Развитие аренды земли в аграрной сфере европейского севера России в 1920-е гг.

Размещено на http://www.allbest.ru/

РАЗВИТИЕ АРЕНДЫ ЗЕМЛИ В АГРАРНОЙ СФЕРЕ ЕВРОПЕЙСКОГО СЕВЕРА РОССИИ В 1920-Е ГГ.

В.А. Саблин

Аннотация

арендный аграрный советский политика

Актуальность и цели. Актуальность исследования различных аспектов развития аренды земли в российской деревне 1920-х гг. определяется необходимостью получения нового знания о природе новой экономической политики, а также изучения в более широком контексте потенциальных возможностей парцеллярного крестьянского хозяйства в арендной и хозяйственной сферах после уравнительного перераспределения основного средства производства - земли. Цель исследования заключается в изучении основных факторов развития арендных отношений в деревне нечерноземной полосы России и выяснении потенциальных возможностей коммерциализации аграрной сферы в условиях советской действительности в период новой экономической политики.

Материалы и методы. Обоснованность результатов исследования обеспечена введением в научный оборот новых исторических источников, представленных отчетной и аналитической документацией по губерниям Европейского Севера России в Государственном архиве Российской Федерации, в Государственном архиве Архангельской области и Национальном архиве Республики Карелия. В основу анализа положены материалы бюджетной статистики крестьянского хозяйства. Данный вид источников содержит наиболее полную информацию о крестьянском хозяйстве и его семье и дает возможность изучить содержание социальной, демографической и производственной сторон их жизни. Бюджетные сведения позволяют выявить эволюцию доходности крестьянского двора на основе содержащихся в них детальных сведений обо всех отраслях хозяйственной деятельности крестьянина и о взаимоотношениях основных элементов хозяйства. В случае необходимости автор дополнял свой анализ массовым статистическим материалом. Методологическую доминанту исследования составили эпистемологические положения российской аграрной науки конца XIX - XX в., в частности теории семейной организации крестьянского хозяйствования, которые были сформулированы в рамках организационно-производственного направления исследований. Автор придерживается основ системного подхода и принципов историзма, что предполагает системно-структурный анализ жизнедеятельности крестьянского двора как целостного образования с присущими ему внутренними связями и их взаимодействием в контексте общеисторических перемен 1917 - первой половины 1920-х гг. Исследование опирается на проблемно-хронологический метод изучения исторической действительности, что позволяет сопоставить состояние константных величин и модификационных изменений в организации и функционировании семейно-трудовой кооперации крестьянского двора, происходивших в нем процессов и явлений в начале и конце изучаемого периода.

Результаты. Изучены основные направления законодательства в сфере аграрного производства и арендных сделок на землю, выявлены общие тенденции развития аренды земли и особенности ее проявления в неземледельческих губерниях России в 1920-е гг. Предпринята попытка типологизировать арендные отношения применительно к социально-экономическим и территориальным кластерам аграрного производства северной деревни. Обоснованы основные факторы арендных отношений (аренды и сдачи земли), выявлен «социальный портрет» арендодателя и арендатора земли.

Выводы. На основе анализа документальных и историографических источников сделан вывод о том, что на протяжении 1920-х гг. условий для масштабной коммерциализации крестьянского земледелия на Европейском Севере не сложилось. Отношения аренды-сдачи земли сохраняли в основе своей докапиталистический, потребительский характер. Неразвитость аренды находила объяснение в уравнительном переделе земли, предоставившем возможность для большинства крестьян самим обрабатывать свои небольшие земельные участки, и одновременно с этим в сравнительно медленном восстановлении промышленности и снижении крестьянского отхода, понуждавших крестьян заниматься исключительно сельским хозяйством.

Ключевые слова: типы крестьянского производства, арендные отношения, экономические зоны, характер аренды земли, формы аренды.

Annotation

V. A. Sablin

LAND LEASE DEVELOPMENT IN THE AGRICULTURAL SECTOR OF THE EUROPEAN NORTH OF RUSSIA IN THE 1920s

Background. The relevance of the study of various aspects of the development of land lease in the Russian village in the 1920s is determined by the need to obtain new knowledge about the nature of the new economic policy, as well as to study, in a wider context, the potential possibilities of parcel peasant farming in rental and economic spheres after an equal distribution of the main means of production - the land. The purpose of the study is to analyze the main factors in the development of rental relations in the village of the non-chernozem zone of Russia and to elucidate the potential for commercializing the agricultural sector under Soviet conditions during the period of the new economic policy.

Materials and methods. The validity of the research results is provided by introducing new historical sources into scientific circulation, presented by reporting and analytical documentation on the provinces of the European North of Russia in the State Archive of the Russian Federation, in the State Archive of Arkhangelsk region and the National Archive of the Republic of Karelia. The analysis is based on the materials of the budget statistics of the peasant economy. This type of source contains the most complete information about peasants' farms and their families and gives an opportunity to study the content of the social, demographic and production aspects of their life. Budgetary information can reveal the evolution of the yield of the peasant household on the basis of the detailed information containing in them about all branches of the economic activity of peasants and interrelations of the basic elements of the economy. When necessary, the author supplemented his analysis with mass statistical material. The methodological dominant of the study was the epistemological provisions of the Russian agrarian science of the late 19^th-20^th centuries, in particular, the theories of the family organization of peasant farming, which were formulated within the organizational and production vector of research. The author adheres to the foundations of the system approach and the principles of historicism, which presuppose a systematic structural analysis of the life of the peasant household as an integral formation with inherent internal connections and their interaction in the context of the general historical changes of 1917 and the first half of the 1920s. The research is based on the problem-chronological method of studying historical reality, which allows us to compare the state of constant quantities and modification changes in the organization and functioning of the family-labor co-operative of the peasant household, the processes and phenomena occurring in it at the beginning and end of the period under study.

Results. The main directions of legislation in the field of agricultural production and land lease transactions are studied, general trends in the development of land lease and the features of its manifestation in non-agricultural provinces of Russia in the 1920s are revealed. An attempt was made to typologize rental relations regarding the socio-economic and territorial clusters of agricultural production of the northern village. The main factors of lease relations (rent and lease of land) are justified, “social portraits” of a landlord and a tenant of the land are revealed.

Conclusions. Based on the analysis of documentary and historiographic sources, it was concluded that throughout the 1920s there had been no conditions for large- scale commercialization of peasant farming in the European North. The relations of land lease and rent retained their foundation of a pre-capitalist, consumer nature.

The underdevelopment of leasing was explained by the leveling redistribution of land, which provided an opportunity for most peasants to cultivate their own small land plots themselves, and at the same time a relatively slow restoration of industry and conditions for peasant withdrawal, which forced peasants to engage exclusively in agriculture.

Keywords: types of peasant production, lease relations, economic zones, nature of land lease, forms of lease.

Основная часть

Отечественная и зарубежная историография социально-экономических процессов послереволюционной России традиционно оперирует данными о том, что после категорического запрета аренды земли в годы военного коммунизма власти пошли на снятие ограничений на аренду с начала нэпа. При этом законодательство 1920-х гг. в вопросах аренды всецело исходило из интересов беднейших слоев деревни - основных сдатчиков земли в то время.

Закон о трудовом землепользовании (май 1922 г.) и Земельный кодекс РСФСР (декабрь 1922 г.) разрешали «временную переуступку прав на землю трудового пользования» (не более того количества, которое арендатор в дополнение к основному наделу в состоянии обработать силами своего хозяйства). Сдача всей или части земли в аренду за уплату деньгами, продуктами или другими видами вознаграждения допускалась для крестьянских хозяйств, временно ослабленных вследствие стихийных бедствий либо по причине недостатка у них инвентаря или рабочей силы, а также ее убыли [1, с. 158].

5 мая 1925 г. сессия ВЦИК приняла новую редакцию данной статьи Земельного кодекса: «Допускается сдача всей или части земли в аренду за плату, денежную или натуральную» [1, с. 649]. Очевидно, что законодатель этим шагом стремился ограничить широко практиковавшуюся в деревне издольную и испольную форму аренды.

Для развития указанных исходных норм по аренде было опубликовано довольно значительное количество инструкций, разъяснений и иных подзаконных актов. В 1922-1924 гг. законодательство исходило из общего для всего периода 1920-х гг. трудового принципа землепользования, поэтому предполагало определенные условия, обеспечивавшие отношения аренды. Сдача земли в аренду не разрешалась для дворов, полностью прекращавших ведение самостоятельного хозяйства по причине переселения или перехода к другим занятиям [1, с. 158]. Согласно циркуляру НКЗ от 24 мая 1925 г., сданная в аренду земля изымалась и землепользование вообще прекращалось при условии утраты двором «трудового строя, т. е. когда все наличные трудоспособные члены хозяйства не принимают непосредственного участия в работе по дальнейшему ведению хозяйства» [2, с. 152]. Следует отметить, что данное требование, равно как и первое, весьма существенным образом коснулось распространенного на Европейском Севере промыслового отхода. До Первой мировой войны промысловые хозяйства могли всей семьей жить на стороне, а так как право на землю за ними сохранялось, то они ее сдавали ежегодно в аренду и на долгий срок. В обстановке начала 1920-х гг., если отсутствующее хозяйство не обрабатывало само землю в течение двух лет, оно теряло право на нее. Это, по замечанию А. И. Хрящевой, «весьма сужало арендный внутриселенный фонд; отсутствующие дворы или сами приезжают обрабатывать свою землю, чтобы сохранить право на нее, или должны отказаться от земли вовсе» [3, с. 2]. Субаренда категорически запрещалась. Важным условием договора аренды являлось то, что обязательства, связанные с пользованием арендуемой землей, переносились на арендатора (съемщика) земли - «падающие на сельское хозяйство сдатчика сборы, налоги и повинности в течение срока аренды уплачиваются арендатором в части, соответствующей количеству арендованной им земли» [1, с. 159].

20 мая 1925 г. III съезд Советов СССР значительно изменил условия аренды земли. Был расширен минимальный срок аренды до двух севооборотов при многополье и на срок не выше 12 лет при трех- и четырехполье. Допускался наемный труд при обработке арендуемых участков. Земельным обществам предоставлялось право сдавать в аренду «отдельным землепользователям» свободные участки, допускалась аренда участков из государственных фондовых земель на срок до 12 лет. Рекомендованные изменения нашли отражение в Земельном кодексе РСФСР и были введены в действие декретом ВЦИК и СНК РСФСР 22 февраля 1926 г. [1, с. 656, 663]. Тем самым на время были обеспечены наиболее оптимальные по условиям нэпа возможности для развития арендных отношений.

XV съезд ВКП(б), прошедший в декабре 1927 г., положил начало постепенному свертыванию «либеральной» фазы нэпа. Взятый правящей партией курс на обобществление деревни упирался в ранее существовавшее земельное законодательство, базировавшееся на регулировании поземельных отношений индивидуальных крестьянских дворов. Поэтому власть активно взялась за его «исправление». Принимается решение о постепенном сокращении «площади земли, сдаваемой в аренду в тех районах, где аренда ведет к росту кулацких элементов». Срок аренды земли ограничивался шестью годами и т.д. [4, с. 67].

Данные директивы нашли отражение в новом земельном законе «Общие начала землепользования и землеустройства», принятом 15 декабря 1928 г. сессией ЦИК СССР. Закон запретил кулакам сдавать землю в аренду. «В тех случаях, когда земля сдается в аренду кулацкими хозяйствами, такая земля постановлением земельно-судебных органов должна изыматься». Крестьянин, регулярно сдававший землю в аренду, лишался этой земли, если по истечении установленного предельного срока не приступал к ее обработке [1, с. 304, 305]. Ужесточались условия аренды, усиливался контроль сельсовета за этими отношениями и т.д. В конечном итоге, по мере насаждения колхозов и ликвидации «кулацких» хозяйств, право заменялось политикой, отступало на задний план.

Таким образом, законодательство об аренде земли базировалось на классовых принципах, исповедуемых властью. Изначально в глазах партийного руководства зажиточный крестьянин выглядел опасной и политически вредной фигурой. В хозяйственной политике ставка делалась на бедняцкие дворы. Формировался своеобразный культ бедноты. Любое изменение политической конъюнктуры в стране тотчас же находило отражение в законодательной базе. Как показывает дальнейший анализ, местная власть стремилась следовать политическим директивам в этом вопросе, но реальная практика арендных отношений оказывалась несравненно разнообразней законодательных установлений. Приведем для примера выдержки из текста резолюции «О работе в деревне», принятой на VI Архангельской губернской партийной конференции, состоявшейся 8-12 июля 1922 г.: «Наблюдая быстрое развитие арендных отношений и наемного труда, усиление роста частного посреднического капитала, с одной стороны, и с другой стороны, тягу к развитию кустарной промышленности и стремление беднейших хозяйств деревни сохраниться в качестве жизнеспособных хозяйственных единиц, партия, давая простор развитию хозяйства середняцкого типа, в то же время ни в коей мере не должна поощрять быстро обогащающегося хозяйственного крестьянства (кулачества), создаваемые им буржуазно-хозяйственные единицы, а должна всемерно экономически поддерживать маломощные хозяйства, стремясь тем самым к сокращению (?) хозяйственного и политического равновесия в деревне. Вследствие наступления нового периода жизни деревни, несколько иных форм хозяйственного и культурного строительства, методы нашей работы в деревне, наш подход к крестьянскому населению коренным образом также меняются. Административно-принудительный и политически-агитационный подход должен быть сменен нашей органической хозяйственно-организационной и культурно-просветительской работой. Это касается ранее обычно принимаемых мер всякого административного воздействия к некоторым хозяйственным организациям. То же самое следует сказать и в отношении условий применения наемного труда в сельском хозяйстве и аренды земли, и лишь в некоторых случаях применять верные практические меры, которыми было бы возможно целесообразно ограничить крайности и вредные преувеличения в указанных отношениях» [5].

В целом вплоть до середины 1920-х гг. отношения аренды не получали на Европейском Севере сколь-нибудь масштабного развития. Увеличение числа арендующих хозяйств и расширение арендованных площадей статистика относит к 1926 г. Это было связано, в первую очередь, со смягчением законодательства в арендном вопросе и улучшением учета, отчасти с легализацией прежних арендных сделок.

Несмотря на некоторый рост по уровню развития аренды, Европейский Север оставался регионом с наименьшими в СССР показателями отношений аренды. В 1926 г. удельный вес крестьянских хозяйств, арендовавших пашню, в Крайнем Северном районе составлял 1,30 %, сенокос - 5,80 %.

В Северном, более земледельческом, районе - соответственно 0,50 и 1,40 %. Число дворов, сдававших в аренду пашню, равнялось в Крайнем Северном районе 0,50 %, сенокос - 2,30 %, в Северном - соответственно 0,50 и 3,50 % хозяйств [6].

В конце 1920-х гг. ряд факторов экономического и политического свойства не изменил, а наоборот ослабил систему поземельных арендных отношений в деревне. Это проявлялось на уровне отдельных регионов в большей или меньшей степени, но было характерно для страны в целом.

Если посмотреть на данные о развитии крестьянской аренды в разрезе экономических районов (гнезд) Европейского Севера в 1927-1929 гг., то они также подтверждают высказанное мнение о преобладании арендных отношений в районах с наиболее развитым земледелием.

Своеобразие хозяйственного развития отдельных территорий давало основания для статистики выделить на обширной территории Европейского Севера восемь экономических районов - «приморский рыболовно-заводской, молочный», «лесопромысловый», «лесной, кустарно-промысловый», «лесной, кустарно-промысловый, мясомолочный», «лесопромысловый, мясомолочный, льняной», «молочный, лесопромысловый», «молочный, кустарно промысловый», «молочно-маслодельный, льняной».

По числу арендаторов и сдатчиков земли среди сельских дворов первое место занимали молочные, лесопромысловые и кустарно-промысловые районы - Подвинье, район Шенкурска, Няндомы и окрестностей Архангельска. Среди сельских дворов с неземледельческими занятиями первое место по развитию арендных отношений принадлежало молочному лесопромысловому, лесным кустарно-промысловым и мясомолочным районам юга АО Коми, Подвинья, районов Шенкурска, Няндомы и Холмогор.

В завершение более подробно остановимся на причинах, вызывавших потребность аренды земли, а также условиях аренды. Выше уже отмечалось, что основными причинами сдачи земли в аренду являлось отсутствие основных средств в хозяйстве. Достаточно полный анализ факторов (причин) сдачи в аренду земли крестьянскими дворами содержался в отчете по сельскому хозяйству Северо-Двинского губернского земельного отдела за 1927/28 г.: из всей совокупности обстоятельств, повлекших за собой сдачу земли в аренду, отсутствие рабочей силы в хозяйстве являлось основной причиной (45,80 % от всех арендных сделок), отсутствие инвентаря - 19,00 %, переселение и выселение хозяйства - 19,00 %, стихийные бедствия и прочие обстоятельства - 16,20 % [7].

Данные причины являлись достаточно типичными для всего Европейского Севера, а это значит, что в массе своей, за исключением тех обстоятельств, о которых уже шла речь, аренда земли имела потребительское значение. В большинстве арендных сделок, отмечалось в отчете Коми Облзу за 1927/28 г., «значительных выгод не получают ни сдатчик, ни арендатор, так как размер арендуемых участков не превышает 0,1-1 гектара на хозяйство, и вызываются [они] в большинстве [своем] временными обстоятельствами (отсутствие работника на заработках, болезнь, смерть работника в хозяйстве сдатчика и, наоборот, наличие некоторых свободных рабочих рук в хозяйстве арендатора)» [8].

Следует обратить внимание на одно важное обстоятельство, отмечавшееся в цитированном отчете, - сдачу земли в аренду промысловыми дворами. В поисках большего заработка крестьяне предпочитали сдавать свой участок в аренду ближайшему соседу. Данное явление было достаточно типичным для лесных и промысловых районов края. «Уходя на летний сезон на заработки, хозяйство сдает землю в аренду, однако в большинстве случаев не порывая связи с землей», - отмечалось в отчете Архангельского губернского земельного управления за 1926/27 г. [9].

Потребительский характер аренды находил подтверждение в преобладании на Севере краткосрочной (зачастую разовой) аренды. В Северо-Двинской губернии, по данным того же источника, в 1927/28 г. 47,00 % арендных сделок были заключены на 1 год, 36,00 % - на 3 года и 17,00 % - на два года. В Карельской АССР в 1928 г. абсолютное большинство сделок на аренду пашни и сенокоса не превышало 2 лет [10]. Данные отчетов земельных управлений Архангельской губернии и АО Коми за 1927/28 г. также подтверждают преобладание в деревне краткосрочной аренды.

Арендная плата, натуральная по преимуществу в начале 1920-х гг., к концу нэпа постепенно заменялась денежной. В Архангельской губернии в 1926 г. среди форм оплаты аренды пашни 31,10 % составляла денежная плата, 17,00 % - натуральная, 39,30 % - издольная, 4,40 % - отработки и лишь 8,20 % - смешанная плата. В 1927 г. в губернии и АО Коми отмечалось уже явное преобладание денежных форм оплаты. В Северо-Двинской губернии в 1927/28 г. денежная оплата представляла 61,50 % от всех случаев аренды, натуральная - 25,10 %, отработки - 13,40 %. При этом денежная плата по преимуществу относилась к аренде пашни, оплата натурой - к аренде сенокоса [7]. Аналогичный вывод сопровождает анализ арендных отношений в Архангельской губернии в 1925/26 г. [11]. В Карелии в 1928 г. денежные сделки составляли 86,00 %, натуральные - 1,20 %, издольные - 7,60 %, сделки в смешанных формах - 5,20 % от всех заключенных арендных договоров [12]. Примечательно, что смешанные формы оплаты предполагали такие условия, как «уплату сельскохозяйственного налога», «изготовить изгородь», «за теленка», «не запустошить землю» и др.

Судя по бюджетным обследованиям крестьянских дворов 1924/25 г., денежный доход, получаемый от сдачи земли в аренду, был крайне незначительным и составлял для дворов с посевом до 2 дес. 0,47 червонных руб. на двор (0,17 % от всего совокупного дохода), для хозяйств с посевом от 2,01 до 4,0 дес. - 1,72 червонных руб. на двор (0,42 % от всего дохода) [13, с. 48, 49].

Таким образом, на протяжении 1920-х гг. отношения аренды-сдачи земли на Европейском Севере, испытав период резкого сокращения в ходе аграрной революции и Гражданской войны, получили некоторый импульс к своему развитию во второй половине 1920-х гг. Тем не менее уровень этих отношений значительно уступал дореволюционному времени. Неразвитость аренды находила объяснение в уравнительном переделе земли, предоставившем возможность для большинства крестьян самим обрабатывать свои небольшие земельные участки, и одновременно с этим в сравнительно медленном восстановлении промышленности и снижении крестьянского отхода, понуждавших крестьян заниматься исключительно сельским хозяйством. По мере снятия юридических ограничений с отношений аренды и расширения промысловой деятельности селян в конце 1920-х гг. статистика фиксировала увеличение числа хозяйств, сдававших свою землю в аренду. Эволюция формы оплаты за аренду земли от преимущественно натуральной к денежной дает основание утверждать, что в северной деревне постепенно формировались условия для более выгодного использования своей рабочей силы вне своего двора. Постепенно возродилась практика сдачи земли (всей или ее части) в аренду уходившими на заработки промысловыми дворами.

Аренда носила по преимуществу внутриселенный характер. Постепенно складывалась группа дворов, которые имели земельный надел, превышавший среднерайонные показатели, но при этом стремились посредством аренды расширить свое землепользование. В роли сдатчиков земли выступала, тем не менее, весьма небольшая часть представителей низших групп дворов, плохо обеспеченных средствами производства; большинство из них предпочитало само обрабатывать свои наделы. Арендные сделки носили неустойчивый, эпизодический характер и заключались на краткосрочный период - в 1-2 года.

В конечном итоге на протяжении 1920-х гг. условий для масштабной коммерциализации крестьянского земледелия на Европейском Севере не сложилось. Отношения аренды-сдачи земли сохраняли в основе своей докапиталистический, потребительский характер.

Библиографический список