya and Alakul cultures of the late bronze age in the Southern Urals and Western Kazakhstan Steppes

Aleksandr A. Khokhlov Samara State University of Social Sciences and Education, Samara, Russian Federation

Egor P. Kitov Institute of Ethnology and Anthropology RAS, Moscow, Russian Federation

Две крупные по географическому распространению культуры бронзового века, сосуществовавшие и граничившие между собой в степях Южного Приуралья, - срубная и алакульская. Вопросам их генезиса, развития и угасания уделялось много внимания как в археологических, так и антропологических работах. По обрядовой практике и предметам материальной культуры их происхождение в основном связывали с местными группами населения, проживавшими на территориях Волго-Уралья и западноказахстанских степей в непосредственно предшествовавшее время. Нужно напомнить о точке зрения, согласно которой эти культуры вырастают через покровский (раннесрубный) и петровский (раннеалакульский) этапы на единой потаповско-синташтинской основе [12, с. 87]. В антропологии, помимо участия местных племен в расогенезе срубного и алакульского населения, предлагались варианты влияния и отдаленных популяций, проникавших напрямую или опосредованно из районов Центральной Европы [21; 39], а также инкорпорирования в среду населения этих культурных образований представителей среднеазиатских культур [6; 13; 14]. В пользу западных инноваций могут свидетельствовать и результаты генетических исследований [42], где показано единство населения культуры шнуровой керамики Центральной Европы, синташтинской и срубной культур восточного ареала ее распространения, основанное на показателях половой наследственности, в частности большей представительности в них мужской гаплогруппы «R1a». Однако рассуждать о прямолинейной связи населения центральных и восточных областей Европы в период поздней бронзы большого смысла не имеет. Для этого данных генетики еще явно недостаточно, а гаплогруппа «R1a» в составе носителей срубной культуры Волго-Уралья могла возникнуть и из других источников, в том числе местных [35, с. 63]. К этому следует дополнить, что в составе серии половых гаплогрупп для населения срубной культуры выявлены и другие комбинации, в то числе по женской линии «U5a, H2-6, T2b4» [43], свидетельствующие о его разнокомпонен- тности, ранее показанной традиционными методами морфологического анализа [30; 33; 38; 40; и др.]. Алакульская группа Западного Казахстана, как и соседняя группа срубной культуры, представлялась неоднородной. Следует сказать о выделении в ее составе черепов так называемого андроновского варианта протоевропеоидного типа, а также более представительного численно средиземноморского (южноевропеоидного), что в свое время вызвало определенные дискуссии относительно происхождения их носителей [5; 6; 13]. Отметим, что черепа из погребений федоровского варианта андроновской культуры представляют именно широколицых европеоидов. За последние годы в антропологических работах чаще звучал тезис о различиях между представителями, с одной стороны, алакульского населения и, с другой, федоровского населения казахстанских степей на уровне рас второго порядка [7; 8; 16; 26].

Сложность взаимодействия этих двух больших культур в Зауралье отражается в условном делении территории на три части в соответствии с местоположением могильников и происходящих из них серий. Так, по данным археологии, в степной южнозауральской группе памятников выделяется три группы погребальных комплексов, различающиеся как географическими, так и культурными параметрами. Первый вариант условно назван северо-восточным; он включает в себя памятники, находящиеся на границе степной и лесостепной полос в среднем течении рек Уй и Караталы-Аят. Второй вариант - центральный - ограничен реками Караталы-Аят на севере и Синташта на юге (основное ядро сруб- но-алакульской контактной зоны). Третий - юго-западный - концентрируется в Оренбуржье и на юге Зауральской Башкирии [2; 3]. Такая же картина подтверждается и данными антропологического анализа. В северной части локализуются серии черепов с максимальной долей уралоидного компонента; в средней - серии, в краниотипе которых наиболее сильно отразилось влияние гиперморфных европеоидов, находящих аналогии в населении срубной культуры Башкирии; в южной части локализовано население алакульс- кой культуры с чертами южных европеоидов [17; 19; 20].

В нашем внимании главным является вопрос о взаимоотношении коллективов срубной и алакульской культур. Прямым доказательством связей и их контактов служат материалы синкретичных срубно-алакульских археологических памятников, обнаруживаемых в пограничных для этих культурных образований районах. С поступлением новых источников проблема их связи поднимается вновь, акцентируется внимание на получении информации о формах, направлениях и интенсивности взаимодействия. Плотность населения, судя по постоянно накапливаемым материалам из ежегодно исследуемых поселений и могильников, особенно в ареале ВолгоУральского региона, была довольно велика. В настоящее время проводится целенаправленная работа по изучению хозяйственно-культурной деятельности носителей срубной и ала- кульской культур [22; 23; 41; и др.], выявлению механизмов их адаптации к природным условиям и использованию местных ресурсов. Пристальное внимание уделяется проблеме организации добычи руды, в частности в связи с функционированием Мугоджарского горно-металлургического центра [27; 28], который контролировался людьми, оставившими памятники так называемого кожумбердынс- кого типа алакульской культуры. Более западная алакульская группа была ориентирована на добычу руды из каргалинских медистых песчаников Южного Урала, которые обеспечивали металлом также население срубной культуры [36]. И именно здесь, в орско-илек- ском междуречье, чаще обнаруживаются памятники, сочетающие черты срубной и ала- кульской культур [9; 24]. В антропологии предпринималась попытка выявления связей носителей этих культур на примере рассмотрения краниологических материалов из срубно- алакульских погребальных комплексов Восточного Приуралья [19; 20]. Было предложено, что проникшие в Зауралье носители срубной культуры представляли конечный результат длительной метисации между народами разных волго-уральских культур предшествующего времени при доминанте степного европеоидного компонента. В период существования данного населения оно не было генетически замкнутым, а подпитывалось за счет привнесения генов носителей окружающих близких культурных групп, в первую очередь со срубными и алакульскими традициями.

Исходя из современных археологических представлений, мы провели дополнительный анализ имеющихся и вновь поступивших краниологических материалов срубной и алакуль- ской культур на предмет их связи.

Материалы и методы. Материал срубной культуры Волго-Уралья был подробно изучен в работах А.А. Хохлова [29; 30; 32; 33; и др.]. По результатам исследования в течение нескольких полевых сезонов археологическими отрядами под руководством В.В. Ткачева и С.Ю.Каменского ряда памятников Южного Урала и степей Зауралья, в частности Ураль- ско-Мугоджарского района, были получены новые антропологические материалы алакуль- ской культуры, относимые авторами к особому, кожумбердынскому его варианту. По количеству скелетов суммарный материал довольно весомый. В составе этой серии значительная доля принадлежит индивидам детского возраста. Черепа людей зрелого возраста оказались преимущественно фрагментарными. В результате реставрации удалось воспроизвести 17 объектов. В основном это мозговые коробки и лишь в двух случаях мы имеем сравнительно полные черепа (Казачья Гу- берля, к. 6; Еленовский, к. 2, п. 3). Индивидуальные и суммарные данные представлены в таблицах 1, 2.

Казачья Губерля (к. 6). Мужской череп в целом довольно крупный, массивный, высокосводный, долихокранный. Лицевой скелет широкий и низкий, мезогнатный по вертикали с прогнатной альвеолярной частью, умеренно профилированный на горизонтальном уровне по древнеевропеоидному масштабу. По комплексу черт череп европеоидный. Определенно можно сказать, что типологически он не относится к южноевропеоидным.

Еленовский. Мужской череп (к. 2, п. 3) массивный, характеризуется большими размерами мозговой коробки, мезокранией, с умеренно широким и средневысоким, клиногнат- ным по горизонтали и мезогнатным по вертикали лицевым отделом, сильно выступающими в профиль носовыми костями, европеоидный. Другой череп из этого же кургана (Еленовский, к. 2, п. 5 / женский) также сравнительно крупный по размерам мозговой капсулы, но при этом долихокранный, отличается также узким и уплощенным по горизонтали лбом, ослабленным профилем на назомаляр- ном уровне, очень малым фронтомалярным указателем. Морфологически он иной, вероятно с уралоидной примесью.

Ушкаттинский I. Оценка черепов могильника возможна в основном по мозговым коробкам. И мужской, и женские по размерам довольно крупные, по некоторым признакам средние, имеют высокий свод, доминирует долихокрания, горизонтальная профилировка на назомалярном уровне в двух случаях сравнительно резкая (к. 2, п. 3; к. 22, п. 4). Один череп, женский (к. 12, п. 2) предоставляет сведения о структуре лицевого отдела, который является высоким, с относительно высокими орбитами, узким, хорошо выступающим в профиль носом. Черепа этого могильника, несмотря на плохую сохранность, несомненно, европеоидные.

Аралча II. 5 мужских черепов практически все массивные, по размерам довольно крупные и высокие, в основном долихокран- ные, в одном случае фиксируется мезобра- хикрания (к. 9, п. 4). Наблюдается единство выборки в сильном развитии элементов мак- рорельфа мозговой коробки, прежде всего сосцевидных отростков. Женские черепа по размерным характеристикам мозговых коробок также в основном крупные, с высоким сводом. Имеются и долихокранные, и мезобра- хикранные. В общей выборке прослеживаются различные индивидуальные черты, по которым проявляется ее неоднородность.

Анализ. Сопоставляя новые данные с теми, которые были опубликованы прежде по материалам Западного Казахстана (Тасты- бутак I, Хабарное и др.), относящимися, по мнению В.В. Ткачева, именно к кожумбер- дынскому типу, можно сказать, что представительность широколицых массивных европеоидов в целом увеличилась. Необязательно, однако, этих европеоидов относить именно к андроновскому варианту палеоевропеоидного типа. Они в основе другие и в большей степени близки умеренно широколицым и умеренно массивным, долихокранным типам, встречающимся в материалах срубной и других культур Волго-Уральского региона финала средней - начала поздней бронзы (криволукская культурная группа).

Краниологический материал, относящийся к алакульским древностям западного ареала распространения культуры, был ранжирован согласно новой схеме 2, с учетом его археологической интерпретации и географической приуроченности памятников (табл. 3)3.

Группа, относящаяся к алакульскому культурному образованию, включает выборку раннего ее этапа (петровский культурный тип), кожумбердынского типа, а также выборки черепов из синкретичных срубно-алакуль- ских памятников Южного Урала и Зауралья.

Мы провели межгрупповое сопоставление этих краниологических выборок (табл. 3) с другими сериями синхронного времени. Привлечены материалы алакульской культуры лесостепи юго-востока Западной Сибири4 [26], федоровского культурного типа Казахстана [8, с. 110, 114]. Группы срубной культуры представлены черепами из погребений раннего и развитого ее этапов Волго-Уральского региона, которые были сформированы согласно их географическому районированию [33, с. 120-124]. Серии более раннего времени, а именно периодов средней и ранней бронзы, а также других территорий не использованы.

Применен канонический анализ. Произведена статистическая оценка межгруппового сходства путем вычисления квадратов расстояния Махаланобиса с поправкой на численность. Технические операции выполнялись в статистических программах MultiCan [15] и Statistica 12. В основу расчетов были положены средние данные по 14 основным краниологическим признакам для 14 мужских и 11 женских выборок. В базовые показатели программы вложены также стандартные значения среднеквадратических отклонений признаков [4] и матрица внутригрупповых корреляций, рассчитанная И.Г. Широбоковым.

Максимальное количество признаков, по которым ранжируются мужские выборки с достаточно высокой степенью изменчивости, представлено в наборе первых трех канонических векторов (табл. 4). Для построения графика распределения серий мы использовали данные КВ I и КВ III, которые отражают их вариативность по комплексу важных в краниологической диагностике признаков: 1, 8, 17, 9, 45, 51. В углах графика представлены их комбинации, показывающие в сумме векторные тенденции к проявлению того или иного морфологического комплекса (рис. 1). На графике выборки расположились довольно широко. Центральное, в некоторой степени нейтральное по краниологической динамике положение заняли серии срубной культуры лесостепей Поволжья (№ 11, 12) и Приуралья (№ 9, 13), а также срубно-алакульская культура Зауралья (№ 6). Несколько в отдалении оказались выборки Поволжской степи (№ 7, 10). Окраинные позиции заняли петровская (раннеа- лакульская) выборка (сектор А), срубная приуральская степная (сектор Б), группа в составе кожумбердынской, западной срубно- алакульской и покровской Самарского Поволжья (№ 2, 3, 8) и суммарная серия андронов- ской / федоровской культуры Казахстана (№5). С учетом расстояний Махаланобиса подтвердилась близость между кожумбер- дынской выборкой и покровской Самарского Поволжья (№ 3-8 // 0,1)5, с южноуральской срубно-алакульской (№ 3-2 // 0,2), покровской и срубной Приуралья (№ 9-13 // 0,1), срубни- ками Поволжской лесостепи и Самаро-Со- кского бассейна (№ 11-12 // 0,2), резче обозначилась связь между покровской и срубной степей Поволжья (№ 7-10 // 0,4).

Для построения графика расположения женских выборок (рис. 2) также использованы данные КВ I и КВ III, где наибольшие нагрузки падают на ряд линейных признаков: 1, 8, 17, 9, 45, 51. Здесь, как и на графике по мужским выборкам, обособленные позиции заняли восточноалакульская (№ 5) и федоровская Казахстана (№ 6). Сравнительно отдельно стоят обе выборки срубной культуры Южного Приуралья (№ 10, 11). Остальные расположились в центральной части довольно компактно. В составе этой группы оказались выборки и срубной культуры Поволжья (№ 7, 9), и алакульской Южного Урала и Казахстана. Следует отметить, что выборки черепов из погребений с алакульскими традициями формируют в некоторой степени самостоятельную подгруппу (№ 1, 2, 3, 4), где прослеживается сближение, как и на мужском графике, кожум- бердынской выборки со срубно-алакульской Южного Приуралья (№ 3, 4). Сверка данных результатов с вычисленными расстояниями Махаланобиса подтвердила прежде всего близость выборок, оказавшихся на графике в центральной области. Внутри этой совокупности базовой является выборка срубной культуры Самаро-Сокского бассейна, продемонстрировавшей минимальные расстояния, во-первых, с покровской и срубной сериями лесостепей Поволжья (№ 9-7 // 0,1; № 9-8 // 0,3; № 7-8 // 0,1). Все они происходят из одной большой природной зоны, в частности лесостепного Волго-Уралья. Во-вторых, самаро-сокская группа близка с алакульскими выборками: петровскими (№ 9-1 // 0,0; № 9-2 // 0,2), кожум- бердынского типа (№ 9-3 // 0,2). Дополнительно, рассматривая расстояния именно алакуль- ских выборок, отмечается близость кожум- бердынской группы с петровскими (0,3; 0,3). Синкретичная срубно-алакульская Южного Приуралья несколько отдалена от них, хотя и не значительно.

Интерпретация полученных результатов и основные выводы. Составленные выборки, относящиеся к алакульской (кожум- бердынская группа) культуре и синкретичным срубно-алакульским (южноуральская и зауральская группы) памятникам, неоднородны, состоят в основном из европеоидных краниологических вариантов, умеренно широколицых, с одной стороны, и сравнительно гипоморф- ных, или мезоморфных, - с другой. Такие же варианты фиксировались в сериях срубной культуры Волго-Уралья [33; 38; и др.]. Эти морфологические комплексы своим происхождением связаны в первую очередь с предшествовавшими хронологически группами населения степей и лесостепей Восточной Европы, с носителями вариантов широко известного в палеоантропологии палеоевропеоидно- го краниологического типа и в большей степени мезоморфного, долихокранного, клиног- натного, близкого южным европеоидам. Именно последние во многом обусловили суммарные характеристики краниологических серий Восточной Европы в периоды финала средней и поздней бронзы. Это не должно восприниматься как превалирование средиземноморских форм. Показано, что долихокранные, сравнительно узколицые и клиногнатные европеоиды появились на территориях Средней и Северной Европы как минимум с эпохи энеолита и с тех пор развивались в определенной степени самостоятельно, испытывая, разумеется, эпизодические инвазии со стороны ближневосточных и кавказских популяций. При этом усиливалось морфологическое разнообразие в первую очередь южных восточноевропейских групп, появлялись разные модификации в составе исторически, видимо, и таксономически единого южноевропеоидного долихокранного, мезоморфного краниологического типа. Наиболее определенно проявление условно средиземноморского комплекса в составе алакульского населения прослеживается по материалам могильника Восточно-Ку- райлинский I петровского времени [33, с. 125].

Непосредственными хронологическими и, вероятно, генетическими предшественниками ранних групп срубной (покровский этап) и алакульской (петровский этап) культур являлись племена потапово-синташтинского круга, связываемые с Волго-Уральским очагом культурогенеза начала позднебронзового века [10]. Эти группы населения были показательно гетерогенны как на внутригрупповом, так и на межгрупповом уровне, а также по половому составу [19; 29; 31; 34; 35; и др.], что отразилось и на их прямых потомках, но с тенденцией сглаживания различий. В настоящей работе некоторые различия можно видеть по результатам канонического анализа (рис. 1, 2), где мужские серии покровского этапа продемонстрировали разные морфологические тенденции, а в отношении половой дифференциации это относится к выборкам петровской культуры.

Прослеживаемые на графиках более широкие расстояния между мужскими краниологическими выборками поздней бронзы говорят и об их большей морфологической изменчивости в целом по сравнению с женскими группами. Особенно плотной является центральная часть (рис. 2), где сосредоточены женские выборки лесостепных срубных культур Волго-Уралья и одновременно групп с алакульскими традициями. Тесная морфологическая близость между многими из них устанавливается и по вычисленным расстояниям Махаланобиса. Это говорит о сравнительно гомогенном женском субстрате в ареале лесостепного Волго-Уралья и Западного Казахстана, на базе которого, видимо, формировались физические особенности местных популяций позднебронзового века, в том числе мужской части населения.

Краниологические выборки алакульской группы в сумме морфологически оказались несколько более разнообразны по сравнению со срубными. Их западные коллективы продолжали контакты с восточными группами срубной культуры, что выразилось в погребальном обряде и инвентаре синкретичных срубно-алакульских памятников и подтверждается особенностями полученных из них антропологических материалов. Выборки черепов срубной культуры, в частности лесостепной части Волго-Уралья, во многом оказались морфологически тождественны западным ала- кульским, что выявляется по материалам ко- жумбердынской группы, представляющей классический алакуль. Это было обусловлено историческими связями представителей двух граничивших между собой культур позднебронзового века, вышедших, вероятно, из единого очага южноуральского культурогенеза, отношения между которыми не пресекались и, видимо, периодически усиливались в период поиска и эксплуатации рудных источников.

Происхождение сравнительно гипомор- фного европеоидного антропологического компонента в составе алакульских групп, которое вызывало в конце XX в. дискуссии, следует связывать, по нашим представлениям, именно с волго-уральскими популяциями, но не нижневолжскими: в первую очередь с выходцами из синташтинских, покровских и петровских групп начала поздней бронзы, а во вторую - с влиянием на их фенофонд мезоморфных долихокранных европеоидов из среды носителей сложившейся срубной культуры развитого этапа этой эпохи. Участие в сложении антропологического пласта каких-либо коллективов среднеазиатского происхождения не отрицается, но если это было, то, скорее всего, носило второстепенный характер вследствие инкорпорирования отдельных представителей чужеродного населения.

Восточная группа алакульской культуры продемонстрировала морфологическое сближение с андроновскими / федоровскими выборками, что является показателем другого, именно восточного, направления контактов. Это нормальное явление, демонстрирующее, что не все алакульские группы были морфологически резко отличны от соседних степных популяций федоровского культурного типа. В этой же связи следует учесть краниологические показатели черепов могильника Омского Прииртышья Ермак 4, интерпретируемого как алакульский [7, с. 134], которые близки черепам именно федоровской группы степей Казахстана.

В составе суммарной алакульской краниологической серии встречаются отдельные черепа с уралоидными признаками или теми, которые можно было бы связать с пережиточными специфическими комплексами эпох энеолита - ранней бронзы Казахстана [33; 34; 37]. Если такие черты не являются показателем нормальной внутрипопуляционной изменчивости, то их наличие можно было бы объяснить проявлением линии, пусть даже и опосредованно, более глубоких хронологических связей с потаповско-синташтинским населением, где также вполне определенно был представлен уралоидный компонент, или же эпизодическими синхронными включениями генотипов лесного или сугубо местного происхождения. Следует добавить, что, по предварительным одонтологическим исследованиям, в составе населения упомянутых в настоящей работе культур Волго-Уралья и Западного Казахстана фиксируется наличие двух вариантов. Один имеет высокий процент коленчатой складки метаконида, сочетающийся с отсутствием дистального гребня тригонида, что характерно для северного грацильного типа с восточным уклоном, и может быть интерпретирован в целом как уралоидный. Второй вариант имеет меньшие значения восточных признаков и небольшой процент дистального гребня тригонида - признаки южного грациль- ного типа [19].

На основе полученных материалов нельзя убедительно говорить о конкретных механизмах биологического взаимодействия коллективов со срубными и алакульскими культурными традициями. Тем не менее очевидно, что продвижение первых на восток не носило характер проникновения в Зауралье именно мужских отрядов и включения в состав нарождающихся групп местной доли женского генофонда, как это прослеживалось по материалам потапово-синташтинского времени Южного Приуралья. По всей видимости, это было постепенное и эпизодическое распространение волго-уральских отрядов на территориях Западного Казахстана, включение в сферу сопутствующих контактов представителей обоих полов, с элементами взаимной ассимиляции носителей этих двух культурных образований.

Примечания

1. Материалы, относящиеся к алакульской культуре Южного Урала и Западного Казахстана, были сгруппированы при консультации В.В. Ткачева, которому коллектив авторов выражает глубокую благодарность и признательность.

2. К сожалению, не может быть использована часть упомянутых в литературе черепов ряда алакульских могильников ввиду их сомнительного происхождения или весьма плохой сохранности (Мечет-Сай, Киргильда, Кунакбай-Сай, Турсумбай, Селивановский II и др.).

3. Суммарные данные по последней группе были опубликованы с учетом черепов обоего пола [26]. Данная группа, на основе опубликованных в этой же работе индивидуальных измерений, была разделена на мужскую и женскую выборки и пересчитана согласно половой принадлежности.

4. Пример расшифровки обозначения: (№ 3-8 // 0,1), где (3-8) - номера выборок; 0,1 - расстояние Ма- халанобиса.

Таблица 1. Краниологические и средние статистические показатели мужских черепов алакульской культуры кожумбердынского типа

Table 1. Craniological and average statistical indicators of male skulls of the Alakul culture of the Kozhumberdyn type

Примечание. * - средние показатели новых черепов (мог. Аралча II, Ушкаттинский I, Еленовский, Казачья Губерля); ** - средние показатели кожумбердынской культурной группы с учетом материалов мог. Тасты-бутак 1 и Хабарное. В таблицах 1 и 2 использованы следующие обозначения: «?» - вследствие незначительного разрушения целостности костей, определяющих размер признака, его величина (в определенной степени) условна, но использовать в статистических расчетах можно; «??» - размер признака ориентировочный, следует учитывать, но использовать в статистических расчетах нельзя. Note. * - average indicators of new skulls (Aralcha II, Ushkattinsky I, Yelenovsky, Kazachya Guberlya burial grounds); ** - average indicators of the Kozhumberdyn cultural group, taking into account materials from Tasty- butak 1 and Khabarnoye burial grounds. Tables 1 and 2 provide the following symbols: “?” - due to a slight destruction of the integrity of bones, which determines the size of the sign, its value (to some extent) is conditional, however it can be used in statistical calculations; “??” - the feature size is approximate; it should be taken into account, however it is impossible to use it in statistical calculations.

Таблица 2. Краниологические и средние статистические показатели женских черепов алакульской культуры кожумбердынского типа

Table 2. Craniological and average statistical indicators of female skulls of the Alakul culture of the Kozhumberdyn type

Таблица 3. Памятники, давшие краниологический материал из погребений с алакульс- кими культурными традициями Южного Приуралья и Западного Казахстана

Table 3. Monuments that gave craniological material from burials with Alakul cultural traditions of the Southern Urals and Western Kazakhstan

Таблица 4. Нагрузки на канонические векторы

Table 4. Loads on the canonical vectors

Рис. 1. Распределение мужских краниологических выборок срубной и алакульской культур бронзового века в графическом пространстве КВ I и КВ III:

1 - петровская культура Приуралья; 2 - срубно-алакульская группа памятников Южного Приуралья;

3 - алакульская культура (кожумбердынская группа памятников);

4 - алакульская культура юго-востока Западной Сибири; 5 - андроновская / федоровская культура Казахстана;

6 - срубно-алакульская группа памятников Зауралья; 7 - покровская культура Нижнего Поволжья;

8 - покровская культура Самарского Поволжья; 9 - покровская культура Приуралья;

10 - срубная культура Поволжской степи; 11 - срубная культура Поволжской лесостепи;

12 - срубная культура Самаро-Сокского бассейна; 13 - срубная культура Приуральской лесостепи;

14 - срубная культура Приуральской степи

Fig. 1. Distribution of male craniological series of the Srubnaya and Alakul cultures of the Bronze Age in the graphic space of CV I и CV III:

Рис. 2. Распределение женских краниологических выборок срубной и алакульской культур бронзового века в графическом пространстве КВ I и КВ III:

1 - петровская культура Приуралья; 2 - петровская культура Казахстана;

3 - алакульская культура (кожумбердынская группа памятников);

4 - срубно-алакульская группа памятников Южного Приуралья;

5 - алакульская культура юго-востока Западной Сибири; 6 - андроповская / федоровская культура Казахстана;

7 - покровская культура Самарского Поволжья; 8 - срубная культура Поволжской лесостепи;

9 - срубная культура Самаро-Сокского бассейна; 10 - срубная культура Приуральской лесостепи;

11 - срубная культура Приуральской степи

Fig. 2. Distribution of female craniological series of the Srubnaya and Alakul cultures of the Bronze Age in the graphic space of CV I и CV III:

1 - Petrovka culture of the Cis-Urals; 2 - Petrovka culture of Kazakhstan;

3 - Alakul culture (Kozhumberdy group of sites);

4 - Srubnaya-Alakul group of sites of the Southern Urals;

3 - Alakul culture of the South-East of Western Siberia; 6 - Andronovo / Fedorovo culture of Kazakhstan;

7 - Pokrovka culture of the Samara Volga region; 8 - Srubnaya culture of the Volga forest-steppe;

9 - Srubnaya culture of the Samara-Sok basin; 10 - Srubnaya culture of the Ural forest-steppe;

11 - Srubnaya culture of the Ural steppe

Список литера туры

1. Акимова, М. С. Материалы к антропологии древнего населения Южного Урала / М. С. Акимова // Археология и этнография Башкирии. Т. 3. - Уфа : БФАН СССР, 1968. - С. 391-417.

2. Алаева, И. П. Культурная специфика памятников позднего бронзового века степной зоны Южного Зауралья : автореф. дис. ... канд. ист. наук / Алаева Ирина Павловна. - М., 2015. - 32 с.

3. Алаева, И. П. Факторы территориальной специфики алакульских культур в бронзовом веке Урало-Казахстанского региона / И. П. Алаева // Фундаментальная и прикладная наука. - Челябинск : Челяб. гос. пед. ун-т, 2016. - С. 4-5.

4. Алексеев, В. П. Краниометрия. Методика антропологических исследований / В. П. Алексеев, Г. Ф. Дебец. - М. : Наука, 1964. - 127 с.

5. Алексеев, В. П. Антропологический тип населения западных районов распространения анд- роновской культуры / В. П. Алексеев // Проблемы этнической антропологии Средней Азии : сб. науч. ст. - Ташкент : Наука, 1964. - С. 20-28.

6. Алексеев, В. П. Антропология андроновс- кой культуры / В. П. Алексеев // Советская археология. - 1967. - Вып. 1. - С. 22-26.

7. Багашёв, А. Н. Палеоантропология Западной Сибири. Лесостепь в эпоху раннего железа / А. Н. Багашёв. - Новосибирск : Наука, 2000. - 371 с.

8. Багашёв, А. Н. Антропология Западной Сибири / А. Н. Багашёв. - Новосибирск : Наука, 2017. - 408 с.

9. Богданов, С. В. Комиссаровский некрополь / С. В. Богданов // Каргалы. В 5 т. Т. 4. Некрополи на Каргалах; население Каргалов: палеоантропологические исследования / под ред. Е. Н. Черныха. - М. : Яз. слав. культуры, 2005. - С. 70-99.

10. Бочкарев, В.С. Культурогенез и развитие металлопроизводства в эпоху поздней бронзы (по материалам южной половины Восточной Европы) / В.С. Бочкарев // Древние индоиранские культуры Волго-Уралья (II тыс. до н.э.). - Самара : Изд-во СамГПУ 1995. - С.114-123.

11. Бужилова, А. П. Население Каргалов: палеоантропологические исследования / А. П. Бужи- лова // Каргалы. В 5 т. Т. 4. Некрополи на Каргалах; население Каргалов: палеоантропологические исследования / под ред. Е. Н. Черныха. - М. : Яз. слав. культуры, 2005. - С. 126-150.

12. Васильев, И. Б. Потаповский курганный могильник индоиранских племен на Волге / И. Б. Васильев, П. Ф. Кузнецов, А. П. Семёнова. - Самара : Самар. ун-т, 1994. - 207 с.

13. Гинзбург, В. В. Материалы к антропологии населения Западного Казахстана в эпоху бронзы : (Захоронения могильника Тасты-Бутак 1 в Актюбин- ской области) : [приложение] / В. В. Гин...